Башня мертвых

V. Кафиниум падет

В последнее время не было ни дня, чтобы ей не снились сны.

Этот раз ей особенно запомнился. Густой туман вдалеке. Деревья водили хоровод вокруг цветочного луга. Сумерки разыгрались на небосводе. Сказочная мелодия поддерживает ритм сердца и не дает заскучать. Она смотрит как на ветру колоситься трава, а среди них танцует троица искр. Воспоминания постепенно приходят, а с ними и новые чувства. Вот они втроем. Два брата и Тэвия.

Тот, что постарше, обращает внимание на листья, на их изящную форму, считает звезды и рассказывает странности, что со временем небо меняется. Младший внимательно слушает каждое его слово, часто выступает наперекор, но быстро унимается. Он очень уважает его и любит. В те времена и она их любила. Возможно, они нравились ей даже больше, чем слуги во дворце. Они не исполняют все ее прихоти, но все же кажутся такими интересными, взбалмошными, такими взрослыми детьми…

Двое мужчин уже около получаса возились с очередной опорой для того, чтобы грунт не обвалился. Дело шло медленно, но верно. Рэдонель принес «своим парням» королевского чая, какого те никогда не пробовали. Это придало их делу какой-то возвышенности, судя по всему, раз работать они стали усерднее.

Пока лорд распоряжался делами, касающимися обороны, всюду за ним бегала Мэриет. Он просил ее рассказать о тонкостях одиозной натуры Тэвии, скрываясь за вопросами о чае и за прочими уточнениями о королевском быте.

— Я вот все думаю… в какой момент жизни все эти знатные люди вдруг начинают увлекаться всякой художественной чертовщиной? — спросил он, когда они спустились в подвал, чтобы проверить ход работы над подкопом.

— Что вы имеете ввиду? — спросила она с улыбкой.

— Ну картины там начинают коллекционировать, начинают писать, паршиво играют на фортепиано, не дай бог на лютне… Вообще-то, это скорее риторический вопрос.

— Я не знатна и не богата, но даже мне нравится фортепиано, — ответила Мэриет смиренно и тихо, в свойственной ей манере, — А вы, лорд Рэдонель? Вы же любите роскошно одеваться, коллекционируете одежду… Мне кажется все люди стремятся к самовыражению. Искусство — наиболее дорогой его вид, поэтому и доступен он становится только когда у человека есть много свободного времени и много денег.

— Да-да… ты права. Просто вот иногда хочется быть каким-нибудь хлебопашцем или делать полжизни кувшины, а другую половину — чашки, и не думаешь ты глобально о том, что происходит, и не тревожат тебя мысли о стране.

Мэриет захихикала:

— Что вы, Лорд. Как раз таки ремесленники и хлебопашцы больше всего думают о стране! Да, они совсем ничего не могут в ней изменить, но именно на них изменения сказываются больше всего.

— Тогда какой прок им от этих мыслей? Тревога одна, да и только. Вот суждено если тебе обратиться вампиром, не забиваешь себе голову и обращаешься. А у нас вот еще есть возможность НЕ умереть, оттого и горестно мне, что приходится эти проблемы решать, а не просто ждать своей участи. Как Крау, например.

— Думаете, ему было легко?

— Разумеется нет. Но вот мне бы на его месте было бы легко. Он хоть и говорил, что всегда был фаталистом, в душе же всегда возлагал на человека огромную ответственность за выбор. А я вот — настоящий фаталист, исконный.

— Тогда почему вы сопротивляетесь Подиуму? Почему просто не сдадитесь?

— Я думаю, что судьба очень субъективна. И мне моя судьба говорит, что мне суждено весь этот сброд повесить, как предателей своего народа. И я намерен попытаться.

— Тогда я с вами. Я насмотрелась на казни в детстве, но казнь повинных в смерти господина Крау я еще стерплю.

— Где же ты жила, раз видела столько смертей?

— Мой отец был палачом Шордана в те времена, когда войска вошли в Ритонию. Он брал меня с собой каждый раз… Хотел приучить к тому, что жестокость в нашем мире нормальна. Что есть люди достойные смерти. Честно говоря, этого я так и не поняла. Чудовищно, что кто-то вот так просто решает жить кому-то или умереть. Но если вы верите в судьбу, то, наверное, для вас эта мысль не так страшна.

