Багровое сердце

Глава 21

***

Герцог ошибся лишь в одном: не в двух неделях — но в двух днях пути от замка Вилленхоф, всхрапывая, ржали кони, лязгали доспехи, отмечая неровный шаг множества людей. С переливчатым стеклянным звуком звенели сбруи, и, подхваченный ветром, хлопал шёлк вскинутых в небо знамен.

Артлин и его соратники вновь разделили встретившиеся было армии и продолжили путь на восток: Вельдис и его отряды конницы двинулись к замку по торговой дороге, тогда как остальные остались возле речного устья, чтобы осуществить дерзкую задумку Артлина — дойти до Ротбурга по реке.

Золтан оказался прав: Бевельфлоу замерзла у самых порогов. Меж острых камней нависал желтоватый лёд, и из-под его глыб, шипя и бурля, рвалось непокорное тёмное течение.

На то, чтобы разбить и расплавить лёд, у магов ушел целый день. Меж намёрзших глыб были забиты стальные клинья. Бойцы Мистры расставили вдоль порогов огромные котлы, в которых развели огонь. Очень скоро речной лёд зиял синеватыми изломами и курящимися паром проталинами.

Арти и остальные командиры расчищали пороги вместе со своими солдатами. Золтан забивал клинья, Киба, Артлин и Родерик откалывали лед ударами больших горных молотов. Штерн обходил пылающие котлы и подбрасывал в них поленья.

Когда на замерзшую реку опустились густые синие сумерки, работа была закончена: тонкий, оплавленный лед, озаренный огнями пылающих котлов, покрыла сетка крупных, ветвящихся трещин. Вдоль порогов темнели протопленные полыньи, и в них, переливаясь через край, бушевали чёрные волны.

На зазубренные клинья накинули канаты. Стоящий на берегу Барвис подал сигнал, и сотни человек, рассыпавшихся вдоль русла, разом дёрнули за веревки, и лёд разошелся с оглушительным треском. Потоки воды забились меж расколотыми льдинами и, ломая и сталкивая их, потащили по направлению к морю, протискивая блестящие глыбы меж белеющих во мраке камней.

Лед хрустел, трещал, с гулким стоном ломался, и река неистовствовала, бурля, накатывалась на берега, вспухала рябью и гребнями волн, освобождаясь от холодного плена.

Сбросив остатки льда, Бевельфлоу вернулась в привычное русло, и вновь потекла медленно и величественно, перехлёстывая через пороги и редкие, выступающие камни.

— Ну и работка! — Киба уселся прямо в снег и поднес к глазам опухшие, истёртые до кровавых мозолей ладони, — думал, спину надорву.

— Погоди надрываться, — Артлин взглянул на освобождённую реку, — если корабли не пройдут пороги, придётся им помогать.

— Тёмные просто лопнут от страха, когда мы подойдем к ним с двух сторон, — Киба рассмеялся, — Арти, — отсмеявшись, добавил он — твой первый план был таким дурацким, но работал. Новый план хлеще прежнего, но поди ж ты, работает ещё лучше!

— То ли хвалишь, то ли ругаешь, — усмехнувшись, заметил Артлин, — в том и смысл: план и должен сводить их с ума.

Лежащий в снегу болотный маг повернул голову и пристально посмотрел ему в глаза.

— Ты сам-то с ума не сходишь?

— Ты о чём?

— О Шерин. Ты скучаешь по ней. Это видно.

— Скучаю… — Арти тяжело вздохнул. Надев капюшон, он взглянул в тёмно-синее беззвёздное небо, — а может, и впрямь с ума схожу. Вообрази: вчера, когда уснул, мне показалось, что она рядом. Даже будто видел, как она из палатки выходит на рассвете…

— Сны — это сны, приятель, — философски заметил Киба, — тебе не хватает её. Привык ты к ней, потому и видишь её везде… Но слушай: меньше думай о ней, и больше — о том, как нам войну закончить. И тогда встретишься с ней даже раньше, чем надеялся.

Толстяк неожиданно замолчал и ткнул пальцем в сгущающуюся темноту.

— Гляди, — сказал он тихо, — наши корабли идут.

Арти взглянул вдаль. К порогам Бевельфлоу, чуть кренясь под ударами ветра, бесконечными потоками плыли длинные парусные галеры. Паруса напряженно трепетали, ловя холодное дыхание морского ветра, и пойманный бриз колотился в них, как птица, хлопая складками грубой ткани.

Корабли достигли порогов и медленно поползли через них, борясь с ленивым, но мощным течением. Иногда окованные сталью борта ударялись о камни, и тогда над мерцающей гладью вспыхивал пучок быстро гаснущих искр. Теснясь и стукаясь друг о друга, суда медленно вползали в холодные воды Бевельфлоу.

