***
Кровавые лучи солнца медленно ползли, взбирались по крепостным стенам Вермена, словно стараясь до краев, как чашу, наполнить город своим плещущим багровым сиянием.
Полосы света ещё только двигались по улицам, а замок на холме, ярко освещенный восходящим солнцем, пылал, как огромный, рвущийся к небесам костер.
Выгибаясь под ветром, на стенах трепетали длинные хвосты флагов. Над башнями и воротами замка реяли десятки багровых знамен, и среди них, почти невидимый на фоне красно-серого неба, полоскался одинокий штандарт Белиньи.
Войско было собрано и готовилось к походу.
Сверкая сталью, толкая друг друга, теснясь, солдаты запрудили внутренний корт замка, залили дворы хозяйственных построек и широкие крепостные стены. Повсюду, насколько хватало глаз, блестели круглые шлемы и начищенные кольчуги, отражая лучи солнца, пылали лезвия топоров и жала копий. Кое-где мелькали коричневые кожанки лучников и кроваво-красные плащи кавалеристов. Над многотысячной толпой плыл лязг доспехов, бряцанье оружия, шум и хриплый говор сотен голосов; всё это смешивалось в непрерывный тяжелый гул, бескрайняя толпа плескалась и гудела, и солнечный свет метался по ней тысячами багровых бликов.
Белиньи стоял на полукруглом замковом балконе. На его лице играла надменная, недобрая полуулыбка.
— Ваше войско великолепно, герцог, — прошептал Селем. Он сидел в кресле, чуть позади Белиньи, запахнувшись в свой чёрный, полощущийся под ветром плащ. Небрежным кивком головы герцог дал понять, что слышит его.
— Я знаю, Селем, — сказал он, глядя на разгорающийся над городом восход, — уже скоро Мартин Вилленхоф будет платить и за злодеяния предков, и за собственную беспечность. И за то, что он прячет от вас… Пусть платит, — глаза герцога зло сверкнули, — пусть за всё платит.
— История вашей вражды, кажется, древнее, чем я предполагал ранее… — прошептал тёмный маг, — позвольте узнать, в чем была её причина?
— Ооо, я расскажу вам охотно… Прадед Вилленхофа отрубил голову моему прадеду. Говорят, перед этим он месяц морил его голодом в темнице своего замка, — Белиньи оглянулся на своего собеседника, — думаю, это деяние — не из тех, что стоит прощать. Не правда ли?
— Так ли уж важна подоплёка событий? — Селем встал с кресла и, подойдя к герцогу, положил ему на плечо руку, — важно другое: вам нужны его земли, мне — сердце. И мы оба будем довольны вполне, если получим то, что хотели. Не будем мешкать, господин герцог. Войско уже собрано и готово выступать хоть сейчас. Солдаты ждут вашего приказа. Давайте же отправляться: чем скорее это произойдет, тем лучше.
Белиньи взглянул на своего компаньона и, не найдя, что ответить, только кивнул.
— Корбен! — крикнул он, обернувшись к выходу с балкона, — вели слугам готовить доспехи и коня. Мы выступаем.
***
…С тёмным колдовством и его адептами обычно связано немало глупых мифов и необоснованных суеверий. Наперво стоит отметить рассказы о небывалой силе тёмных чародеев. Слухи приписывают им почти мифическую мощь, однако, все образчики той мощи, что принято упоминать в таких случаях, можно отнести лишь к категории небылиц и домыслов. Люди знающие говорят, что тёмный волшебник ни сколь не могущественнее светлого чародея, но так уж устроена человеческая природа — вещам непознанным и злым зачастую принято придавать фантастические черты.
Оборотничество, как одна из способностей тёмного чародея — есть миф ещё более глупый, но, по счастью, менее распространенный. Истоки этого мифа усматриваются в ритуальных действиях оборотней, кои воспринимаются людьми недалекими как часть магического обряда. Истина же в том, что к колдовству способны лишь единицы из оборотней, да и то лишь в тех случаях, когда ими принята человеческая форма. Имение магических способностей, равно как и оборотническое проклятие не стоит воспринимать как две части неделимого целого, даже в случае, когда обе этих черты совмещены в одном человеке: в таких случаях речь, как правило, идёт о магах, обредших проклятие после нападения оборотня. Учитывая, сколь мало число тёмных волшебников в наших землях, весьма вероятным представляется встретить светлого чародея-оборотня, но ни в коем образе не тёмного оборотня-мага…
Влад Гельбирус
«Тёмный исток, дополненное издание»
***
Утро выдалось неожиданно тихим и ясным. Когда Вельбер проснулся, между тентами и редкими шатрами уже сновали люди. Вновь кипели котлы, источая вкусно пахнущий пар. Далеко в вышине, будто бы за облаками, раскачивался и ревел серебристый голос трубы — сигнал к общему сбору.
