Секретарь начальника госпиталя Зинаида, долго косилась на меня, но в конце концов отдала электрочайник с неисправностью — «не кипятит».
Я поблагодарил и, прихватив его, направился в уже ставшую родной каптёрку Инны.
Теперь там всегда был порядок. И чуть-чуть её запаха — немного аптечного, но такого домашнего. Что-то между лавандой, медицинским спиртом и терпким мылом.
Инна сидела на табуретке, просматривая какую-то ведомость. Увидев меня с чайником в руках, приподняла бровь:
— Так… или ты теперь сантехник, или опять пришёл за разрешением на выброс пара.
— Не угадала, — ухмыльнулся я, ставя агрегат на стол. — Я теперь штатный радиотехник-ремонтник с нестандартным проживанием.
— Чего⁈ — она засмеялась, даже ручка у нее из рук выпала. — Ты что, реально остался?
— Угу.
— Где жить-то будешь? Опять в кладовке на матрасе?
Я развёл руками:
— Почти. До дембеля в палате под наблюдением. За это время надо отгородить в общежитии холл на техэтаже, рядом с машинным отделением. Там просторно, светло и гудит, как космопорт. Завтра начну ремонт. Сам. Полковнику поставил условие: никого ко мне не подселять.
Инна прищурилась:
— Серьёзно?
— Угу.
Она присвистнула, вставая.
— Ты не просто ефрейтор, ты, кажется, сам себе свою галактику забронировал.
Я раскрутил корпус чайника.
— Контакт сгорел. От времени. Надо зачистить, подтянуть. Может, и проживёт ещё год.
— Как и ты, — улыбнулась она. — Тебе бы всё — починить, оживить, вдохнуть в железку тепло.
— Не железка это. Это… точка кипения. Без неё — и чай не тот, и разговор не клеется.
Она подошла ближе, села рядом. Смотрела, как я ковыряюсь. В её взгляде — и нежность, и уважение, и, может быть, немного печали.
— Костя… а ты когда-нибудь остановишься?
— Может быть. Там, где примут.
Она кивнула. Потом резко встала, достала из тумбочки две кружки, поставила на стол.
— Тогда, давай попробуем — чай сварим. Из этого твоего воскресшего чайника. А вдруг он теперь, как и ты — будет работать без сбоев?
Я подключил шнур в розетку. На скорую руку вмонтированная в колодку неонка загорелась, показывая что напряжение на ТЭН поступает. Вода начала тихо шуметь.
Я усмехнулся:
— Похоже, живой.
Инна села обратно, подперев щёку рукой:
— Ну вот. Первый совместный ремонт. С этого всё и начинается.
— Ты ошибаешься, первым был УЗИ…
— Тогда я спала… — она слегка надула губы.
— Но все равно присутствовала, душа моя.
Утром следующего дня, после завтрака — каша с маслом, два яйца, хлеб с повидлом и стакан крепчайшего компота — я не пошёл, а вышел на тропу судьбы.
Сейчас, я толкал тележку на которой стоял ящик с инструментами, пара мешков цемента, два заляпанных старым раствором ведра и пяток мешков с песком, выданного с комментарием:
— "Ты это… смотри аккуратно. Инструмент ведь.
Второй ходкой я заберу немного кирпича.
Я шагал к техэтажу общежития, как к вершине своей персональной горы. Он ждал меня. Пустой, прохладный, с эхом, которое отзывалось в стенах. Я поставил ящик на пол, осмотрел фронт работ.
Первым делом — зачистка пола. От старого линолеума остались куски, местами — дырки, где видно бетон. Так что, сначала — скребок и шпатель. Всё как в старой жизни. Через пару часов пол расчищен. Я замешивал раствор, делая его в корыте — теперь это официально «ёмкость для бетона». На полу уложен первый ряд кирпича.
Медбрат Федя заглянул, понюхал воздух, пожал плечами:
— Ты чё, реально тут жить будешь?
— А что, — ответил я, не оборачиваясь. — У тебя есть вид на крыши, лёгкий гул лифтов и постоянная вентиляция? Это почти как на станции дальнего наблюдения.
— А ты не сбрендил, Борисенок?
— Смотря кто как смотрит. Для тебя — дыра. Для меня — первая ступень к дому.
Он хмыкнул и ушёл.
А я остался. Наедине с цементом, песком, инструментом и… своим выбором.
С этого дня я начал не просто жить. Я начал жить на своей территории.
И пусть она была пока не с полностью выгнанной стеной, зато уже с батареей, и хрен на лифтовую шахту за стенкой — она была моя!
Три дня я пахал как киборг, отвлекаясь только на обед и ужин. Я впахивал, как будто от этого зависело всё. Девки-поварешки уже были в курсе, чего я такой грязный и задроченный прихожу принимать пищу. Пара из них изъявила желание носить мне еду в судках на рабочее место. Как выяснилось, обе тут и жили. Одна на четвертом этаже, другая на седьмом.
Перегородка поднялась. Кирпичная, идеально ровная, крепко стоящая. Прямо по центру — проем под входную дверь. Дом начинается с двери. А у меня — ни двери, ни даже намёка на неё.
