Инна пришла тихо. Без слов. С порога — усталость в глазах, лёгкая тронутось ветром на щеке, и тепло в руках — она держала бумажный свёрток.
— Я тут мимо проходила…
— И оказалась прямо в моём эпицентре.
Она хмыкнула, вошла, поставила свёрток на стол. Села. Разулась. Оглядевшись, заметила:
— Пахнет кожей. И кофе. И… тобой.
— Удачное сочетание?
— Провокационное.
Я в ответ достал из-под стола единственный готовый туфель. Бежевый. Перекроенный. Живой.
— Примерим?
— Ты думаешь — я выдержу?
— Проверим.
Она встала. Сняла чулок. Я встал на колено, подал туфель, надел на ногу — аккуратно, как капсулу на сложный механизм. Он сел идеально. Ни залома, ни напряжения. Как будто родной.
— Теперь, пожалуйста, — я сглотнул, — поставь ногу на табурет.
Инна приподняла бровь:
— С ноткой империи звучит.
— Умоляю. Просто сделай это.
Она встала боком к свету. Плавно, выверенно поставила ногу на табурет. Плечи назад. Голова повёрнута. Рука вбок. И в этот момент я увидел. Гармонию. Линию. Суть. Как будто Вселенная выстроилась в этой позе.
Я прохрипел:
— Замри!
Схватил ватман, перо, чёрную тушь. Провёл первую линию. Потом ещё. Лодыжка. Подъём. Контур бедра. Шея. Профиль. Линии не были точными — они были живыми.
Инна стояла молча. Только взгляд — цеплялся за мои движения. Я рисовал, не выдыхая, на одном дыхании. Бумага оживала. Пространство исчезало. Была только она. В ней. Через меня.
Когда я положил перо, она медленно опустила ногу.
— Что это было?..
— Это была ты… через меня.
Она подошла. Смотрела на эскиз. Потом на меня.
— Ты только что взял и обнажил меня, не раздев.
— Да.
И тут же — шаг. Один. Она в моих руках. Поцелуй — не как благодарность. Как — захват. Как огонь. Как честный рикошет между душами. Руки. Плечи. Шея. Запах кожи и туши. Страсть — быстрая, как волна. Никто из нас это не планировал. Но всё было от души и честно.
Позже, когда она собиралась уходить, я проводил её до двери.
Она оглянулась на пороге:
— Мне будет тепло. Даже на улице. Спасибо.
— Возвращайся. Всегда.
Дверь закрылась.
Я сел на кровать. Ватман со скетчем лежал на столе. В комнате — тишина. И странный стук в голове. Как рикошет. Громко. Глубоко: «Я вылечу её маму. Просто чтобы она никогда не уходила в ночь.»
В середине недели, после работы мы с Инной доехали на трамвае до спального микрорайона. Хрущёвка, запах лестничной клетки — пыль, немного кошачьей мочи, чуть плесени. Обычная двухкомнатная квартира на третьем этаже «болгарка», но с налётом женского упрямства и заботы: всё чисто, с душой, но давно просится на руки капитального ремонта.
Инна открыла дверь ключом, кивнула:
— Проходи. Только разуйся — мама очень чувствительна к пыли.
Я вошёл. Вешалка — перегружена. Обувь под ней аккуратно расставлена на полу. На стене — календарь с оторванным нижним краем и фотографией озера Нарочь.
— Снимай «Аляску». И не пугайся: мама сегодня в духе, но она очень наблюдательная.
Из глубины комнаты — женский голос:
— Это у тебя кто? Тот самый… черненький?
Инна засмеялась:
— Не черненький, мама. Он просто аккуратный.
Я шагнул в левую комнату. У окна на ортопедическом матрасе — невысокая, сухощавая женщина, лицо строгое, глаза живые и… глубокие.
Она лежала на переоборудованной тахте. Одна рука — в движении. Вторая — безвольна. Стопы — с напряжением.
— Константин. Очень приятно.
— Раиса Аркадьевна. Мне тоже.
— А говоришь, не черненький. Он — вылитый твой дед в молодости. Такой же скептик во взгляде.
Я улыбнулся, присел на стул:
— Я думаю, что взгляд — это и есть ДНК настоящего человека.
Она посмотрела дольше, пристальней.
— Умный. Осторожный. А как насчёт терпения?
— На «отлично», если есть цель.
«Друг» включился в фоне, сканируя биохимические параметры. На внутреннем уровне я видел сразу: атрофия в нижних конечностях, гипертонус в поясничной зоне, спастические очаги в мозжечке и участке шейного отдела. Ремиттирующая форма рассеянного склероза. Прогресс — пока контролируемый.
— Зафиксировано. Иммунный дисбаланс — высокий. Местные медикаменты обеспечивают лишь замедление процесса.
— Необходима адаптированная терапия. Фармакологический комплекс: β-интерфероны, миелопротекторы, специфический миелин-стимулятор.
— Рекомендую доставку на орбиту: максимум через 12 дней.
Пока шёл разговор, я уже знал, что делать.
— Раиса Аркадьевна, скажите, где у вас солнце бывает чаще — утром и вечером?