— Пожалуй. Но я тебя понимаю, — Рэдонель приобнял девушку и погладил ее по плечу, по-дружески, нежно, без интимного подтекста, — Есть в тебе какой-то притягательный свет… Будь осторожна, когда все начнется. Я читаю книгу своей судьбы, и в ней написано, что, если Мэриет будет себя беречь, наши пути вновь пересекутся.

Аккуратное, мягкое тепло охватило ее душу и тело.

— Так-так-так… не порядок. Почему Ларун спит? Я тебя вроде следить за ними поставил, как надзирателя, чтобы работали, а не как воспитателя, чтобы детки вовремя ложились спать!

— Но… Сэр! Он уже вторую ночь без передыху… — ответил солдат с красной повязкой на предплечье.

— Он сам вызвался! А значит заявил — «на меня можно положиться!»

— Понимаю, лорд Рэдонель…

— На ночь остаешься без излишеств. Никакого тебе чая и никакого пирога.

— Понял. Исправлюсь.

— Вы так жестоки, сэр! — пошутила Мэриет, — Никакого пирога и чая…

Рэдонель сначала обозлился на нее, но быстро понял — только что она впервые сделала рядом с ним нечто, не входящее в ее обязанности. А потому просто решил посмеяться.

Так бывает. Иногда просто нужно посмеяться. И страхи уйдут, и время покажется сладким, как десерт.

Рьяма пыталась дотянуться до верхней полки книжного шкафа. Пальцы, едва-едва касались кончика книги на стеллаже с любовными романами.

— Дура, возьми уже стремянку, — прошептала Мартин.

— Что? Я тебя не слышу, начни уже рот открывать, когда говоришь! И сама ты дура!

Мартин перелистнула страницу. В ее руках были «Размышления о кризисе и войне».

— В библиотеке нужно говорить шепотом. Нас воспитывали одни и те же родители, но иногда мне кажется, что тебя все же где-то на рынке подобрали.

Рьяма подпрыгнула и ухватилась за книгу. На обложке красовалась ажурная надпись: «Принцы города ветров». В следующую секунду редкий романтический экземпляр угодил Мартин в грудь.

— Ах ты сука! Ты что творишь?!

— Тиш-ш-ше, — прошипела Рьяма, — в библиотеке нужно базарить шепотом.

Мартин озорно улыбнулась и «Размышления о кризисе… и чем-то там еще…» быстро превратились в «размышления о разбитом лице заносчивой младшей сестры». Девушка сорвалась с места и мгновенно повалила Рьяму на пол.

Вскоре несерьезная потасовка перевернула вверх дном стеллажи с исторической и научной литературой. Хаос оставил без внимания лишь полки с неумело написанными детективами.

В комнату вошла Тэвия. Ни капли не удивленная и ни капли не заинтересованная в происходящем. Не обращая внимания на сестер, сражавшихся случайно взятыми томиками двух враждующих философов, она, постукивая каблуками и придерживая платье, прошагала в конец комнаты, где Крау всегда хранил свои и брата стихи и прозу. Найдя небольшой зазор в самом центре между лирикой и эпосом, Тэвия аккуратно вставила туда «Рукописи мертвеца».

— Это… все завершает, да?.. — девушка пододвинула кресло и села напротив.

Опомнившись, сестры поправили выданные им бархатные рубашки и встали по обе стороны от Тэвии.

— Можете здесь хоть все в пыль стереть, но вот это, — Тэвия указала на работы Крау, — если хоть пальцем тронете, я вас скормлю вампиру. Неплохая участь, если подумать.

— У вас есть личный вампир? — спросила Рьма и захихикала.

— Или это у него есть личная хозяйка. — Тэвии было приятно, что в ее компании появился не самый обычный принц.

Мартин взяла из-под ног помятую книжонку и аккуратно поставила ее на свое место (или ей показалось, что это место было подходящим).

