Не чувствуя вкуса, Тина залпом осушила чашку, налила новую и принялась пить медленнее, крохотными глотками. Белая коробка гипнотизировала. Сейчас, когда первый шок прошёл, наступило престранное состояние: собранность, прилив сил… но часть функций-эмоций словно отключилась.
«Режим мобилизации – экономия ресурсов», – пронеслось в голове, и стало весело.
– А вы не пробовали его проткнуть? Или сжечь, например?
Гримгроув провёл кончиками пальцев по гладкому пластику крышки, улыбаясь краешками губ.
– Ты не напугана.
Он даже не спрашивал, потому Тина и не ответила, а заговорила уже о другом.
– Меня спасла река. Точнее, то, что там обитает… властвует. – Она запнулась. Кёнвальдом делиться не хотелось, как никогда не делятся подслушанной тайной, выстраданным подарком, четырёхлистным клевером, спрятанным между страниц «Саги о Кухулине» – на удачу. – Хозяин реки. Он убил Доу, но сделал это неправильно. Уже тогда в Доу что-то жило, и неправильная смерть…
– Его изменила? – негромко подсказал Гримгроув.
Тина мотнула головой и снова уставилась на белую коробку.
– Не знаю. Но результат вы видели.
– Ну зашибись! – неожиданно вспылил детектив. – Шикарно! Зомби против речной нечисти! Вы вообще себя слышите, мисс Мэйнард? Бред!
Это было ожидаемо, но обидно. Доверительная атмосфера лопнула мыльным пузырём. Йорк вращал руками, как мельница, и орал что-то про впечатлительных дев и про то, что его всё задолбало; Тина кусала губы, стараясь не слышать слишком явственно призрачное сердцебиение, но оно становилось громче, эхом отдавалось под черепной коробкой, вливалось в кровоток подобно тому, как городские сточные каналы отравляли реку…
Но потом Гримгроув подмигнул – и как-то полегчало.
– А вот он испуган, – кивнула она на Йорка.
– О, он справится, поверь, – лукаво посмотрел Гримгроув поверх сплетённых в замок пальцев. – Но определённо не сразу, есть у него некоторая косность мышления… Когда я надрезал сердце во время вскрытия, то ничего особенного не произошло. Но теперь, стоит мне поднести скальпель, как появляется острое чувство опасности – или даже скорее знание. Это сердце – словно дремлющая змея, быстрая и ядовитая. Чтобы сделать с ним что-то, нужно переступить через инстинкт самосохранения, а он силён.
Тина вспомнила тени, крыс, отвратительных карликов в пекарне Кирков – и содрогнулась.
– Может, я и поторопилась тогда насчёт уничтожения. А кто-нибудь другой его, ну?.. – Она не договорила, но патологоанатом понял.
– Сердце Доу отзывается не каждому. И всякий раз – иначе. Я только видел, как затянулся надрез, и ощутил нечто вроде дрожи. Капитану Маккой примерещились капли свежей крови на срезе аорты. Реджи оно не показало ничего.
– Реджи? – мимолётно удивилась Тина.
– Детектив Реджинальд Йорк, к вашим услугам, – несколько смущённо поскрёб щёку тот, с размаху присаживаясь на подлокотник кресла приятеля. – Ну, да, в прошлый раз я уже думал, что меня нехило так разыграли, но сейчас эта хрень расщедрилась на шикарное шоу. Может, на мобильник заснять?
– А не боитесь звонков с того света? – не удержалась Тина.
Йорк в пяти непристойных выражениях поведал о своей храбрости, но телефон почему-то так и не достал. Зато выдал предупреждение:
– О потрохах Доу мало кто знает, мисс Мэйнард, так что помалкивайте. Мы тут распустили слушок, что все материалы отправлены в центр, – выразительно подвигал он бровями. – Потому что чертовщина чертовщиной, а записи с камер наблюдения и протокол вскрытия свистнул кто-то из своих. Ну, что, будем сотрудничать со следствием? Сольёте контакты своего речного дружка? – так же развязно спросил он, однако в голосе чувствовалось напряжение.
