Через четверть часа Аманду, заплаканную и укутанную в оранжевый флисовый плед, забрал на машине Дон. Ожоги оказались нетяжёлые. Краснота на груди и плечах спа́ла почти сразу; горло и подбородок пострадали сильнее, но до волдырей не дошло. Босая, непривычно маленькая и уязвимая, она забралась с ногами в кресло у Пирса в реставраторской и всхлипывала практически беззвучно, пока Тина прикладывала лёд к повреждённым местам; туфли остались в залитой кипятком подсобке – лежали на полу рядом с ошмётками чайника, похожие то ли на подводные сокровища, то ли на крошечные затонувшие кораблики.
– Ты-то сама как? – спросил Пирс, буквально падая на стул, когда новенький красный автомобиль Бигглов отчалил в сторону больницы. – Тебя не задело?
– Нет, – глухо ответила Тина, добавляя про себя: «А жаль».
Она забралась в то же самое кресло – и тоже с ногами. Чувство вины душило, как железное кольцо на горле. Сейчас она бы с радостью поменялась местами с Амандой, забрала себе весь её ужас и ожоги.
«Это из-за меня».
Знание, не подкреплённое ничем, кроме смутных предчувствий, ощущалось как нечто абсолютное. Надпись, огненными буквами высеченная на стене библиотеки: ну, признайся, хорошая девочка, ты ведь рада?
– Точно? У тебя кеды мокрые…
– Переживу, – хлюпнула носом Тина. И – вывалила на Пирса слова, которые жгли изнутри: – Я никогда, никогда не хотела, чтобы с ней что-нибудь случилось!
– Знаю, Тин-Тин.
– Даже когда мы ссорились. Я просто хотела, чтоб она заткнулась, а не… не так.
– Всё хорошо, – тихо произнёс Пирс и положил ей руку на поясницу – не нахально, как он всегда лапал женщин, а бережно, точно прикасаясь к книге. – Вы поругались перед тем, как это случилось? – Тина молча кивнула, так яростно, что стукнулась подбородком о колено. – Бедная овечка… Слушай, иди-ка ты домой. Мне надо дождаться клининговую службу, а ты ступай. Я попрошу, чтоб тебя кто-нибудь проводил.
– Кто? – мрачно поинтересовалась она, мысленно перебирая номера в записной книжке.
За шесть лет школьные друзья куда-то подевались, а новые так и не появились. Раньше это не особенно тяготило, но первый же серьёзный удар заставил её почувствовать себя изолированной. Не часть города, а какой-то старый дом, где никто не живёт, не то зачарованный, не то заброшенный – а может, и то и другое сразу.
– Увидишь, – лукаво улыбнулся Пирс – так, словно на самом деле хотел сказать: «Удивишься».
Выбор компаньона и правда оказался… неожиданным.
– Ты уверен, что это меня будут провожать, а не наоборот? – шепнула Тина украдкой, выглянув в зал.
Пирс легонько подтолкнул её в спину:
– Иди уж. Тебе в любом случае не повредит сейчас компания. И не стоит недооценивать мудрость, которая приходит с опытом.
Мисс Рошетт, увенчанная короной серебряных волос, невозмутимо поджидала у стойки – с пакетом книг, по обыкновению.
– А вот и вы, мисс Мэйнард, – расцвела она, завидев Тину. – Окажите любезность, запишите в мою карточку этих очаровательных леди. – И мисс Рошетт выложила на стойку стопку тяжёлых иллюстрированных изданий – Радклиф, Шелли, Остин. – Нынче меня влечёт к романтикам. И я буду вам весьма благодарна, если вы поможете мне добраться до дома с этой нелёгкой ношей.
Тина обернулась к Пирсу, беззвучно шепнув: «Я же говорила!», – и пролезла за стойку.
