После бурной ночки мы хотели как можно скорее покинуть город. Но едва вышли из отеля, сдав свои костюмы и люксы, с твердым намерением немедленно отправиться в путь и не останавливаться до обеда, мы наткнулись на значительное препятствие.
Центральная площадь Реки-Юны, где у всех нормальных городов расположен большой рынок и место для городских гуляний, представляла собой широкие набережные, разделенные рекой и "сшитые" несколькими мостами. Мы решили идти вдоль главного притока, как нам советовал Костя.
— А по какому берегу мы пойдем? — вдруг спросил Лёха.
— Да какая разница? — не понял я. — Нужно подняться выше рукавов дельты, а каким берегом туда добираться, по-моему, всё равно.
— Я бы предпочел идти по правому берегу, — заметил Витёк. — Просто, на всякий случай. Потому что, если по левому…
— А мы сейчас на каком? — Дженни с любопытством заглянула мне через плечо в карту.
— Смотря откуда считать, — встрял Полкан. — Если смотреть по течению, то этот правый. Но мы пойдем против течения, а тогда правый будет левый. А левый — правый.
— Издеваешься? — фыркнула ковгёрла.
— Что ты, я наоборот…
— Так, короче! Я тоже не хочу идти по тому берегу, где стоит замок! — припечатал Лёха. — Идем по другому!
— А я не хочу идти по левому! — гнул свое Витёк. — Этот — точно левый. Перейдем на другой!
— А откуда ты знаешь, что этот — левый? — поинтересовалась Мона.
— Просто чувствую! Точно левый!
— Так, спокойно! — я подумал, что здесь нужна власть капитана. Никакого старшинства в группе у меня нет, но раз карта в моих руках, может, меня послушают. — Выйдем из города кратчайшим путем, там решим, какой берег нам больше нравится, по нему и пойдем.
— А если там моста нет? — прищурился Лёха.
— Логично.
Поэтому, вместо того, чтобы немедля бежать отсюда, мы ещё четверть часа являли собой исключительно глупое зрелище. Торчали посреди самого широкого проезжего моста посреди Реки-Юны, изучая карту. В ранний час движения мало и кареты не мешали нам выбирать маршрут.
— Значит, так, други мои, — я развернул карту и показал, где мы сейчас. — Никаких особых пожеланий насчет выбора берега ни у кого из предсказателей мы не слышали…
— Но не значит, что это не важно! — вставила блондинка.
— Мда… Правый берег реки обычно высокий, а левый — более пологий. Есть пожелание, не идти по одной стороне с замком, тем более, что замок стоит на левом берегу, если смотреть против течения.
— Значит, на самом деле, на правом, — уточнил Полкан.
— Здесь открытая местность, — Дженни провела пальцем по треугольнику дельты между майским и юнским притоками. — Сельский край. Поля, сенокосы, много мелких селений. Замок далеко от берега, можно к нему и не подходить. Зато на другой стороне по берегу идет лес, а в лесах — разбойники! Это я вам как бывший рейнджер говорю!
— Как давно я не бывал в настоящей деревне… — мечтательно вздохнул Полкаша.
— Я бы предпочел места, где поменьше встреч. А разбойники пусть сами нас боятся! — хмыкнул Лёха.
Мы с Витьком поддержали друга, считая, что встречи на больших дорогах дело случая, а вот в сельском крае постоянных встреч с местными жителями не миновать. Перешли реку и бодро почесали прочь из столицы.
По пути мы рассказали девочкам и Полкану, как прошла встреча со жрицей-змеей, и что мы выяснили о дельтском храме до того, как чуть не погибли.
— Слушайте, значит, предсказание Ли Хо сбылось? — сообразил Полкан. — Первый раз мы… то есть, вы, уже стояли на пороге смерти? Остался всего один раз, тот самый, когда…
— Что за предсказание? — живо заинтересовалась Мона.
Мы поделились историей о том, что самый худший момент в путешествии связан с тем, что нас станет семеро.
Муза потребовала дословного пересказа. Выслушав предсказание, она легкомысленно взмахнула хвостом и заявила, что мы всё неправильно поняли.
