Багровое сердце

Глава 7

***

В начале октября, когда ударили первые заморозки, чародеи вновь собрались на центральной площади Мистрадина.

Все так же били барабаны, но флейты скорбно молчали: пятитысячное войско, собранное Барвисом, готовилось к походу.

Тан, грозный, в боевом облачении, верхом на крупном сером коне вел за собой огненных магов. Вельдис — тот самый сгорбленный старичок в сером плаще — вел магов воды. Предводителем магов природы был избран Мистра Калеб. Светлоокая Лаура, первая ученица Барвиса, командовала отрядами воздушных магов, а сам Барвис — адепт бури — вел за собой своих соратников. Вельберу поручили командовать немногочисленными магами грома и примкнувшими к ним волшебниками других стихий.

Составленное в боевом порядке войско не умещалось на площади. Пестрые шеренги волшебников залили белые улицы Мистрадина и дворы ближайших к площади домов. Повсюду трепетали флаги, шумели толпы провожающих, и над сомкнутыми рядами отправляющихся в поход магов висел тихий, тревожный гул.

Арти долго бродил по запруженным улицам, ища лицо Вельбера среди сотен других мрачных суровых лиц. Но учителя нигде не было. Много раз молодой маг звал его по имени, но никто не крикнул ему в ответ. Несколько раз он обошел площадь и улицы Мистрадина, но всё было напрасно.

Уставший от поисков, растерянный и подавленный, он сел под высокую раскидистую иву, росшую напротив торговых рядов, и стал отрешенно следить за последними приготовлениями перед походом.

Наконец, барабаны ударили громче. Вдалеке хрипло взревела труба. Вскинув знамена, маги нестройным шагом пошли к воротам.

"Быть может, даже лучше, что мы не встретились" — подумал Арти, глядя на белое солнце, печально плывущее меж облаков: "что бы я сказал ему? Пожелал удачи? Но ведь есть судьба, и она никого не минует. А удача здесь не при чем...".

Улиц незаметно пустели, как пустеет морской берег после отлива. Медленно удаляясь, грохотал барабан, и в холодном, чистом воздухе гудел, переливаясь, заунывный голос трубы.

Авангард войска уже прошел через ворота, и где-то вдалеке, среди ажурных сводов моста, колыхались пышные знамена. Идущие вдаль колонны начинали редеть. Отстающие шли небольшими группами.

Среди мечущихся флагов на мгновение мелькнул и тут же пропал белый штандарт с черно-голубой молнией. Последние ряды магов исчезали в воротах и за ними, пыля, тянулся длинный шлейф горожан.

Арти проводил взглядом уходящее войско и медленно поднялся.

"Прощайте, учитель. Деритесь храбро" — мысленно обратился он к Вельберу и, опираясь на посох, побрёл прочь.

***

Мистрал купался в густом тумане и расстянувшееся на несколько миль войско брело в голубоватой дымке длинной, нестройной цепью.

К вечеру маги достигли подножия хребта. К тому времени солнце уже закатилось, лес стал совершенно черным. Тан расставил людей вдоль тропинки и каждый из них зажег ослепительным светом свой посох. Сияющая огненная дорога протянулась от лесной чащи до каменных предгорий. Недобрая тьма расступилась, а вечер сразу же стал ярким и ясным.

Мертвецы зловеще выли где-то в отдалении. Иногда средь деревьев недобро вспыхивали и гасли зеленые огни, и мелькали тени, но слишком велики были идущие через лес силы магов. Зло настороженно таилось в темноте и в бессильной ярости металось в глухих чащах, гудело и ревело в черных вершинах сосен.

На бескрайнем пологом холме, спускающемся к неспокойно шумящей реке, воины разбили лагерь. Хлопая пологами, поднялись круглые темно-синие шатры, пламя рыжих костров взметнулось в звездное небо, где гуляла бледная желтоватая луна. Маги живой земли окружили лагерь плотной стеной деревьев; в зеленом сиянии над шатрами поднялись трепещущие под ветром густые кроны, и гибкий плющ, извиваясь, оплел крепкие, тёмные стволы, пряча стоянку от чужих недобрых глаз. Невидимые дозорные замерли средь листьев.

По периметру лагеря расставили зажженные факелы и свет их разогнал густую, негостеприимную тьму. Сразу стало как-то спокойнее, страх отступил. У костров начали потихоньку собираться люди. На дальнем конце лагеря затянули песни, потянуло запахом жареного мяса.