Примерно через час войско свернуло лагерь и снова двинулось в поход. Перейдя вброд мелкую, заболоченную речушку, маги выбрались на берег и, разбившись на небольшие группы, побрели через иссохшие, запорошенные снегом луга, раскинувшиеся на холмах.
Выцветшее, полупрозрачное небо с редкими пятнами облаков, раскрылось над медленно идущим войском как бесконечный купол. Заросшие пожухлой травой холмы вскоре закончились, и за ними, развернувшись с запада на восток, встала огромная, почти пустая равнина, с редкими силуэтами далеких, затуманенных рощ, и черными пятнами мелких оврагов.
Войско шло вперёд, и холодное утреннее марево медленно расступалось, обнажая мглистый горизонт с далекими, неясными тенями.
Вельбер взглянул вдаль, и его сердце учащенно забилось, наполнившись тягостным предчувствием. Вдалеке, раскинувшись зубчатой кромкой, вставал бесконечный черный лес с голыми, сухими ветвями.
«Это был не просто сон» — маг приложил руку к груди, словно пытаясь унять тяжело колотящееся сердце: «что-то из увиденного, верно, было правдой. Или вскоре станет ей… Знать бы только, что…»
Безмолвная чёрная чаща приближалась. Вельбер закрыл глаза и ускорил шаг. Сердце колотилось всё сильнее.
«Сейчас», — сказал он сам себе.
Пустой лес встретил магов настороженной тишиной, окутал тихим, сухим шумом прелых листьев, тихим треском и скрипом, и неясным гудением ветра. Хрустя опавшими ветвями, раздвигая колючие, цепкие кусты, войско входило в тёмную, безжизненную чащу.
Вельбер ускорил шаг. Догнав головную колонну, он подбежал к Барвису и, схватив его за плечо, силой развернул к себе.
— Вельбер? — маг бури отступил на шаг.
— Останови войска! — волшебник тяжело дышал. По его лицу шли красные пятна, — а лучше прикажи отступать… Ещё не поздно поменять маршрут.
— Вельбер, что происходит? Я не понимаю тебя.
Маг покачал головой и шумно выдохнул. Сердце в его груди стучало всё быстрее.
— Мне снился сон. Этой ночью…Барвис, там был этот лес. Я видел его точно таким, я клянусь… Помнишь, как тогда? Огненное колесо в поле. Голубой свет в овраге, что я видел недавно. Это были знаки. Знаки, которые мы понять не сумели. Это предупреждение для всех нас!
— Вельбер! Хватит! — маг бури вдруг вышел из себя. Сбросив со своего плеча руку Вельбера с побелевшими напряженными пальцами, он с глухим рычанием оттолкнул его от себя.
— Это сны! Легенды! Бред! Истории, рассказанные у костра! Ты просишь, чтобы я отозвал людей только потому, что тебе приснился кошмар? Ты, видно, ослаб умом! Не смотри на меня так… Хватит смотреть! — орал он, срываясь на хрип, — хватит! Ты совсем помешался, Вельбер. Можешь хоть сейчас возвращаться в Мистрадин — я передам твоих людей кому-нибудь другому! Уходи! Прочь отсюда!
— Барвис… — дрожащим, испуганным голосом произнес Вельбер, — послушай меня хотя бы сейчас…
— Нет! Ты отстранен от командования! — взревел маг бури, — отдай мне посох. Отдай мне свой посох!
— Барвис, не надо! Верь мне, Барвис!
— Убирайся… Я не дам тебе баламутить моих солдат!