— Помнишь, как ты рвался в боевые маги? — Артлин перевёл взгляд с кораблей на лицо Кибы. Тот лишь кивнул.

— Ещё бы. Дурак?

— Мы оба те ещё дурни. Тьфу, сбылась же мечта.

— Может, и остальное сбудется, — мечтательно сказал кудрявый. Отведя взгляд от Арти, он посмотрел вдаль, — у меня с фермой. А ты на восток съездишь, как собирался.

— У нас. Поедем вместе. Подождёт твоя ферма.

Глядя на тёмную, степенно текущую воду, Киба вдохнул, словно собираясь что-то сказать, но вместо этого лишь порывисто махнул рукой и тяжело поднялся с утоптанного снега.

— Хочешь, принесу тебе чего-нибудь поесть?

— Лучше выпить. Если в обозе хоть что-то осталось. Слушай, — сказал Арти, когда Киба уже отошёл, — она мне снится. Каждую ночь снится.

***

Вырываясь из давящих объятий обточенных ветром скал, окружавших Ротбург и замок Вилленхоф, река чуть меняла своё направление. Распадаясь на каскады плещущих брызг, она широкой петлей постепенно сворачивала к северу и долгое время бежала через густые, дышащие смолистой прохладой леса, то расходясь рукавами искрящихся потоков, то собираясь вновь в своём прежнем русле, глубоком и тёмном, с дном, оплетенном сетью распухших от сырости корней и осыпанном бесцветной, темной, чуть рыжеватой хвоей.

С мая по август река, бурля и играя в лучах солнца, катила свои прозрачные воды через чащу, и расцветающий зелёный лес спускался к ней космами изумрудных трав и ярких цветов, тянул ветви к теплому, искрящемуся потоку, который, не замедляя своего бега, катился на запад.

Потом наступала осень и начинался сезон дождей. Лес, как подожжённый, вспыхивал, одеваясь в яркие краски, а затем медленно тускнел и темнел, роняя в серую, притихшую воду горстья мёртвых листьев. Желтея, постепенно иссыхала трава, и бесконечные дожди потоками хлестали чащу, смывая в помутневшую реку грязь и рыжую, глинистую землю.

Проходило два-три коротких месяца, лес умирал и затихал, засыпанный хрустящим белым снегом. У берегов намерзала тонкая корочка льда, и вода ползла, перекатываясь редкими низкими волнами, похожая на блестящее черное зеркало…

Сейчас река была именно такая. Заснеженные берега нависали над гладкой, дышащей леденящим холодом водой. Плети поникшей травы неподвижно свешивались с берега, вмёрзнув в тонкий, покрытый голубоватыми разводами лёд. У самой его кромки, зацепившись за нависающие над водой корни, покачивалось распростертое тело в заиндевелом чёрном плаще.

Внезапно под водой вспыхнул слабый зеленоватый огонек: глаза лежащего в реке человека открылись. Из неплотно сомкнутых губ вырвалась струйка воздушных пузырьков. Неизвестный конвульсивно дернулся, будто захлебываясь. Вскинув голову, он закашлялся, забил руками по воде, ища дно. Ухватившись за корень, нависший над гладью воды, он приподнялся и, ломая тонкий лёд, выбрался на берег, запорошенный снегом.

Он был жив.

***

Сотрясаясь от ярости, Селем выполз из воды и бессильно свалился на берегу, окунувшись лицом в мелкий и жгуче холодный снег.

Расстегнув плащ, он перевалился на спину, ощупал рану и удовлетворенно хмыкнул: ткани уже срослись и лишь запёкшийся продолговатый шрам под левым соском напоминал о недавней попытке убийства. Плащ был пропорот насквозь и в дырку на спине задувал ветер.

— Вот мерзавец… Ударил меня в сердце, — пробормотал Селем, плотнее запахиваясь в промокшие лохмотья, — ты, ты ударил меня прямо в сердце, сукин ты сын!

Прямо перед ним, свившись из клубов седого пара, возникло лицо Белиньи. Герцог надменно улыбнулся и тут же распался на бесформенные, быстро таящие облачка — Селем в ярости рассек видение взмахом бледных пальцев.

— Ты мне тоже за всё заплатишь, — прошептал он, поднимаясь на ноги, — ты, Леон, в первую очередь. Я доберусь до тебя, вероломный подонок!

Сломив ближайшую к нему ветку, Селем опёрся на неё, как на посох и, прихрамывая, побрел через сгущающийся лес.

