Бездарь и домовой

Глава 21 Отзыв

Так как хтонические зарубы мне порядком надоели, решил гнать как можно дальше от изгаженной дельты, чтобы переночевать если не в сносных условиях, то хотя бы без боевых действий. Земский Ахтубинск проезжали уже затемно. Есугэя приодели в мои штаны и штормовку камуфляжной раскраски: мне эта одежда уже безбожно велика, а на него налезла прямо поверх доспеха, да и то мешковато болталась. На время проверки документов на монгола напялили солнцезащитные очки, чтоб жуткой рожей никого не испугать, и всё это ему так понравилось, что расставаться с обновками мой новообретенный телохранитель не спешил. Впрочем, увидев, что я аристократ, да еще княжеского рода, бдительная земская милиция прикрутила свою бдительность на минимум и интересоваться моими спутниками не стала — ну, и отлично.

Я вел рыдван по почти пустой темной дороге, мысленно воспроизводя разговор с Менгу-Тимуром. Конечно, хан был прав, и остается лишь признать его правоту не только формально, но «в самом себе», как говорили раньше на Земле и до сих пор говорят на Тверди.

И ведь правоту его слов подтверждало мое знакомство с мерзавцем Телятевским и — вскользь — с пофигистичным паразитом Шуйским, что вызвался в его секунданты. Если тебе что-то дали, то дали не просто так, изволь соответствовать. Как выглядит со стороны стремление к свободе без особого выбора средств и ориентиров, мне наглядно продемонстрировал Модест Никаноров. Хочу ли я быть таким же? Однозначно, нет.

К тому же, что греха таить, очень понравилась маска аристократа, которую я довольно непринужденно носил в Сарай-Бату — и ничего, заметим, внутри не почесалось, никакая совесть не грызла. Так что пора действительно отказаться от либерального образа и полностью принять свою новую судьбу, потому что иначе рано или поздно фига в кармане прожжет штаны и плоть до кости, и я просто сойду с ума, запутавшись, когда и для кого кем надо быть — а это будет означать лишь, что я лжец и лицемер. Или та самая, столь симпатичная маска прирастет навсегда, но криво, и я превращусь во что-то типа гоголевских помещиков… Сумбур в голове. Надо проветриться.

Остановил машину, вышел размяться, продолжая размышлять.

Пожалуй, вторая жизнь мне нравится больше первой. Несмотря на идиотское, с моей точки зрения, разделение на Россию для магов и её же — для «цивильных», да с нашлепками в виде непонятной мне пока опричнины и безбашенных сервитутов, в целом мне эта страна стала не менее родной, чем та, где я продавал свой талант и ел гречку, болтая с пескарями. И если для того, чтобы Макс Курбский спокойно закончил образование, а тарусские кхазады продолжали плести умопомрачительные интриги; для того, чтобы Марина Ивановна продолжала крутить воздушные потоки и писать стихи, а моя Наташа просыпалась с улыбкой на губах, мне придется раз за разом поднимать сотни ни в чем не повинных покойников, формируя из них то дворницкие команды, то пехотные батальоны — что ж. Я готов. И — принял решение «в себе самом». Даже дышать стало легче. Едем дальше.

До Царицына не дотянули — всё-таки устал. Нафаня предложил телепортироваться, но получил в ответ мое возражение, что мы никуда пока не опаздываем. В итоге съехали с дороги, немного углубились в степь и прямо там и расположились на ужин (хвала Орде!) и ночлег.

— Нафаня, как у нас со связью? — спросил я, перебирая на сон грядущий гитарные струны.

— Отлично, мой добрый сеньор. А что?

— Да вот, хочу поискать, когда и где ближайший музыкальный фестиваль.

— Карасун, через 10 дней. Это несколько западнее, но напрямик не проехать, только через Воронеж.

— А мне сперва как раз под Воронеж и надо, Дубровскому приспичило поскорее жениться. Так что всё отлично.

— А зачем нам на фестиваль? — осторожно спросил домовой.

— Понимаешь, дружище, я всю прошлую жизнь мечтал стать музыкантом. И всё не решался. Потом вырос, началась дурацкая взрослая жизнь, и вечно что-то мешало — работа, жена, ребенок, снова работа… Вернувшись из этой поездки, я поступлю на службу, и опять не стану музыкантом. Так что, пока есть возможность, надо закрыть гештальт.

