— Товарищ полковник, разрешите вопрос… сугубо бытовой, — начал я, постояв немного у порога.
Начальник госпиталя даже не поднял головы от кипы бумаг:
— Если ты про мыло — бери складе, пистон ему уже вставили. Если про новый электрочайник — почини старый. Если про что то другое — тогда говори сразу.
— Телефон, товарищ подполковник. В мою комнату на техэтаже.
Он оторвал взгляд от бумаг. Поднял одну бровь.
— Ты что там, оборудуешь штаб Первого Белорусского фронта?
— Почти. Связь всегда нужна. Ну и с вами — тоже.
— Убеждаешь красиво. Ладно. Сейчас дам команду Абраму Давидовичу. Он у нас — король проводов, телефонист, связист и заодно все остальное.
Через час я уже сидел на табурете в своей комнате, а рядом колдовал сам Давидович.
Маленький, с круглым лысым черепом и бородкой как у Льва Троцкого в изгнании. Весь в проводах, с лупой, пинцетом, изолентой и схемой, нарисованной от руки на обороте какого-то бланка.
— Значит, хочешь телефон?
— Да.
— А ты знаешь, что телефон — это как женщина?
— Не знал.
— Вот теперь знай. Если слишком часто звонишь — перегреется. Если не берёшь трубку — обидится. Если подключил неправильно — получишь не голос, а гудение.
— А если всё правильно?
— Тогда будет работать… пока сосед не прицепит свой в параллель.
Он нырнул под стол, вылез за батареей, пыхтел, бормотал, в какой-то момент задумчиво спросил:
— Скажи, Костя… ты еврей?
— Не в курсе.
— Ну, по рукам — не еврей. По глазам — может быть. По характеру — точно еврей. По поведению с техникой — вообще наш.
Спустя ещё двадцать минут на столе стоял телефонный аппарат.
Тяжёлый, чёрный, с гудком как у сторожа, потерявшего веру в людей.
Давидович вытер лоб платком с красной каёмкой:
— Значит так, твой номер 6–51. Выход на город через «9», звонить с города 29−65–51, запомнил?
— Яволь!
Я пожал ему руку:
— Абрам Давидович… вы — легенда.
— Знаю. Только начальству не говори — вдруг поверят.
Я остался один. Телефон — рядом. Связь — есть. Берлога — теперь не просто убежище. Это пункт управления.
И я подумал: А не установить ли телефон и в квартиру Инны? Пусть будет и у них если живём пока врозь.
Телефон стоял в углу, отсвечивая свежей изолентой на трубке и смотрелся, как броненосец на отдыхе. Я снял трубку, набрал номер далеко не безразличной мне сестры-хозяйки.
Гудки шли один за другим… Потом — обрыв. Занято. Набрал ещё раз.
— Пост дежурной медсестры.
— Здравствуйте, могу услышать Инну Сафронову?
— Секундочку…
Пауза. Тишина. Потрескивание линии.
И — её голос:
— Алло?
— Ага! Это я. Со стационарного. Прямо из берлоги. Ты меня слышишь, Инна?..
— Слышу. Чётко! У тебя что — телефон теперь⁈
— Именно! Только что Абрам Давидович лично установил. Говорит — «если ты мне не понравишься, я этот провод сам назад съем». Но подключил.
Инна засмеялась. Тихо, с хрипотцой от усталости:
— Поздравляю, и как ощущения?
— Как будто я себе на стену окно во Вселенную повесил. И теперь могу сказать тебе «доброй вечер» не через шаги, а через провод.
— Гм… поэтично.
— Слушай, а тебе домой разве не нужен телефон? Чтобы и ты могла сказать: «Привет, Константин, ты мне снился».
— Ох, милый… Мама стоит на льготной очереди уже третий год. Как инвалид первой группы.
— И?..
— И… ничего. Говорят — нет технической возможности. Район большой, свободной емкости нет.