Вельбер взглянул на него и вдруг понял, что давно не смотрел на него так, как теперь: рядом с ним, по лесной дороге, прихрамывая, шагал сутулящийся, растрёпанный старик. Потемневший, в отяжелевшей от сырости одежде, злой, растрёпанный и очень уставший.
Должно быть, Барвис понял всё по его взгляду. Он сник ещё больше и замедлил шаг.
— Барвис, — сказал Вельбер, стараясь сохранять спокойный тон, — я знаю, как звучат мои слова со стороны. Но я правда должен это сказать: всё хуже, чем тебе кажется, чем ты думаешь.
— Ну ещё бы, — проворчал командующий, — тёмные и впрямь ведут себя подозрительно, лучший из моих людей сходит с ума. Просит меня поверить… во что? В легенды? В сон? И не просто поверить, но повести за собой людей.
— Да, знаю, — Вельбер вздохнул, — что мне сделать, чтоб убедить тебя?
Седой маг взглянул на него с мягкой, почти отеческой улыбкой.
— Ты человек сильной веры, ты всегда таким был. Может, если бы ты больше верил в нас, а не в предчувствия, этого разговора бы не случилось?
Вельбер ответил ему долгим взглядом: уверенным и спокойным, но в то же время обречённым и полным покорности.
— Я постараюсь держаться рядом, — твёрдо сказал он и похлопал Барвиса по плечу, — когда всё пойдёт не так, я найду тебя.
— Если всё пойдёт не так, — уточнил Барвис.
Чародей покачал головой.
— Когда, — возразил он, и направился к своему отряду.
Лес сгущался, становясь мрачнее и тише. Света было всё меньше, в воздухе витал запах сырости и плесени. Среди колючих кустов то и дело вставали, тут же растворяясь, странные миражи, видения, сотканные из клочьев тумана и пахнущего гнилью болотного пара.
Путаясь в бесконечных зарослях колючих кустов, запинаясь о вывороченные из земли корни и плутая среди одинаковых тёмных стволов, войско медленно, но верно вязло в зловещем, покинутом лесу, оставаясь наедине с черной вековой чащей.
От чёрных ветвей, сплетавшихся над людскими головами, пахло бедой.
— Красные огни по левому флангу! — Вдруг раздался истошный крик, и следом за ним, как эхо, раздался ещё один.
— Противник на марше! Приготовиться к обороне!
Тишина разорвалась многоголосыми воплями, стремительно нарастающим шумом и гвалтом.
— Слева! Они слева!
— К оружию!
Меж чёрных стволов, разгораясь, зарделось багровое сияние. Красные сполохи, мерцая, забились на иссохших деревьях, вспыхнули в неподвижно вздетых ветвях. Всё новые и новые огни, зловеще мерцая, надвигались из чащи, смыкая кольцо вокруг пойманной в капкан армии.
Со всех сторон по вжавшимся в землю магам почти одновременно ударили сгустки багрового пламени. Сжигая и валя сухие стволы, снопы ревущего огня врезались в беспомощно мечущиеся толпы, испепеляя людей и опрокидывая их на землю. Прямо перед Вельбером, озаряя пространство трещащим пламенем, вспыхнул и упал живой факел, взметая ворохи опаленных листьев.
Ужас перед близко прошедшей смертью, сковал его лишь на секунду — уже через мгновение он пришёл в себя, и, пересилив страх, выпрямился во весь рост, так, чтобы его увидели остальные.
— Маги грома! — заорал он, стараясь перекричать рокот ревущего красного пламени, — рассредоточьтесь! Прячьтесь за деревьями! Не высовывайтесь, я дам команду…
Строй задвигался, рассыпаясь по чаще и открывая взору Вельбера чёрные проплешины, усеянные мёртвыми телами. Оглядевшись по сторонам, чародей увидел одного из своих младших командиров — Седрика. Он быстро махнул ему рукой, и тот, пригнувшись, подбежал к нему, прячась за густыми зарослями, чудом не тронутыми пламенем.
— Укройтесь там, где пламя вас не достанет, — сказал Вельбер, глядя в глаза. Седрик, пусть и был бледен, держался бодро, и маг был уверен, что сможет доверить ему командовать обороной, — если полезут, поджарьте их, но ни в коем случае не наступайте. Если они догадаются поджечь лес, то отходите с боем и как можно быстрее. Всё ясно?
Лейтенант кивнул.
