Ассасин 1: миссия в Сараево

Глава 15 Подготовка

Вечером того же дня я сидел в знакомом кресле напротив массивного стола из карельской березы и смотрел на разложенные передо мной рисунки с изображениями людей. Дождь на улице уже прошел, на закате показалось солнце, предвещая завтра безоблачный день.

Лица. Десятки лиц. Молодые, фанатичные, готовые на все ради идеи Великой Сербии.

— Драгутин Дмитрович, — говорил Редигер, постукивая пальцем по одному из портретов. — Полковник сербской армии, формально начальник разведки Генерального штаба. Неформально — основатель и глава организации «Черная рука». Жесткий, фанатичный, абсолютно убежденный в своей правоте.

Я изучал снимок. Мужчина лет сорока, с жесткими чертами лица, проницательным взглядом темных глаз и коротко подстриженными усами. Даже на рисунке чувствовалась, что это человек несгибаемой железной воли.

— Дмитрович мечтает об объединении всех южных славян под эгидой Сербии, — продолжал полковник, передвигая другие рисунки. — Для этого он готов на все. Террор, провокации, убийства. «Черная рука» имеет разветвленную сеть по всей Боснии, Герцеговине, Хорватии. Их методы просты и эффективны. Молодые фанатики, готовые умереть за идею, тайные склады оружия, конспиративные квартиры в каждом крупном городе.

Он достал из папки машинописный лист.

— Наша агентура в Белграде донесла следующее: «Черная рука» вербует членов среди студентов и гимназистов. Особое внимание уделяется боснийской молодежи, настроенной против австрийского владычества. Вербовка проходит через систему явок и паролей. Первый контакт устанавливается в книжных лавках, кофейнях, студенческих клубах. Затем кандидата проверяют, изучают его семью, связи, политические взгляды.

Я слушал внимательно, запоминая каждую деталь. Также мы действовали в Аламуте восемь веков назад. Конспирация, ячейки, фанатичные юноши, готовые на самопожертвование. Только тогда это называлось фидаи, а сейчас — революционеры.

— Вторая организация, — Редигер положил перед мной новые документы и рисунки, — «Млада Босна». Молодая Босния. Более аморфное движение, без четкой структуры, но не менее опасное. Романтики, поэты, студенты, мечтающие об освобождении от австрийского ига. Многие из них связаны с «Черной рукой», получают от нее оружие и деньги.

Я рассматривал лица юношей двадцати-двадцати двух лет. Худые, с горящими глазами, в дешевых костюмах и мятых рубашках. Такими были Анна Залуска и Казимир Пулавский в Варшаве. Искренние, наивные, опасные.

— Вот, например, Гаврило Принцев, — полковник указал на снимок худощавого юноши с впалыми щеками и пронзительным взглядом. — Девятнадцать лет, туберкулезник, неудачник, мечтающий о великом деянии. Провалил экзамены в гимназии, не имеет средств к существованию, живет на подачки друзей. Типичный кандидат для теракта-самоубийства.

— Он опасен? — спросил я.

— Все они опасны, Александр Николаевич. — Редигер откинулся в кресле и закурил папиросу. — Потому что им нечего терять. Принцев, как и многие другие, готов отдать жизнь за идею. А «Черная рука» умеет использовать таких людей.

Он помолчал, выпуская дым.

— Ваша задача — проникнуть в эту среду. Установить, нет ли планов громкой провокации в ближайшее время. Австрийская разведка только и ждет повода для удара по Сербии. Любой теракт, любое громкое убийство, и Вена получит casus belli.

— А если я выявлю конкретных заговорщиков, планирующих теракт? — Я задал вопрос, хотя уже знал ответ из предыдущего разговора. Но хотел услышать его снова, здесь, в этом кабинете, при свете вечернего солнца. Хотел убедиться, что правильно понял.

Редигер долго смотрел на меня. Потом медленно постучал пальцами по столу.

— Александр Николаевич, вы офицер военной разведки Российской империи. Ваша задача предотвратить преждевременную войну. — Он сделал паузу. — Если это можно сделать, завербовав заговорщиков, вербуйте. Если можно дискредитировать их в глазах сообщников, дискредитируйте. Если можно сорвать теракт без шума, срывайте.

