Ассасин 1: миссия в Сараево

Глава 14 Отчет

Майский вечер заглядывал в окна кабинета полковника Редигера неуверенным сумеречным светом. За стеклом моросил дождь, не весенний, радостный, а какой-то унылый, словно сама природа сочувствовала полковнику в его невеселых размышлениях.

На письменном столе, массивном, из темного дуба, покрытом зеленым сукном, лежали три папки. Редигер откинулся в кресле с высокой спинкой и привычно потер переносицу усталым жестом.

Керосиновая лампа под зеленым абажуром бросала желтоватый круг света на разложенные документы, превращая остальную часть кабинета в царство теней. На стенах едва различались большие карты Европы и Балкан, испещренные пометками цветными карандашами. В углу высился книжный шкаф красного дерева, заставленный толстыми томами по военной истории и дипломатии.

Полковник поднес к губам тонкую фарфоровую чашку. Чай давно остыл, но он машинально отпил глоток, морщась от горечи. Взгляд его снова вернулся к папкам на столе.

Первая папка — отчет капитана Энгельгардта. Редигер открыл ее и пробежал глазами по знакомым уже строкам, написанным четким, уставным почерком опытного офицера.

«…проникновение в кружок затруднено ввиду подозрительности участников к лицам немецкого происхождения. Несмотря на владение польским языком и знание истории вопроса, установить доверительный контакт не удалось. Один из членов кружка, некий Ян Новак, прямо заявил, что 'остзейцам не место среди польских патриотов»

Редигер поморщился. Энгельгардт профессионал высочайшего класса, человек с многолетним опытом работы в Галиции и Восточной Пруссии. Но его немецкая фамилия и характерный прибалтийский выговор сыграли злую шутку. Поляки, особенно молодые горячие головы, не могли забыть столетия прусского гнета. Для них любой немец, даже служащий России, оставался врагом.

«…предпринята попытка альтернативного подхода через знакомого книготорговца, поляка по происхождению. Однако сведения, полученные таким путем, носят поверхностный характер и не могут считаться надежными. Вербовка информатора не осуществлена…»

Полковник закрыл папку и отложил в сторону. Провал. Не катастрофический, но чувствительный.

Энгельгардт слишком известен австрийским спецслужбам, а теперь его лицо могли запомнить еще и в варшавской польской среде. Ценный кадр фактически выведен из строя для тонких операций.

Вторая папка оказалась еще хуже.

Отчет поручика Михаила Волкова начинался многообещающе. Князь обладал безупречными манерами, говорил на нескольких языках, имел опыт дипломатической работы в Риме. На бумаге он выглядел идеальным кандидатом.

«…удалось войти в контакт с участниками кружка через общее знакомство в литературном салоне мадам Ковальской. Первоначально был принят радушно, учитывая аристократическое происхождение и образованность…»

Редигер читал дальше, и брови его медленно ползли вверх.

«…однако в ходе третьей встречи один из участников, студент Пулавский, высказал сомнения в искренности моих намерений. Заявил, что „князья не бывают революционерами“ и что мое присутствие в кружке выглядит подозрительным. Несмотря на попытки убедить собравшихся в обратном, атмосфера недоверия нарастала…»

Полковник покачал головой. Волков допустил классическую ошибку, не смог скрыть свое истинное лицо. Аристократические замашки, привычка к светскому обществу, неумение говорить на языке революционно настроенной молодежи. Все это выдало его с головой.

«…на пятый день операции был вынужден прервать контакты, так как появились основания полагать, что участники кружка могут обратиться в охранное отделение с жалобой на „подозрительного провокатора“. Парадоксальным образом, меня заподозрили в работе на охранку, хотя истинная цель была прямо противоположной…»

Редигер с досадой отложил папку. Полный провал. Более того, опасный провал.

Если Волкова действительно запомнили как провокатора, это могло создать проблемы в будущем. Польские студенты имели связи по всей империи, информация расходилась быстро.

Полковник встал из-за стола и подошел к окну. Дождь усилился, по стеклу текли извилистые струйки воды, искажающие свет редких уличных фонарей.

Где-то внизу, на плацу, несмотря на дождь, маршировал ночной караул. Мерный топот сапог доносился сквозь закрытые окна.

Две неудачи из трех возможных. Оставался только Бурный. Молодой, неопытный поручик, едва оправившийся от травмы головы.

Редигер не питал особых иллюзий. Скорее всего, третий отчет окажется таким же неутешительным. Юноша, каким бы способным он ни был, просто не имел достаточного опыта для такой сложной операции.

А балканская миссия ждать не будет. Депеша из Петербурга лежала в сейфе, запечатанная красным сургучом с императорским орлом.

Генерал Жилинский требовал немедленного решения. Сербия кипела, австро-венгерская разведка усиливала присутствие в регионе, а у Редигера не было подходящего человека для отправки в эту пороховую бочку.