Над потрескивающим костром подвесили большой закопченный котел. Два молодых мага прикатили огромную бочку крепкого вина. Сидящие вокруг огня сдвинули кружки и темно-красная жидкость заиграла отблесками пламени, до краев наполняя собой звенящее стекло.

Широкоплечий и мрачный Мистра Калеб оказался заядлым балагуром и весельчаком. Из большого заплечного мешка он достал резную, тонко сделанную лютню, и вскоре над шатрами зазвенела простая и веселая мелодия.

***

Сядьте в круг, сегодня я расскажу вам историю, которая берет своё начало в седых веках! Времена, из которых пришла она, давно уже затерялись в сонме минувших лет, и не осталось ни одного, даже самого старого, живого свидетеля тех ушедших дней.

Лишь белые скалы Империи хранят воспоминание о тех временах. Но они молчат… и будут молчать вечно.

Некогда все земли, от бесплодных степей востока до тёмных вод внешнего моря были частью огромного государства под властью императора Хадриана — грозного властителя и великого воина, равных которому не было.

Армия Хадриана, как и армия всякого императора, была поистине несметной. И как армия всякой империи, состояла она, по большей части, из уроженцев покоренных земель. Будучи человеком мудрым, император отлично понимал, сколь ненадежны такие солдаты, и потому во главу каждого отряда Хадриан ставил своих давних соратников и боевых товарищей. Людей, хорошо знакомых и лично преданных ему.

Впрочем, даже это не спасало от мятежей. В те времена мятежи вообще происходили довольно часто. Случилось так, что в одном из окраинных гарнизонов вспыхнуло восстание. Командир того отряда был родной младший брат Хадриана, и восставшие казнили его в первый же день. Несколько часов его пытали раскаленными прутьями, а затем вывели на площадь и отрубили голову.

Жестокая расправа произвела впечатление: оставшиеся в живых командиры добровольно сдались и, сдав оружие и инсигнии, покинули город. Мятежники же отправились праздновать победу, бросив растерзанное тело у городских ворот.

Сказывают, что в ту ночь над городом разверзлась страшная гроза. Гроза, какой не видели веками! Невероятный ливень нескончаемым потоком хлестал раскисшую землю, и ветвистые молнии с грохотом раскалывали небо, которое, казалось, вот-вот обрушится на мятежный город.

Говорят, что ровно в полночь, среди струй дождя возник светящийся столб света, и в сиянии расплывающихся белых искр поднялось обезглавленное тело в расшитой серебром командирской мантии. Оживший мертвец перерезал ночную стражу и, забрав своего коня, умчался из города прочь…

Что стало с ним потом — никто не знает. Народная молва хранит молчание. Сказывают, что через пару дней после этого неизвестный человек, прятавший своё лицо под капюшоном, передал императору Хадриану написанное знакомой рукой письмо, где было сказано о мятеже и казни его младшего брата.

…То восстание было жестоко подавлено, зачинщики — казнены в столице, а сам город покинут и забыт. А обезглавленный всадник исчез навсегда, и след его затерялся в веках…

Народное предание

***

Вельбер сидел чуть в стороне от костра. Отпив немного вина, он поставил кружку в сторону, и задумчиво посмотрел на мерцающие в ночном небе звезды.

"Как там Арти?" — подумал он, глядя на пляшущий огонь: "парень способный, этого не отнять, но по-хорошему, ему учиться и учиться… Справится ли?"

— Все веселятся, лишь ты задумчив, — Светлоокая Лаура села рядом с Вельбером и протянула к костру тонкие, длинные пальцы.

— Весел не тот, у кого есть повод, а тот, кому не о чем грустить... — маг взглянул на неё из-под капюшона — выпьем?

— Давай.

Глоток вина мягко обжёг его горло. Тяжелый, теплый жар забился в груди, и Вельбер внезапно понял, как страшно он устал. Устал от бесконечных скитаний по миру. Устал от беспокойства и страха. Устал от ответственности. От всего.

— Так о чём же ты грустишь, маг Вельбер? — Лаура пододвинулась к нему ближе и легонько звякнула своей кружкой об его.

— Ответственность, — многозначительно сказал волшебник, — и это, — он неопределённо указал на восток, — но дело гораздо сложнее, Лаура... Я, наверное, и сам не знаю причин. Но одно я знаю точно: когда я чувствую радость, — я радуюсь, как все. А когда здесь, внутри — он приложил ладонь к груди, — грызет что-то неясное, то и покоя нет.

Волшебница внимательно посмотрела на него своими яркими, бездонными глазами.