Пошёл бродить, искать варианты.
Решение текущей проблемы нашел неожиданно, когда набрел на госпитальную свалку — царство забытых вещей. Там валялись кровати без спинок, шкафы без дна, куски старых стульев, разбитые приборы, ржавая каталка с колесом от велосипеда и… двери. Старые, перекошенные, с трещинами и оторванными ручками.
Я выбрал три. Одна — из хорошего дерева, но с дырой на месте замка. Другая — с латунной ручкой, но трещины были по всем филенкам. Третья — почти целая, только изъедена снизу. Запхал их на тележку и покатил в столярку.
Ветеран труда в пыльном фартуке, с руками, как бревна, встретил меня хмуро.
— Ты кто?
— Борисенок. Техник.
— А это чё? — ткнул в двери.
— Хочу собрать себе одну. На холле буду жить.
— Ты псих?
— Немного. Но умею пилить ровно.
Он прищурился, оценил.
— За чекушку — дам тебе рабочее место. Пилу, струбцины, рубанок и… не мешаю. Только не ори, когда по пальцу попадёшь.
— Договорились. Беломор в придачу не нужен?
— Не откажусь.
Теперь мы почти родня.
Два дня подряд — запах стружки и кайф. Я обрезал треснутую дверь, усилил каркас из обломков других. Шлифовал наждачкой, стягивал струбцинами, менял ручку, нашёл старый доводчик и вставил внутрь кусок резины, чтобы не хлопала. Даже петли врезал не на глаз, а чётко по разметке.
На третий день — она стояла. Тяжёлая, добротная. Не новая. Но настоящая.
На пятый день — началась электрика. Пошёл к снабженцу, показал ему список.
— Метров тридцать кабеля, десяток розеток, пяток выключателей, пара доз. Ну и гофру, если есть.
Он посмотрел как на человека, который в душе просит автомат Калашникова.
— Ты уверен, что знаешь, куда всё это?
— У меня квалификация «Мастер-радиолюбитель», если в курсе что это.
— А теперь будет — «мастер-нафиг-всё-сделал». Забирай.
Прокладка кабеля — как строительство кровеносной системы. От щитка в коридоре — в угол. Дальше — вниз. Гофру, по хитрому крепил проволокой. Розетки — по одной у двери, у будущей тумбочки и рядом с окном. Выключатели — один сразу у вход, другой у входа в будущий холл, по одному в санузел и кухню, последний поставлю над местом под койку.
Проверка — всё жужжит, щёлкает, искр не даёт. Даже под нагрузкой из нескольких, взятых на время под честное слово, утюгов.
— «Друг… твоя оценка?» — шепчу, глядя на лампочку, загорающуюся от моего щелчка.
— «Энергосистема стабильна. Поздравляю. Это первый шаг к независимой инфраструктуре.»
Кабель проложен, свет работает, дверь стоит — всё выглядело как бункер с претензией на уют.
Оставалась вода. Без неё — не дом, а так…
Я сидел на ящике, смотрел на голую стену, где по плану должны были быть раковина, унитаз и душ.
И тут в голове, почти лениво, ожил «Друг»:
— «А второй — чайник. А третий — душ. И потом, кто знает… может, и холодильник. Тот который тут стоял, имеет перспективу ремонта»
— «Под душ, надо подвести коммуникации — воду и канализацию.»
— «Предлагаю для организации технологических отверстий под воду и канализацию использовать лазер дрона. Он способен выжигать каналы диаметром до 5 см с точностью до миллиметра.»
Я вскинул бровь.
— Ты хочешь сказать, мне просто нужно нарисовать на стене маркером круг, а ты — жахнешь оттуда, с орбиты?
— Не с орбиты. Я уже подвёл дрон на низкую высоту, он завис вблизи вентиляционной шахты. Координация будет по маркерам и координатам помещения. Минимум шума. Максимум эффективности.
— Гениально. Только не сожги что-то за стеной.
— Учту. Прошу покинуть зону бурения в течение 10 секунд.
Через минуту три идеально круглых отверстия зияли в кирпичной стене. Остаточное тепло от стенок отверстий ощущалось даже на расстоянии. Вентиляция работала как вытяжка.
Я откашлялся, хлопнув по стене.
— Вот что я называю космическая сантехника «Друг».
Поиск сантехники превратился в мини-операцию.
Унитаз нашёлся быстро — в списанных запасах хоздвора. Старый, без бачка, но живой. Фарфор с трещинкой, но не критично. К нему бесплатно — сиденье из пластмассы цвета «грязное молоко».
Кухонная мойка — полукруглая, с облезшей эмалью — нашлась в подвальном помещении бывшего санпропускника. Лежала вверх тормашками под мешками с песком.
— Ничего, отмою, восстановлю эмаль, и будет на первое время, как будто так и надо, — сказал я сам себе, затаскивая его по лестнице.
А вот ванна… — не нашлась.
