*****
— Никак не думал, что вот это: "Бедняжка, ему надо помочь!" — нужно понимать буквально! — пыхтел Полкан, карабкаясь за Моной на третий этаж замка. Кентаврам тяжело давались узкие лестницы. И если внизу все залы и ступени строили так, чтобы всадник с конем спокойно мог проехать, подъем в спальню барона в башне комфортом для кентавров не отличался.
— Подумай, как ему тяжело вечером карабкаться туда после очередной попойки, а утром спускаться по крутой лестнице! — подбадривала Мона.
— Ага, — кивал Полкан. — Хочется, чтобы кто-то обо мне так заботился!
В том, чтобы предупредить Романа Малабарда о кознях его сестрицы, у нас нашелся верный союзник — Марфа. Кормилицу мы не боялись, она казалась разумной и решительной особой. Девочки переговорили с ней, потом кентавры ушли к барону с личным визитом. При способностях Моны им ничего не грозит. Разве что хозяин замка подумает, что видел странный сон.
Дженни и Марфа ушли на кухню. Кормилица считала, что нас нельзя отпускать без настоящего обеда. Дженни держала на руках спящего Зайку.
А мы с Витьком и Лёхой тихонько уползли во двор. Мрачные коридоры замка уже порядком надавили нам мозги. Хотелось на простор.
На заднем дворе, в огромном стогу сена, раскопанном до формы мягкого дивана, нежился в окружении нескольких поклонниц молодой парень в венке из луговых цветов. Точное число девушек счету не поддавалось, они поминутно убегали и возвращались, принося ему горячий пирожок из кухни, стакан молочка или чего покрепче, спорили, кому возлежать поближе, а кому обмахивать его цветущей веткой. Странно, что он успевал уделить внимание всем. Поклонницы явно не чувствовали себя ущемленными в правах и их количество могло только расти.
Узкое лицо с выгоревшими до рыжины ресницами и большим насмешливым ртом показалось нам странно знакомым.
— Иван?!
Он томно открыл глаза. Сомнений не осталось.
Девки с визгом вскочили, не зная, бежать или встать грудью на защиту любимчика. Убедившись, что ни один из нас им не отец, не муж, не брат и даже не сосед, красотки утихли.
— Идите, милые, погуляйте пока! Не беспокойтесь обо мне. Ещё увидимся, — деревенский султан отпустил свой гарем, послав каждой воздушный поцелуй и улыбку, а некоторых успев ободрить нежным жестом.
Кокетливо оглядываясь, смеясь и на ходу закручивая косы, поклонницы ушли. Взгляд адресованный нам, без томного флера стал вопросительно холодным.
— У вас ко мне важное дело? Желаете драться? Или вас так много, что один на один никак не получится?
— Мы не желаем, — Витёк дружелюбно показал клыки. Любил козырять ими при знакомстве. — Просто не ожидали. Ты не боишься тут… около замка…
— Мы знакомы? — Иван заинтересованно сел. — Во всех мирах так мало мужчин, которые не хотят меня убить, а я вас почему-то не помню… Извините! — он обезоруживающе улыбнулся в своей манере. Это стоило улыбки с клыками.
— Мы мельком виделись вчера… на дороге, — напомнил Лёха.
— А! Это с вами гуляли такие потрясающие девушки? Блондинка с крыльями и рыжая! Простите, не признал! Толком не разглядел вас, был слегка занят.
— Почему, с крыльями? — нахмурился Витёк.
— Она же муза, разве нет?
— Да, но… как ты узнал? Мона ведь маскируется.
Иван недоуменно пожал плечами:
— У нее крылья, она светится… Что я музу не видел?
— Ты видишь ее такой… всегда?
— Как же иначе?
— Ясно, — смирились мы. — Да, Мона пегас. Еще скажи, не заметил, что у них по четыре ноги!
— Правда?! — глаза у бабника привычно загорелись. — А где они сейчас?
