Багровое сердце

Глава 20

***

Эта последняя ночь — ночь перед новым походом — была особенно нежна.

Они заснули только под утро. Шерин сжалась в клубок и часто, беспокойно дышала. Её тёмные волосы разметались по подушке. Глаза были закрыты и лишь длинные густые ресницы слабо подрагивали.

Казалось, она даже во сне чувствовала приближающуюся разлуку и, наверное, потому её бледная тонкая рука мёртвой хваткой сжимала запястье Арти.

Молодой маг лежал рядом с подругой и в полудреме, в полузабытьи гладил её плечи непослушными пальцами. Они были ещё вместе, но ночь кончалась, и страшная тоска уже сжимала сердце ледяной ладонью.

Огненные лучи рассвета медленно обшаривали комнату. Маг с сожалением поднялся с постели, и, наклонившись над любимой, поцеловал её в последний раз. Умывшись тёплой водой из кувшина, он неспешно оделся, накинул на плечи свой плащ и вышел из дома.

Розовое солнце медленно и торжественно вставало над городом, разгоняя голубоватую мглу. Узкие улицы были запружены, так же, как и в день первого похода. Людское море, плещущее глухим ропотом голосов и лязгом железа, колыхалось вокруг.

Опираясь на посох, Арти шёл к главной площади, и войско расступалось перед ним, приветствуя многоголосым криком.

Очень скоро из-за крыш домов показался сияющий купол и шпиль Башни совета. Главная площадь была залита бесконечными толпами солдат, десятки флагов, больших и малых, реяли в воздухе. В центре площади, на деревянном помосте, наскоро сколоченном и крытом сукном, стояли командиры.

Барвис, облаченный в длинный белоснежный плащ, восседал на крупном вороном скакуне. Слева от него, на пятнистой серой лошади, чуть откинувшись в седле, сидел Мистра. Родерик и Золтан на своих конях гарцевали рядом. Штерн сидел в седле, скрестив руки. Взгляд его был туманен.

Чуть в стороне от всех, держа лошадь под уздцы, стоял Раджмин, и жизнерадостный толстяк Киба о чем-то спорил с ним, свесившись с седла рыжего тяжеловоза.

— Здравствуй, родной. Только тебя и ждём, — Вельдис на маленьком мохнатом пони преградил Арти дорогу. Тот обезоруживающе улыбнулся в ответ.

— Мне пришлось задержаться.

— Понимаю. Дела семейные, что ж… — старик махнул костлявой рукой, — выступаем, Артлин, пойдем, родной…

Барвис подал знак.

Завыли трубы — от низких, гудящих звуков до хрустальных нот. Издалека, прокатываясь на площадью волнами, глухо затрещала барабанная дробь. Кто-то подвел Арти коня, и он, не глядя, вскочил в седло.

Перекликаясь, зашумели отряды. Знаменосцы начали протискиваться сквозь толпу. Шумя и мешаясь друг другу, солдаты стали строиться в походный порядок.

Грохот барабанов слился в равномерный стук. Все трубы замолкли, и лишь одна продолжала петь — громко и пронзительно, и голос её бился, тонул под облаками, проваливался всё дальше и дальше, куда-то под свод голубых небес. И когда он замолк насовсем, последнюю растаявшую ноту подхватили флейты знаменосцев, и войско, лязгнув металлом, сдвинулось в едином шаге.

Командиры тронули коней. Арти обернулся назад, взглянул в переплетенье городских улиц, залитое лучами восходящего солнца. Где-то там, среди тихих переулков и древних тисовых рощ был дом Шерин, и теперь он медленно уплывал от него. Уходил всё дальше и дальше.

Непослушной, замерзшей рукой молодой маг накинул на голову капюшон плаща, и пришпорил коня, вливаясь в медленно текущий поток сверкающей стали.

***

В те страшные дни в землях Белой Империи заговорили о новом полководце. О том, кто ещё совсем недавно был безвестен, а ныне вёл в бой объединенную армию трёх земель.

Говорили, что он никогда не ошибается, что он чувствует все засады и предугадывает каждый шаг своего противника, оставаясь невидимым для него. Отряды его летучей, неуловимой конницы появлялись тихо и внезапно, а его пехота проходила там, где, казалось, прежде не могла пройти ни одна живая душа. Волны моря послушно расступались и сникали, вынося к берегу его корабли. Он был невидим, неосязаем и непобедим, и лишь цепочка освобожденных городов отмечала его путь.