— Выпей ещё.

Некоторое время они сидели у костра, разговаривая о всяком и то и дело наполняя кружки красным напитком. Когда вино начало подходить к концу, и Вельбер был уже достаточно пьян, он сказал.

— В Мистрадине я оставил ученика. Беспокоюсь за него. Он очень способен... Можно сказать даже, что слишком силен... Но знает ли он о своей силе? Чувствует ли он, что сила — это не столько дар, сколько большая ответственность? — Вельбер взглянул на Лауру, и та ласково, ободряюще улыбнулась ему, — я знаю. Но что от этого толку, если этого нельзя объяснить, нельзя внушить ему. Это остается только у меня внутри и нигде более. Он должен понять сам... Но когда он поймет, он возненавидит свою силу. Ведь он так любит магию, Лаура... Но за то ли он любит её? Я не знаю. Не знаю, — он осушил кружку и невидящим взглядом уставился в костер.

Волшебница вдруг рассмеялась и тут же смущенно смолкла:

— Я думала, что мужчина может так убиваться только из-за женщины... А ты сидишь с таким мрачным лицом и думаешь только о том, усвоил ли ученик твои уроки... Ох, Вельбер! Ты слишком серьезен. Не беспокойся о нём. Если он так хорош, как ты говоришь, ему хватит ума найти верный путь... Возьми мою кружку, я не хочу больше.

— Напоить меня хочешь? — маг пригубил вино и тут же отставил его в сторону, — прости, но меня мутит что-то. Ты ведь не обидишься?

— Что ты, нет, — Лаура улыбнулась Вельберу и, взяв его за руку, помогла ему подняться, — если тебе плохо, то вина и впрямь больше не надо. Где твоя палатка? Я провожу тебя.

— Я сам... — маг, пошатнувшись, шагнул в темноту, запнулся и упал.

— Здесь коряга! — он шумно заворочался, пытаясь подняться.

— Пойдем, пойдем... — Лаура помогла ему встать и, приобняв, повела в палатку.

Ни словом больше ни обмолвившись, они нырнули под полог. Путаясь в рукавах, Вельбер с трудом стащил с себя плащ. Светлоокая помогла ему расстегнуть рубашку и, уложив его на постель, замерла у входа в шатер. С минуту она стояла молча, с какой-то полуулыбкой глядя на лежащего перед ней мага, а затем одним легким движением сбросила свой искрящийся голубой плащ и распустила шнуровку на корсете.

Склонившись над Вельбером, она нежно коснулась губам его шеи, провела рукой по его бледным плечам. Глядя ей в глаза, маг пальцами затушил свечу и, обняв девушку, прижался к её горячему телу…

***

Крупное кровавое солнце, окружённое пылающим рыжим ореолом медленно поднялось над сонными и тихими улицами Вермена, и его теплые лучи разбудили мрачный город.

Первым ожил и зашумел порт. Свежий утренний ветер пронесся по просоленным, потемневшим от сырости докам, звеня цепями. Взметнув обрывки канатов, он унесся на запад, взбивая рябь на воде и выгибая паруса отходящих торговых кораблей.

Одна за другой распахнулись двери лавок. Красноватый отблеск солнечных лучей вспыхнул на шпиле собора и, моргнув, зажёг весь город, отразившись розовым сиянием в окнах домов.

В тот день ненастье, хоть и ненадолго, но оставило Вермен. Ветер гнал облака и они, кипя, расползались длинными, прозрачными клочьями. Бескрайний купол голубого неба проступал сквозь рассветное марево, становясь яснее и ярче. Серый, измученный дождями город как будто бы оттаивал, встряхивался, просыпаясь от тяжкого сна. Краски оживали, блеклые улицы становились цветными, и пламенеющий отсвет солнца, сбегая с небес, мчался по омытым дождем красным и коричневым крышам.

Пока город купался в лучах солнечного света, в замке Белиньи висел синий, слоистый сумрак. На всем верхнем этаже были задернуты шторы, у входа в канцелярию, в двух высоких медных чашах пыла огонь.

Черная дубовая дверь, ведущая в зал приемов, была чуть приоткрыта, и за ней, во мраке полутемной комнаты маячила невысокая, худая фигура, неподвижно стоящая у окна.

Впрочем, когда капитан городской стражи осторожно заглянул в канцелярию, штора у окна была уже задернута, а сам Белиньи сидел в широком кресле, обитом красной кожей и пил крепкий травяной чай из дымящейся фарфоровой чашки.