Живо представился Кёнвальд в комнате для допросов – и из горла вырвался смешок. Мысль была, в общем-то, рациональная; Тина понимала, что сердце Доу надо показать кому-то более сведущему, но вот как дело провернуть… В голову упорно не лезло ничего, кроме просьбы в лоб, а это могло и не сработать.
Или – в худшем случае – всё разрушить.
– Я попробую, – неуверенно согласилась Тина.
И тут кодовый замок на двери запищал, и на пороге возникла разъярённая рыжая валькирия:
– Вы, два извращенца, спёрли мою пострадавшую!
– Привет, Катастрофа, и тебе не хворать! – жизнерадостно осклабился Йорк. – Чаю? Тушёнки? Кишок чьих-нибудь? – Пэгги О’Райли поднесла два пальца ко рту и сделала вид, что её тошнит. – Ну как всегда. И ладно меня обругала, я подлец, меня можно, но старину Гримгроува-то за что?
– Ну, в его случае – это не оскорбление, а констатация факта, – развела Пэгги руками, и азиат беззвучно рассмеялся. А она повернулась к Тине: – Тебя тут не обижали? Не склоняли ни к чему ужасному?
Против воли взгляд метнулся к белому ящичку.
«Вот с ужасным – прямо в яблочко».
– Нет, они себя хорошо вели, – отшутилась Тина, чтоб скрыть охватившую её дрожь. И добавила тоном примерной девочки: – Угощали вкусным-превкусным чаем, рассказывали всякое интересное. А детектив Йорк даже извинился по-настоящему.
Пэгги возвела очи к потолку – за неимением неба:
– Ты слишком доверчивая.
– Неправда. Я потеряла веру в человечество с тех пор, как купила в магазине шоколадный батончик, а он оказался надкушенным.
Йорк выразительно раскашлялся. Третий акт «полицейской драмы» оказался самым коротким – Пэг извлекла из объёмистой папки пару листов и попросила подписать. Первый текст издевательски казённым языком повествовал о том, как подозреваемый в серийных убийствах Джек Доу бежал-бежал за несчастной жертвой, да на свою беду поскользнулся, упал, умер, был течением вынесен на берег и, спасибо бравым офицерам, доставлен в морг. Про похищение трупа и про возможных сообщников – ни слова. Второй текст был сильно подкорректированным протоколом допроса у Йорка, естественно, без откровений, оскорблений и элементов бокса.
– Так проще, – повинилась Пэгги в ответ на выразительный взгляд. – Подпишешь? Или есть что добавить?
Скрепя сердце, Тина ответила, что нет, – и размашисто черкнула на отведённой строчке. Офицер О’Райли напустила на себя формальный вид и задала ещё пару-тройку вопросов, делая пометки на жёлтых стикерах, а когда закончила – предложила подбросить Тину до дома.
– Да вроде бы не так поздно… – начала она отвечать, но в тот же самый момент заметила у ворот участка, над ровно подстриженными кустами, смуглый профиль.
Сердце скакнуло к горлу.
Пэгги проследила за направлением взгляда, метнулась к окну и посмотрела вниз, пальцем оттягивая планку жалюзи. Горбоносый человек у ворот, точно почувствовав, что за ним наблюдают, задрал голову и оскалился. Даже издали было видно, что его раскосые глаза светились зеленовато, по-кошачьи.
– Что за… – прошептала Пэг, бледнея, и нащупала кобуру под мышкой. – Это же не…
Мужчина разболтанным жестом приложил сомкнутые пальцы к губам, посылая воздушный поцелуй, затем развернулся и медленно, сутуля спину, пошёл вдоль ограды. А потом исчез, точно сквозь землю провалился – на углу, там, где под распростёртыми ветвями каштана сумерки становились гуще.
– Просто похож, – очень твёрдо сказала Тина, понимая, что это враньё. – Он просто похож на… на него.