Кто-то говорил, что этот таинственный командир — умудренный годами старец в сверкающей мантии. Кто-то видел его рослым воином с развевающимися чёрными волосами и огромной секирой в руках… Были и те, кто утверждал, что он невысок ростом и очень молод, но взгляд его не по годам пронзителен и мудр.

Но почти никто не видел его на самом деле. Этот смутный, завораживающий образ представал тёмной и загадочной фигурой. Его тень витала над внезапно появляющимися у стен городов отрядами конницы, а его имя звучало как знак неотвратимой судьбы. Как знак победы одной силы и поражения другой.

У него были соратники, и о них тоже говорили, но его имя звучало первым среди равных. Оно стало настоящей легендой. Под багровыми знамёнами тысячи губ шептали его с суеверным страхом, и тысячи людей, от Моря Колец до бесплодных равнин востока с надеждой повторяли его. Повторяли как молитву.

И имя это было Артлин.

Но не только оно витало над обожженными землями Белой Империи. Было и другое имя. Его тоже знали все, и все боялись, и лишь немногие, сжав зубы, отваживались произносить его. Накрыв восток своими чёрными крыльями, оно висело над ним, как мор, как чума, и там, где слышался его отзвук, пылали пожары, и дым от сожжённых полей и деревень покрывал разграбленные и брошенные города.

Его обладатель был безумно тщеславен. Он жаждал, чтобы его называли великим, сильнейшим, самым твердым властителем в истории мира. Он хотел, чтобы века отпечатали его профиль на страницах летописей, и чтобы потом, даже спустя тысячелетия, люди помнили о нём.

Его огромная армия, набранная из самых отчаянных преступников и подонков, вставала за спинами редеющего войска тёмных магов, и он наслаждался своей бесконечной, растущей силой, которой не желал делиться ни с кем.

Этого человека звали Леон Белиньи, и имя его пахло кровью, тиранией и страданием. Каждая буква этого имени, каждый звук дышал растущей ненавистью, и весь восток пылал лихорадочным огнем этой ненависти, в то время как запад наливался разгорающимся светом новой надежды, и два этих огня, вспыхивая над занесенной снегами землей, были всё ближе друг к другу.

И их встреча была неминуема.

Максимилиан Н. Сол

«Наклонившись навстречу бездне»

***

В начале последней недели декабря отряды южной конницы под предводительством Артлина и Раджмина вышли к низовьям Бевельфлоу.

Широкий каменистый берег с двух сторон охватывал лениво текущую реку. Среди крупных валунов громоздились заиндевелые серые скалы, нависавшие заснеженными сводами над шумящей и пенящейся водой, которая, бурля, неслась меж камней и с шумом падала в ещё не остывшие воды внутреннего моря. Черные волны Бевельфлоу искрились крупными кусками синеватого льда, и в их ноздреватых мутных зеркалах вспыхивали блики отраженного неба.

У самых порогов реки на пологих морских берегах стояли, зарывшись в снег, сотни кораблей с зажатыми меж камней якорными цепями. Ветер нещадно трепал расставленные на жестком, смерзшемся песке шатры и палатки, меж которыми, мечась, тянулись в небо полупрозрачные дымные хвосты громадных костров.

Подъезжая к раскинутому на берегу лагерю, южане затрубили в походные горны, и мерзнущие у воды солдаты ответили им нестройным многоголосым криком.

— Э-хэй, Арти! — проваливаясь в песке, Киба, одетый в безразмерную меховую кухлянку, подошел к отделившемуся от строя всаднику в развевающемся плаще и подал ему руку, помогая спуститься.

Друзья обнялись.

— От тебя пахнет пожарами, — Арти улыбнулся.

— Это от костра,— расхохотался тот, — а вот от тебя точно должно вонять гарью. Тут все только и говорят о том, какого шороху ты навёл на побережье.

— Преувеличивают, — уклончиво ответил маг, — всё было по плану, Киба: вы шли морем, мы отвлекали их силы. Как высадка? Всё хорошо?

— Как по маслу, — толстяк задорно махнул рукой, — ни души. Видать, и впрямь поверили, что вы — и есть вся армия.

Они медленно пошли вдоль линии прибоя.