Полковник вернулся к столу и налил себе еще чаю из фарфорового чайника. Жидкость почти холодная, но он все равно сделал несколько глотков. Горечь танина соответствовала его настроению.

Может быть, придется отправить Энгельгардта, несмотря на риски? Или взять кого-то из старых кадров, хотя все опытные агенты заняты по горло работой в Германии и Австро-Венгрии?

В дверь постучали, негромко, но уверенно.

— Войдите, — сказал Редигер, не оборачиваясь.

Дверь открылась, впустив в кабинет подполковника Крылова, адъютанта полковника.

— Алексей Михайлович, — доложил тот, — поручик Бурный прибыл с отчетом о выполнении задания.

Редигер обернулся. В голосе Крылова была какая-то странная нотка. Не то удивление, не то плохо скрываемое любопытство.

— Пусть войдет, — сказал полковник без особого энтузиазма.

Он вернулся к столу, убрал папки Энгельгардта и Волкова в ящик и приготовился выслушать еще один отчет о неудаче. Настроение его было скверным, и даже обычная вежливость требовала усилий.

Крылов вышел, и через несколько секунд в кабинет вошел поручик Александр Бурный.

Редигер окинул его оценивающим взглядом. Молодой офицер выглядел спокойным и собранным.

Мундир безупречно выглажен, сапоги начищены до зеркального блеска, спина прямая. Серые глаза смотрели уверенно, без признаков смущения или тревоги. В руках он держал толстую папку, перевязанную бечевкой.

Редигер невольно поднял бровь. Толстая папка? Обычно неудачные отчеты умещались на двух-трех страницах. Чем меньше писать о провале, тем лучше.

— Господин полковник, — отрапортовал Бурный, вытягиваясь по стойке смирно, — поручик Бурный прибыл с отчетом о выполнении задания в Варшаве.

— Вольно, Александр Николаевич, — Редигер указал на кресло перед столом. — Присаживайтесь. И докладывайте.

Его голос звучал тише, чем обычно. Два провала подряд отразились на настроении, и полковник не ждал ничего хорошего от третьего кандидата.

Бурный сел, положил папку на колени и посмотрел прямо в глаза полковнику. В этом взгляде Редигер неожиданно уловил что-то новое, не юношескую робость, которую он видел месяц назад, а спокойную уверенность профессионала, знающего цену своей работе.

— Господин полковник, — начал Бурный ровным голосом, — задание выполнено полностью.

Редигер замер. Пальцы его, державшие чашку с чаем, застыли на полпути ко рту.

— Полностью? — переспросил он с плохо скрываемым скептицизмом. — Поясните, что вы имеете в виду.

Бурный развязал бечевку на папке и раскрыл ее на коленях.

— В течение двух недель мне удалось проникнуть в студенческий кружок «За освобождение Польши», завоевать доверие участников и выявить серьезную угрозу, которая исходила не от самих студентов, а от лица, проникшего в их среду.

Редигер медленно поставил чашку на блюдце. Скептицизм в его глазах сменился осторожным интересом.

— Продолжайте.

— В кружке действовал провокатор охранного отделения, — Бурный достал из папки несколько листов. — Некий Иван Крупский, агент номер двести сорок семь. Его задачей было довести студентов до террористического акта, а затем арестовать всех с поличным.

Полковник взял протянутые ему документы. Его брови медленно поползли вверх, когда он начал читать.

— План операции «Губернатор», — пробормотал он. — Провокация покушения на генерал-губернатора первого июня… Откуда у вас эта информация?

— Получена из надежного источника, господин полковник. Источник необходимо защитить, поэтому прошу разрешения не называть его настоящего имени на данном этапе.

Редигер поднял глаза от бумаг. В его взгляде мелькнуло нечто похожее на уважение.

— Вы завербовали самого провокатора?

— Да, господин полковник. — Бурный говорил ровно, без эмоций, как на экзамене по тактике. — Выявил его истинную роль, нашел рычаги давления и переориентировал на работу в интересах военной разведки. Теперь он продолжает формально числиться агентом охранки, но докладывает мне обо всех их планах.

Полковник откинулся в кресле, не сводя глаз с молодого поручика. Скептицизм полностью исчез, сменившись пристальным, изучающим вниманием.

— Это… нестандартное решение, — произнес он медленно. — Вербовка провокатора охранки крайне рискованная операция. Если бы что-то пошло не так…

— Понимаю риски, господин полковник. Поэтому действовал максимально осторожно. — Бурный достал из папки еще несколько листов. — Но результат превзошел ожидания. Помимо самого Крупского, мне удалось завербовать второго информатора, студента Казимира Пулавского, идеолога кружка.

Редигер взял новые документы. Теперь он читал не просто внимательно, а жадно, впитывая каждую строчку.