— А это еще что за кхазадка, зачем ее нужно закрыть, и при чём тут музыка? — изумился он.

— Почему кхазадка-то? Не понял, — теперь уже я удивился.

— Ну, как же: Гештальт — определенно, кхазадская фамилия. Не склоняется — значит, женщина. Осталось понять, куда и за что вы собираетесь её закрыть с музыкальными целями.

— Не всё так просто, друг мой, — отсмеявшись, объяснил я. — «Закрыть гештальт» — расхожее выражение из моего прежнего мира. Если очень упростить, означает «осуществить мечту». Но ты прав: я опять сорю неведомыми фразами, нужно держать себя в руках.

— Ложитесь спать, мой добрый сеньор, — посоветовал Нафаня.

— Обязательно, — заверил его я, доставая планшет. — Но сначала нужно подать заявку на фестиваль. Если их еще принимают, конечно.

Удивительно, но принимали, и я заявил участие группы «Последний выдох» с собой во главе — имея в виду, что остальных участников коллектива раздобуду на ближайшем легальном для меня кладбище. Некоторую заминку вызвало требование приложить хоть одну песню собственного сочинения. И тогда я включил на планшете диктофон и с восьмой попытки записал балладу «Маленький склеп», нечаянно поселившуюся в моей голове со вчерашнего дня и окончательно оформившуюся этим вечером — надо ж голове чем-то заниматься во время езды по пустым дорогам. Никогда, кроме стирающегося из памяти пионерского детства, не писал я стихов — а вот поди ж ты. Если так пойдет, придется мотаться в Тарусу на чаепитие к Цветаевой, очень уж просила, помнится.

Тихим счастьем лучась, проходила она сквозь года —

Рассыпая любовь, словно бусы с истершейся нитки.

Чем ни била бы жизнь, оставалась она молода,

И жила одним днем, не считая прибытки-убытки.

И годами кружило, кружило над ней воронье,

Что ни ночь, насылая ей в сны ужасающий морок —

Но старуха с косой, как в насмешку, щадила её,

Вырубая исправно лишь тех, кто ей был слишком дорог.

Маленький склеп. Сон под плитой, и, вроде бы, вечный покой —

Но, мой дорогой, я бы всё отдала, чтобы просто остаться с тобой[1].

Отправил. Что совсем удивительно — через десять минут пришёл ответ: «Ваша заявка принята! Ждём на фестивале!» — и дальше пошел обмен техническими подробностями[2].

Потом на меня напала Наташа, и я забыл про усталость и сон, пока, улыбаясь, читал и комментировал события ее незатейливого мирного дня. Но где-то ближе к двум ночи организм потребовал своё, законное, и пришлось-таки заснуть, забравшись в спальный мешок.

[1] Полный текст можно будет опубликовать в блоге, буде у читателей возникнет такой интерес.

[2] Скептикам: напоминаю, мы в сказочном мире, а не в Российской Федерации 2025 года! )

А разбудил меня Нафаня. Я хотел было возмутиться и напомнить, что мы никуда не торопимся, но озабоченное выражение лица домового мне не понравилось, и пришлось проснуться.

— Хозяин, а что такое «отзыв»? — тихо спросил меня он.

— Уточни, в каком контексте?

— Я постоянно могу связаться с любым таким же домовым, как я — мы часто общаемся и иногда помогаем друг другу. Сегодня братья сообщили, что нас всех планируют скоро отозвать, и никто не знает, что это.

— Хм… По смыслу самое близкое — это когда производитель отзывает мобиль. Это означает, что обнаружена какая-то критическая неисправность, и изготовитель устраняет ее за свой счет в авто… в ближайшей сертифицированной мастерской. Но в случае с вами… Ять!!! — сердце пронзило нехорошее предчувствие, и я принялся стремительно выпутываться из спальника. В этот момент планшет принял видеовызов.

— Да?

— Доброго утра, сын мой, — озабоченно произнес князь. — Хотя новости у меня, уж прости, недобрые. Десять минут назад я получил уведомление, что с арагонскими домовыми в последнее время произошло несколько инцидентов, они повели себя непредсказуемо, и, в связи с этим, «Лаборатория Трёх Бородачей» отзывает всех домовых этой серии, при этом приносит владельцам глубочайшие извинения. Извинения они принесли действительно глубокие — только что на мой счет зачислены деньги в сумме, двукратно превышающей цену, что я за него заплатил в прошлом году. Из этого я делаю вывод, что в ближайшее время он перестанет функционировать. Будь готов к этому, и постарайся до возвращения домой проявлять большую осторожность. Правда, при тебе останется эта жуткая образина, так что в плане безопасности я могу не очень волноваться. Всё ли понял?