— Это может быть неприятно… Могу я поделиться кое-чем, госпожа? — спросила Рьяма.

— Валяй. — какое никчемное слово я подобрала…

— Когда Крау говорил о вас, он всегда называл свой брак «никчемным, пустым и неприемлемым», но когда я познакомилась с вами, мне показалось, что вы хорошо к нему относитесь…

— Так было не всегда. Никчемным, пустым и неприемлемым считала его я. Но это оказалась небольшая часть Крау Ардена. В последнее время я узнаю о нем столько нового, что мне теперь кажется, будто я не знала ничего. Вот, например, удивительный факт — пока он спал с легкодоступными девицами, он, оказывается, часто жаловался на то, какая я последняя стерва.

Мартин рассмеялась:

— Ваше чувство юмора — ограненный алмаз.

— Ну он не всегда говорил плохое… — Рьяма погладила Тэвию по плечу, утешая, отчего та вздрогнула, — Он еще говорил, что, если бы не вы — он бы уже давно умер.

— Что правда, то правда. Впрочем, если бы я постаралась, то сохранила бы ему жизнь еще на очень долгие годы.

— Эх… сомневаюсь… — Мартин окинула взглядом рукописи и достала томик стихов, — Можно?

— Да. Почему ты сомневаешься?

— Просто… Я заметила, что у мужчин часто бывает такое. Появляется какая-то странная идея, она подкрепляется еще более странными мотивами, а потом… достаточно моргнуть, и вот он уже в стремени скачет на войну или…

— Или сидит в подпольной организации и планирует устроить переворот, — предложила Тэвия, — Да, я тоже замечала это за своими мужьями.

— Сколько у вас их было?

— Пятеро. Крау — шестой. С каждым я прожила не больше полугода.

— И поэтому вас называют «проклятой»… — знакомый мужской голос.

Рацерик появился неожиданно тихо. Он быстро пробежался взглядом по надписям, а затем еще раз, но медленнее. Искал что-то.

— Вот видите, как все интересно получается? В одной комнате собрались проклятые принц и принцесса… и две проститутки, разумеется.

Рацерик позволил себе аристократичный смешок.

— «В водовороте ее ослепших глаз искал свой образ я, но сколько б не искал — все зря. Она злодейка знойная, как в Ритонии жара!» — процитировала Мартин с выражением.

— Как думаете, чьи строчки? Крау или Ричарда? — подхватил Рацерик.

— Крау. Просто догадываюсь о ком они. — ответила Тэвия с улыбкой.

Принц заглянул в книгу и нашел взглядом заметку в конце страницы:

— «Тэвия Ритонская. Моя первая любовь». Это написал Ричард, ведь Крау никогда не был в Ритонии, насколько я понял из его творчества. Да и первая любовь? Хм.

Тэвия решила оставить эту догадку без ответа.

— У вас есть разговор ко мне, принц?

— Верно. Наедине, если позволите.

— Всё-всё, мы уходим, только подскажите, о благородные особы, когда мы уже сможем уехать? — Мартин постаралась сделать свой тонкий голосок хотя бы на тон грубее.

— Уехать вы можете в любой момент. Но вот остаться живыми… вряд ли, — Тэвия замахала рукой, — Ступайте-ступайте, очень скоро все решится и лучше бы вам быть здесь.

— Да, госпожа.

Сестры покинули помещение, и атмосфера тут же стала холоднее.

— Рэдонель пошел на переговоры. — сообщил принц.

— Мы предполагали, что у них будет для нас предложение… Почему он не сообщил мне?

— Насколько я могу судить, он не хотел, чтобы это обсуждалось. Надеюсь, он не станет глупить.

— Я тоже надеюсь. Ему это не свойственно, хотя он и бывает вспыльчив.

— Надежда на благоразумие… сколько раз я возлагал эти надежды, когда был при дворе? Иногда мне искренне жаль, что не могу поделиться хотя бы частью своих итак мизерных знаний с людьми.

— Если ваши знания мизерны, принц, боюсь, что мои тогда можно оценить в сребреник.

Смущенный принц замахал рукой, мол «перестаньте».

— И кто же нас пригласил? Румьер?