Она приподняла бровь:
— Восточные окна. Почему?
— Потому что мы поставим здесь панорамную кровать-коляску. С регулировкой. Чтобы солнечные ванны — без усилий.
— И с тюлью. Я не люблю прямой свет.
— Учтём. Рекомендую вместо тюля качественные солнцезащитные очки. Снижение спазма начнётся не с укола, а с правильной среды.
Она вздохнула, но губы её тронула тень улыбки. Инна смотрела на меня, прижав ладони к губам.
Я встал, прошёл по комнате:
— Дверные проёмы — узкие. Надо расширять. Пройдёт между кухней и коридором инвалидная рама — с поворотом?
— Нет, — сказала Инна. — Я всегда поднимаю её и тащу задом.
— С этим — покончим.
— Рекомендую адаптацию: замена порогов, расширение проёма на 12 см, установка скользящих петель.
— Сборка кровати начата. План готов. Примерное время завершения — 3 дня.
Я сел рядом, взял руку Раисы Аркадьевны. Тёплая, хрупкая.
— Мы не будем обещать невозможное. Но стабильность, ремиссию, уверенность и минимум боли — да.
— А откуда вы такой?
— Оттуда, где никто не уходит в туман, если это можно предотвратить.
Она кивнула. Медленно. Как человек, который услышал больше, чем сказано.
Инна стояла у дверного косяка. Глаза — блестели.
— Ты… это всё серьёзно?
Я кивнул.
— Да. И уже начал.
— Отметка сделана. Начата операция «Светлый Дом».
— Цель: восстановление качества жизни объекта «Р. А. Сафронова».
— Мотивация: человеческая.
Вечером в пятницу, я и она снова вдвоем едем к Инне домой. Мы вышли из трамвая, прошли под ветвями уже почти голых деревьев. Холодный воздух щекотал нос. Осень в Минске — не разу не Африка. В подъезде — пахло, не как в прошлый раз… иначе.
Инна морщит нос, нюхая воздух:
— Кошачья моча исчезла?
Я усмехаюсь, думая про себя:
— Не исчезла. Просто «Птичка» дважды проскакала по этажам и разбрызгала репеллент с запахом хищника.
Коты — не глупее людей. Побоялись конкуренции.
Раиса Аркадьевна была, как и ожидалось — в своей комнате — уже в пижаме, в руке уверенно держит газету.
Кивает сдержанно:
— Проходите. Я тут вас уже заждались.
Я ставлю на пол два свёртка, раздеваюсь и сразу начинаю собирать подставку под обувь из авиационной фанеры, которая складывается и раскладывается без гвоздей и шурупов — на пазах, как детский конструктор.
Инна помогает, хихикает:
— Тебя надо срочно клонировать.
— Тебе меня одного мало? Я могу прибавить обороты…
Второй свёрток — вешалка настенная, с хитрой системой раздвижных крюков.
Лёгкая, но прочная. Под пальто, сумки и даже ключей.
В коридоре стало заметно просторнее.
Теперь они вдвоём могли пройти, не прижимаясь к стенке и не наступая на тапки.
Раиса оценивает краем глаза через дверной проем. Не комментирует. Но кивает.
После апгрейда коридора, Инна на кухне достала судки с едой. Я достал из кармана список: диета с учётом диагноза. Противовоспалительное питание, минимум соли, дробное кормление, лёгкие белки, теплосберегающий режим блюд.
— Вот, завтра сделаю специальный омлет с брокколи. А сегодня — гречка, тушёная индейка и немного кураги на десерт.
— Ты где взял брокколи Костя?
— В ботаническом саду…
— Откуда они там?
— Один чел, пишет диссертацию, я ему кое чем помог, а он взамен будет выращивать овощ и делиться урожаем.
На этом вопросы заканчиваются и Инна уходит кормить маму. Та принимает еду сдержанно, но ест спокойно. Ни тени раздражения. Даже просит тёплой воды.
— Мягче стало. — признаётся она. — Не колет зубы. И… не такая горечь.
Я улыбаюсь.
— Это только начало. Мы тут всё перепишем. На чистовик.
Комната у Инны маленькая. Но тёплая. Мы легли, не зажигая свет. Под одним одеялом. Лицом к лицу. Без слов.
Инна шепчет:
— Устала. Но так хорошо…
— А завтра будет ещё лучше.
— С тобой — да.
Она уже засыпает, когда добавляет:
— Спасибо тебе за всё. И за маму — особенно.
Я не отвечаю. Просто глажу её по волосам. Тихо. Медленно.
А в соседней комнате Раиса Аркадьевна не спит. Лежит в темноте. Слушает. И думает. Не о своей боли, и не о болезни. А о том, как в ее дом вошёл человек… Который не спрашивал разрешения на заботу. Просто проявил ее, и не останавливается.
Утром на кухне было прохладно, а чайник гудел на плите, как турбина перед запуском.
Инна застёгивала куртку, натягивала шарф:
— Я сбегаю за хлебом, быстро. Ты пока… омлет?
— Уже пошёл греть сковороду.
— Ты идеален. Прямо до подозрительности.