Он встал и подошел к окну, глядя на плац внизу.

— Но если других способов не будет… — голос его стал тише, — вы должны действовать так, как считаете необходимым. Я не даю вам прямых приказов на устранение. Но я даю вам полную свободу действий. Вы на месте. Вы оцениваете ситуацию. Вы принимаете решения.

Ну что же, большего ожидать нельзя. Это не как в Аламуте. Хотя Старец горы тоже старался говорить иносказательно. Но он всегда говорил, что дни конкретной жертвы в этом мире сочтены. После этого все ясно.

А здесь просто указана цель. Методы на усмотрение исполнителя.

Ответственность разделена. Начальник не приказывал убивать, исполнитель действовал по обстоятельствам.

— Понял, господин полковник.

Редигер вернулся к столу и достал из сейфа еще одну папку, более толстую. На обложке красными чернилами было написано: «Австро-Венгерская и Германская разведка на Балканах. Совершенно секретно».

— А теперь о тех, кто будет вам мешать, — сказал он, раскрывая папку. — Австрийская военная разведка, «Evidenz Bureau», одна из лучших в Европе. Они работают на Балканах десятилетиями, имеют огромную агентурную сеть, контролируют каждый шаг сербских националистов.

Он разложил перед мной новые рисунки.

— Сейчас Evidenzbureau возглавляет оберст Урбанский. Осторожный, методичный, профессионал старой школы. Но нас интересует не он. — Редигер достал другой портрет. — Нас интересует майор Август фон Урбах.

Я взял бумагу в руки.

На меня смотрел мужчина лет тридцати пяти, с холеными усами, проницательными светлыми глазами и легкой усмешкой в уголках губ. На нем была безупречная форма австрийского офицера, на груди несколько наград.

Но главное во взгляде. Умном, ироничном, слегка насмешливом. Взгляде человека, который видит насквозь чужие игры и получает удовольствие от собственных.

— Майор Август фон Урбах, — говорил Редигер, и в голосе его звучало нечто похожее на уважение. — Из старинного баварского рода, образование получил в Терезианской военной академии, служил в Боснии и Герцеговине с тысяча девятьсот восьмого года. Знает край как свои пять пальцев, говорит на сербском, хорватском, турецком языках. Агентурная сеть покрывает весь регион.

Полковник закурил новую папиросу.

— Но главное не это. Урбах не просто разведчик. Он игрок. Он любит свою работу, любит интриги, любит сталкивать людей и организации, наблюдая за результатом. — Редигер посмотрел на меня внимательно. — По нашим данным, именно он курирует операции по проникновению в «Черную руку» и «Младу Босну». Именно он знает о каждом их шаге. И именно он, как мы подозреваем, не просто следит за сербскими националистами, но и направляет их.

— В каком смысле? — спросил я, хотя уже начинал понимать.

— В самом прямом. — Редигер постучал пальцем по изображению Урбаха. — Мы полагаем, что майор фон Урбах не просто собирает информацию. Он провоцирует. Через своих агентов он подталкивает радикалов к действиям, которые дадут Австро-Венгрии повод для войны. Но делает это тонко, изящно, так, чтобы сербы считали, что действуют самостоятельно.

Достойный противник. Такие ценились в Аламуте.

— У нас есть основания полагать, что он уже в Белграде или Сараеве, — продолжал Редигер. — Урбах переодевается, меняет личности, говорит без акцента. Может выдать себя за серба, хорвата, даже за турка. Наша агентура видела его дважды за последние два месяца, оба раза в разных обличьях.

— Опасен?

— Чрезвычайно. — Полковник смотрел мне прямо в глаза. — Если Урбах вас вычислит, вы не доживете до утра. Он не церемонится с противниками.

Редигер показал на еще один портрет.

— А это его помощник. Гауптман Карл Хофер. Полная противоположность Урбаха. Пруссак, методичный, жестокий. Бывший полицейский из Берлина, перешел в военную разведку. Специализируется на допросах и устранении неугодных. Если Урбах мозг операции, то Хофер ее кулак.

Я смотрел на второго человека. Крепкий, коренастый, с тяжелым подбородком и холодными серыми глазами. Лицо палача.