Если бы знать наверняка, что пули и резиновые дубинки сгодятся против того, чьё сердце ровно бьётся в белом ящичке, в холодильнике для органов, на пятнадцать метров под землёй… Тогда бы она прямо сейчас поставила на уши весь участок, хоть мытьём, хоть катаньем добилась бы, чтоб за Доу выслали пару крепких полицейских, вооружённых до зубов. Но интуиция нашёптывала, что вряд ли можно избавиться от восставшего из мёртвых так легко.
При одной мысли о том, чтобы случайно подставить под удар весёлую, шумную, добрую О’Райли, становилось тошно.
– Гм, тебе виднее. Ты ведь его, э-э, того, – напряжённо кашлянула Пэгги, поправляя кобуру. – Но и не надейся, что я теперь тебя отпущу домой одну.
Тина всё никак не могла отвести взгляда от оконного проёма и только потому заметила, как шваркнула об ограничитель дверь кофейни напротив, и по улице – к счастью, в противоположную от Доу сторону – припустил белобрысый подросток в растянутой чёрной футболке.
«Маркос? – промелькнула мысль. – Заказ относит, что ли?»
Но почти сразу же на крыльцо «Чёрной воды» выскочила Уиллоу, проорала что-то ему вслед, взлохматила себе волосы – и принялась распутывать парковочный шнур, чтоб выкатить велосипед на дорогу. Рядом нарисовался Пирс – тут уже брови у Тины поползли вверх – и перегородил путь. Завязался спор, явно на повышенных тонах; до кабинета на втором этаже не долетало ни звука, но бурная жестикуляция говорила сама за себя.
– Что там происходит? – Тина прикусила губу. – Слушай, может, сначала к ним заглянем? – кивнула она на спорщиков.
– Чего? – нахмурилась Пэгги и присмотрелась повнимательнее. – Твои знакомые, что ли? Так, а девчонку-то я знаю вроде бы, Уиллоу, что ли? Как она недавно с разносчиками пиццы отожгла, мы всем участком ржали…
Под аккомпанемент феерической истории о том, как Уиллоу вызвала на состязание «мотоциклетных мальчиков» из «Пепперони» и ловко свела их всех с дистанции, сея хаос и разрушение на улицах Лоундейла, они покинули участок. Пэг много шутила, смеялась, руками размахивала, но чувствовалась в этом некая неестественность, крепко замешанная на страхе. И ещё – облегчение, что можно забыть о необъяснимом и кошмарном, разбираясь с привычными бытовыми неприятностями. Например, вмешаться в уличную ссору или…
«Пэгги О’Райли не идёт быть детективом, – внезапно осознала Тина. – Она добрая и хорошая, даже смелая, наверное… Но ей чего-то недостаёт».
Чего-то такого, что у грубого, нечувствительного, самовлюблённого Реджинальда Йорка имелось в избытке. Он ведь тоже испугался, растерялся, но всё же принял вызов и готов был связаться даже с «речной нечистью», в которую и не верил-то почти, лишь бы распутать дело. А Пэг… Пэг при первой же возможности сдала назад и сделала вид, что ничего не происходит.
Эта мысль свербела, как комариный укус.
– Тин-Тин, ну наконец-то! – издали, с той стороны дороги закричал Пирс, и Тина ощутила к нему смутную благодарность за то, что можно выбросить из головы дурацкие терзания на пустом месте. – Я хотел тебя встретить, чтобы домой проводить, но тут такое… Хоть ты ей скажи!
Уиллоу в последний раз, уже безнадёжно, рванула руль велосипеда и сдалась.
– Именем закона и ужасающего духа понедельника приказываю – говорите, какого беса здесь творится! – Пэгги расставила ноги чуть пошире, как боцман, и упёрла руки в бока. Полицейская жилетка встопорщилась. – С вами всё в порядке, мисс Саммерс?
– Тут творятся два грёбаных идиота! Один типа умный, а другой типа смелый, – в сердцах бросила Уиллоу, отступая и ссутуливаясь; выглядела она страшно злой. – И вам я ничего рассказывать не буду. Копы – враги. – И она искоса, со значением глянула на Тину.
«Либо Доу, либо Кёнвальд», – догадалась та. И умоляюще обернулась к офицеру О’Райли:
– Пэг, слушай, спасибо тебе огромное, правда. Но мы тут сами разберёмся. Пирс меня проводит.