— А хочешь штуку? — Киба вдруг улыбнулся, — вчера зайца видели. Шмыгнул мимо, мы в лесу были, чтобы дров для костра натаскать. Сто лет не видел в наших землях зверей, думал, не увижу ещё долго.

— Когда мы шли по побережью, — негромко начал Арти. Шум прибоя почти заглушил его слова, но Киба всё равно их услышал, — я видел, как мир наполняется новой жизнью.

— Ты думаешь…

— Я это знаю, Киба. Зло отступает. Мы на верном пути.

— Хорошо бы… — болотный маг плотнее запахнулся в шубу и взглянул во мглистую даль, — хорошо бы…

Некоторое время они шли молча. Наконец Арти сказал.

— Мы немного разделились в походе. Останемся на берегу ещё на пару дней, дождемся Вельдиса с его частью войск и двинемся к востоку.

— Так Вельдис уже на берегу. Они пришли через день после нас. Моровые земли, северные и западные побережья пусты. Там нет тёмных… Думал, ты знаешь об этом.

— Значит, сил у них действительно не густо, — Артлин хмыкнул, — остается ещё Белиньи… — он поймал удивленный взгляд Кибы и пожал плечами, — земля слухом полнится. Я ещё на побережье узнал, что герцог вступил в войну.

— Белиньи занял Ротбург.

Арти кивнул.

— Да, — сказал он задумчиво, — это тоже знаю… Жаль Вилленхофа. Знать бы, что с ним.

— Это ж Белиньи, — недобро сказал Киба, явно подразумевая самое худшее.

Вновь повисло молчание. Дойдя до плоского белого камня, Арти смахнул с него обтёсанную ветром снежную шапку, и тяжело сел, устремив взгляд на низкие, шумно катящиеся волны. Киба присел рядом.

— Надо встретиться с Барвисом, — сказал Арти, глядя на затянутый тучами низкий горизонт, — придётся снова слегка поменять планы… и скажи своим, чтоб готовились к походу: завтра выступаем.

***

Селем вернулся в Ротбург через несколько дней после своего отъезда.

Стояло раннее утро, и в звенящем морозном воздухе далеко разносился стук множества копыт и скрип колес по свежему снегу. Тёмная карета, окружённая плотным кольцом охраны, медленно катилась по вымершим улицам разграбленного города.

Внутри экипажа висел густой мрак и в нём, мерцая, слабо горели два зеленоватых глаза. Селем полулежал на диване и отрешенно смотрел в потолок. В последние пару дней им владело какое-то странное беспокойство, объяснить причину которого он не мог. Возможно, дело было в Сантазаре. Или в Белиньи, который начинал выходить из-под контроля. Или в том или другом сразу. Иногда тёмный ловил себя на мысли, что волей судьбы оказался зажат меж двух огней. Они медленно сближались, и Селем чувствовал, что вот-вот ему придется выбирать, в какой из них лучше шагнуть, и заранее ненавидел грядущий выбор.

Впрочем, была ещё одна вещь, которая не столько беспокоила, сколько будоражила разум Селема. Временами ему казалось, что одно из двух оставшихся сердец рядом, и что он вот-вот найдёт его.

Это было странное ощущение. Что-то вроде чутья или предчувствия, которому осторожный маг был склонен верить не до конца. Это чувство было особо сильно прошлым вечером, когда Селем возвращался в Ротбург. Оно накатило на него какой-то горячей, пульсирующей волной. Тогда он отогнал его усилием воли, но теперь очень жалел об этом. Лёжа в объятиях мягкого кожаного сиденья, он думал о том, что, должно быть этому странному чутью стоило поддаться…

Но теперь шанс был упущен, а сожаления — бессмысленны.

Покачиваясь, карета въехала во внутренний двор захваченного замка и остановилась. Селем сам открыл дверь и поспешно выпрыгнул в смёрзшуюся и холодную грязь.

Он нашёл Белиньи в главном зале. Среди пылающих напольных светильников вились тени танцовщиц, замотанных во флёр полупрозрачных одежд. По всему залу были расставлены огромные дубовые столы с едой, и командиры армии герцога, сдвигая кубки, шумно пили за здоровье своего повелителя.

Сам герцог не участвовал в празднике. Он сидел у дальней стены зала на высеченном из белого камня троне и, подперев голову кулаком, задумчиво взирал на пирующих. В его руке чуть покачивался резной золотой кубок, зажатый меж тонких пальцев.