Пакет с книгами оказался не таким уж тяжёлым, но всё равно порвался почти сразу, стоило только за угол свернуть. Часть «ноши» перекочевала в рюкзак, но неформатное издание «Франкенштейна» не влезло, и его пришлось тащить на руках, как младенца. Тине показалось это символичным – и ироничным: сейчас она тоже ощущала себя таким монстром, сшитым из кусков. Вот хороший ломоть чувства вины, шесть килограммов страха, клочок адреналина, какой-то совершенно неподъёмный шматок усталости, а ещё…
«Странно, – подумала она, прислушавшись к себе. – А тоски нет. Что угодно, только не тоска».
– А вы, мисс Мэйнард, нынче так себе собеседница, – произнесла вдруг мисс Рошетт. – Неужто небольшая суматоха настолько вас напугала? Ни за что не поверю. Вы похожи на очень храбрую юную леди, никак не на трусишку-зайчонка.
– Овечку, – машинально поправила её Тина и невольно рассмеялась. – Простите. Дело не только в чайнике и фонтане кипятка, просто навалилось… Всякое.
– Ах, моя дорогая, – вздохнула мисс Рошетт, аккуратно взяв её под локоть. – Разве есть в вашем возрасте трудности, которые не может излечить чашка чая с мятой, печенье и немного времени?
– Вообще-то есть, – сдержанно ответила Тина.
– Вообще-то я не философствую по-старчески, а приглашаю вас в гости, – поддразнила её мисс Рошетт. – Не отказывайтесь.
Ещё одно открытие – жили они в одной части города, и какое-то время им действительно было по пути, почти до стадиона. Потом одна улица, извилистая и тенистая, убегала к холму и реке, а другая, раскалённое асфальтовое полотно, вонзалась в самое сердце города. Мисс Рошетт владела небольшим крепким домом, затёртым между двумя корпусами торгового центра, и сама жила на втором этаже, а первый сдавала в аренду под кофейню «Чёрная вода».
– Хозяин, Оливейра, тяготеет к готическому стилю, – улыбнулась мисс Рошетт и постучала пальцем по обложке «Франкенштейна». – Сначала ему вздумалось назвать своё детище «Кости», но я отговорила и предложила кое-что другое, в шутку, разумеется. Но вышло славно: и Кёнвальд почтили, а характер у этой леди – дай боже, и игра слов получилась недурная. Кофе – чёрная вода, горькая вода, желанная, но, увы, это непозволительная роскошь для слабых сердец вроде моего, разве что слабенький капучино раз в неделю… И, кстати, готические традиции соблюдены, что немаловажно.
При упоминании реки Тине сделалось дурно; она отвела глаза и буквально уткнулась взглядом в серию черно-белых плакатов – две школьницы, мальчишка, худая женщина лет сорока, а в довершение – размытый фоторобот брюнета с орлиным профилем. От изображений веяло холодком, хотя все, кроме мужчины, улыбались.
– На самом деле в том, чтобы жить напротив полицейского участка, есть свои преимущества, – деликатно заметила мисс Рошетт. – Во-первых, у Оливейры всегда хватает заказов на американо и пончики. Во-вторых, у меня завелось на удивление много друзей, и все – сплошь достойные молодые люди. А к сиренам посреди ночи и ориентировкам на стенде привыкаешь быстро.
Тина рассеянно кивнула, наконец разглядев за кустами шиповника и решёткой служебную стоянку и приземистое кирпичное здание участка. Вокруг него тоже цвели гортензии, белые и голубые; на крыльце курили и ржали, как кони на ипподроме, двое – долговязый коп и толстенький приземистый курьер.
– Не худшее соседство.
– И замечательный арендатор! – по-девичьи хихикнула мисс Рошетт, мимолётно прикоснувшись к серебристой короне из кос. – По крайней мере, у меня всегда есть лучший в городе чай и неплохая выпечка, вдобавок совершенно бесплатно. Вот мы и пришли, к слову.
Издали кофейня выглядела непрезентабельно – синий, слегка выгоревший навес, два пластиковых стола да несколько стульев. Вблизи стали видны длинные ящики с чёрно-фиолетовыми…
Сердце замерло.