– Ну-у…
– Ты меня действительно очень поддержала, – доверительно произнесла Тина – и обняла её, вспомнив «женские» приёмчики Аманды. Потом прошептала на ухо: – Похоже, Уиллоу с мальчиком поссорилась, не сыпь ей соль на раны, ладно? Я спроважу Пирса к бариста, а сама с ней тихонько поболтаю.
– Ну, если так, – неохотно согласилась Пэгги. Голос у неё звучал немного смущённо. – Хорошо. Но если что, помни – у тебя тут под боком целый отряд накачанных парней и прекрасная я с шестым даном по… по… надо спросить, кстати, в каком виде спорта-то наш штатный извращенец ногами машет. А то учусь у него, учусь… Короче, если что – кричи.
– Покричу, – серьёзно пообещала Тина.
А про себя загадала, чтоб не понадобилось.
Уиллоу, по-прежнему мрачная, как профессиональная плакальщица на оплаченных похоронах, пришвартовала свой побитый велосипед у входа и кивком позвала за собой. Говорить она начала ещё по пути к столику, где сиротливо стыла недоеденная пицца.
История оказалась… неприятной.
Собрался-то альянс в почти что полном составе – мисс Рошетт с мигренью отдыхала наверху – ради благих целей: выловить Тину после задушевных разговоров в полиции, взбодрить, развеселить и под конвоем отправить домой. Пока ждали её, разговорились. Сперва прикидывали, чисто теоретически, как бы избавиться от Доу: перебрали все популярные зомби-блокбастеры и добрались до малоизвестных мифических тварей. Вспомнили о драуграх, которые стучали по ночной поре в дверь только один раз, а потому уберечься от них можно было, уговорившись стучать трижды; о каннибалах-вендиго, великанах с прозрачными телами; о вечно голодных нахцерерах, что сперва пожирают собственный саван, а после принимаются за охоту на людей, распространяя чуму…
Всё это, разумеется, рассказывали Уиллоу и Пирс – наперебой, в какой-то степени рисуясь друг перед другом. Маркос ревниво слушал, изредка пытаясь вклиниться в поток историй, а потом сорвался.
– Упёрся как баран, – досадливо пробурчала Уиллоу, уткнувшись лбом в сложенные на столе руки. Сейчас становилось ясно, что злится она в большей степени на себя. – Собрался идти и искать Джека Доу, типа он наверняка поблизости ошивается, а Маркос его ножом чует. Ножом, прикинь? Дебил. Я поорала на него, потом он на меня, потом Пирс на нас обоих. Маркос психанул, а дальше ты знаешь.
Тина едва уняла нервную дрожь.
«Повезло, что он рванул в противоположную от Доу сторону».
– Плохо, – резюмировала она, ещё раз прокрутив в голове рассказ. – Вы ему звонили?
Уиллоу вытащила свой старенький мобильник, демонстративно ткнула в кнопки – и из-под стола взвыла на два дурных голоса и пару электрогитар рок-группа, одна из тех, что вечно популярны и совершенно неотличимы друг от друга.
– Рюкзак-то он свой здесь оставил. Так что гнилое дело…
– Может, остынет и сам вернётся? – предположила Тина неуверенно. Пирс покачал головой:
– Сомневаюсь. Страшнее девочек, недовольных своими бровями, только мальчики, которые хотят произвести впечатление.
На Уиллоу эта фраза подействовала как детонатор.
– Супер! Охренеть! И чем ты думал, такой умный, когда его дразнил? – рявкнула она так, что даже Алистер Оливейра отвлёкся от кофейного автомата и бросил в её сторону тревожный взгляд. Уиллоу глубоко вздохнула раз, другой, потёрла виски с усилием и медленно опустилась на стул. – Ладно. Извини… те. Я сама хороша была. Но я всё ещё думаю, что надо было за ним двинуть.