— А ты пробовала?..
— Пробовала. Даже дедушкину медаль за труд приносила показывать. Улыбнулись. Сказали: «Надо подождать, девушка».
— Слушай, а давай сходим вместе на АТС и я услышу это лично?
Пауза. Потом голос — мягкий:
— Можно. Только ты там не ругайся. Там тоже люди.
— Я не буду ругаться. Я буду… для начала слушать, и если надо убеждать.
— Тогда надевай свою улыбку и костюм человека, которого нельзя не подключить.
Я рассмеялся.
— Всё, Mon général. Ты геройствуешь на смене, я пойду воевать с проводами. Завтра, после обеда — выезд на объект.
— Договорились. И ещё…
— М-м?
— Спокойной ночи. Я сегодня не приду, но буду рядом.
— Я это уже чувствую. Даже через провод.
Щёлк.
В здание АТС, мы вошли с улицы, где дул влажный осенний ветер, в мир линолеума, не мытых стёкол, запаха дешёвого кофе и старых журналов «Радио» на тумбочке у окна.
Очередь — как в театре: одна бабушка дремлет, вторая спорит с воображаемым внуком, третий держит в руках схему подключения и повторяет «Я всё согласовал!».
На стене — объявление: «Заявки на подключение. Комната 4-Б. Начальник технического отдела.»
Я постучал. Из-за полусветлой двери раздался голос:
— Заходите, если по делу.
Чисто. Сухо. На стенах — графики, сетки, плакат «Связь — это жизнь!», надпись ручкой под ним:
«…но не у всех.» За столом — женщина лет под тридцать с лишним.
В модной кофте цвета баклажана, с золотой цепочкой и остро заточенными глазами.
— Слушаю.
— Борисенок Константин Витальевич. Работаю в окружном госпитале. Хотел бы уточнить статус заявки на подключение стационарного телефона по адресу Пушкина, 21 — квартира Сафроновой Раисы Аркадьевны.
Она подняла бровь.
— Это где девочка-медсестра, да? Высокая, тёмненькая. Она приходила. Хорошо говорила. Спокойно.
— Это она. Сейчас сидит в коридоре…
— Я её помню. Симпатичная. Прямая.
Она раскрыла журнал, провела ногтем по страницам, остановилась.
— Да. В очереди стоит. По категории — инвалид первой группы. Отмечена. Заявка в силе.
Пауза.
Я ждал.
Она подняла на меня глаза:
— Но я ничем не могу помочь.
— Почему?
— Потому что емкость АТС исчерпана, плюс нет свободных пар в кабеле. Случай редкий, но такое бывает иногда, новый кабель — только через год, если будут фонды. Монтаж достаточно быстро, опытная бригада есть. Когда освободится исходящий комплект, этого даже бог не знает. Так что потерпите. Я вам сказала всё, как есть.
Я посмотрел на неё спокойно.
— Ну что же, мне все понятно. До встречи.
— У меня рабочий день окончен. Посмотрите есть кто-то еще на прием?
— Нет, я был последний.
— До свидания молодой человек.
Вышел в коридор. Сбоку от двери висела табличка: «Начальник технического отдела Гринштейн Наталья Ароновна», прочитав это, у меня родилась мысль. После чего я посетил кабинет для мальчиков. Из-за этого мы вышли позже Наталии Ароновны, и имели удовольствие наблюдать, как она грациозно садится в «Ниву» красного цвета. В народе слышал упорные слухи, именно в нем эти машины идут на экспорт.
Дверь в АТС госпиталя была приоткрыта. Из-за неё доносился характерный хруст — Давидович ел сушёные яблоки и паял что-то очень старое, но всё ещё работающее.
Я постучал пальцем по косяку:
— Абрам Давидович, разрешите войти?
— Если без шашки — заходи.
Я прошёл, присел на край стола, на котором лежал телефон марки «Ташкент-203», обмотанный телефонной «лапшой».
