Беглый (А_З_К) читать бесплатно онлайн полную версию книги

Глава 13

Я только успел заправить постель у Раисы Аркадьевны и дополировать стол на кухне, как в замке щёлкнул ключ. Инна вошла, аккуратно поставила сумку и… застыла в коридоре. Я вышел ей навстречу, вытирая руки полотенцем.

— Привет. Как смена?

— Подожди… ты… всё это сам?

— Ну… почти. Мама — спала.

— Ты дверь с кухни срезал?

— Да. Аккуратно. С пылесосом.

— И тюль перекинул?..

— Потому что свет на нее падал неудачно. А теперь мягко ложится. Видишь?

Она оглядывалась. Шаг за шагом. Порогов нет. Пол ровный. Воздух стал легче. Пространства — больше. И — спокойно. Очень.

Она подошла ко мне, заглянула в лицо.

— Ты даже… фартук мой нашёл.

— Не мог в своём работать. Он весь в клее и графитке.

Инна прикрыла глаза и выдохнула.

— Я хочу тебя обнять. Сначала — как женщина. Потом — как дочь. Потом — снова как женщина. Разрешишь?

— Для тебя?

— Только для меня!

— Подожди, только стану на табуретку. Ладно, иди мой руки, будем кушать.

Я разогрел рагу, вытащил из духовки не остывшую гречку, поставил салат с морковью и яблоком.

Раиса сидела в своей коляске, с подушкой под спиной, уже совсем другая — с живым цветом лица и тихим наблюдала за нами.

Инна наливала чай, перекинулась взглядом с матерью:

— Ну как он тут без меня?

Раиса Аркадьевна отложила ложку:

— Знаешь, Инн… я думала, ты привела в дом мастера.

— А привела?..

— Мужчину, настоящего.

Я опустил глаза. Смущённо. А внутри — чётко встал маяк. Всё правильно. После ужина мы помыли посуду, убрали всё, накрыли маму Инны пледом, пододвинул к окну.

— Мы сходим во двор, воздухом подышим.

Раиса Аркадьевна кивнула:

— Я тут. У меня теперь даже в темноте удобно.

* * *

Мы с Инной вышли подышать. И просто сели на старую деревянную скамейку у подъезда.

Под ногами — крошка асфальта, листва. Осенний Минск пах прелой листвой внутриквартальных насаждений и тишиной спального микрорайона.

Я смотрел на её профиль в полутьме. На эту мягкую линию носа, ресницы, которые трепетали от ветра.

А она смотрела вверх — туда, где между домами обрывками виднелось небо.

— Знаешь… — она заговорила первой. — Мама сегодня улыбалась. Ты видел?

Я кивнул.

— Видел. Но думал — это ты. С утра, с голосом, с завтраком.

Инна качнула головой.

— Нет. Это ты, Костя.

Я не ответил сразу. Только провёл ладонью по её плечу. Она была такая тёплая. Родная. И немного уставшая.

Я вздохнул:

— Я просто хочу, чтобы тебе и ей было легче. Не героически. Просто — легче. Чтобы у неё снова появились дни в которые она прожила, а не выживала.

— Так и есть.

Она чуть обернулась ко мне.

— Я даже не знаю, как это описать… Когда ты рядом — всё двигается. Не быстро, но двигается. Как будто в доме появилась ось.

— Или ритм.

— Да.

Мы замолчали.

Ветер покачал голую ветку над нашими головами. Где-то далеко проехал трамвай.

Я сказал:

— Мне тут хорошо. Без пафоса, без космоса. Просто… хорошо.

Она кивнула.

— Потому что ты стал частью этого мира. И моего тоже.

— Навсегда?

Инна улыбнулась. Без кокетства. Просто — уверенно:

— Навсегда.

Я хотел было пошутить, отвести глаза, сказать про шторы или кошек, которых «Птичка» распугала по всему району.

Но вместо этого взял её руку. Молча. Крепко. И она не убрала. В этот момент я понял, что в жизни бывает и тишина. Не тревожная — а внятная.

Такая, в которой слышно:

«Ты на месте. Ты нужен. Ты — дома.»

* * *

Мы с Инной уже развернулись к подъезду, мечтая о горячем чае и, может быть, получится уговорить Раису Аркадьевну на мандаринку под «Кабачок 13 стульев» из чёрно-белого «Рекорда».

И тут за спиной резкий визг тормозов. К подъезду подъехал «бобик» с армейскими номерами. Фары освещали опавшую листву и асфальт.

Из машины выскочил солдатик — парень лет двадцати с красной повязкой на рукаве и в шапке с ушами, сползшей на бок:

— Константин Витальевич Борисенок! Здесь такой⁈

Я шагнул навстречу.

— На месте. Что случилось?

Парень чуть запыхавшись:

— Срочно! В госпитале авария в хирургическом корпусе. Сбой в энергосети. Генератор не заводится, электроножи не работают, резервное освещение гаснет. Начальник госпиталя приказал: «Борисенка найти любой ценой!»