“Всё же хорошо, что я не человек…” — уже успокоившись, размышлял он: “иначе бы с тем ударом всё и закончилось. Белиньи даже здесь показал себя чересчур самонадеянным. Я…”

Внезапно он остановился и замер, беспокойно прислушиваясь к собственным ощущениям. То странное чувство, ещё недавно заставлявшее его думать, что сердце рядом, теперь многократно усилилось. Что-то тяжелое и горячее билось внутри, чуть выше живота, и беспокойно бродило кругами, словно ища выхода.

Тёмный шагнул и застыл, устремив невидящий взгляд сквозь чащу. Внутри него как будто бы ожил мощный компас. И сейчас этот компас указывал на юг.

Отбросив палку, Селем побежал через лес напрямик. Проваливаясь в сугробах, он мчался сквозь чёрную чащу, и огонь в его груди жёг все нестерпимее. Он был на верном пути.

Очень скоро лес расступился, и тёмный выбежал на торговый тракт. Слева, окруженное низкой плетеной изгородью, белело засыпанное снегом поле с одиноко стоящим пугалом. Справа, петляя меж деревьями, вились узкие улочки полузабытого селения.

У самой дороги стоял покосившийся двухэтажный дом с высокой двускатной крышей. За домом темнел полуразвалившийся амбар и занесённая снегом конюшня. Свет в нём не горел — лишь в одном из окон первого этажа плясал далекий дрожащий огонек свечи.

Предчувствие переросло в уверенность. «Оно здесь» — сказал Селем сам себе и направился к дому.

Подойдя к постройке, он понял, что перед ним — ни что иное как таверна: над дверью болталась широкая вывеска с вырезанными на ней вензелями. Буквы на вывеске уже давно осыпались, оставив после себя лишь бледные, размытые силуэты, испещрённые подтеками, но надпись ещё можно было прочесть.

— «Приют чародея», — тёмный ещё раз окинул дом взглядом, — как камень мог оказаться в месте, подобном этому?

Подойдя к двери, он дернул за ручку. Дверь была заперта. Селем постучал.

— Мы закрыты, — донёсся из-за двери старческий голос. Зашаркали, приближаясь, быстрые шаги. За разрисованным морозом окном блеснуло пламя свечи.

— Мне нужен ночлег, — подал голос Селем, — я страшно устал и не хочу ночевать на улице. Я заплачу, — добавил он.

Дверь со скрипом приоткрылась, и на пороге возник редкозубый маленький старикашка с оплывшей свечой в руках. Тёмный вынул из-под плаща золотую монету, и старик отступил назад, жестом приглашая гостя войти.

Озираясь, Селем шагнул внутрь.

Таверна находилась в огромном захламленном зале с десятком ободранных столов, длинной стойкой, за которой тянулось широкое, тусклое зеркало в потемневшей оправе и несколькими плешивыми половиками со множеством заплат, небрежно налепленных нетвёрдой старческой рукой.

Под потолком таверны висела люстра-колесо с маленькими свечками. Единственная люстра на весь зал.

— Располагайтесь, гость дорогой, — старик проворно вытащил монету из пальцев Селема, — вы что-нибудь желаете? Выпить? Поесть? Я могу принести…

— Комнату, — покачал головой пришлый чародей, — только комнату.

— Значит, самую лучшую комнату?

— Без разницы.

— Ну и славно… — пробормотал старик, поспешно пряча монету в карман, — присаживайтесь, сейчас я зажгу свет. Как видите, у меня сегодня нет гостей. Обычно народ валом валит. Зима, будь неладна… Ах! — спохватился он, — я забыл про свечи… Совсем забыл про свечи!

— Нет-нет-нет, не надо света, — поспешно сказал Селем, — позвольте уточнить: вы, значит, владеете этим местом?

— Истинно так! — старик кивнул, — таверна и магический магазин… И алхимический… — словно бы вспомнив, прибавил он, — а вы, случаем, не чародей будете?

— В самом деле. Я маг, — тёмный только кивнул. Огненный шар внутри больше не бился — теперь он пугающе замер и напряженно пульсировал, будто готовясь взорваться, — вы говорите, что здесь есть магазин? — нетерпеливо спросил он.

— Взглянуть хотите? Идёмте! — хозяин махнул рукой и исчез в соседней комнате, — у меня тут остался кое-какой товар…

Сгорая от любопытства, Селем пошёл вслед за стариком. Низкая дверь привела его в подвальную комнату с каменным полом. В центре стоял стол, заваленный растрёпанными магическими книжками, немытыми склянками с разноцветными реагентами и сломанными посохами со слабо светящимися камнями. Все это добро было покрыто слоями копоти и пыли и выглядело весьма жалко.