— Куда ты, Вельбер?
— Мне нужно найти Барвиса, — коротко ответил чародей, — до моего возвращения командуешь ты.
Оставив Седрика, он развернулся и побежал — так быстро, как только мог.
Повсюду пылал огонь. Обожженные и сломанные пополам деревья лежали вдоль широких просек. Густые клубы синеватого дыма поднимались над разметанными кучами тлеющих листьев и сгоревшими былками сухой травы. Прижимаясь к чудом уцелевшим деревьям, прячась в их раскидистых, дрожащих тенях, волшебник бежал через умирающий лес…
Чародеи Тана повстречались ему первыми. Собравшись в некое подобие широкого, неровного кольца, маги слали в темноту чащи слабые, гаснущие на лету клубки пламени. Сам Тан был неподалеку от своих воинов: привалившись к поваленному стволу, он полулежал на куче прелых листьев. В глазах его стояли слезы. Когда Вельбер подошел ближе, он увидел, что левая сторона груди Тана была разорвана страшным ударом. Сквозь изодранный, пропитанный кровью плащ просвечивали лохмотья опаленной кожи и выгнутые дугой почерневшие и обожженные ребра.
Стараясь не смотреть на жуткую рану, Вельбер сел рядом и обнял лежащего на земле чародея.
— Держись… — прошептал он.
Мулат лишь скрипнул зубами. Лицо его было серым, как у покойника.
— Идти сможешь? — осторожно спросил Вельбер и тут же осекся, поняв всю бессмысленность вопроса: Тан угасал буквально на глазах.
— Да ни хрена я не смогу, Вельбер… — огненный маг тяжело лег на землю. Глаза его были влажны, запекшиеся губы то и дело вздрагивали, — куда девалась наша сила?
— Они забрали сердца, Тан…
Мулат вдруг задергался и закашлял. Запрокинув голову, он зашелся хриплым, булькающим смехом.
— Я знал… — он закрыл глаза, продолжая посмеиваться через боль, — я так и знал, что сердца — не выдумка.
Он снова открыл глаза: теперь его взгляд был полон безотчётного ужаса, в мутнеющих глазах уже стояла смерть, но мулат не хотел уходить, и отчаянно цеплялся за шанс, которого не было.
— Вытащи меня, — с трудом произнёс Тан, — может… может…
Вельбер оглянулся на лес, маячивший впереди. Где-то там должен был быть Барвис, дерущийся бок о бок со своим отрядом. Но глядя на Тана, в агонии хватающего воздух широко раскрытым ртом, он понимал, что не может отказать в исполнении последней воли.
— Дай мне руку, — Вельбер наклонился над магом, и тот неловким, слабым движением закинул ему на плечо свою горячую тяжелую кисть, — мы выберемся отсюда.
Взвалив Тана на себя, Вельбер потащил его во тьму чащи, прочь от боя, с каждой минутой разгоравшегося всё сильнее.
— Поначалу я не верил тебе, — через силу пробормотал огненный маг, — какое-то… пророчество, слишком… странное. Никто из нас тебе не верил. Я не знаю, почему так… Я не знаю, не знаю…
Стиснув зубы, Вельбер молча тянул Тана на себе, чувствуя, как тот тяжелеет с каждой секундой.
Он дотащил раненого до небольшой ивовой рощи и бережно положил на мягкий, влажный мох. Со стоном мулат привалился к трухлявой коряге.
— Спасибо, — он медленно закрыл глаза, словно погружаясь в вязкое, мрачное беспамятство, — здесь лучше… Ты уходишь, Вельбер? Куда ты уходишь?..
— Я здесь… — маг сел рядом с ним и раненый успокоено вздохнул. Вельбер взглянул на него и тут же с тяжелым чувством отвернулся: щеки и лоб Тана были пепельно-серыми. Он был похож на изваяние, и лишь пергаментные полупрозрачные веки с набухшими в них сосудами слегка дрожали, и надтреснутые тёмные губы иногда тревожно размыкались, хватая воздух.
Вельбер запрокинул голову, глядя в переплетения мертвых ветвей, и изо всех сил стиснул зубы, будто пытаясь приглушить нарастающую внутри боль.
— … Она пахнет огнем, — глухим голосом сказал Тан, — и ровная, белая, как снег.