Я молча кивнул.

Инна только подняла глаза:

— Костя?..

— Поеду.

— Ты уверен?

— Я — нужен. Они не справятся.

Я наклонился к ней, быстро поцеловал в висок.

— Уложи маму спать, а я — вернусь, когда всё починю.

Она кивнула. Серьёзно. Без пафоса.

— Езжай. Я жду.

Машина взревела. Я сел на переднее сиденье, бросил взгляд в окно. Инна стояла у крыльца, в свете лампочки. Не махала. Не кричала. Только смотрела — так, как смотрят на тех, кто идёт в дело, не спрашивая «почему», только «куда?»

Мы подъехали к зданию на максималке. Хирургическое отделение утопало в полумраке. Мигающие окна, замирающее освещение. Над входом — лишь слабый огонёк аккумуляторного фонаря, подвешенного к козырьку крючком из проволоки. Тишина была гулкой. Ни шагов, ни голосов. Только редкие крики в глубине — короткие, нервные.

На крыльце стоял полковник Дубинский — в халате, ботинках на голую ногу и с проводом от переноски в руке.

— Борисенка! Слава Богу!

— Что у вас?

— Полный абзац.

— Технически?

Он загибал пальцы:

— Перегрузка подстанции! Сгорел главный выключатель. Резерв — не тянет. Генератор не запускается — стартер сдох.

— Хирургия?

— Один наркоз посередине, другой в разрезе. Работаем на ручной подсветке. Электронож — всё.

— Батарейки?

— Один нож питали от лампы «Фотон», второй — от ксеноновой лампы в кабинете ЛОРа. Оба сдохли.

Я кивнул.

— Где щитовая?

Он махнул рукой.

— Подвал. Следите за головой. Полки с хлоркой — над головой.

Здесь пахло кислым, влажным, старым. Как будто сама электрика обиделась на госпиталь и ушла в обморок.

Я подключился к «Мухе» через нейроинтерфейс.

— Диагноз: оплавлена контактная клемма.

— Генератор в норме, стартер — механическое повреждение щёток.

— Решение: перезапуск питания через третий контур, подключение аккумуляторного блока от реанимационного резервного шкафа.

— Мануальный запуск.

Я снял крышку, закусил провод зубами, вставил перемычку, подключил блок через самодельный шунт — и провернул.

Гул. Щелчок. Свет.

— Есть! — крикнул я вверх. — Давай, родной, крутись!

Через секунду сработали лампы в коридоре. Следом — звук вентиляции. Потом — распахнулась дверь из операционной, и оттуда вылетел врач в халате, мокрый от пота:

— Электронож есть⁈

Я сунул ему в руки адаптер:

— Подключай через бокс №3. Я вывел на байпас.

Он только кивнул и исчез обратно в операционную.

Следующие два часа я бегал между щитовой, лабораторией, реанимацией и архивом. Вытаскивал провода, переключал приоритеты, ставил переноски, сбрасывал тепловую защиту на прожекторах.

«Друг» подсказывал схему, «Муха» и «Птичка» следили за температурой блоков.

Я знал, что не имею права устать.

Потому что там — под скальпелем — человек. И если я не дам ток, нож не сработает. А без ножа — всё.

* * *

Под утро всё успокоилось. Свет — был. Стерильность — вернулась. Хирурги вышли, молча. У одного руки дрожали. Но никто не жаловался. Все знали — всё случилось, потому что «этот парень» пришёл и всё запустил.

Начальник госпиталя подошёл ко мне и молча положил руку на плечо. Стояли долго, и только потом он сказал:

— Костя… ты спас не одного пациента. Ты — вытащил всех из жопы.

— Я просто делал, что умею.

Так еще немного постояв, мы с полковником разошлись, но перед этим он меня поощрил:

— Двух дней отгулов тебе хватит Борисенок?

— Вполне, товарищ полковник!

— Тогда иди отдыхай, свободен.

Город ещё спал. Серый, влажный, холодный. Но внутри было тихо и тепло.

Проходя мимо вахты, услышал голос дежурной:

— Борисенок, тебе письмо вчера пришло!

— Ага… Спасибо.

И мои ноги свернули к стелажу, разбитому на клетки, где каждая была подписана буквой алфавита. В клетке с буквой «Ч» лежало письмо. Плотный серый конверт. Почерк — узнаваемый. Дедов.

Крупный, с нажимом. Подписанный:

«Костюша. Личне руке. От дедулі.»

* * *

Поднявшись к себе, я умылся, снял с себя все грязное и встал под душ. Отмывшись и переодевшись в чистое, поставил кипятится воду и взял в руки конверт. еще раз прочитал адрес и открыл.

Запах кожи, пыли и чего-то… настоящего, что ли… Дед писал:

'Здарова, унук.

Дзякуй табе за ўсе. Наташа носіць туфлі як прынцэса, і ўсе дзяўчаты глядзяць як на казку. Але ты мне скажы — калі табе гэта сапраўды па душы… то можа, час адкрыць справу па-сапраўднаму?