– Надо, – примирительным тоном согласился Пирс. – Но не в одиночку. Не переживайте, юная леди. Он вряд ли далеко убежал. Как насчёт того, чтобы вдвоём проверить ближние улицы? А Тин-Тин пока посидит здесь и тут же наберёт нам, если Маркос вернётся.
«Бережёт меня, – поняла Тина. – Боится, что натолкнусь на Доу?»
Забота льстила, но в то же время оставляла какое-то душное впечатление, как воздух в шикарном, но наглухо забитом гробу.
– Хорошо, – не стала она спорить. – Но только не задерживайтесь. Не сможете найти его сразу – возвращайтесь, я позову Пэг О’Райли, и будем искать тогда уже силами полиции.
– Угу. То-то Маркос обрадуется, когда за ним приедет камуфляжный внедорожник, – елейным тоном поддакнула Уиллоу, но из-за стола вылезла и направилась к дверям.
Пирс поспешил за ней. Тонко и рвано прозвенел колокольчик над дверью, постепенно затихая. За окном в густеющем полумраке зашевелились ветки гортензий, выворачивая листья, заколыхались рыхлые шапки цветов – точно прокатилась по ним тревожная волна.
«Ветер», – подумала Тина.
И – заметила вдруг, что громадные каштаны недвижимы. И нежные, воздушные петунии – тоже, как в штиль.
– Мисс Мэйнард, – прозвучало над ухом. – Вы готовы сделать заказ?
Она узнала голос, но всё равно дёрнулась от неожиданности и отвела взгляд от окна, а когда посмотрела вновь, то уже загорелись и фонари, а гортензии застыли, как на стекле нарисованные.
Оливейра, в отглаженном зелёном фартуке поверх рубашки и в брюках в тонкую бело-коричневую полоску, протягивал меню – без улыбки, и выражение его лица было сложным.
– Да, – отмерла Тина и прикинула, сколько ещё ужинов в кофейне может себе позволить без ущерба для кошачьего рациона. – Какой-нибудь не очень сладкий латте и… э-э… А какой сегодня суп дня?
– Суп-пюре из сельдерея со сливочным сыром и морковью, – тоном профессионального соблазнителя ответил Оливейра. – Подаётся с тёплым кукурузным хлебом по нашему семейному рецепту. На суп дня с семи вечера, то есть через десять минут – скидка тридцать процентов.
– Звучит очень здорово, – улыбнулась Тина. Больше сельдерея она ненавидела только сырой лук-порей и варёную морковь, но, во‑первых, ей хотелось поскорее остаться одной, а во‑вторых, волшебное слово «скидки» немного успокаивало совесть, изгоняя с горизонта призраки оголодавших кошек. – Тогда сделаю заказ через десять минут.
Она думала, что Оливейра кивнёт по-деловому и вернётся за стойку, однако он сел напротив, всё с тем же напряжённым выражением лица.
– Маркос опять доставляет проблемы?
Если честно, Тина ожидала чего угодно, только не такого усталого отцовского вопроса – и даже оторопела на мгновение.
– Э-э… Я бы не сказала. Просто они с Уиллоу, ну, немного повздорили.
– Немного? – вежливо усмехнулся Оливейра. – Позвольте усомниться, мисс Мэйнард… Я слишком хорошо знаю это белобрысое наказание и, видит Святая Дева, с трудом балансирую между двумя желаниями: сгрести его за шкирку, чтоб научить уму-разуму, или отправить барахтаться и набивать шишки самостоятельно. Вот только в первом случае он подумает, что его считают ещё ребёнком, а во втором – решит, что всем на него плевать.
– Непростая дилемма, – ответила она осторожно, не зная, как реагировать.
– Дети просто устроены, мисс Мэйнард, но дети очень сложно устроены – оба утверждения верны, такова страшная правда, – комично выгнул брови бариста. – А такие парни, как Маркос… Он ведь мало того что младший, так ещё и от второй жены. Братья-сёстры у него смуглые, в меня, а он в родичей по материной линии, маленький, светлый. Вот у него и зудит внутри – доказать, что не маменькин он сынок, а мужчина, Оливейра, да ещё пооливейристей, чем я сам.