— Тан, очнись…
— Она настоящая… В струях свежего дождя… — продолжал маг. Его голос звучал всё слабее, будто бы отдаляясь — и внутри у неё бьется горячее сердце, как у всех людей… Как у тебя. Как у каждого из нас… Оно… зелёное, как та полянка… мы проходили… тут… неподалёку… — сказал он еле слышно, и в тот же момент лицо его застыло, как посмертная восковая маска, и какая-то непроницаемая, холодная тень легла на него, навсегда отделив от мира живых.
Ссутулившись, Вельбер замер над телом, словно до конца не веря в случившееся. Отяжелевшими, непослушными пальцами он вложил в холодеющую руку Тана длинный посох с угасшим огненным камнем и накинул на лицо мертвеца капюшон из бархатной ткани.
Коченеющая ладонь мулата замерла в последнем движении. Вельбер зачем-то пожал его мёртвую руку, и пошёл прочь.
“Оно зелёное…” — пробормотал он, повторив предсмертные слова Тана, и вдруг вскочил, словно его прошило молнией: “Вот что значил этот сон! Гонец коснулся травы на той поляне, о которой говорил Тан… Нужно найти Барвиса. Нужно найти поляну!”
Вельбер вдруг почувствовал странное волнение. Что-то всколыхнулось у него в душе, сердце учащенно забилось: средь бездонного, разворачивающегося ужаса он почувствовал какое-то мрачное, обреченное ликование.
“Значит, Мистра и его бойцы все ещё могут колдовать… И Арти может”, — маг внезапно вспомнил о своём ученике. Далекое светлое предчувствие вспыхнуло где-то глубоко внутри. Мрак безнадежно проигранного боя вдруг озарил слабый луч зарождающейся надежды.
“Арти сможет!” — думал чародей, карабкаясь на крутой склон и лихорадочно хватаясь за скользкие, сырые ветви: “он завершит то, чего не успел я. Он сумеет. Надо лишь помочь ему.”
Из заросшего осинником оврага маг выбрался на перерытую огненным смерчем поляну. Среди опаленных, тлеющих кустов и поваленных деревьев кипел яростный бой: несколько магов из отряда Вельдиса объединились, выставив над поляной искрящуюся водную завесу. Влетающие в неё огненные шары бессильно гасли, обращаясь в клубы густого голубоватого пара.
— Вельбер! Родной! — Вельдис, взмокший, пропахший дымом и пламенем, радостно бросился к нему через всю поляну, — живой! Думал, тебя уж нет…
— Они убили Тана, — Вельбер хмуро взглянул на старика, и тут же отвел взгляд, стараясь не встречаться с ним глазами.
Вельдис сжал губы, но ничего не сказал.
— Вижу, держитесь ещё…
— Да, родной… — старик поспешно закивал, — они меня просто так не возьмут. Мы закрыли все фланги. Даже там, в чаще, — он неопределенно показал рукой в сторону леса, — пока можем стоять, но устоим ли — кто знает, родной...
— Где Мистра?
— Там, ближе к северу. Барвиса прикрывает, да остальных… Стой, куда же ты? Эй!
Вельбер, не оглядываясь, бежал через мрачную, озаряемую красными вспышками чащу. Ковер из опавших ветвей и листьев сдавленно хрустел у него под ногами. Запинаясь, падая и вновь поднимаясь, маг, как одержимый, прорывался сквозь сгущающийся лес и колышущийся в нем синеватый сумрак. В голове, заглушая поток мыслей, все громче и громче билась, пульсировала кровь, и грохотом барабанов отдавались удары сердца.
Не видя ничего перед собой, он тяжело скатился в какой-то овраг, попытался встать, запнулся и рухнул на живот рядом с жидкими, топкими берегами маленького лесного ручья.
Недалеко от него, высовываясь из под кучи мокрых листьев, белела чья-то бледная, окровавленная рука с судорожно сжатыми пальцами. Прижимая её к земле, над ней вился ещё живой тёмно-серый корень.
По всему оврагу, чуть присыпанные листвой, лежали тела.
— Мис-стра-а-а-а! — заорал Вельбер, чувствуя, что вот-вот захлебнется собственным хриплым криком, — где ты, Мистра?!