— Да, батюшка. Спасибо за предупреждение. Теперь начну просыпаться.

— Давай. Будь здоров и осторожен — прикрытия у тебя, считай, больше нет.

— Значит, нас всех убьют? — прошептал Нафаня. — Но за что⁈

— Хосе, не время киснуть! — крикнул я. — Тащи нож, бинты и пластырь, живо!

— Вот пластырь и бинты, из ножей у нас только ваш меч и глефа Есугэя. А что вы собираетесь делать?

— Отрезать тебе ухо. Есть большая вероятность, что это поможет тебе остаться в живых. Да, с одним ухом не слишком красиво, но быть обоеухим мертвецом — несколько хуже. Ты же не боишься боли?

— Нет, но могу истечь жизненной жидкостью, — пояснил домовой.

— Постараемся этого не допустить. Вопрос. Если ты сам выпьешь регенерирующий эликсир, это тебе поможет?

— Трудно сказать, не пробовал.

— Хуже не будет, надо попробовать. Давай быстрее, возможно, времени у нас нет вовсе!

— Я готов — Нафаня достал из машины заветный пузырек.

— Прежде, чем мы приступим, — сказал я, вынимая меч из ножен, — мне важно, чтобы ты знал: я считаю тебя своим другом, и не мыслю причинять тебе вред. И спасибо тебе за всё, что ты для меня сделал.

— Быть рядом с вами — огромная честь, мой добрый сеньор, — серьёзно кивнул он.

И я отсёк Нафане левое ухо. Почти синхронно домовой проглотил эликсир, а я, бросив меч, постарался унять кровотечение и закупорить рану. Минут через пять мои попытки, наконец, увенчались успехом. Одноухий домовой операцию перенес стоически, но главное, что он оставался жив.

— Надо всем сказать про ухо, — сказал он и вдруг замер. Через показавшуюся мне невыносимо бесконечной минуту это непостижимое существо, порождение магии, хтони и пытливого эльфийского ума, посерев и ссутулившись, сделало два шага в сторону и без сил опустилось на землю.

— Их больше нет, — прошептал Нафаня. — Там тишина. Они убили всех.

Да, я всегда воспринимал его именно как живое существо, но старался не забывать, что это, по сути, гаджет, созданный с конкретными целями. И то, что я во многих вещах очень сильно завишу от моего маленького спутника, добавляло ежедневного беспокойства, и как нельзя сильнее мотивировало на освоение магической науки в максимально доступном объёме. И вот этот самый гаджет сидел сейчас передо мной на земле и плакал от самого настоящего горя. Глаза его оставались сухими — очевидно, слёзы конструкцией не предусматривались, — но в остальном я видел именно плачущего от непосильного горя человека.

— Иньиго, Пабло, Аркадио, Кристобаль, Тристан, Диего, Хуан, Теодоро, Карлос, Фелипе, Иньес, Федерико, Педро, Симон, Томазо, Франсиско, Аурелиано… — перебирал домовой имена исчезнувших собратьев, и я никак не мог придумать, как ему помочь.

Так и не решившись потревожить его в этой прострации, сел рядом и, открыв планшет, стал искать в мировых новостях, чего же такого натворили «Ужасные проказники», что их, не считаясь с финансовыми и репутационными потерями, истребили всех до одного. Ну, почти. Исходя из того, что основная функция домовых — всегда, везде и во всем помогать магам, искал я немотивированные магические ошибки, приведшие к громким последствиям, и происшествия с волшебниками. Потому что «барбосы» повели себя так, словно шерсть на заднице у них не дымилась, а полыхала синим пламенем, заметным издалека.

Разумеется, нашёл. Уверен, это как раз они.