— Ваше сиятельство, позвольте...

— Ты опять опоздал, Корбен. Ты безответственен. Когда ты наконец поймешь это, уверяю, будет уже поздно.

Капитан стражников в нерешительности мялся у двери.

— Господин герцог, тот человек, о котором мы с вами говорили вчера, уже прибыл. Он в замке, и ждет, когда вы сможете его принять.

Белиньи поставил чашку на блюдце и важно кивнул.

— Тогда передай ему, что он может войти. И вот еще... — герцог отодвинул прибор и выразительно показал глазами на чашку. Капитан стражи недоумённо взглянул на него, а затем перевел взгляд на сервиз. Белиньи раздраженно закатил глаза.

— Эм... Ваше сиятельство?

— Захвати чашку, олух! — громыхнул герцог, — чашку! Чашку вместе с блюдом! Почему я должен все объяснять?.. И скажи этому человеку, чтобы он подымался сюда! Быстрее!

— Слушаюсь, господин Белиньи! — Корбен сграбастал сервиз трясущимися руками и опрометью выбежал за дверь.

Через несколько минут в канцелярию вошёл невысокий, странно выглядящий незнакомец. Не говоря ни слова, он поклонился герцогу, взял стоящее неподалеку кресло, поставил его напротив стола и, сгорбившись, сел.

Герцог бросил на него быстрый, властный взгляд, но тут же, смутившись, в нерешительности и смятении отвел глаза. Незнакомец выглядел слишком странно и пугающе. У него было круглое бледное лицо с маленьким носом и тонкими, почти невидимыми губами. Его большие глаза с блестящими зрачками-точечками выжидающе смотрели на герцога, и Белиньи внезапно понял, что этот взгляд вызывает у него панический ужас. Стараясь выглядеть дружелюбным, он выдавил из себя слащавую улыбку, но его гость, казалось, даже не отреагировал.

Тогда Белиньи решил использовать другую тактику. Выпрямившись в кресле, он попытался придать себе как можно более властный и величественный вид. Так он чувствовал себя спокойнее.

— Я вижу, вы солидный человек. — не очень уверенно сказал он, глядя куда-то поверх головы сидящего — полагаю, не стоит тратить ваше время на пустые любезности, тем более, что вы, как я вижу, пришли поговорить о делах...

— Все верно, — гулким, шелестящим голосом сказал странный незнакомец, — о наших с вами делах, герцог. Я благодарю вас за то, что вы решили пойти мне навстречу и освободили моих людей. Этот поступок говорит в вашу пользу, но помните: от того, какие поступки вы будете совершать в дальнейшем, зависит ваша судьба как человека. И как правителя.

Последние слова Белиньи не очень понравились.

— Постойте... Что вы имеете в виду? — герцог нахмурился, стараясь придать себе властный вид.

— Иных правителей помнят, пока они живы, в то время как другие живут, пока о них помнят... — незнакомец вдруг привстал на кресле и резко приблизил свое лицо к лицу Белиньи, — и помнят веками, — шепнул он.

— Звучит как намёк на тонкий и красивый комплимент, — герцог сложил губы в самодовольную улыбку, но на душе у него становилось все более неспокойно, — осмелюсь спросить, каков, по вашему мнению, я?

— Я же сказал, — человек в кресле сверлил его своими немигающими круглыми глазами, — Это будет зависеть от ваших поступков.

— Понимаю... Тогда скажите, — Белиньи весь напрягся, — в чём вообще цель вашего визита? Вы приходите к правителю, ко мне, с туманными предложениями, вы не говорите ничего прямо, я лишь понял, что вы, ждёте от меня каких-то поступков. Как по мне, это весьма дерзко.

— Оооо, я вовсе не желаю быть дерзким, — незнакомец покачал головой, — разве дерзкие приходят с прошением? А я явился, чтобы попросить вас лишь о двух вещах, — он встал с кресла и чуть-чуть отошел назад. Герцог облегченно вздохнул: давящее, неуютное ощущение пропало.

Маленький, страшный человек встал за спинку кресла и вцепился ногтями в его спинку. В таком ракурсе он выглядел весьма забавно, напоминая сидящую на ветке сову. Но Белиньи даже не улыбнулся.