— Если "хуже всего будет как раз перед тем, как вас станет семеро", значит, именно седьмой может вас спасти! Разве неясно?
— Точно, точно! — поддержала подругу Дженни. — Худшее перед тем, а не после! Нас уже шесть, значит, худшее может случиться в любой момент…
— Успокоила! — фыркнул я. — Значит, нет никакой верной приметы?
— Не-а! — мотнула белыми кудряшками Мона. — Седьмой появится, когда худшее уже настанет. И меня это радует!
— Почему? — удивились мы.
— Потому что, в самый худший момент у нас будет шанс позвать кого-то на помощь и… улучшить свое положение. Как вчера.
— Спасибочки! Нам вчерашних игр по горло хватило!
— А я ничего не видел, — Полкан скорбно опустил голову, чувствуя себя виноватым. — Из-за меня Ли Хо подбросил вам лишнюю смертельную опасность, а меня-то она и не задела. Несправедливо…
— Хорошо, что не задела! — Лёха хлопнул кентавра по гнедой спине. — Не переживай, в следующий раз всем достанется!
Мы прошли портовые трущобы и наконец вышли на чистый, незастроенный берег. Витёк свистнул и остановился, как вкопанный, разглядев местность. Даже приподнял очки, не веря своим глазам.
— Это как понимать?
Мы стояли на проезжей сельской дороге. Впереди раскинулись поля и луга, а густая щетка леса зеленела на другом берегу.
Взгляды всей команды обернулись ко мне.
— Не тот берег, — я старался сохранять независимый вид. — В городе так трудно ориентироваться…
— А течения ты не видел? — спросил ВиктОр.
— А сами куда смотрели? Пока мы на мосту сидели…
— Здесь моста нет, — зловеще подтвердил Леха.
— Так что, возвращаемся?
Возвращаться никто не хотел. Понятно, что какое-то время нам придется идти по тому берегу, куда нас вывела моя ошибка.
— Ну-ка, Белёк, кто прекраснее, Мона или Женька? — мстительно спросил Лёха.
Я затравленно оглянулся на наших красоток.
— У них копыта в полосочку!
— Плохая собачка, — покачал головой Витёк.
И потом ничего не оставалось, как бежать по дороге впереди всех, соревнуясь с четвероногими спутниками, и заискивающе мести хвостом, чтобы кто-то из них соизволил вернуть мне человеческий облик.
*****
— Ладно, давайте так, — на привале по случаю обеда Лёха снова развернул карту. — На этом берегу есть рыбачья деревенька Цыплячьи шпоры. Если постараться, будем там ночевать. В крайнем случае, дойдем завтра. Там наймем лодки и переедем на другой берег. Идет?
Витёк бурно согласился. Остальные не возражали. Я снова стал двуногим, но помалкивал.
— Ты знаешь эту деревню? — спросила Дженни.
Лёха усмехнулся:
— Не бывал, но слыхал! У нашего майора была медаль за взятие Цыплячьих шпор! Он так ею гордился, что охота посмотреть на это местечко.
— А за что тебя из армии выгнали? — невинно спросила Мона.
— Да так, — внучек сфинкса смутился. — Не сошлись характерами с начальством.
— Разве ты не выиграл все консервы в полку и потом продавал их офицерам по себестоимости?
— Было дело, — покаянно вздохнул бывший легионер с затаенным оттенком гордости. — Это мой реванш за одну операцию. Нас бросили в пустыне без подкрепления, а когда мое отделение всё-таки вернулось, нас же обвинили в провале. Вместо благодарности даже не дали пожрать. Потом подвернулись эти консервы… потом суд… Но я сам уволился, добровольно. По суду меня только разжаловали в рядовые.
— А в отставке чин сохранялся, — понял я. — Форма красивее!
— Ну да! Так я как-никак бывший сержант. Престиж! — одним глазом Лёха косил на Дженни. Ковгёрла отвела глаза и сдержанно улыбалась. Внезапно до хвостатика дошло, он подозрительно обернулся к Моне. — Откуда ты знаешь дело с консервами?