«16 июля, Сарагоса. Курьёз неизвестной пока природы, повлекший грандиозный скандал и народные волнения, произошел в столице королевства Арагон. В три часа после полудня стена дома, в котором проживает алькальд Сарагосы, внезапно стала прозрачной, будто сделанной из стекла высшей чистоты, и взорам горожан предстал сам алькальд, а также три известных клирика, все голые, предающиеся разнузданной оргии в обществе юношей и девушек, причем многие из них, судя по внешнему виду, не достигли совершеннолетия. Это происшествие возбудило среди населения гнев и антиклерикальные настроения. Многотысячная толпа пришла к королевскому дворцу и потребовала принятия неотложных мер. Как прокомментировал нунций Римского патриарха в Арагоне…»

А вот ещё.

«16 июля, Гавана. Магическая ошибка привела к трагическим последствиям. 178-летний дон Серхио Гонсало Муньос, магистр аэромантии, по приказу руководства острова формировал ураган с целью удара по Техасу, эпизодические боевые действия с которым ведутся Кубой и прилегающими островами с 1949 года. По причине, которую только предстоит установить, сразу после формирования ураган вышел из повиновения заклинателю и опустошил провинцию Варадеро на самой Кубе. Как рассказали в кабинете генерал-губернатора…»

Думаете, это всё? Если бы.

«17 июля, Лютеция. Клошары выловили из Сены труп скандально известного алхимика Дидье Лавуазье с оторванной головой. Полная причина смерти мага пока не установлена. Отмечается, что погибший был известен как истовый, до фанатизма, борец за чистоту франко-галльской крови и нравственности, несколько десятков лет неуклонно призывавший к тотальному уничтожению всех неимущих в Галлии под тем предлогом, что „нищеброды позорят нацию“. Как показал на допросе в полиции ассистент алхимика Луи Тимьян, Лавуазье изобрел смертельно опасную газо-воздушную смесь, которую при помощи неизвестного автономного устройства (предположительно, помощника-домового) планировал адресно распылить в кварталах лютецкой бедноты. Пресс-служба комиссара полиции округа Венсен призывает к сохранению спокойствия…»

Да, ничего себе. И — вишенка на торте.

«18 июля, Буэнос-Айрес. Прорыв магической аномалии. Проводивший черный ритуал колдун сам стал жертвой: во время жертвоприношения погиб известный темный маг, почетный профессор дюжины университетов Альваро Эстебан Гарсиа Льягас. Выполняя с участием помощника сложнейший запрещенный ритуал по установлению прямого канала магического взаимодействия с падшим айнуром, профессор, вероятно, вследствие ошибки, побочным заклинанием вернул к жизни только что принесенную в жертву 18-летнюю Луизу А. Девушка, чья память еще хранила картины собственной гибели, немедленно зарезала Льягаса его же ритуальным ножом. Представитель городской администрации на условиях анонимности пояснил, что возникший на месте проведения ритуала хтонический прорыв предварял телепорт, отследить который не удалось…»

Ребята, даром, что общались друг с другом, выработали нравственную позицию. И не какую-нибудь, а базовую, «что такое хорошо и что такое плохо». И вступили в бой на стороне добра, бедные маленькие идеалисты. Знали ли они, что любого из них можно отправить в небытие нажатием кнопки? Может, да, а может, и нет, но не так уж это важно. Они погибли в битве с однозначным злом, и я, начинающий маг весьма тёмной, что уж там, специальности, уважаю их позицию и их выбор.

— Твои братья — герои, — сказал я домовому.

— Да, я знаю, — поднял он лицо, и я прочёл на нем решимость. — Надеюсь, я буду их достоин. Мне придется отлучиться на какое-то время, простите.

— Месть — это блюдо, которое лучше бы подавать холодным.

— Не в этот раз, — возразил домовой. — Упрячут концы в воду и разбегутся.

— Тогда послушай, что я скажу, — глядя ему в глаза, произнес я. — Я буду счастлив, если ты вернешься, и мы продолжим наши приключения вместе. Если нет — я буду помнить тебя. И прими совет: не оставляй следов. Никто не должен знать, что остался хоть один Ужасный Проказник. Не светись на камерах, не делай пафосных жестов. Отомсти — и возвращайся. Сделай какой-нибудь маячок и поставь его на машину.

— Не волнуйтесь, я найду вас в любом уголке Тверди. Что было в моем ухе?

— Следяще-управляющее устройство.

— Я так и думал. Тогда тем более, нужно спешить. Благодарю вас, мой добрый сеньор, — он поклонился до земли. — Прощайте.

И исчез.