— Мы пришли с далекого востока и первое, что нам нужно — это приют, — сказал незнакомец, — я хочу, чтобы земли вашего герцогства стали домом для моих людей. Для себя лично я прошу вашей всесторонней помощи и поддержки. Быть может, — незнакомец снова подошел к Белиньи и навис над ним, — всё, что я прошу, звучит несколько нагло и эфемерно, но я не хочу, чтобы вы обманывались видимостью, герцог. Я говорю об очень серьёзных вещах. И за эти серьёзные вещи я готов серьёзно платить. Ведь деньги... — неизвестный вновь пронзил герцога своим пугающим взглядом, — вам нужны деньги.

— Ах, вот к чему всё! — герцог выдавил из себя короткий смешок, стараясь всеми силами показать, что он контролирует ситуацию, — я не имел чести бывать в ваших краях, и быть может, ваш народ, о котором вы толкуете, неприлично богат. Но заверю, что и Вермен — не бедный город. Мы не стоим с протянутой рукой. Не сказать, чтобы мы нуждались в покровительстве… Впрочем, — добавил он поспешно, словно боясь перегнуть и спугнуть парламентёра, — всё зависит от предложения.

— Мы можем говорить по-дружески? — странный человек чуть наклонил голову и впился в лицо герцога своим жутковатым взглядом.

— То есть?

— То есть, со всей откровенностью. Ваш Вермен, — незнакомец прошаркал к окну и взглянул на улицы города, — знавал времена получше. У меня было время изучить его — очевидно, что он пришёл в упадок.

— Была война.

— Да, много лет назад, не так ли? — гость явно не собирался уступать, и Белиньи, хоть и улыбался, чувствовал какую-то острую тоску от правоты его слов, — иначе, вы бы не задрали торговые пошлины.

— Да, и их платят, — герцог заёрзал, — очевидно, это свидетельствует о востребованности порта Вермен, не так ли?

— О востребованности порта свидетельствуют корабли в порту, и их немного, — возразил неизвестный, — ещё мне известно, господин герцог, о том, что вы подняли налоги, и о том, что всякий может выйти из заключения под крупный залог. Как мои люди, которых я освободил из заключения на днях.

— Да, как раз об этом я и хотел сказать… — оживился Белиньи, внутренне радуясь, что можно сменить тему, — они ведь... маги? Вы знаете, — он снова неловко улыбнулся, будто бы пытаясь оправдаться, — обычно я не имею никаких дел с магами. Называйте это принципом или причудой — как вам угодно. Быть может, вы даже не поймете меня... Не поймете причин. Это дело семейное...

— Почему же, — неизвестный кивнул и Белиньи снова почувствовал облегчение, — я прекрасно вас понимаю. Думаю, у вас достаточно поводов для личной неприязни к колдунам любого рода. Но подумайте вот о чем... — незнакомец сделал паузу, — те маги, с которыми вы встречались прежде — жалкие чванливые одиночки. Таких людей я и сам ненавижу. Их ложная свобода и дешевые фокусы развращают чернь. Признайтесь, герцог, что для вашей нелюбви к ним есть не только личные причины... Народ должен быть спокойным и верным, всякие смутьяны нам с вами ни к чему... В самом деле, — человек сверкнул глазами и обошел вокруг стола — Кто захочет работать на полях или торговать рыбой, когда бородатый шут в яркой одежде мечет перед ними молнии?

— Да... Да, вы правы, — с трудом пробормотал герцог. Ему как будто бы не хватало воздуха. Теперь, когда незнакомец стоял рядом с ним, он чувствовал себя совершенно невыносимо.

— Моя магия, уважаемый герцог, это вещь иного сорта... Мы — люди из древних преданий, господин Белиньи. О нас говорят шепотом, говорят со страхом... Иногда мы исчезали со страниц истории Белой Империи, но на самом деле, мы были всегда... Вы знаете, кто мы, — неизвестный замолчал, словно давая Белиньи возможность взвесить и осмыслить услышанное, — подведу же черту под сказанным: мои люди — не чета тем магам, которых вы так ненавидите. Мы организованны и покорны. Мы послушны судьбе. Мы явились в ваши земли лишь потому, что того требует само провидение. Сейчас в вашем... — незнакомец запнулся, — ...нашем мире происходят некие... — он сделал таинственную паузу, — важные события. Нашему народу их значимость известна, но для всех непосвященных высший смысл данных перемен должен быть скрыт. Я верю вам, герцог, я вижу, что вы достойны войти в круг посвященных, и потому я открываю вам тайное значение моих слов: мои люди должны разбудить невероятную силу, которая вскоре станет средоточием всей истинной власти на земле. Сейчас вы на пороге судьбоносного решения, господин Белиньи. Вы можете отказаться от союза с нами и мы покинем вашу страну, отправимся на поиски тех земель, где нас будет ждать... более теплый прием. Но если вы согласитесь, то уверяю вас... — тут неизвестный сделал шаг и подал герцогу руку, словно бы предлагая ему встать. Белиньи растерянно пожал его холодные пальцы, — ...всё это вам зачтется тысячекратно, и вы... — незнакомец улыбнулся — станете тем правителем, чьё имя запомнят века. Я всё сказал, но последнее слово остается за вами — странный человек отступил на несколько шагов и замер, — жду вашего решения, герцог.