…нет, конечно, никакими не фиалками, а всего лишь петуниями – рыхлыми обывательскими цветами, в которых нет ни капли чуда, доброго или злого. Внутри кофейни оказалось весьма уютно: отделка под тёмное дерево, белые двухместные диваны, красные кресла – в основном свободные, но кое-где сидели посетители, по большей части мужчины и женщины в форме. На стенах красовались зеркала в рамках, сильно смахивающих на траурные, и ретро-плакаты из старых фильмов ужасов – «Носферату», «Кабинет доктора Калигари», «Убийство на улице Морг». Кроме выпечки, кофе с сиропами и без, десятка разных сортов чая и всего трёх – мороженого, обширное меню, написанное мелом на грифельных досках над стойкой бариста, предлагало пиццу и один-единственный суп дня, сейчас – томатный.
Тина представила его себе – и рефлекторно принюхалась, пытаясь уловить среди ароматов корицы, мёда, слоёного теста и крепчайшего эспрессо кисловато-острый запах; в желудке заурчало. Это было отчётливо слышно даже за бодрой музыкой, фоновой болтовнёй и смехом.
– Не успела пообедать? – сочувственно поинтересовалась мисс Рошетт, аккуратно подталкивая её к столику у окна с табличкой «зарезервировано». – Не отказывай себе ни в чем. Я не так уж много беру с Оливейры, а он кормит меня и моих гостей. По-моему, довольно выгодное соглашение, учитывая, что готовить я никогда не любила.
Тина ожидала, что меню принесёт одна из двух проворных смуглых девчонок, которые шныряли по залу, но к столу неожиданно подошёл высокий мужчина с импозантной сединой на висках, чем-то ужасно напоминающий того, орлоносого, с фоторобота. По спине пробежал холодок, и скулы свело. Но мисс Рошетт ничего не заметила и обернулась к нему, сияя улыбкой.
– Я сегодня раньше обычного, но на то есть причины. Нужно срочно привести эту очаровательную леди в чувство и помочь ей забыть кое-что неприятное.
– Разбитое сердце? – подмигнул мужчина заговорщически.
– Взорвавшийся чайник, – резковато ответила Тина; ни шутить, ни флиртовать со случайными знакомыми совершенно не хотелось.
Мисс Рошетт примирительно улыбнулась, накрывая её ладонь своей:
– На самом деле у нас всех был тяжёлый день. Миссис Биггл, подругу этой милой девушки, ошпарило кипятком прямо у нас на глазах, – немного сгустила краски она.
Слух царапнуло фальшивое «подруга», и Тина поморщилась.
«Впрочем, кто знает – может, со стороны мы правда смахиваем на приятельниц?»
Лицо у мужчины вытянулось:
– В таком случае примите мои искренние соболезнования. Миссис Биггл, надеюсь, в порядке?
– Серьёзных ожогов нет, – уклончиво откликнулась Тина, умалчивая об истерике.
– Значит, взорвался чайник… Такое случается: пару лет назад здесь разорвало кофемашину. К счастью, никто не пострадал, кроме одного скандалиста с чересчур длинными руками, но вообще-то он бы и так вряд ли ушёл из «Чёрной воды» невредимым: либо я сам засветил бы ему в челюсть, либо кто-то из ребят в зале. У нас тут, знаете, нравы простые, женщин по лицу бить не принято, что б они ни говорили про охреневших блудливых кобелей, которым следует отвалить. – Он так правдоподобно изобразил слегка нетрезвый хриплый женский голос, что Тина представила себе произошедшее в лицах и хохотнула. – А вы, наверно, мисс Мэйнард из библиотеки, да? Я Оливейра, Алистер Оливейра, бариста и пиццайоло. Спасибо, что приглядываете иногда за моим младшим балбесом.
«За кем?» – хотела переспросить Тина, но потом вспомнила вихрастых мальчишек-прогульщиков. Попадались ли среди них смуглые и темноволосые, она не была уверена, но не сомневалась, что Оливейра-младший – из той компании; не так уж много мальчишек приходило именно за книгами, и каждого она знала по имени и в лицо.
– Он любит читать?