Тине стало смешно. Она вспомнила рассуждения Маркоса о «настоящих мужчинах» на грани агрессии – и взглянула на это по-другому.
«Интересно, каково так жить – постоянно соревнуясь с самим собой, только выдуманным, идеальным?» – пронеслось в голове.
– Да, он очень привязан к семье и к фамильным традициям, – сказала Тина, чтоб поддержать беседу, но не слишком уходить в сторону личных откровений. – Все эти ножи, мужественность… Хотя чаще всего он вспоминает свою бабушку, видимо, они были дружны.
Оливейра растерялся.
– Бабушку?..
– Ну, он называет её «бабка Костас», – смутилась Тина, лихорадочно соображая, где и что могла напутать. – Якобы ему достался от неё нож и всё такое.
– Он такое говорил, мисс Мэйнард? Странно, – ответил Оливейра, нахмурившись. – Потому что Мария Костас – это была моя бабка, и она умерла лет за пять до того, как я переехал сюда и женился. Я о ней и не рассказывал-то почти.
Внутренности точно в ледяной комок сжались.
– Тогда, наверное, я что-то путаю, – напряжённым голосом ответила Тина и заставила себя улыбнуться. – Не берите в голову. И за Маркоса не волнуйтесь: Уиллоу – не самая плохая компания, поверьте, а избавиться от неё практически невозможно, если уж она решила стать кому-то другом.
– Хорошо бы, – кивнул Оливейра, поднимаясь. – Вот и десять минут прошли, пойду-ка я за вашим заказом. И спасибо, что выслушали.
Суп из сельдерея оказался неплох – возможно, потому, что варили его не из листьев, а из корня, перетирая затем в пюре вместе с парой картофелин и щедро сдабривая мягким сыром. Сладковатый кукурузный хлеб вообще таял во рту и смутно напоминал пищу богов из какой-то непроглядной древности и дали, за океаном, до пришествия белого человека, и это несколько мирило с необходимостью просто сидеть и ждать звонка Уиллоу. Затем черноволосая девица, наверняка одна из старших сестрёнок Маркоса, принесла латте – с отчётливой кардамоновой горчинкой и пряным мёдом. Тина загодя попросила счёт, оплатила и устроилась на диване, потягивая кофе через соломинку.
«Чёрная вода», и без того слишком тихая для вечера понедельника, постепенно пустела. В половину восьмого вошёл кто-то в толстовке с низко надвинутым капюшоном, и сердце замерло.
«Кён?»
Но почти сразу стало ясно: нет, не он, а какая-то молодая женщина с совершенно незапоминающейся внешностью, а-ля дружелюбная соседская девчонка. Она показала бариста фотографию и что-то негромко спросила, потом взяла два больших капучино навынос, села в припаркованный перед кофейней «жук» и укатила, а через пять минут Тина не могла бы уже с уверенностью сказать даже, блондинкой та была или брюнеткой.
Да и не имело это значения.
Медовый латте остыл, и навалилась сонливость; Тина откинулась на спинку и на секунду прикрыла глаза, а очнулась оттого, что Уиллоу трясла её за плечо, а часы показывали полдевятого.
– Что? – Голос спросонья звучал хрипло.
– Не нашли, – коротко сказала Уиллоу. Глаза у неё были красные и сухие, безжизненные. – Зато около «Перевозок Брайта» валялось вот что. – И она протянула линялую тряпку приметной чёрно-красной расцветки. – Бандана. Он её то на голове носит, то на руку повязывает, как браслет.
Можно было переспросить: «А это точно она?»
Или: «А если Маркос её раньше там потерял?»
Или рассказать, не упоминая о Доу, Оливейре – пусть тот разбирается, он отец или кто…
Но после долгих и бесплодных поисков в библиотеке, трудного разговора с капитаном Маккой, после бьющегося в коробке мёртвого сердца отстраняться было невыносимо. Точно окончательно расписаться в собственном бессилии, поставить штамп на лбу – «слабак, к жизни не годен».
«Как там говорил Оливейра – баланс между недееспособным ребёнком и никому не нужным ребёнком? – всплыла идиотская мысль. – Тут скорее тонкая грань между трусливым дураком и дураком бесшабашным».