— Два информатора, — пробормотал он. — Один в охранке, второй в студенческой среде. Перекрестный контроль информации…

— Именно так, господин полковник. Крупский докладывает о планах охранного отделения, Пулавский — о настроениях в кружке. Это позволяет видеть полную картину.

— А провокация? — Редигер постучал пальцем по плану операции «Губернатор». — Что с ней?

— Сорвана, — коротко ответил Бурный. — По моему указанию Крупский доложил своим кураторам, что кружок получил предупреждение из Кракова и теперь насторожен. Операцию отложили на неопределенный срок.

Полковник встал из-за стола и подошел к окну. Постоял, глядя на дождливую улицу, потом обернулся. Лицо его было непроницаемым, но в глазах читалось напряженное раздумье.

— Поручик Бурный, вы понимаете, что сделали? — Голос его звучал странно, не гневно, не восторженно, а задумчиво. — Вы сорвали операцию охранного отделения. Технически это может расцениваться как…

— Как выполнение задания, господин полковник, — спокойно перебил Бурный. — Вы поручили мне завербовать информатора в польской среде. Я завербовал двух. Вы не ставили задачу помогать охранке в провокациях. Более того, массовые аресты студентов в Варшаве сейчас осложнили бы балканскую миссию. Австрийцы использовали бы это для пропаганды против России.

Редигер вернулся к столу и сел. Долго смотрел на молодого поручика, словно видел его впервые.

— Стратегическое мышление, — наконец произнес он. — Вы подумали на несколько шагов вперед. Правильно. Охранка преследует свои цели, мы — свои. Иногда они совпадают, иногда нет.

Он снова взял папку и начал методично просматривать документы. Бурный терпеливо ждал, не шевелясь.

— Список провокаторов охранного отделения, — пробормотал полковник, изучая один из листов. — Семнадцать имен с адресами и кураторами. Это золото, поручик. Чистое золото для нашей работы.

Он перелистнул еще несколько страниц.

— Методы работы охранки, схемы вербовки, явочные квартиры… — Редигер покачал головой. — За две недели вы добыли информации больше, чем мои агенты за полгода.

Бурный не ответил, продолжая сидеть неподвижно. Внутри него Халим позволил себе легкую усмешку, полковник еще не видел самого главного.

— А это что? — Редигер достал из папки отдельный конверт, запечатанный сургучом.

— Дополнительная информация, господин полковник. О поручике Викторе Суворине из варшавского жандармского управления.

Полковник вскрыл конверт и начал читать. Лицо его постепенно каменело.

— Убийство профессора Жеромского под видом самоубийства… Пытки в подвалах на Шуха… — Он поднял глаза. — Откуда эти сведения?

— От Крупского, господин полковник. Он был свидетелем некоторых событий. Остальное — из документов охранки, которые он передал мне.

Редигер медленно сложил письмо обратно в конверт и положил на стол. Долго молчал, барабаня пальцами по сукну.

— Поручик Бурный, — наконец произнес он, и в голосе его звучала новая нота, не начальника, а равного, — вы только что превратились из кандидата в незаменимого человека.

Он встал и подошел к сейфу, стоявшему в углу кабинета. Открыл его ключом, достал толстый конверт с красной восковой печатью.

— Два других кандидата провалились, — сказал он, возвращаясь к столу. — Капитан Энгельгардт не смог войти в доверие к полякам из-за немецкого происхождения. Поручик Волков выдал себя аристократическими замашками. Его едва не разоблачили как провокатора охранки, хотя он работал для нас.

Редигер положил конверт на стол перед Бурным.

— Вы не просто выполнили задание, Александр Николаевич. Вы превзошли все ожидания. Два информатора вместо одного. Нейтрализация опасной провокации. Ценнейшая разведывательная информация о методах работы охранки. И все это, за две недели, без единого провала.

Он сел и посмотрел прямо в глаза поручику.

— Поручик Бурный, вы готовы к балканской миссии.

Бурный на мгновение застыл. Балканы. То самое задание, о котором Редигер упоминал при первой встрече. Сербия, Австро-Венгрия, пороховая бочка Европы.

— Готов, господин полковник, — твердо ответил он.

Редигер кивнул и вскрыл конверт. Достал несколько листов бумаги, покрытых мелким печатным текстом.

— Депеша из Петербурга, — пояснил он. — От генерала Жилинского, начальника Главного управления Генерального штаба. Балканы на грани взрыва. Сербские националистические организации радикализируются. Австро-Венгрия готовится к силовому решению славянского вопроса.

Он положил бумаги на стол между ними.

— Ваша миссия, поручик, заключается в следующем. Вы отправитесь в Белград под прикрытием корреспондента русской газеты. Установите контакты с лидерами сербских националистических движений, особенно с организацией «Черная рука» и группой «Млада Босна».