– Он не любит школу, – усмехнулся Оливейра. – А у вас ему нравится. Место, говорит, хорошее.
После короткого и вроде бы бессмысленного разговора бояться и терзаться уже не получалось. Утопленницы Кёнвальда при всей их бесцеремонности вряд ли отважились бы заявиться в кофейню, где проводили досуг, кажется, все копы Лоундейла одновременно. По крайней мере, в мистику здесь, на фоне плакатов с гротескным Носферату, верилось с трудом. Тина, поддавшись на уговоры не отказывать себе ни в чём, заказала и божественно острый томатный суп, и большой кусок пиццы с колбасками, свежим авокадо и маринованным перцем, а на десерт – чашку латте и штрудель с вишней; подавался он без мороженого, зато одной порцией могли утолить голод сразу две школьницы на диете… Ну, или побаловать себя – одна оголодавшая библиотечная мышь.
А публика между тем в «Чёрной воде» подобралась разношёрстная.
С первого взгляда в глаза, конечно, бросались полицейские рубашки и жилетки с кучей карманов. Но при более тщательном рассмотрении оказывалось, что копов здесь человек пять, не больше. Один из них, лысеющий, крепко сбитый мужчина средних лет, даже подошёл к мисс Рошетт и передал приглашение на ужин от своей тётки, другой – вполне симпатичный, если не считать слишком мускулистых рук, распирающих бледно-зелёную рубашечную ткань, – долго пялился на Тину, стараясь этого не показывать. Но боковое зрение у библиотекарей и учителей развито лучше, чем у шпионов, так что она засекла его почти сразу.
– А, это детектив Йорк, очень достойный молодой человек, – шепнула мисс Рошетт, слегка наклонившись вперёд, когда Тина незаметно указала ей на сталкера в форме. – Вдовец, правда, у него жена пропала два года назад. Нашли только её сумку на берегу реки – и всё, точно в воду канула. Тогда поисковый отряд прочесал русло Кёнвальда, но бедняжку Эмми так и не нашли.
«Снова эта чёртова река!»
Вместо страха вспыхнула злость – приятное разнообразие.
Среди других посетителей Тина узнала молодую мамашу, которая взяла для дочери пятитомник Мёрфи. Её подружка в библиотеку прежде точно не заглядывала. Школьники в углу были похожи на примелькавшуюся компанию прогульщиков, но только издали – и толстяка, и блондинку Тина видела впервые.
«Сколько же здесь жизни», – пронеслось в голове; накатила вдруг слабость и какое-то неправильное, неуместное счастье, как на качелях в высшей точке, за секунду до падения.
Худощавый парень за столиком у двери, заметив взгляд в свою сторону, приветственно махнул рукой и улыбнулся – кажется, улыбнулся, потому что лицо у него было скрыто в тени капюшона. На руках красовались перчатки с отрезанными пальцами. Потом он снова уткнулся в свою книгу, ужасы, судя по оскалившимся оборотням на обложке, и вслепую отхлебнул из чашки, практически пустой. Поморщился, заглянул в неё и с сожалением отставил в сторону, а затем окончательно утонул в чтении, отрешившись от внешнего мира.
– А это кто? – полюбопытствовала Тина.
Мисс Рошетт только плечами пожала; ответил за неё Оливейра, который как раз принёс ей крошечную коричную пышку к мятному чаю.
– О, это наш завсегдатай, – улыбнулся он со значением. – Ходит с самого открытия. Занятный молодой человек. Почти всегда берет одно и то же, частенько довольствуется «подвешенным» кофе.
Всё это так напоминало школьные и студенческие годы… Губы сами изогнулись в понимающей улыбке:
– Экономит?
– Я бы так не сказал, – смешно продвигал бровями Оливейра. – Когда он делает нормальный заказ, то сам оставляет «подвешенный» кофе, а иногда и парочку. Правда, в последние месяцы он явно на мели – появляется редко и только если есть бесплатный кофе.
Штрудель ударил Тине в голову; внезапно захотелось сеять добро – особенно для тех, кто даже в кафе с книжкой не расстаётся. Она порылась в рюкзаке, достала крупную банкноту и вручила её Оливейре – так, чтоб парень не заметил.