— А кто, думаешь, подсказал тебе эту идею? — муза сияла. — До меня давно долетало эхо ваших мозговых вибраций. Они очень своеобразные! Жаль, я далеко не всё знаю… Но теперь-то, когда мы вместе, я могу наблюдать вас непосредственно лично.
— И ты вдохновишь кого-то, воспеть наши подвиги в стихах? — с надеждой спросил Полкан.
— Посмотрим! Уверена, этот опыт мне пригодится.
Мы покончили с пикником на лужайке.
Небо заволокло тучами. До вечера моросил нудный дождь. Мы брели вдоль берега в одинаковых дождевиках, в которых Полкана отличить от Дженни можно только по следу копыт. У Моны, единственной, плащ блестел небесной лазурью. Она превратила в дождевик свой костюмчик-хамелеон. Витёк хмуро посматривал на нее, помня клятву и раздумывая при этом, отчего Тройка Судьбы отказалась признать в Моне его суженную?
Когда стемнело по-настоящему и в небе сверкали молнии, наша компания добралась до Цыплячьих шпор. В непогоду просить гостеприимства гораздо проще, меня дождь даже радовал.
Шпоры оказались мелким хутором в пять дворов. Нас пригрели в бревенчатом заведении, которое трудно назвать трактиром, поскольку оно не на дороге и больше для местных. Посреди поселка торчала здоровенная шестиугольная изба без окон с открытым очагом в центре и столами вокруг. Сюда жители собирались на общие обеды, споры, танцы и свадьбы. "Барабан" можно по праву считать культурным центром Цыплячьих шпор. Только комнат и кроватей в нем не было. После ужина и обмена столичными новостями (в "Тристаграмме" мы наслушались выступлений "живых газет"), нам отвели самый просторный сеновал.
Утром Лёха уже сидел в "Барабане", слушая повествование местных о великой битве за Цыплячьи шпоры.
Оказалось, местный замок принадлежит очень злому барону. И лет десять назад враг барона, который ещё до свадьбы старался отбить у него невесту, пользуясь отсутствием хозяина замка в долгом военном походе, попытался прибрать к рукам его жену и его земли. Так что по возвращении законного хозяина, в сельском крае разгорелась настоящая война. Наемники старались удержать захваченные позиции, но армия барона сметала их и гнала к реке. Именно здесь две армии устроили решающее сражение.
Цыплячьи шпоры пять раз за сутки переходили из рук в руки, пока люди барона не окружили главный штаб противника в "Барабане" и грозили поджечь, если не подпишут немедленный отказ от всех претензий на земли.
На таких условиях противники подписали капитуляцию. Тут же в "Барабане" выпили мировую и отчалили на свой берег. Только сам барон и его соперник не пили за общим столом и не примирились, потому что сильно ненавидели друг друга.
— Интересно, на чьей стороне бился мой майор, если получил медаль за взятие этого хутора? — пробормотал Лёха.
Рассказчик услышал и с уверенностью сказал, что медали получила только проигравшая сторона. Предводитель наемников объявил всех героями и наштамповал им серебряные медали. Тут же в соседней кузнице заказ отливали, так что вся округа знает, какое "взятие" они праздновали, когда шли восвояси.
— Слышь, Серёга, что в жизни бывает? — Лёха толкнул мне кружку с утренним молоком. — А мне этот берег нравится! Может, и барон не такой уж злодей?
— Ещё какой! — ухмыльнулся хуторянин. — Только нам другого не надо, свой злодей лучше чужого!
— Мудрая мысль, — признала вся компания после завтрака, когда мы покинули героический хутор. — Остаёмся на левом берегу!
— Он же правый, — жалобно пытался восстановить справедливость Полкан. — Если оттуда смотреть…
— Слушайте, что же мы не спросили? — всплеснула руками Мона. — Сами жители считают, что живут на правом или на левом?