Когда Селем вошел в зал, герцог резко поднялся со своего места и вскинул руку, словно подавая знак. Музыка оборвалась, танцовщицы упорхнули в тень колонн, пир остановился и гости в зале один за другим начали медленно оборачиваться в сторону вошедшего.

— Эй, Селем! — сказал Белиньи пафосно и надменно. В его глазах блеснули искры, и Селем попятился, словно предчувствуя что-то недоброе.

Поставив кубок на подлокотник трона, герцог вместе с двумя стражниками подошёл к тёмному.

— Как дорога, Селем? — спросил он с еле заметной издёвкой, — Камень в надёжном месте?

— Да. Всё в порядке, — сухо ответил тёмный, — я почти нашел ещё один. К северо-западу отсюда я почувствовал странные вибрации силы, — неуверенно сказал он, словно стараясь заполнить неловкую паузу и придать своим словам больший вес, — нам надо послать разведчиков в те земли… Боюсь, наши планы немного меняются.

— Да, верно… верно, — с каким-то ледяным спокойствием проговорил герцог, обходя его по кругу.

Тёмный напрягся: наёмники, сидящие за столами, смотрели на него с враждебными усмешками. Музыка молчала, и больше никто в зале не издавал ни звука — лишь каблуки герцога тихо щёлкали по полу. Что-то было не так.

— Планы действительно изменились, — многозначительно заметил Белиньи, — мои планы, Селем. Ты больше не командуешь. Ты больше не нужен.

Тёмный замер, как поражённый громом. С невероятной растерянностью он вдумывался в слова своего недавнего союзника, словно пытаясь найти в них признаки какого-то иного смысла.

— Постой… — пробормотал он, — так нельзя, Леон. Мы ведь заключили сделку…

— Сделку? — с наигранным удивлением переспросил герцог, — плевать мне на сделку! — выкрикнул он и нагло, ядовито расхохотался, глядя в бледнеющее от гнева лицо Селема, — я ведь знаю, что ты ведешь какую-то свою игру, и посвящать меня в её смысл ты явно не собираешься… Так ведь? Что ты молчишь? Ты первый нарушил условия.

— Леон… — Селем скрежетнул зубами и гневно оскалился, — остановись сейчас, иначе будет поздно…

— Поздно для тебя, — герцог отошел к трону. Указательным пальцем левой руки он провел по своей шее, как бы говоря о том, что следует сделать.

Один из стражей, на ходу вытаскивая меч из ножен, выступил вперёд и коротким ударом пронзил тёмного мага. Приподнимая складки плаща, лезвие, обагренное тягучей кровью, вылезло из спины Селема.

Тёмный зашатался. Выставив вперед руку со скрюченными, дрожащими пальцами, он сделал два неверных шага назад, словно стараясь вытащить меч из распоротой груди. Белиньи брезгливо поморщился, глядя на полумертвого чародея, качающегося на подгибающихся ногах.

— Бросьте его в реку… — герцог пренебрежительно махнул рукой, — и вытрите, кто-нибудь, кровь с пола. Мне противно смотреть на эти пятна.

Подхватив Селема за локти, солдаты потащили его к угловой части зала, нависавшей над обрывом. Чертыхаясь, они проволокли безвольно обмякшего мага по истертым, крутым ступенькам и, приподняв, вытолкнули в распахнутое окно.

Распластавшийся чёрный силуэт мелькнул в морозном воздухе и стремительно полетел вниз навстречу пенящимся серым водам. Ещё секунда, и далеко внизу, над медленно текущей рекой разнесся глухой плеск, и среди осколков серых льдин всплыло распростертое кровавое тело в мокром, вздувшемся пузырём плаще.

Торопливым шагом Белиньи подошёл к окну и, растолкав собравшихся командиров, взглянул вниз. Еле различимый труп ничком плыл, покачиваясь в тёмных водах Бевельфлоу. Герцог удовлетворённо кивнул.

— Хорошо… — устало сказал он. В его голосе уже не было прежнего ликования. Казалось, Белиньи в какой-то момент уже пожалел о содеянном, — проблемой меньше… — он задвинул шторы и окинул взглядом лица стоящих вокруг командиров, — но помните, господа, если мои разведчики не врут, через пару недель к стенам Ротбурга подойдёт объединённая армия трёх земель. Надо оказать им подобающий приём. Чтобы здесь, у стен замка, они и остались.