Редигер встал и подошел к большой карте Балкан, висевшей на стене. Провел пальцем от Белграда к Сараево.

— Ваша главная задача — предотвратить провокацию. Любую провокацию, которая может дать Австро-Венгрии повод для военных действий против Сербии.

Он обернулся, и в глазах его Бурный увидел стальную решимость.

— Война неизбежна, Александр Николаевич. Столкновение России с германским блоком — вопрос времени. Но эта война не должна начаться преждевременно. Нам нужно еще два, а лучше три года для завершения военных реформ, модернизации армии, укрепления союза с Францией. Если война начнется сейчас, в тысяча девятьсот четырнадцатом году, мы не готовы. Это может стоить империи всего.

Редигер вернулся к столу и сел.

— Сербские горячие головы мечтают об объединении всех южных славян под эгидой Белграда. Боснийские студенты готовы на террор против австрийских властей. Австрийская разведка только и ждет повода, чтобы спровоцировать конфликт. Ваша задача — удерживать ситуацию под контролем. Любыми средствами.

— Любыми? — переспросил Бурный, и в голосе его не было ни удивления, ни колебания. Только уточнение задачи.

— Любыми, — подтвердил Редигер. — Если придется устранить особо опасных фанатиков, устраняйте. Если нужно будет сорвать теракт, срывайте. Если потребуется завербовать ключевых людей, вербуйте. У вас будет полная свобода действий.

Он достал из ящика стола небольшой кожаный кошелек и положил перед Бурным.

— Пять тысяч рублей на первые расходы. В Белграде вас встретит наш резидент, подполковник Артамонов, он работает военным атташе при посольстве. Пароль и отзыв в этом конверте. — Редигер протянул еще один запечатанный конверт. — Артамонов обеспечит вас документами, жильем и связью с Петербургом.

Бурный взял кошелек и конверт, спрятал во внутренний карман мундира.

— Когда отправление, господин полковник?

— Немедленно. — Редигер посмотрел на часы, висевшие на стене. — Сегодня суббота. В понедельник утром вы выезжаете из Варшавы. Поездом до Вены, оттуда дальше до Белграда. Путь займет три дня. К пятнице вы должны быть на месте и начать работу.

Он встал, давая понять, что аудиенция окончена.

— Дополнительные инструкции получите от Артамонова. Он в курсе ситуации и имеет прямую связь с Генеральным штабом. Но помните, Александр Николаевич, вы офицер военной разведки. Ваша задача не допустить преждевременной войны, но и не потерять влияние России на Балканах. Это тонкая грань. Очень тонкая.

Бурный встал и вытянулся по стойке смирно.

— Служу России, господин полковник.

Редигер обошел стол и протянул руку. Бурный пожал ее, крепко, по-военному.

— Удачи вам, поручик. И помните, империя делает на вас большую ставку. Не подведите.

— Не подведу, господин полковник.

Бурный развернулся и направился к двери. У самого порога голос Редигера остановил его:

— Александр Николаевич?

— Слушаю, господин полковник.

— То, что вы сделали в Варшаве… — Редигер помолчал. — Это работа не просто хорошего разведчика. Это работа мастера. В ваши двадцать три года вы действуете, как человек с десятилетним опытом. Откуда?

Бурный обернулся. На его лице не дрогнул ни один мускул.

— Хорошие учителя в Павловском училище, господин полковник. И удача. Неслыханная удача.

Редигер внимательно посмотрел на него, словно пытаясь прочесть тайну за спокойным серым взглядом. Потом кивнул.

— Возможно. Идите, поручик. У вас мало времени на сборы.

Бурный вышел из кабинета. Дверь мягко закрылась за его спиной.

Редигер остался один. Он медленно вернулся к столу, сел и снова взял в руки отчет Бурного. Перелистывал страницы, вчитывался в детали. Потом достал из ящика чистый лист бумаги и обмакнул перо в чернильницу.

'Генералу Жилинскому. Весьма секретно.

Кандидат на балканскую миссию найден. Поручик Александр Бурный, 23 года, продемонстрировал исключительные способности к разведывательной работе. Рекомендую к награждению и дальнейшему продвижению. Отправляется в Белград в понедельник.

Алексей Редигер, полковник, начальник второго отдела ГУГШ при Варшавском военном округе'

Он подписал письмо, промокнул чернила, сложил и запечатал в конверт.

За окном продолжал моросить дождь. Варшава тонула в серой пелене. Но в кабинете полковника Редигера, освещенном теплым светом керосиновой лампы, только что было принято решение, которое изменит ход истории.

Поручик Александр Бурный отправляется на Балканы.

А вместе с ним душа средневекового ассасина по имени Халим, который через восемьсот лет снова берет в руки нити судьбы сотен и тысяч людей.