Я произнес тихо, с нажимом:
— Ты же знаешь начальницу техотдела на АТС-26?
— Гринштейн?
— Наталья Ароновна.
— Знаю. Она у моего сына в школе контрольные списывала.
Я улыбнулся.
— Надо, чтобы ты с ней поговорил. По-свойски. Честно, но… убедительно. Она меня слушала, но не услышала. А ты — можешь.
Давидович снял очки. Отложил паяльник. Посмотрел в потолок.
— Это ты, Костя, тонко сказал. Убедительно. И по нашему.
Он ничего не пообещал. Только кивнул.
— Завтра узнаешь.
Давидович поймал меня утром, в коридоре между техблоком и столовой у бойлера с кипятком.
Без слов достал из внутреннего кармана обрывок бумаги — вырванный из справочника уголок, на котором шариковой ручкой было написано: «1500».
Я посмотрел.
Он пожал плечами:
— Не мне. Я бесплатно.
Это она. За неудобства.
За «технически невозможно», которое стало возможно.
— И если я согласен?..
— Тогда на следующей неделе установка.
— Абрам Давидович…
— Да знаю я, что это много. Но ты ж не просто телефон ставишь, ты можно сказать жизнь подключаешь. А это, извини, уже вложение. Думай.
— Хорошо, как надумаю — дам ответ.
В голове уже гундел «Друг»:
— Полторы тысячи это не взятка. Это инвестиция в тишину в доме. В то, чтобы Раиса Аркадьевна могла вызвать врача, Инна — вызвать такси, а ты… сказать «Я рядом», даже если не рядом.
Я вернулся к себе, в берлогу, медленно снял куртку, включил настольную лампу. Достал из нагрудного кармана обрывок бумаги. Положил на стол. Рядом — блокнот, в котором давно не писал, но сегодня… захотелось. Открыл…
Я закрыл блокнот. Подошёл к окну. Город шептал фонарями. Но внутри уже набирал силу другой голос… Я опустился на кровать, и через нейроинтерфейс отдал приказ:
— «Птичка», «Муха»! Объект наблюдения: Гринштейн Наталья Ароновна, начальник технического отдела Минской городской АТС-26. Нахождение сейчас — здание на Козлова, квартиру проживания выяснить самостоятельно. Наблюдение: непрерывное. Фиксация: видео, аудио.
— Цель: выявление влияния третьих лиц. Потенциальное давление. Коммерческая активность вне заявленной деятельности.
— Режим — пассивно-наблюдательный. Без вмешательства.
Доклад: каждые 6 часов. Только факты.
Мгновение тишины.
— Подтверждено. Объект внесён в приоритетный список. Наблюдение начато. Первый отчёт — 18:00 сегодняшнего дня. Тег: «Предиктивный контроль».
Примечание: «Хорошо, что ты снова думаешь на два шага вперёд.»
Я выключил интерфейс, откинулся на кровати. В комнате было тихо. Но теперь, где-то на уровне городского шума, уже жили два маленьких наблюдателя — с крыльями и нейросетями.
И я знал: Если будет подвох — я узнаю первым. А пока — надо спать. Завтра — пятница.
Ровно в 18:00 на голограмме моего нейроинтерфейса заморгал красная иконка высокого приоритета.
— Ну, понеслась…
«Птичка» и «Муха» сдали первый ежедневный отчёт по наблюдению за начальницей техотдела АТС-26 Н. А. Гринштейн.
Видео и аудио сопровождение, кадры в высоком разрешении, синхронизация по времени, метки местоположения.
Сухой автоматический рапорт «Друга» — без лишних эмоций:
16:12. Под наблюдением «Мухи» объект принял от неустановленного пока гражданина в коридоре АТС свёрток, содержимое — деньги. Подтвержденная сумма: 800 рублей. На рабочем столе в этот момент находилась документация по включению нового телефонного номера. Адрес установки зафиксирован. Гражданин давший взятку промаркирован маяком, ведется дистанционный контроль его передвижений.