— Тот берег высокий, — указала за реку Дженни. — А этот плоский. Белый говорил…
— Мало что он говорил! — перебил Витёк. — В этой Дельте всё наоборот! Только этот берег точно левый! Я чувствую! Но… пожалуй, он нам и нужен.
— Почему?
— Так ведь Череп сказал: "Идите вдоль главного притока и слушайте людей". А на том берегу людей нет!
— Железная логика, — признал Лёха. — Тогда двинули! Что ж ты раньше нам особую примету пути не напомнил?
— Забыл, — наш вампир повеселел, чувствуя себя более уверенно на "правильном" берегу. Пусть он даже и левый.
*****
День прошел спокойно и следующий денёк выдался солнечным. Мы не уходили далеко от реки, шли по обочине проезжей дороги. На этом настаивали ковгёрла и муза. Им нравилось идти по мягкой траве и собирать ромашки, вместо того, чтобы мести пыль на дороге.
Мы слегка отстали, любуясь грацией наших спутниц, наслаждаясь простором и тишиной сельского края. Мимо нас тянулись зеленые поля и скошенные лужайки с огромными стогами сена, под защитными крышами от дождя.
Дженни плела венок, Мона пританцовывала и пела песенку о влюбленном пегасе. Похоже, она на ходу выдумывала слова на известный мотив. Монолог Моны сводился к тому, что:
У пегаса, как у пташки, крылья,
Но есть в нем что-то и от коня!
У любви, как у пташки, крылья,
Но крылья есть и у меня!
Ля-ля! Ля-ля!
Есть у музы, как у пташки, крылья,
Но музу в клетку не поймать!
Не делиться ей нельзя с другими
И вдохновенья не удержать!..
Глядя ей вслед, Полкан влюбленно вздохнул.
— Правда, хорошо, что она всегда такая веселенькая? Щебечет, радуется солнышку. Не жалуется на отсутствие пяти звезд везде, где нам приходится ночевать…
— Оптимистка! — мечтательно похвалил ВиктОр.
— Да, сегодня настроение у нее хорошее, — я не доверял женскому постоянству ни в чем, кроме вредности. — До сих пор нам везло. Интересно, у муз бывают критические дни?
— Судя по творческим кризисам, несомненно! — изрек Лёха. — Но с точки зрения физиологии, я согласен с тобой, мой неприступный друг, что у некоторых существ всё устроено так загадочно, что нам и не разгадать!
Мона продолжала петь и весело взбрыкивала подковами на шпильках в такт мелодии.
Прилечу я к тебе однажды,
А после снова вдаль улечу!
Меня жаждет увидеть каждый,
А я лечу, куда хочу!
Ля-ля! Ля-ля!
Дымом славы и блеском злата
Меня не купишь, се ля ви!
Если кто-то рожден крылатым,
Летит он только на зов любви!
Ля-ля! Ля-ля!
— Может, мне тоже крылья расправить? — бодро спросил Витёк. — Кто обещал меня тренировать? Место тихое…
— Только не сейчас! — Полкан указал нам облачко впереди на дороге. — Едут!
Навстречу нам двигалась большая телега, запряженная парой серых в яблоках коней. На телеге ехали три мужика. Один правил, двое охраняли добычу. Издали не видно, что там шевелилось на сене, но что-то крупное и опасное. Они прижимали добычу рогатинами с двух сторон.
— Неужели здесь водится такая рыбка? — изумился Полкан.
— Какая рыба! Это, по меньшей мере, кабан!
— Может, крокодил? — высказался Витёк.
Мы гадали, что везут мужики, пока телега не подъехала близко. Засмотревшись на наших спутниц, кони встали. Тот, кто правил, зря погонял их и ругал нехорошими словами. Перестал, когда Мона вышла вперед и мило поздоровалась с местными.
— Здравствуйте! Удачного дня! — пожелала блондинка.
— Доброго здоровья, красавица! — тот, кто правил, снял шапку. Двое других поклонились, чуть ослабив рогатины.
— Красавица?! — между ними высунулась четвертая голова, растрепанного молодого парня с соломой в волосах. — О! Их две!..
— А ну цыц! Ирод проклятый! — ближайший мужик толкнул парня обратно в сено и прижал рогатиной за шею.