– А скажите ему, что у вас сегодня совершенно случайно есть «подвешенные» пицца и десерт? И капучино, конечно.
Если Оливейра и удивился, то никак этого не показал. Купюру он забрал и невозмутимо отчалил на кухню, а через десять минут черноглазая официантка сгрузила на стол перед парнем в толстовке здоровенную чашку кофе, чизкейк и кусок пиццы. Пальцы у осчастливленного незнакомца разжались, и книжка брякнулась на пол. Последовало короткое, но бурное объяснение; парень шептал что-то официантке на ухо – из-под глубокого капюшона виднелся только бледный острый подбородок, – а та вертела головой и отнекивалась. Потом она ушла, и Тина поспешно отвернулась, чтобы не обнаружить свой интерес.
– И что вы делаете, мисс Мэйнард, скажите на милость? – весело спросила мисс Рошетт.
– Флиртую с незнакомым красавчиком.
– Разве не стоило тогда попросить Оливейру, чтобы он приложил записку: «От прекрасной незнакомки с косой словно у леди Годивы»?
– Ещё чего, он же тогда поймёт, что флиртую именно я, а это пока немного слишком для моих бедных перетянутых нервов, – в тон откликнулась Тина и улыбнулась. – И вообще, разве Годива не была блондинкой?
Но взгляд мисс Рошетт вдруг сделался серьёзным.
– Вы так и не расскажете, что происходит с вами?
Память о чёрной реке шевельнулась где-то глубоко внутри, точно сама река – холодная, тёмная, глубокая до полной непроглядности.
– Спасибо за участие, я… Всё хорошо.
Тина вдруг осознала, что кофейная ложечка у неё в руках дрожит и звякает о край чашки, и отложила её, а потом сцепила пальцы в замок. Мисс Рошетт проследила за этим молча и лишь потом сказала, по-старчески пожевав губу:
– Не знаю, конечно, что случилось, но для начала попробуйте выспаться. Прямо сегодня. А завтра после работы не оставайтесь одна, приходите сюда. Я вас познакомлю со своими подругами.
– Спасибо. Обязательно.
Тина уткнулась взглядом в окно. Стекло отражало зал, но сейчас казалось, что он наполнен призраками. Некоторое время спустя ушёл Йорк, коп-вдовец; вскоре за ним поднялся и парень в толстовке – он вышел вместе с другим полицейским, одолжил ему на пороге зажигалку – прикурить, и убежал вниз по улице, зажимая книгу под мышкой.
Засиживаться до темноты даже в такой прекрасной кофейне не хотелось, да и мысль об оставленных без ужина кошках щекотала обострённую совесть. Мисс Рошетт ещё раз настоятельно попросила заглянуть в «Чёрную воду» завтра вечером; Оливейра, узнав, что Тина собирается по пути завернуть в супермаркет у стадиона, свистнул своего младшего сына – причём не метафорически, засвистел как птица.
– Он вас проводит, мисс Мэйнард. И нет, возражения не принимаются. Вы видели ориентировку на стенде полиции? В такие дни жаль даже, что Лоундейл – не моя родная деревушка, где любой чужак как на ладони… Люди пропадают, тут не до шуток, а вы ещё и ходите по собачьим местам, и не докричишься, если что.
Тина вспомнила орлоносого с фоторобота и только плечами пожала: в маньяков верилось как-то меньше, чем в утопленниц.
– А как же ваш сын пойдёт обратно один? Он просто ребёнок. Вы за него не волнуетесь? – осторожно уточнила она, стараясь не оскорбить отцовскую гордость, и подумала: «А вообще-то мысль дельная, стоит завтра захватить с собой шокер».
– Маркос-то? – усмехнулся Оливейра. – Ему уже четырнадцать. Первый нож я ему ещё года два назад подарил, и, поверьте, у нас, в Пуэблосе, каждая собака знала, что с Оливейрой шутки плохи, если он дорос хотя бы до дверной ручки и у него за голенищем кое-что заткнуто.
