Перебинтованный полуголый Рондо стоял на коленях склонив голову к полу. Огонь свечи обнажал его старческие складки.
Редкое зрелище в нашем новом мире — увидеть молящегося Единому богу. Когда-то эта вера господствовала на континенте, но после прихода Смерти (который не был предусмотрен ни одним священным писанием), паства развалилась. Я рос в атеистической семье, отец которой некогда был настоятелем церкви. Он-то и поведал мне о старых временах, когда еще люди не уходили в забвение после нескольких открытых ран. Пересказывая священные писания эльфийских, людских и прочих религий, он постоянно усмехался над тем, какие они были глупцы раз верили в сочиненные когда-то небылицы. А вот брат мой с годами уверовал… Для отца это было сладким горем. «Тебе похоже предстоит пройти тем же путем, что и нам» — говорил он.
Рондо вытянулся, опустив руки на колени. Он тяжело дышал, весь покрылся потом.
— Теплеет, да? — обратился он ко мне.
Я протянул бурдюк с вином.
— Да.
Мы принялись пить, свесив ноги в пустоту, обняв холодные металлические перила. На горизонте виднелось солнце. Мы наблюдали закат каждый час, а восход — каждые два.
— Прости, что тогда…
— Забудь. — резко осек меня Рондо. — Мне легче вашего пришлось.
Минут десять тишины и только Альтер о чем-то спорит где-то там с Вивай.
— Сколько тебе лет, Рондо?
Спрашивал я, чтобы развеять молчание и никак не рассчитывал на ответ.
— Сотня, наверное… Ну да. Около того.
— Давно ты веришь?
— Ха-ха. Как родился, так и уверовал. У нас по-другому нельзя было.
— А когда все случилось, не сомневался?
— Еще бы! Такой удар под дых от милостивого нашего Господа…
Я не сделал следующий глоток.
— От господа?
— Ну да. Со временем я понял… Что-то мы сделали не так. Не мы с тобой, Крау, а все мы: люди, эльфы, нериты. Вот Он и поднял руку.
Я возмутился:
— Хочешь сказать, Смерть — наместница Единого бога? Его карающая длань?
— Опять ты все поэтично обставил… но в общем, да.
Я от души рассмеялся. Альтер спросил, что у нас происходит, а я ему помахал напитком, мол, иди сюда, тут рассказывают удивительные вещи! Но он не спешил присоединиться.
— А чего же ты тогда против бога пошел, а? Рондо? — начал я, — Если его воля такова, что он решил лишить нас того, что подарил когда-то — жизни, то ты, противящийся этому не антихрист ли случаем?
И я вновь рассмеялся.
— Крау?
— Что?
— Как думаешь, Бог злой или добрый?
Я подавил очередную волну смеха, а затем призадумался. Можно ли к высшему существу применять такую оценку? Его пути неисповедимы и все тут! Так я и ответил.
— Знаешь, а мне кажется, если Бог сотворил нас по своему образу и подобию, то все совсем не так. Бог спас мою жизнь, подарив мне тот доспех, что я ношу. У Эленмер вместе с руками он отнял магию. Я уничтожил культ каннибалов в Ривенхоле, но растлил дочь собственного брата. Как считаешь, есть в нас нечто схожее?
Я искоса посмотрел на него. Очевидно, он ожидал от меня вопросов, но я не стал их задавать.
— Что для тебя эта дорога наверх, Крау? — спросил Рондо, не дождавшись от меня слов. — Что она значит в твоей жизни?
— Мной движет любопытство. Хочу знать — что там наверху. — солгал я.
Рондо раздражённо сплюнул в пропасть, словно раскусив меня.
— А для меня этот путь — паломничество. Я хочу доказать, что мы достойны жизни, Крау. Что мы достойны вечной жизни. Не где-то там, в далеких землях, а здесь, в нашем раю.
Алый горизонт распустил свои ветви по небу. Вдали я видел, как кровенеют горы, как мертвые леса близ башни наливаются соком. Черные дороги, точно вены сларков пересекали тело безжизненной земли, раскинувшейся под башней. Кафиниум твердыней стоял посреди пустоши. Птицы, измазанные углем, бороздили небо, то величественно оседая на кронах, то скитальцами убегая в желтые отлитые золотом края — земли когда-то вечного королевства.