— Фидель.

— Хм, у меня сложилось впечатление, что она не в восторге от того, что происходит. Рэдонель рассказывал об их непростой связи с Крау, так что ставлю на ее сожаления и снисходительность.

— Аналогично.

— Вы придумали, как мы поступим с началом вторжения?

Рацерик приложил руку к сердцу и не без удовольствия уверил:

— На этот счет можно не переживать. Им незачем сохранять наши жизни и дом Арден, поэтому их маги израсходуют большую часть потенциала в первые минуты.

— Легендарная магическая артиллерия Подиума… Говорят, что большую часть Мертвых земель выжгла именно она.

— Да, это было при мне. Я собираюсь поставить барьер, на который уйдут почти все мои силы, но это стопроцентная гарантия. Что же касается прямого штурма — здесь у нас все еще нет шансов. Людей слишком мало. Все они отдадут свои жизни, чтобы мы попытались обвести Подиум вокруг пальца. Как продвигается дело с тоннелем?

— Недавно Мэриет сказала, что они почти закончили. Вся надежда на то, что старую шахту не завалило, и мы сможем скрыться через нее. Но даже если так… до границы с Ритонией не рукой подать…

— Мы справимся, принцесса. Иначе нет в этом мире справедливости.

— А ее и нет. Есть только мы и наши действия. Хотя иногда и мне хочется разбавить этот мрак каплей магии. — Тэвия взяла Черную сталь за рукоять и занесла над головой, — Как видите, даже нечто столь темное может освещать мрак подобно факелу.

— Вам идет этот черный блеск. — принц не отводил взгляд от меча, — Он придает вам уверенности.

Тэвия улыбнулась. Черная сталь в последнее время успокаивает ее куда сильнее, чем дурманящие травы.

В густом лесу светилась пара огоньков.

— Может стоит загасить фонари? — спросил Эрдо.

— Так они подумают, что мы готовим засаду. — Рэдонель припал к сырой коре дерева.

Снежинки редкими парами опускались вниз. Вороны верещали в сумерках, словно кто-то постоянно пугал их. С приходом зимы всегда приходят перемены. Рэдонель никогда не верил ветру. «Ветер может означать лишь временные перемены, тогда как снег ввергает привычную жизнь в хаос. Но стоит к нему привыкнуть, как вновь возвращается порядок. Только этому циклу и можно доверять. Сначала все леденеет, потом тает. Ненависть сменяется любовью и наоборот. Страшно думать о том, что все, чтобы то ни было в природе подвержено принципу цикличности…»

— Надо было потеплее одеться. — Эрдо стремился развеять молчание.

— Тогда мы были бы не так проворны.

— Ты мне все это говоришь, будто учишь. Чего я в этих вещах могу не знать? Столько лет войны, столько лет жизни на грани… в последнее время я и вправду пренебрегаю безопасностью, чтобы хоть немного пожить в чертовом комфорте. — Эрдо сплюнул, — Давай хоть закурим я не знаю…

— Давай.

Эрдо вытащил кисет, забил пару трубок, и дым, поддерживаемый снизу теплым светом от фонарей, увлекся ветром.

Фидель написала в письме, что придет в полночь к руинам часовни Единого бога. Лорд держался чуть поодаль, давая понять, что изначально будет согласен не со всеми условиями. Было еще то, что его немного пугало. Если она знает о руинах, значит неплохо изучила местность. Но даже так, вряд ли Подиум в курсе о старой шахте… По крайней мере такую надежду он хранил.

— Несмотря на все… я чувствую себя таким спокойным, Эрдо…

— Отчего же? Ха-ха! Тяжело, знаешь ли, зацепиться за умиротворение на смертном одре!

— А ведь Крау смог, я уверен.

— Ты не можешь знать. Может он верещал и плакался, как сучка?

— Ха-ха-ха. Он бы оценил. Нет, думаю, он просто не такой человек. До самого конца он бы искал в себе только светлые чувства, — Рэдонель поменял опорную ногу, — У него были темные времена в жизни, но мне кажется в башне его душа по-настоящему расцвела. Говорят только в период лишений можно достичь простого счастья.