Наверное, Тина бы даже впечатлилась этой тирадой, если б на птичий пересвист не явился белокурый кудрявый агнец – в грубых джинсах и в чёрной футболке с красно-белым принтом.
– А ты знаешь, кто здесь изображён? – спросила она уже на улице. Оливейра остался за стойкой, но вполглаза поглядывал на сына через стекло.
Маркос оттянул футболку, разглядывая ухмыляющийся скелет во фраке, с цилиндром и тростью.
– Друг прабабки Костас, барон вроде бы, а что?
– О, – только и сумела выговорить Тина. – Ну, тогда нам и правда вряд ли что-то грозит на улицах Лоундейла.
Мальчишка оказался галантным – весь в отца, но немного стеснительным. Отчаянно краснея, он прямо за супермаркетом взвалил на себя сумки с покупками, не слушая возражений. Говорил мало, больше слушал, но на вопросы отвечал по-взрослому чётко. У стадиона он притормозил, жадно разглядывая сквозь трибуны футбольную команду – вечером играли другие ребята, постарше, и мяч они пинали куда как более ловко.
Покупки Маркос дотащил до кухни, там был обласкан кошками, награждён стаканом охлаждённого чая и отпущен восвояси. Тина закрыла дверь, накинула цепочку, задвинула щеколду и провернула ключи в обеих замочных скважинах, оставив торчать на пол-оборота. Затем обошла дом, проверяя, нет ли где-то распахнутых окон.
– И почему у меня нет телевизора? – пробормотала она, проходя мимо пустой гостиной, где напротив камина, который не разжигали уже лет шесть, растянулась на паркете рыжая Мата Хари, сощурив глаза. – Села бы, включила бы какое-нибудь шоу, что там смотрит Аманда – «Боб и Роб»? Сделала бы глинтвейн, забралась бы с кошками на диван…
А потом ей очень ярко представилось, как по телеэкрану идут помехи и комнату наполняет запах фиалок.
«Нет. Обойдёмся без телевизора».
Тина распотрошила аптечку и выпила три капсулы успокоительного, затем подумала – и захватила с полки эфирное масло лаванды. Три капли в аромалампе расслабляли, десять – убивали всё живое в радиусе двух комнат. Кроме, конечно, кошек; храбрых маленьких бестий не так-то просто было вытурить из давно облюбованной кровати.
«Посмотрим, как тебе это понравится, чёрт-знает-кто из Кёнвальда».
Дверь в спальню она закрывать не стала, подозревая, что тому, кто пожелает войти, любые замки будут нипочём. И уснула практически сразу – то ли благодаря лекарствам, то ли сказалась безумная, неподъёмная уже к вечеру усталость.
…Тине снились руки – бережные, но ледяные; они гладили её по голове, и тёмные пряди струились между бледными пальцами, как воды речные. Но когда прозвенел будильник и она очнулась, коса была в полном порядке – туго заплетённая с ночи, никаких водорослей и фиалок.
«Неужели закончилось?»
Никогда, даже самой себе, Тина не призналась бы, что ощутила лёгкое разочарование.
Пробежка прошла без эксцессов. Уиллоу дважды попалась на глаза: в первый раз издали махнула рукой и целеустремлённо прокатила в гору, сильно налегая на руль, а второй – неожиданно выскочила с боковой дорожки.
– Как спалось?
– Да вроде… ничего.
Заговаривать на обратном пути было ошибкой – дыхание сразу сбилось.
– А-а, – глубокомысленно протянула Уиллоу, запрокидывая лицо к небу. Солнце ласкало её веки, но не могло стереть вечную синеву, отметину хронической бессонницы. – А мне вот приснилось, что ты стоишь по пояс в реке. Ерунда какая-то, не бери в голову.
Возвращаясь по мосту, Тина нарочно перегнулась через перила, вглядываясь в обманчиво спокойное течение реки. Глаза заслезились; через какое-то время начало казаться, что там, вдали, у берега, виднеется белёсое лицо…
«Бутылка, – осознала она вдруг и ощутила невероятное облегчение. – Всего лишь пластиковая бутылка запуталась в корнях ивы».