— Лучше проходите, люди добрые, — попросил второй, пытаясь справиться с ногами пленника. — Ни к чему вам тут…
Парня на телеге от плеч до щиколоток обвивали крепкие веревки, его держали двое, при этом он резво отбивался и препирался с охранниками.
— Да я же только посмотреть хочу!
— Я те щас посмотрю! — кучер обернулся и замахнулся кнутом. — Глаза б твои бесстыжие ни на кого не глядели!
— Простите, — интеллигентно начал Витёк, — мы не местные и не знаем ваших обычаев. Он, что, вор?
— Хуже! — хором рявкнули мужики.
Не смотря на помеху поперек шеи, пленник не сдержал смех.
Дженни заинтересованно подошла ближе.
— Скажите, пожалуйста, в чем его преступление? Я как бывший лесной рейнджер и помощник шерифа…
— Ух ты! — оживился преступник. — Дайте же посмотреть, изверги!
— Лучше отойдите, барышня, — предупредил старший из охранников. — Мы так его, не ровен час, не удержим!
— Чем он опасен? — удивилась Рыжена.
— Это же Иван! — хмуро пояснил кучер.
— Тот самый? — подпрыгнула Мона.
— Вы обо мне слыш..? — Парень извернулся и наполовину выскочил из захвата. Успел послать Моне воздушный поцелуй, прежде чем удар рогатиной отбросил его обратно.
— Тот, какой ишо? Маньяк! Бабник! — наперебой объясняли охранники, борясь с пленником.
— Известная личность! — уважительно шепнул Лёха.
Любопытство толкало Дженни и Мону к телеге. Несмотря на увещевания мужиков, им хотелось получше рассмотреть преступника.
— Куда вы его везете? — небрежно спросил я, понимая, что жалость показывать небезопасно.
— Подальше! С глаз долой! Хоть в омут. Только чтобы больше в нашей местности не гулял!
— Вы хотите его утопить? — испугался Витёк.
— Рады бы! — зло хмыкнули мужики. — Поцепить охальнику камень на шею, да на дно! Пущай русалкам хвосты крутит! Да нельзя…
— Этот отовсюду всплывет! — Они делились глубочайшим разочарованием. Мы внимали, изображая вежливое сочувствие.
— О прошлом годе на том берегу его повесить хотели, — поведал старший, что правил телегой. — Пустое дело! Столько желающих нашлось взять его в мужья, чтобы избавить от петли…Ой, что было! Бабы за него передрались, виселицу обрушили! Гам, визг! Косы дерут!.. Да и убивать его вовсе пустое дело. Хуже будет.
— Сколько вам говорить, я бессмер… — встрял пленник. До этого он лежал относительно спокойно, глядя в ясное небо, где темнели силуэты Моны и Дженни. Против солнца лица красоток не разглядишь, но фигуры — лучше, чем ничего.
— Поговори ещё! — мужик запустил в него шапкой, попал точно в лицо.
Теперь Иван не мог видеть никого вокруг и отчаянно вертел головой, чтобы избавиться от помехи. Но рогатина на шее давила крепко. Пленник закашлялся, словно задыхался. Потом притих. Зрители испугались, тогда он резко дунул, сбросив шапку и успел получше рассмотреть девиц склонившихся к нему.
— Тьфу, напасть! — в сердцах плюнул возница. — Почитай последние пятьдесят годков вся округа от него плачет!
— Пятьдесят? — удивился Полкан. — Ему на вид лет двадцать!
— Вечная молодость! — пояснили мужики. — И не справиться с ним никак! Убить пробовали, да только он снова объявляется где-то. А прежнему селению не легче, бабья месть начинается!
— Это как?
— Рожают нам назло! Было — не было, никогда не узнаешь, только все дети в округе потом на Ваньку похожи!
— Не бывает от меня детей! Не-бы-ва-ет! Сколько раз говорить? — устало вздохнул Иван.