Внезапный порыв ветра с глухим щелчком распахнул оконную раму и ворвался в комнату. Портьеры дрогнули и заколыхались. Длинные дорожки солнечного света задрожали на полированном полу, растягиваясь и сжимаясь. Незнакомец злобно прищурился и поспешно шагнул в тень.

Белиньи, погруженный в тяжкие раздумья, замер в кресле. Странный маг пугал его, но мысль о деньгах и власти не давала герцогу покоя.

С трудом он поднялся и, подойдя к окну, чуть отодвинул штору и взглянул на город.

"Этот человек всего лишь предлагает союз. Успокойся," — сказал он сам себе, но спокойствия не почувствовал, — "он не забирает у тебя власть, не забирает твой город, не забирает твою землю... Ты остаешься при своём и контролируешь ситуацию. Ты можешь в любой момент бросить его в тюрьму, посадить на кол или подослать к нему наёмного убийцу, если все эти красивые обещания вдруг окажутся неправдой," — герцог облизнул покрывшиеся сухой корочкой губы и закрыл глаза, — "но, быть может, этот человек настолько одержим своей идеей, что ни власть, ни деньги ему не нужны? Он производит именно такое впечатление... Это маг, и цель у него, скорее всего, иная... В этом случае отказываться от союза с ним глупо. Ему нужно одно, тебе — другое, но дорога у вас одна, и вы можете вместе идти по ней... И в самом деле, что если так?" — Белиньи вдруг почувствовал, что к нему возвращается бодрость духа и уверенность, — "что если судьба привела к тебе в руки ценного союзника, который, к тому же, готов щедро платить? Конечно же... Соглашайся! Соглашайся немедленно! У тебя будет возможность проверить его и понять, что ему действительно нужно... Если же ты оттолкнешь его сейчас, то возможностей не будет. Никаких. Соглашайся, Леон! Будь смелее... Отказаться ты сможешь всегда..."

Герцог отошел от окна, задернул штору и обернулся к своему гостю. То выжидающе молчал. Белиньи даже поймал себя на мысли, что теперь взгляд незнакомца уже не кажется ему таким уж страшным. Но он все равно чувствовал страх. Тяжелый, давящий, нарастающий с каждой минутой. ему стоило невероятных усилий побороть в себе этот страх и улыбнуться.

— Мой друг, — герцог сделал шаг к неизвестному и тот шагнул ему навстречу, — я взвесил всё и решил принять ваше предложение. Надеюсь, что смогу быть полезным вам настолько, насколько вы сможете быть полезны мне. Считайте, что мы договорились... И кстати... — Белиньи схватил руку гостя и энергично потряс её, — я так и не знаю вашего имени...

— Селем — проговорил человек, — меня зовут Селем.

— Что же, Селем... — герцог засуетился, — верно, вы бы хотели составить договор?

Визитер вдруг отвернулся и, не обращая внимания на герцога, пошел ко входной двери. Белиньи поспешил было за ним, но в нерешительности замер.

— Устного договора вполне достаточно, господин герцог, — гулким, замогильным голосом произнес уходящий, — рад, что мы поняли друг друга. Скажите своим стражникам, чтобы они более не чинили моим подданным никаких препятствий. Если всё будет сделано, то завтра вы получите свои деньги. До свидания, господин Белиньи. Завтра я зайду к вам снова.

Дверь тихонько шевельнулась и распахнулась сама собой перед подошедшим к ней Селемом. Маг шагнул в темноту коридора и тяжелая дубовая створка захлопнулась следом за ним.

Беилньи остался стоять посреди пустого, полутемного зала. Некоторое время он смотрел на дверь, словно ожидая, что она откроется вновь, но в коридоре висела тяжелая, тупая тишина и даже сквозь открытое окно не доносилось ни звука.

Страшное напряжение, сковывавшее его всё это время, наконец рассеялось. Герцог мягко осел на пол и беззвучно разрыдался.