Единственное напоминание о вчерашнем кошмаре настигло уже в библиотеке – Аманда на работу так и не вышла. Пирс был вежлив и предупредителен; посетители слетались к книжным полкам, как пчёлы на мёд, – правда, привлечённые не литературой, а всего лишь слухами о вчерашнем происшествии. Заглянул даже разговорчивый мужчина, которого Аманда в шутку назвала поклонником Тины.
– Я слышал, у вас вчера было тут горячо? – интимным тоном спросил он, облокотившись на стойку.
– Во многих смыслах, – вздохнула Тина. – Правда, я бы не стала шутить на эту тему, всё же миссис Биггл действительно пострадала.
– Ну, соболезную, – без малейшего намёка на сожаление фыркнул как-его-там поклонник. – Но хорошо, что тебя не задело. Как там писал Вордоворот…
– Вордсворт?
– Да к чёрту, я никогда не запомню эти фамилии! Слушай, а давай по-простому: не хочешь выпить со мной сегодня? Я пораньше закончу и заскочу за тобой, пока белобрысой болонки здесь нет.
От удивления Тина даже оторвалась от сортировки карточек и посмотрела на него – впервые за всё время, честно говоря. Глаза у поклонника оказались красивыми – светло-карими, кошачьими, прищур – хитрым, а пальцы, постукивающие по стойке, – нервными.
– Выпить можно, но только если кофе, – неожиданно для самой себя согласилась Тина. – В «Чёрной воде», например. Но сразу хочу предупредить: на большее не рассчитывайте.
– Ну, я человек терпеливый, – усмехнулся он. На улице посигналили. – А, это за мной. Увидимся вечерком!
«И я так и не запомнила, как его зовут», – пронеслось в голове.
Это показалось смешным.
А потом в глубине библиотеки без всяких видимых причин повалился стеллаж. Поставить его на место было не особенно сложно; Пирс сам проверил крепления – похоже, просто болты вылетели. Разбросанные книжки пришлось собирать почти до самого конца рабочего дня, так что на свидание Тина отправилась взмокшая и раскрасневшаяся. Поклонник уже терпеливо поджидал на углу улицы с жиденьким букетом нарциссов.
– Цветы из долины мёртвых?
– А? Не нравятся? – огорчился он всерьёз.
– Сойдёт.
К «Чёрной воде» они направились окольными путями – и конечно же, заплутали. Точнее, плутал поклонник, а Тина не мешала ему, наслаждаясь прогулкой и не особенно вслушиваясь в разговор. Ей думалось, что мисс Рошетт определённо была права: нет пока проблем, которые не лечатся чашкой чая и крепким сном, и шататься по городу, вместо того чтобы запираться дома наедине с кошками, – определённо хорошая идея. Солнце постепенно клонилось к закату; город окрашивался в ржаво-оранжевые тона, и некоторые крыши издали выглядели окровавленными. В откровенно заброшенном районе у недостроенного кинотеатра поклонник наконец сдался:
– Всё, не могу больше. Не знаю, как отсюда выйти к твоей клятой «Чёрной воде». Зато у меня служебная машина стоит чуток подальше, там, за развалинами, у «Перевозок Брайта», я работаю на них. Может, заглянем? Там и карта есть.
Наверное, всё могло бы сложиться иначе – если б Тина была чуть менее внимательной.
Если б она не заказывала книги с доставкой на дом.
Если б не знала наверняка, что курьерская служба «Перевозки Брайта» закрылась два года назад, а офис в буквальном смысле прогорел до закопчённых кирпичей.
– Обойдёмся без карты, – улыбнулась она онемевшими губами и указала на улицу, которая выводила мимо пустырей и необитаемых домов к оживлённым кварталам. – Надо… туда.
Мужчина упрямо наклонил голову:
– Да нет, пойдём к машине. Проедемся заодно, чего ноги-то сбивать? Ну, давай! – И он попытался схватить её за руку.