У мяне тут адзін стары знаемы — Аляксандр Міхайлавіч, у Гомелі, трымае склад. Кожы ў яго — як у музеі. І есць у яго памяшканне, дзе можна арганізаваць сапраўдную майстэрню. Хочаш — з’ездзім, паглядзім. ен чакае адказу да наступнага тыдня. А калі хочаш працаваць у Мінску — ен табе можа шлюб зрабіць, з пастаўкамі. Па сабе, як свайму. Гэта не проста пра рамесніцтва, Костюша. Гэта — пра справу з рукамі і з сэрцам. Думай. І калі што — ты ведаеш, дзе мяне знайсці.

Дзед.'

Я опустил письмо. Подошел к окну. Снег начал ложиться тонкой пылью на подоконник. Первый. Легкий. Пробный.

Дед предлагает открыть мастерскую…

* * *

После бессонной ночи в госпитале и письма от деда, я позволил себе немного отключиться.

Не совсем сон, не совсем отдых — просто тихая темнота с четкой мыслью: надо лететь.

На рассвете я активировал атмосферник, вывел маршрут на полуавтомат, выбрав старую точку посадки — лесной массив у улицы Барыкина. Знакомое место. Проверенное. И — родное.

Летели без звука, сквозь рассветную дымку и туман над болотами. «Птичка» удобно устроилась на внешней подвеске, и заодно проверяла маршрут, «Друг» анализировал погодные параметры и параметры самого атмосферника.

— Посадочная зона очищена. Травяной покров 82%. Визуальный контакт с жилыми постройками через 640 метров.

— Все как тогда, — пробормотал я.

Атмосферник сел мягко и беззвучно как кот, запрыгивающий на подоконник. А самое главное скрытно.

Вышел, вдохнул — и сразу получил в лицо весь гомельский октябрь. Мокрые листья. Запах костра. Чуть запаха земли. И яблоки где-то рядом, прелые.

Свернул к тропинке — та, что вела к дедовой калитке. Я не стал стучать — просто толкнул ее.

Во дворе стоял дед — в старой жилетке, в фетровой кепке, с мокрыми руками — видимо, мыл сапоги.

— Ну здарова, Канстанцін Вітальевіч, — сказал он с ухмылкой, не поднимая взгляда. — Пакуль ішоў, я ўже ваду падагрэў. І сыр у халадзільніку.

— Привет, дед. Письмо получил.

— Я ж бачу. Бо ты тут. Не праз тэлефон, не праз пошту. А тут. Па-сапраўднаму.

Бабушка вышла следом, вытирая руки о передник:

— Божачкі, Касцік! Ты ж што так ціха⁈ Мы ж і не ведалі! Ты б хоць трошкі паспаў! Я б аладкі падсмажыла, а то ж прыехаў — а ў мяне толькі тварог.

Я обнял обоих. Сильно. Как в детстве. Как будто небо стало ниже, а земля — ближе.

* * *

Мы пошли в мастерскую после обеда — через двор, мимо яблочного дерева. Дед отпер дверь древним ключом, впустил меня внутрь и молча щелкнул выключателем.

У него здесь тепло. Знакомые запахи — воска, клея, пыли. На полках — колодки, куски кожи, сапоги на реставрации, сумки наполовину готовые. На столе — недошитый ремень и две кружки.

Дед разлил кипяток из эмалированного чайника, добавил заварки и по куску сахара каждому.

— Слухай, Костюша… Пішу я табе тое пісьмо — і сам не ведаю, чаго хачу болей. Каб ты прыехаў — ці каб ты не прыехаў.

Я улыбнулся:

— А теперь?

— А цяпер… добра, што прыехаў. Бо ўжо бачу — галава ў цябе не халодная, а цеплая. І рукі не для касмічных кнопак, а для жывое справы.

Он отпил чай, вздохнул:

— Значыць так. Палыч… ен, як і я, быў калісьці рамеснікам. Потым перайшоў на нарыхтоўку. Зараз трымае старое сховішча пад скуру, недалека ад аэрапорта.

У яго — усе. І цяля, і козка, і нават лакаваная экзотыка, калі трэба.

— И помещение?

—есць. Старая прасавальня. Сухая, электрыка есць, вокны есць. І швейка стаіць, «Чайка-132» — праўда, капрызная.

Я молчал. Чай остывал. Дед глянул поверх чашки:

— Кастусь… калі ты за гэта, я табе дам старт. Усе сувязі, кантакты. Нават першага кліента знайду.

Я провел пальцем по крышке банки с гвоздями.

Потом взглянул на деда:

— А калі скажу, што не вазьмуся?

— То скажаш шчыра. І я табе за гэта — дзякуй скажу.

Я встал. Прошелся по мастерской. Колодки, кожа, старая вешалка, табуретка со следами от лака…

Все дышало ремеслом. Мягким, настоящим, добрым. Но…

— Дед… я гэта люблю. Але гэта — не мой шлях.