— Рекомендую адаптировать медицинский элемент из нержавеющей стали, — вмешался «Друг». — В архиве сканирования: промывающий лоток хирургический, тип 2, 60×60 см. Возможно объединение двух в панель с уклоном и выводом слива.
— Ты предлагаешь собрать душевой поддон из нержавейки для промывки ампутационных лотков?
— Именно. Подобные изделия устойчивы к химии, температуре и нагрузке. При наличии сварки — идеально.
Сварки не было. Зато был сантехник Ковтун, у которого за услугу «без лишних вопросов» пришлось отдать трёхбаночный набор консервации — баклажаны, лечо и кабачковую икру. От знакомого прапора, который был должен мне за ремонт приемника «ВЭФ-202».
Говорил, у жены день рождения.
Через вечер — поддон был готов. Изящный, угловой, на сварных лапках. В центре — слив под стандартный слив.
А вот настоящая боль началась, когда встал вопрос с кранами и смесителями.
Половина валялась мёртвая, резьба слизана, латунь — выкрошена. Краны ещё с птичками и надписью «Горячая» выцветшей краской.
Всё, что можно было собрать — одно вентиляционное отсечное, две поворотные ручки с разной резьбой и один советский кран-букс, который не прокручивался только после молитвы.
Собирал как пазл, клянчил по хозчасти, выменивал. Одна сестра отдала шланг от стиральной машины в обмен на наладку розетки у неё в ординаторской.
Система была ужасна… но работала.
— «Гидравлическая топология — нестабильная. Рекомендую усилить соединения с резиновыми прокладками. Возможна кавитация при подаче горячей воды.»
— «Друг», это не «звёздный шлюз», это — душ советского практика. Главное — чтобы не текло. Ну, почти не текло.
Я стоял в своём апартаменте, покрытый потом и пылью. За спиной — кирпичная перегородка.
Справа — поддон из нержавейки. Слева — кран, из которого тонкой струйкой уже текла вода.
Оглядев результат — выдохнул. Дом обретал смысл.
И подумал:
Вот бы ещё окно с занавеской… И одну конкретную женщину с термосом чая.
Но это наверное будет чуть позже, а так хотелось именно сейчас.
Я только что прикрутил к стене последнюю розетку. В углу на ящике дожидался нагретый чайник, лампочка под потолком горела жёлтым — и от этого света стены казались чуть теплее, чем они есть на самом деле.
Из распахнутой створки окна тянуло вечерней прохладой. И вдруг — шаги по лестнице. Осторожные, но уверенные. Я вышел в холл.
На фоне сумерек появилась Инна. В светлой юбке, кофточке, волосы распущены.
В руках — картонная коробка. На крышке — красный штамп: «Кондитерская фабрика. Гомель».
— Ну что, строитель, санитарная комиссия с проверкой прибыла. — Она остановилась на пороге, осматривая моё владение с прищуром. — Где у тебя тут гостиная?
— Вон табурет. Один, но с душой. Можешь считать его диваном.
Она прошла внутрь, огляделась. Глаз зацепился за дверь с ручкой, за поддон из нержавейки, за кабель, проложенный идеально ровно. Лицо мягко просветлело.
— Ты теперь не просто Костя.
Она поставила коробку на ящик, развернулась ко мне.
— Ты теперь завидный жених, со своим жильём.
Я застыл. Потом — рассмеялся. Глухо, но искренне.
— Ну да. Осталось только прописку в паспорт оформить и повесить график визитов дам на двери.
— Только попробуй! — Она прыснула. — Я тебе туда портрет Флоренции Найтингейл повешу. С цитатой. Чтобы знал, кого бояться.
— Лучше цитату Ломоносова.
Она подошла ближе, распечатала коробку. Торт. «Зебра». Плюс две чайных ложечки.
— С кухни стащила. Скажешь кому — не поверят.
— Молчу, как разведчик под прикрытием.
Мы сели на ящики. Лампа немного моргала из-за нестабильной амплитуды напряжения. Чайник парил. Вкус был простым, как всё настоящее: торт, чай и человек, которому не всё равно.
Она кивнула в сторону стены:
— Слушай… А если серьёзно — ты ведь тут теперь как у себя?
— Теперь да.
— И никуда не уйдёшь?
Я посмотрел на неё. Прямо.
— Только если ты выгонишь.
Инна улыбнулась.
— А если не выгоню?
— Тогда… придётся делать место под второй табурет.
Она не ответила. Только взяла мою руку — пальцами, легко. И больше не отпускала.
Инна медленно обвела взглядом мою недоустроенную берлогу — от стены до поддона, от розетки до розетки.
— Ну что, дом есть. А спать где будешь, строитель? На ящике?
Я хмыкнул, почесав затылок:
— Спать — в перспективе. Пока — больше как медитатор.
Она вздохнула, качнула головой.
— Пошли.
— Куда?
— В каптёрку, куда же ещё. Там хотя бы кровать нормальная, простыни чистые и не гудит лифт, как старый дирижабль.
Я хотел возразить, но… не стал. Просто взял чайник, коробку от торта и пошёл за ней.