— Закройся! Так и повелось. Уже знают люди, убивать не пробуют, сдерживаются. Как словят энтого таракана ползучего, юбочника, паразита, бока намнут и увозят куда подальше. Он не сразу вернется, хоть немного нам продыху будет. Мы решили, скинем его в лодку и пустим по реке. Да записку напишем, чтобы знали люди, что за "подарочек". Кто захочет, пусть выловит, потом на себя пеняй! Воротимся домой, девкам-бабам своим мозги вправим да и заживём!..
— Повежливее о дамах! — зарычал Иван и снова чуть не вырвался из захвата.
— Убить его нельзя, говорите? — задумчиво спросила Дженни. — А женить пробовали?
Мужики так опешили, что уронили рогатины. Пленник тут же сел на телеге, удивленными горящими глазами пожирая Рыжену.
— Как вы прекрасны!.. — выдохнул он. — Кто бы предложил мне жениться на вас!
— Он пялится на мое вымя! — взвизгнула ковгёрла и припечатала Иванушку передним копытом в глаз.
На какое-то время пленник свалился без чувств.
Если до сих пор мы симпатизировали искателю любовных приключений, понимая, что каждого из нас по разным причинам могли признать врагом общества, то, увидев его жгучий восторг относительно наших девочек, самим захотелось ему врезать.
Трое крестьян выказали всемерное восхищение и уважение нашей боевой подруге, так что Женька покраснела и застеснялась. Посоветовали, где ночевать, и телега двинулась дальше.
Я заметил, едва неугомонный пленник очнулся, он обменялся многозначительными взглядами с Моной. Подмигнул ей быстро заплывающим синяком глазом. Муза кивнула.
Теперь она молча шла впереди, ступая плавно и загадочно. Явно что-то задумала.
Полкан спрашивал, кто такой Иван? Откуда мы его знаем?
— И ты наверняка о нем слышал, мой непарнокопытный друг, — мечтательно сказал Лёха. — О нем слагают легенды!
— Я по сказкам знаю только Ивана-Царевича, Иванушку-дурачка и Иванушку-умника!
— А Иванушку-бабника?
— Первый раз слышу! — пожал плечами Полкан.
— Да ладно! А ещё образованный кентавр!
— Он не первый век колесит по разным мирам и странам, — просветил друга ВиктОр, — и везде покоряет сердца встречных дам. Молодые, постарше, даже самые злобные старушенции, слетаются к нему, как пчёлки на цветок! В разных летописях его называют не только Иваном, но Жаном или Джованни.
— Ааа! — обрадовался Полкан. — Дон Жуан! Знаю! Но его вроде отправили в преисподнюю за грехи?
— Больше слушай сказки обманутых мужей, которыми рогоносцы утешают себя! — фыркнул Лёха. — Мда, никак не думал, что лично встретимся. На вид он как будто ничего особенного… Или женский пол видит его иначе? Мона!
— А? — рассеяно обернулась блондинка.
— Он тебе понравился?
— Кто? — муза захлопала ресницами.
— Вот только не на-адо! — возмутились мы. — Скажи правду!
Пегаска загадочно улыбнулась.
— Да что в нем такого! — ощетинился ВиктОр, впервые жалея, что не может укусить наглеца.
— Я скажу, — согласилась муза. — Есть ужасно привлекательная мужская черта: никогда не сдаваться и не пасовать перед чужой силой. И потом, в нем есть обаяние. И настойчивость, но не грубая.
— А по-моему, море наглости! — надменно возразила Рыжена. Она хлопала кисточкой хвоста по бокам, задевая шуршащий дождевик, и вышагивала гордо и неприступно.
— Ты влюбилась? — хихикнула Мона.
— Вот ещё!
— Это как раз тот случай, когда "нет" означает "да"!
— Глупости! Он вообще не в моем вкусе! Даже без хвоста…
— Ля-ля! Ля-ля! — Мона подпрыгнула и взбрыкнула обеими правыми ногами.
Мы могли созерцать только прямую холодную спину Дженни, но в душе понимали, что муза права. Хорошо, всё-таки, что этого сердцееда отправят куда-подальше. Спокойнее.