— Кроме австрийцев, — Редигер перелистнул страницу, — в регионе активизировалась германская разведка. Им война нужна не меньше, чем Вене. Германский Генеральный штаб считает, что время играет против них. Чем дольше ждать, тем сильнее становится Россия и Франция.

— Кто конкретно?

— Майор Вальтер Николаи, глава германской военной разведки на востоке. Но он действует из Берлина. А на месте у него агенты. — Редигер показал несколько рисунков. — Имена неизвестны, лица меняются. Германцы предпочитают работать через подставных лиц, вербуют местных жителей, не светятся сами.

Он закрыл папку.

— Александр Николаевич, вы отправляетесь в самое настоящее осиное гнездо. Австрийская разведка, германская разведка, сербская контрразведка, которая подозревает всех иностранцев. Сербские радикалы, готовые убить любого, кто покажется им шпионом. И майор фон Урбах, который превратил Балканы в свою личную шахматную доску.

Он посмотрел на меня долгим, изучающим взглядом.

— Вы уверены, что готовы?

Я думал об Аламуте. О крепости в горах, где меня учили убивать и умирать за идею. О миссиях, когда я шел один против армий. О десятках целей, окруженных охраной.

— Готов, господин полковник.

Редигер кивнул.

— Тогда переходим к деталям легенды и технической подготовке.

Он достал из сейфа новую папку, на этот раз потоньше.

— Как я уже говорил, ваше прикрытие. Александр Дмитриевич Соколов, корреспондент газеты «Новое время». Настоящий Соколов существует, он чуть старше вас по возрасту, работает в редакции в Петербурге, но не выезжает за границу по состоянию здоровья. Мы договорились с редакцией о вашей командировке на Балканы для серии статей о славянском вопросе. Вы должны тщательно изучить его биографию.

Он передал мне документы.

— Паспорт, корреспондентское удостоверение, рекомендательные письма от редакции. Все настоящее, все проверенное. Австрийцы не смогут подкопаться.

Я изучал бумаги. Качественная работа. Даже опытный эксперт не заметит подлога.

— В Белграде вас встретит наш резидент, подполковник Артамонов. Официально он военный атташе при посольстве. Неофициально руководит всей нашей агентурной сетью в Сербии. Вы уже изучили документы? Встреча в русском читальном зале на улице Князя Михаила, третьего числа в три часа дня. Подойдете к полке с томами Тургенева и скажете: «Ищу записки охотника». Он ответит: «Лучше почитайте Дворянское гнездо».

Я уже запомнил коды для знакомства.

— Артамонов обеспечит вас жильем, деньгами, связью с Петербургом через дипломатическую почту. Но, Александр Николаевич… — полковник понизил голос, — вы должны понимать. Если что-то пойдет не так, официально мы вас не знаем. Корреспондент Соколов действовал самостоятельно, военная разведка не имеет к нему отношения. Империя не может позволить себе дипломатический скандал.

— Понимаю, господин полковник.

— Пять тысяч рублей на расходы. Этого хватит на несколько месяцев жизни и работу с агентурой. Если понадобится больше, Артамонов организует дополнительное финансирование.

Я кивнул.

— Завтра утром, в воскресенье, вас ждет инструктаж по техническим средствам в оружейной комнате, — продолжал Редигер. — Новейшее оружие, средства связи, шифры. Подполковник Крылов все подготовил. А в понедельник, ранним утром, вы выезжаете поездом до Вены.

Он вернулся к столу и налил коньяк в два бокала из хрустального графина.

— За успех миссии, поручик Бурный. — Редигер протянул мне один бокал. — И за то, чтобы вы вернулись живым.

Мы молча выпили. Коньяк обжег горло, разлился теплом по груди.

— Идите отдыхайте, Александр Николаевич. Впереди у вас трудные дни. — Редигер протянул руку. — И помните, что вы не просто агент. Вы последняя надежда предотвратить войну, к которой Россия еще не готова.

Я пожал его руку и направился к двери.

Воскресное утро выдалось ясным, почти безоблачным. Майское солнце заливало плац, где вышагивал караул, и золотило купола варшавских церквей.

За открытыми окнами казармы слышался колокольный звон. Горожане спешили на службу, а я спускался по каменным ступеням в подвалы штабного здания.