— Это мудрецы говорят, у которых с головой не все в порядке.

— Может быть. Но в чем-то они правы, раз так духоподъемны мои мысли.

— Да нет, просто ты тоже тронулся головой.

Рэдонель улыбнулся.

Одинокий силуэт проскользнул мимо деревьев и заглянул в храм. Затем он показался с другой стороны и осмотрелся.

Рэдонель выставил фонарь перед собой и поболтал им в стороны, помигал.

Медленно-медленно фигура стала приближаться.

— Негоже молодой девушке шляться одной ночью по лесу. — сказал Рэдонель громко.

Фидель попала под свет фонаря. Бледный вид выдавал ее тревогу.

— Лорд Рэдонель, — Фидель поклонилась, — прошу прощения за поздний визит, но только сейчас я могу поговорить с вами.

— Неужели муженек устал сжигать трупы и решил немного вздремнуть?

— Он занят, да. — Фидель откинула капюшон, выставив на показ растрепанные волосы, — Впрочем ему и не нужно знать о нашей встрече.

— Замечательно. Я рад нашему союзу.

— Это не союз. Я пришла предупредить вас о о подготовленной для вас участи. Наверняка вы знаете множество подробностей от принца Рацерика… Так что я не собираюсь уделять время деталям.

Рэдонель кивнул. Он поборол сильное желание вонзить в нее клинок прямо сейчас.

— Могу я сказать кое-что перед этим? — спросил он, — Надеюсь это не повлияет на ход переговоров.

— Прошу.

— Ты жалкая предательница, которая сожгла в пламени глупых амбиций свою душу. Тебя ждет самый страшный ад, который только может приготовить дьявол. Я хочу, чтобы ты никогда этого не забывала. Я надеюсь, стоя над трупом Крау, ты почувствовала хоть что-то. Ибо я знаю, что он умер бы, если бы это заставило тебя усомниться в своих действиях.

Фидель стиснула зубы. Желваки заиграли на ее лице, рукоять меча на поясе заскрипела.

— Я ЗНАЮ, РЭДОНЕЛЬ! Я ЗНАЮ! Знаю… я все это знаю, — прокричала она, — Но пути назад нет. Ни для меня, ни для вас. Все, что сейчас происходит произошло бы и без моего участия. Хотела бы я когда-нибудь рассказать тебе, как все было… и ему… но слишком поздно.

Рэдонель усмехнулся:

— Говори, что хотела сказать.

— Нападение произойдет завтра ночью. Сначала по вам ударит артиллерия, выживших добьют отряды зачистки. Во время того, когда мы изгоняли перевертышей, мы узнали всю информацию о местности. У вас нет возможности скрыться.

Интересно, а про шахту вы знаете? — спросил Рэдонель не вслух.

— Есть и другой путь. Румьеру нужна Тэвия. Живая или мертвая, но предпочтительней живая. Если она пойдет со мной во дворец, вторжения не будет. Тобой Подиум не интересуется. Я скажу, чтобы тебя пропустили на границе. Соберешь вещи, возьмешь жену, имущество и отправишься в Брелию или Ритонию, а лучше подальше — в Таврос.

— А что же Рацерик?

— Дворцу безразлична его судьба. Это дело принципа. Но я почти уверена, что он последует за Тэвией, если она решится.

Рэдонель кивнул.

— Ясно… мой ответ — нет. Будем сражаться. Если хочешь, можешь пойти со мной. Не обещаю подружить тебя с Тэвией, но если твое раскаяние искренне, тогда мне будет интересно услышать историю о том, что черт возьми происходит с Юсдисфалом.

— Это невозможно. Я живу неправильно, но это не значит, что я не хочу жить в принципе.

— Я могу убить тебя прямо сейчас.

— Можешь. Но прошу тебя не делать этого.

Рэдонель молча накинул капюшон и стукнул Эрдо кулаком по плечу:

— Пойдем. Пока что обойдемся без убийств.

Лорд ушел, а Фидель простояла там еще полчаса, смотря ему вслед. Мысли ее были пусты. Душа ее была пуста. А сердце — плакало.