16:19. Уточнение: объект лично подписал заявление, указала все необходимые реквизиты для установки., произвела фальсификацию даты подачи.
17:01. Объект села в личный автомобиль «Нива» (гос. номер ХЧ 17–43 МИ). Направление — продуктовый магазин №18, ул. Тимирязева.
17:12. Вошла через служебный ход. Получила коробку с товарами повышенного спроса:
— Кофе «Арабика» (венгерская упаковка),
— Сервелат,
—2 банки сгущёнки,
—1 бутылка «Столичной»,
—упаковка туалетного мыла «Кремовое»,
—упаковка жвачки «Love is…» (перепакована).
17:38. Прибытие домой. Объект проживает по адресу: ул. Карбышева, д. 14, кв. 67.
17:41. Деньги спрятаны в нишу под ванной, в коробку из-под сапог. Местоположение зафиксировано и оцифровано.
17:56. Телефонный звонок. Неустановленный мужской голос.
Содержание разговора:
— «Завтра как обычно?»
— «Да, только чтоб не к себе — а на дачу, у меня будет время.»
— «А деньги?»
— «Половину отложила. Остальное завтра по дороге.»
Заключение: объект использует служебное положение для личного обогащения. Регулярная коррупционная деятельность. Компрометирующая связь. Уход из зоны ответственности в выходные.
Я просмотрел видео.
Как она забирает деньги, почти не глядя.
Как улыбается в подсобке продуктового, принимая продукты.
Как прячет пачку денег в картонную коробку под ванной.
Без спешки. Без страха. Системно. Я откинулся на спинку стула.
— Ну что, Наталья Ароновна… Ты перешла в другую категорию интереса.
Инна зашла как всегда — без звонка, открыв дверь своим ключом, но ее лёгкое стаккато каблуков по коридору я уже научился выделять из других звуков.
Сумка через плечо, лицо уставшее, но глаза сразу вспыхнули, как только увидела меня за столом.
— Ну что, модельер, кормить будешь?
— Только после того, как сниму мерки. Ты ведь у меня под заказ пойдёшь. Эксклюзивный.
Она хмыкнула, сняла куртку и села на краешек кровати:
— Чай сначала. А то я тебя пришибу.
Чай был горячий, липовый.
После этого, я достал из коробки старую портновскую ленту и карандаш, а с полки — большой лист ватмана.
— Только давай без этих своих инопланетных «расчётов массы тела по эквиваленту осевой симметрии»!
— Ладно, ладно. Всё по старинке. Стандарт «Любимая, осень, 1981».
Она встала.
Я с серьёзным видом начал обмер: плечи, грудь, талия, бёдра…
Она дёрнулась, когда я на бедре чуть дольше задержал ленту.
— Осторожней, дизайнер. А то я начну вздыхать в нужных местах и ты забудешь, что собирался шить.
— Вздыхай, вздыхай. Я и вдохновением питаюсь.
Смех. Накал. Тепло.
Потом я уселся и начал делать набросок.
Силуэт — чуть приталенный, мягкий отворот воротника, расклешённый низ, пояс с прострочкой.
Она смотрела, подперев щёку рукой:
— Как ты это делаешь? Я ж ещё ничего не сказала.
— А я уже всё знаю.
— Честно?
— Я вижу, какая ты. Внутри и снаружи. И вот это — про тебя. Сильная. Женственная. Немного колючая.
— С уклоном в «опасна для жизни»?
— Именно.
Когда я закончил эскиз, она положила ладонь мне на плечо и тихо сказала:
— Маме сегодня утром было лучше. Спала практически всю ночь часов шесть-семь, и впервые без таблеток. Аппетит — есть. Настроение… знаешь, она даже в окно просила рассвет посмотреть.
— Это хорошо.
— Это… ты.
Я промолчал. Она сама всё сказала.