– Я люблю гулять пешком, – вежливо уклонилась Тина, продолжая улыбаться.
Уже не скрываясь, «поклонник» сделал выпад, метя кулаком по виску – молча, резко. Тина отшатнулась, ускользая в последний момент, и хлестнула его нарциссами по лицу, а потом развернулась – и побежала, всё быстрее и быстрее.
– Стой, мать твою! – заорал он – ближе, чем должен бы. – А, не уйдёшь, стерва!
Она прибавила ходу, отчётливо понимая, что при таком темпе её хватит минуты на две, на пять – самое большое. Пока выручали ежедневные тренировки, но лёгкие уже начинали гореть; а мужчина нёсся следом – длинными хищными прыжками, и от ужаса мерещилось, что его хриплое дыхание перерастает в мерзкое влажное клокотание.
Впереди погас фонарь; за ним следующий.
«Так не бывает, – стучало в висках. – Только не со мной».
Тина даже не поняла, где ошиблась, где свернула не туда; пустыри всё не кончались, зато показалась лента Кёнвальда, льдисто блестящая в лунном свете. Где-то вдали взвыла полицейская сирена, и промелькнула дурацкая мысль: «Это за мной».
Грудь разрывалась от боли. Нога попала в яму, и в щиколотке что-то хрупнуло, но Тина слишком отчётливо сознавала: остановка – смерть.
А потом вдруг воскрес в памяти дурацкий сон Уиллоу.
«По пояс в воде… по пояс…»
Не раздумывая, она свернула к реке.
Поверхность реки сияла – ртутная, живая, дышащая, такая невозможно близкая – и недостижимая за переплетением чёрных ивовых ветвей и корней. Тина уже не бежала – плелась, спиной чувствуя, как сокращается расстояние между ней и тем, жутким, позади. Страх отступил; его место заняла странная, иррациональная сосредоточенность – сделать шаг, и ещё, и ещё, и будь что будет.
Река на мгновение застыла зеркалом – а потом по ней разбежались круги и показалась человеческая рука. Она небрежно махнула – и поманила пальцем.
Тина ковыляла почти вслепую, полностью сосредоточившись на жутком видении, но всё равно ни разу не оступилась, точно изогнутые корни ив сами стелились под ноги, не давая даже подошв замочить в реке, а ветви поддерживали под локти, давая опору. Голову вело от ароматов – сладких, фиалковых; острых, как сок нарцисса; солоновато-металлических, как кровь.
А потом силы просто кончились.
Она сползла, опираясь спиной на ствол, и приготовилась нырнуть в воду. Оглянулась через плечо – в тот самый момент, когда мужчина с почерневшим лицом сделал первый шаг в реку.
И река взбунтовалась.
Воды вдруг стало очень, очень много; она воздвиглась стеной вокруг Тины – и ударила в того, уродливого, на илистой кромке берега. Захлестнула, протащила меж ивовых стволов, придавила ко дну – а затем брезгливо выплюнула.
Мужчина лежал недвижимо – мертвее мёртвого, к патологоанатому не ходи.
А полицейские сирены выли уже совсем близко, у пустыря над берегом. Бежали к реке два человека, размахивая фонарями, и один из них кричал что-то про имя закона и прочие глупости, которые ещё ни разу никого не спасли. Когда он съехал по склону прямо в запутанные корни ив, Тина узнала его – вдовец и любитель кофе детектив Йорк.
– Мисс Мэйнард, вы живы! – не по уставу выпалил он, ослепив её фонарём. – Вы не пострадали? Кивните, если понимаете вопрос!
– Пошёл в задницу, – ответила Тина, стуча зубами.
Теперь, когда адреналин схлынул, стало холодно – и очень мокро. Река умудрилась достать её – хотя бы брызгами.
– Роллинс, она в порядке, – крикнул Йорк напарнику, склонившемуся над трупом. – Простите меня, это я виноват. Но я могу всё объяснить!
У Тины затянуло под ложечкой; появилось пугающее ощущение, что эту фразу она слышит далеко не в последний раз.