— Они, вместе со своими ногами, крыльями и другом-кентавром где-то в замке, — охладил я Иванушку. — У нас есть время поболтать. Знаешь тихое место, где нет твоих поклонниц и нам не помешают?
Он встал, отряхивая соломинки. Мы обратили внимание на его новую сорочку с вышивкой незабудок по воротнику. Вчерашняя одежда сильно пострадала в драке. Но сельский край не без добрых женщин.
— Будем знакомы. Иван Сударь, — он протянул руку. — Впрочем, вы знаете.
Мы назвались и обменялись приветствиями. Потом сидели в малюсенькой сторожке, пристройке к кухне, где быстро появилась бесплатная закуска и выпивка. Всё исключительно по доброте помощницы кухарки.
— Барон мне не опасен, — жуя, пояснил бабник. — Наоборот. Давний знакомый. Не друг, но не убьет, если узнает. Скорее, даст пересидеть, пока в окрестностях облавы не пройдут. Вот баронесса — хуже. Запала на меня! Хорошо, что Гортензия не любительница прогуливаться по сельскому двору, — он криво усмехнулся и отпил квас из кружки.
— Неужели на свете есть женщины, которые тебе не нравятся? — подколол Лёха.
— Таких немного! — Иванушка выразительно поиграл бровями. — Но нет правила без исключений! Гортензию я помню ещё девочкой. Уже тогда редкая была стерва!
— А есть такие, кого ты не можешь обаять?
— Любая, — поморщился бабник. — Если действительно любит другого, меня не замечает. Зато все свободные — мои!
— Выходит, обманутые женихи и мужья сами виноваты? — спросил ВиктОр. — Нельзя удержать то, что им не принадлежит!
— А ты вовсе не при делах! — хмыкнул я. — Сами напрашиваются, сами на шею вешаются…
— У меня крыльев нет! — Иван подергал плечами, намекая, что он тоже не ангел. — Но силой ни к кому не пристаю! Мне достается, это бывает, но сам-то руки распускаю в дозволенных пределах. Бывает, мужики приревнуют ко мне на ровном месте и бесятся потом. Могут даже пары расстаться, хоть большей глупости на свете нет. Если любишь — верь, не любишь, отпусти! Зачем друг другу жизнь портить? Столько несчастий из-за стремления сделать себе назло… — он вгрызся в яблоко, словно хотел сам себе заткнуть рот, чтобы не говорить больше ничего. Но яблоко скоро закончилось, и бабник не сдержался: — Ненавижу!! Жалкие собственники! Отравлять жизнь подозрениями проще, чем посмотреть правде в глаза! Вернее, в зеркало. Достали проявитель рогов, и нет вопросов! Да все боятся…
— А что это за штука? — насторожились мы. — Волшебное зеркало?
— Нет, порошок. Пепел райской сосны, символа правды. Не слышали? Значит, холостяки! — он засмеялся, признав собратьев. — Берешь буквально несколько крупинок проявителя, посыпаешь голову своей половины (согласие не требуется, можно открыто, можно тайно, во сне), и если изменяла, у тебя очень явственно проступят рога. Наглядного размера и ветвистости. Никто не хочет проверять, вдруг вырастут? Кретины!..
— То есть, их видно не только в зеркале, они настоящие, да? — мурлыкнул Лёха.
— Волшебные! Ни отпилить, ни спрятать — не старайся. Избавиться от рогов можно одним способом. Если виновная сторона раскается и добровольно посыплет себе голову пеплом. Но не из жалости, а по правде.
— Как интересно! Наглядное свидетельство верности и неверности. Спасибо, будем знать.
— Дай Боже, чтобы не пригодилось, — с жалостью усмехнулся Сударь. Взгляд снова стал колючим: — А этих трусов я убить готов! Терзают таких красавиц!.. Честных, добрых… Мне бы такую!
Мы наконец-то поняли, откуда его титул в других странах. Переводилось на местный манер не только имя, но и фамилия.