И вышла, хлопнув дверью, оставив меня на кухне — с миской яиц, брокколи, рисовой мукой и каплей льняного масла.
А что делать? Человеку надо диетическое, противовоспалительное питание. С максимумом пользы — минимумом нагрузки.
Раиса Аркадьевна лежала у окна, с книгой.
— Доброе утро, Раиса Аркадьевна. У нас сегодня — омлет, как обещал.
— Если вы молодой человек ещё и готовите так же, как ремонтируете вешалки, боюсь — я не выживу от восторга.
— Берегите себя, не восторгайтесь… Хотя немного можно — и вам не будет вредно, и мне приятно. Сегодня в меню — мягкая текстура, минимальная соль, тёплая температура.
И поставил перед ней тарелку, добавив курагу и глоток чая с мелиссой.
Она ела медленно, но с аппетитом.
— Нежно… и не скучно. Как вы это делаете?
— Магия. Ну и немного инженерии.
После завтрака — гигиена, смена пледа, включён аудиосеанс с мягкими альфа-волнами и направленным инфразвуком от «Мухи», устроившейся на подоконнике.
Раиса Аркадьевна моргнула несколько раз, сказала:
— Музыка у вас как сон в лесу…
— И это — часть плана.
— А-а… понятно… Вы что-то затеваете.
И выключилась. Спокойно и мягко.
Активизировался «Друг»:
— Время работы в безопасной фазе: 2 часа 14 минут.
— Медробот «Скат-3М» активен.
Действия медицинского робота:
1. Проверка состояния кожи и суставов: инфракрасное сканирование, микромассаж мышц-антагонистов.
2. Аппликация геля с нейромодулятором на шею и поясницу.
3. Лёгкое лимфодренажное воздействие — стимуляция капиллярного кровотока.
4. Параметры давления, пульса, кислорода — всё в пределах нормы.
«Птичка» тоже принялась за дело.
В режиме бесшумного демонтажа лазер расширяет:
— дверной проём кухни на 12 см,
— проход в ванную — на 14,
— нижние пороги снимаются,
— укладывается тонкий слой амортизирующего покрытия, чтобы не царапался пол и легче каталась коляска.
— Завершено. Обломки переработаны. Пыль — в циклоне «Комар».
— Ожидаю доставку мебели через 48 часов.
Пришел доклад с орбиты от «Помощника».
Канал зашифрован. Приём данных с орбитального контейнера:
— Кровать-коляска 1 комплект — готовность 100%, доставка через 2 суток.
— Миелин-стимулятор — синтез завершён, стабилизация в изотермической капсуле.
— Фотохромные линзы с ИК-защитой — напыление завершено, адаптация под чувствительность сетчатки пациента учтена.
— Ручной модуль регенерации суставов — подготовлен к полевому тестированию.
— Примечание: «Вы слишком хорошо лечите для стоматолога, Константин Витальевич.»
Задачи поставлены, цели определены, мне остается взять в руки ведро, тряпку, и вымыть пол, подоконники, и все остальное. Заодно собирая всю ненужную мелочь с полок: пустые банки, старые бумаги, запчасти от утюга, — всё в мешок.
Вытираю пыль с фотографий, одновременно внимательно их рассматривая. Подправляю криво висящий пейзаж. В общем навожу порядок не просто в квартире, а в жизни.
Раиса Аркадьевна в этот раз проснулась без привычного «рывка». Тело не горело. Руки не тряслись. Мир был ровным, словно кто-то подровнял и пригладил полотно её реальности.
Она открыла глаза. На потолке — ни паутинки. Воздух — чистый, чуть пахнет воском и яблоком.
Свет не бил в глаза — тюль повешен иначе. Правильно. С заботой. Она повернула голову.
Проезд из комнаты — расширен. Без сколов, без острых углов. «Как… как будто про меня вспомнили.»
Колёса кровати-коляски тронулись без рывков, без скрежета. Пространства — стало больше, и в нём — её стало больше.
На кухне слышны шаги, шорох полотенца, скрип табурета. Раиса прокатилась туда сама. Без напряжения.
— Доброе день, — сказала она.
Я обернулся, стоя в рубашке с закатанными рукавами, с венчиком на голове из пыли, вытирая последнюю каплю со стола.
И улыбнулся, так… как улыбаются люди, которые давно здесь, и давно свои.
— Вы спали, как принцесса.
— А проснулась… в новой стране.
Она осмотрелась. Медленно. Детально. Каждый угол. Каждая мелочь.
И тихо сказала:
— Ты изменил всё. Почти не касаясь.
— Я только создал удобство. Всё остальное — вы.
— Нет, — она посмотрела прямо. — Всё остальное — мы. Потому что я вдруг поняла…
— Что?
Раиса Аркадьевна посмотрела в окно. На дерево, на которое смотрела каждый день. И вдруг оно показалось ей чуть выше, чуть живее чем раньше.
— Я вдруг поверила, что у меня… есть завтра.
И в этот момент — молчание стало самым громким подтверждением того, что всё мной сделано правильно. Я подошёл к ней ближе. Присел рядом. Взял её руку. Не как врач, и не как спасатель, а как человек, который останется рядом навсегда.