— У меня здесь нет новых вещей, — словно оправдываясь, сказал старик, — но это, скорее, в плюс. Магический артефакт истинной мощи не стареет, а лишь пропитывается запахом времени. Ведь так?

— Абсолютно верно… — отрешённо поддакнул Селем, со сдержанным отвращением разглядывая коллекцию. Его светящиеся глаза бегали по комнате, ища хотя бы малейшие признаки присутствия сердца. Камня не было видно, но предчувствие было сильно как никогда. В том, что сердце рядом, тёмный не сомневался ни минуты.

Подойдя к столу, он начал перебирать разложенные на нём товары, делая вид, что очень заинтересован. Всё это время старик неотступно следовал за ним, заглядывая через плечо. Похоже, он боялся, что его гость что-нибудь ненароком утащит.

Селем открыл магическую книгу с жирным пятном на истрёпанной обложке, и принялся задумчиво перелистывать её.

— Я много путешествовал по свету, — наконец сказал он, думая, как начать разговор, — повидал немало редкостей, немало чудесных вещей… От одного человека я слышал, будто бы у вас есть нечто такое, за что иные готовы продать душу, — тёмный пристально взглянул на хозяина таверны, и тот отвел глаза, — я хотел бы взглянуть…

Старик отступил на шаг назад и окинул Селема подозрительным и внимательным взглядом, в котором читались страх и недоверие.

— Вероятно, вы купились на досужую сплетню, дорогой гость, — сказал он не очень уверенно, — разве это, — он обвёл рукой убогую комнату, — похоже на сокровищницу?

«Хитрец! Каков хитрец!» — подумал Селем, глядя на старика, — «но глаза выдают тебя с головой».

— Внешность зачастую обманчива, — сказал тёмный, — я видел, как величайшие тайны древности находят в пыльных чуланах, в местах, всеми забытых и заброшенных. У меня нюх на такие вещи, уж поверьте.

Трактирщик молчал. Казалось, он колебался.

— Я готов заплатить двести тысяч, — Селем, не мигая, взглянул в лицо старика и с удовлетворением отметил, что в глазах того зажглись искры алчности, — и я заплачу прямо сейчас.

— Пятьсот, — хозяин таверны облизнул пересохшие губы, — пятьсот тысяч золотом, и эта вещь ваша.

Тёмный внутренне усмехнулся.

«Быстро же ты сдался,» — подумал он: «ты явно не знаешь, что оказалось у тебя в руках. Сердце стоит гораздо больше…»

— Я знал, что с вами можно иметь дело. Меня зовут Селем, — тёмный протянул старику руку, — а вы…

— Мирандир… — старикашка схватил холодную пятерню и подобострастно сжал её, — прежде следует обговорить вопрос оплаты…

— Охотно,— тёмный присел на расшатанный стул и вытащил из-под плаща шёлковый мешочек. Распустив завязки, он вытряхнул на стол горку сверкающих золотых монет, — здесь двести. Эти деньги будут задатком. Вы просите пятьсот, но я готов заплатить ещё больше, если поможете доставить артефакт в мой город. Я думаю, мы сойдемся на сумме в семьсот тысяч золотом.

Мирандир завороженно смотрел на деньги. Подойдя к столу, он воровато огляделся по сторонам и накрыл золото худой дряблой ладонью. Сгребя монеты в карман засаленного халата, он снял с шеи цепочку и протянул Селему. На цепочке болтался старинный медный ключ.

— Камень в погребе, — гулким шёпотом произнес старик.

— Я думал, мы и так в погребе…

— Ниже…

Трактирщик отошёл в угол комнаты и приподнял старый пыльный ковер. Среди крупных, грубо отёсанных досок темнел широкий люк с вдавленным медным кольцом вместо ручки. Мирандир жестом подозвал Селема. Вместе они открыли люк и подняли крышку.

Тёмный взглянул вниз. Там, в глубине погреба, обмотанное грязной мешковиной, лежало необыкновенной красоты сердце, — огромное, искрящееся, похожее на кусок горного хрусталя, светящийся изнутри молочно-белым светом. Три ржавых цепи тянулись к выступающему из каменной стены кольцу с висящим на нем ржавым замком.

— У меня есть лошадь и повозка, — пробормотал старик. Его рука непрерывно ощупывала карман со звенящими в нём монетами, — я помогу погрузить камень…

— Да-да, нам надо спешить, — Селем чувствовал, как его тело начинает колотить нервная дрожь, — пойдёмте в подвал. Нам нужно достать его…