— А правда, что убивал?
— Случалось. Если с оружием набрасывались… Но и меня ведь убивали, не раз, так что всё честно.
— Вань, а другую баронессу, жену барона ты знал?
— Зоюшку? Ещё бы! Красавица была, добрейшей души хозяйка. Скучала здесь одна… — он отрицательно тряхнул волосами в ответ на наши любопытные взгляды: — Не поддалась мне.
— Само собой! Говорят, муж принял меры!
Иван чуть не подавился горбушкой от удивления, когда понял намёк.
— Вы, что ли, про пояс думаете? Ха! Что против меня пояс? Хотела бы…! — он сделал жест, сметающий препятствия. — Главное, что в сердце.
Мы помолчали и пили квас, чувствуя рядом нечеловеческое одиночество внутри одного сердца. Если б не предсказание Ли Хо и Ванькина репутация… Но пока рядом не маячили барышни, нам не хотелось оставлять хорошего парня одного, на растерзание ревнивцам и борцам с чужаками. Ведь не сегодня-завтра снова придут с вилами, тем более, что он не прячется.
— Мона сказала, как ты сбежал, — не к месту пробормотал Витёк.
— Угу, низкий поклон ей!
— А почему вернулся? Разве в городе не проще спрятаться?
— Для меня — нет, — Иван задумчиво вздохнул, глядя в окошко. — Тоскливо в городах. Мое проклятье там виднее…
— Проклятье? — уцепился я.
— А что же? Думаешь, легко так порхать не первый век? Я, чай, не мотылек! — он погрустнел и даже стал казаться старше. — У меня нет единственной. Вернее, не могу ее найти. Я вижу ее в каждой, но только до тех пор, пока не остаемся наедине. Тогда всё понимаю… но уже поздно.
— Слушай, в клубе "Тристаграмм" танцует Свамия, жрица судьбы, — сказал Лёха. — Ты у нее не спрашивал?
— Свамушку знаю, как же! — просветлел Иван. — Нет, не смогла она мне ничего сказать. Пробовали, да напрасно. У меня слез нет. Не-бы-ва-ет. Так же, как и потомства. Побочный эффект проклятия. А вот с единственной мы заживем долго и счастливо… Сколько у нас детишек будет, даже не представляю!
— А в учебниках пишут, ты душу продал, — посочувствовал Витёк.
— Я что, дурак? — Иван обиделся.
— Тогда, кто тебя так, Вань?
— Дело давнее. Семью Кощея знаете?
— Естественно! Кто их не знает?
— Так вот одна его родня. Ядвигой звать.
— Яга?! Ну ты даешь! Действительно, дурак ты, а не бабник! Она же и есть твоя единственная!
— Да ладно… — Иван изумленно захлопал ресницами. — Она меня приревновала к очередной пассии Кощея, но у нас никогда ничего… Шутите, ребята!
— Проверь! — Лёха протянул руку для спора. — А почему она так всех Иванов ненавидит? А всё-таки всегда им помогает. Подумай. Если неправда, я кисточку с хвоста сбрею!
— А если… правда?
— На свадьбу позовешь!
— Замётано!
Витёк разбил их руки. После такой идеи Иванушка, естественно, минуты не мог усидеть на месте. Даже не остался лично поблагодарить Мону за побег.
Мы чокнулись кружками с квасом за его успех. Бабника тут же след простыл.
Дверь в кухню приоткрылась и заглянула Дженни.
— Вы здесь? Чего сидите? Мы спасли замок. Всех ждут обедать!
— А как наша цветочно-яблочная фея?
— Спит.
— И очень хорошо. А мы тут спасли весь сельский край от Иванушки…
— Когда?
— Да только что. Нам всё мужское население должно теперь вечную дань платить! Жаль, никто не узнает…
— Расскажете? — подлизывалась Дженни.
— Не знаем, может быть. — Осознавая себя жутко скромными эпическими героями, мы двинулись обратно, в обеденный зал.