Оружейная комната располагалась в самом защищенном месте, под толщей кирпичных стен, за массивной железной дверью с двумя замками. Подполковник Крылов уже ждал меня, стоя у длинного деревянного стола, заставленного оружием и различными техническими устройствами.

— Доброе утро, поручик, — поздоровался он, когда я вошел и закрыл за собой дверь. — Времени у нас немного, так что перейдем сразу к делу.

В воздухе пахло оружейным маслом, порохом и чем-то металлическим. Керосиновые лампы под потолком отбрасывали ровный желтоватый свет на разложенные предметы. Я подошел ближе, рассматривая арсенал.

— Начнем с основного, — Крылов взял со стола компактный пистолет темного металла. — Браунинг модели тысяча девятисотого года. Калибр семь целых шестьдесят пять сотых миллиметра, магазин на семь патронов. Небольшой, легкий, идеален для скрытого ношения.

Он передал мне оружие. Я взял его в руку, ощущая приятную тяжесть и идеальный баланс. Совсем не похоже на кинжал или меч, но убивает не менее эффективно. Даже лучше, действует на расстоянии, без необходимости вступать в ближний бой.

— Надежный? — спросил я, проверяя затвор.

— Вполне. Бельгийская работа, качество превосходное. Этот экземпляр мы получили через наших агентов в Льеже. — Крылов положил рядом коробку патронов. — Тут сто патронов. Более чем достаточно. Носите пистолет в кобуре под левой рукой, так удобнее доставать правой. В штатском костюме он совершенно незаметен.

Я кивнул, запоминая. В этом времени я всегда с интересом изучал это новое оружие. В Аламуте не было огнестрельного оружия, только луки, арбалеты, кинжалы. Даже ребенок мог бы убить из этого маленького устройства семь человек, для этого ему не требовалось бы годы тренировки, как при стрельбе из лука.

— Второй вариант, — Крылов взял более массивный револьвер с характерным барабаном, — наш штатный «Наган» образца восемьдесят девятого года. Калибр семь целых шестьдесят две сотых, семь патронов. Тяжелее «Браунинга», но надежнее в грязи и сырости. Если «Браунинг» даст осечку, «Наган» выстрелит даже после купания в болоте. Показываю снова.

Он продемонстрировал, как открывать барабан, заряжать патроны, взводить курок, хотя мы все это проходили на учениях.

— Для Балкан я бы рекомендовал «Браунинг» как основное оружие, «Наган» как запасное. «Браунинг» носите постоянно, «Наган» оставьте в номере или чемодане на крайний случай.

Я взял в руки «Наган», почувствовал его солидный вес. Оружие офицера Российской империи. Надежное, проверенное, без изысков.

— А это, — Крылов взял со стола изящную трость из темного дерева с серебряным набалдашником, — кое-что особенное.

Он нажал на скрытую кнопку, и из набалдашника выскользнул тонкий стилет длиной около двадцати сантиметров. Лезвие блестело в свете ламп. Острое, трехгранное, смертоносное.

— Итальянская работа, — пояснил подполковник. — Трость нормальный аксессуар для джентльмена, никаких подозрений не вызовет. А стилет… — он провел пальцем вдоль лезвия, — входит между ребер бесшумно, убивает мгновенно, если знать куда колоть.

Я улыбнулся про себя. Это уже родное. Клинок, тишина, точный удар. Методы Аламута, просто в новой упаковке.

— Покажите, — попросил я.

Крылов поднес трость к манекену, стоявшему в углу, и быстрым движением вонзил стилет под левую лопатку.

— Сердце, — сказал он коротко. — Смерть через несколько секунд. Жертва даже не успеет закричать. — Он вытащил лезвие и вытер его платком. — Или сюда, — ткнул в основание черепа, — мгновенная смерть. Или в почку, если нужно, чтобы человек помучился перед смертью.

Я взял трость, ощущая ее вес и баланс. Нажал кнопку, выпустил лезвие, убрал обратно. Движения получались естественными, как будто я пользовался этим оружием всю жизнь.

— Вижу, вы быстро схватываете, — заметил Крылов с одобрением. — Хорошо. Переходим к техническим средствам.