– Где Пирс? – спросила Тина, поднимаясь.
Голову вело, пульс зачастил, но зрение точно прояснилось.
– На улице, – кивнула Уиллоу. – Стрельнул у кого-то сигарету и курит.
Это показалось дурным знаком – с табаком Пирс завязал, по своим собственным словам, лет тридцать назад.
– Пусть докуривает, а потом вызывает такси, – распорядилась Тина, надевая пиджак и перебрасывая ремень сумки через плечо. – Проводит нас до моего дома, мне кошек покормить надо, а потом пусть едет куда хочет.
Уиллоу встрепенулась и немного ожила. По крайней мере, глаза у неё хоть и были по-прежнему красные, как после долгих рыданий, но уже не потухшие.
– А велосипед как же?
– Постоит здесь, не украдут же его.
– Украдут – прокляну, – мрачно пообещала Уиллоу, и на шутку это походило меньше всего. – А потом куда?
Тина засомневалась на секунду, но пересилила себя:
– К Кёнвальду. За помощью.
«И пусть только попробует отказать». Если Оливейра и удивился просьбе перезвонить, когда Маркос вернётся, то виду не подал, зато аккуратно записал оба номера, и Тины, и Уиллоу. Только, прощаясь, заметил:
– Он частенько всю ночь гуляет, мисс Мэйнард. Возраст такой, не волнуйтесь.
«Если б только возраст», – вертелось на языке, но Тина промолчала. Теперь уже казалось, что появление Доу у полицейского участка было не случайно и каким-то образом спровоцировало ссору. Слишком хорошо это согласовывалось с тем, что раньше Кёнвальд говорил о тенях: то, что рождено долгой, изматывающей войной, без чуда, без надежды, даже без победителей, – куда оно клонит мир?
А к чему склоняет людей?
Пирс воспринял план без особого энтузиазма, но спорить не стал. Дёрганый, усталый, злой, он выглядел сейчас лет на десять старше, чем прежде, и пахло от него не книгами и винтажным парфюмом, а дешёвым табаком.
– Я не для того разводился, чтобы нянчиться потом с чужими детьми, – едко припечатал Пирс, но такси всё-таки вызывал. – И что-то меня уже сомнения гложут: а правда ли этот ваш речной колдун на светлой стороне? Если бы он действительно хотел, то давно бы зачистил город от Доу и ему подобных. А вы только на него и надеетесь, будто… Ладно, чего я жду от двух не обласканных мужским вниманием девиц.
Тину в жар бросило:
– Притормози. Тебя Аманда покусала, что ли?
Он ругнулся сквозь зубы и с усилием потёр ладони друг о друга, точно от грязи избавляясь.
– Прости, Тин-Тин. Не знаю, что на меня нашло… Устал, наверное. Берегите себя, ладно?
Тут наконец подъехало такси, избавляя от необходимости продолжать неловкую сцену. Пирс с видимым облегчением взял на себя оплату – не иначе, извинялся по-своему. Дом-с-репутацией встретил их темнотой, уютной после уличной предгрозовой духоты прохладой – и кошачьим голодным хором. Терзаясь муками совести, Тина ссыпала им двойную порцию корма и выставила целый литр молока в хрустальном блюде для фруктов. Кошки толкались вокруг подношений с голодным урчанием, и только чуткая Норна, маленькая, чёрная и гибкая, статуэткой замерла на лестнице, напротив входной двери, – словно ждала кого-то.
– Ива подросла, – рассеянно заметила Уиллоу, когда Тина переоделась и они наконец вышли из дома. – Уже десятый час, а Оливейра так и не перезвонил.
– Мы не допустим, чтоб он пострадал.
Кто «он» – уточнять не потребовалось.
Вниз с холма бежали вприпрыжку. Потрёпанные пластиковые зайцы и гномы пялились с клумб злобно и подозрительно, как вражеские шпионы, а небо, затянутое плотными грозовыми тучами, точно давило на плечи, подгоняя – быстрей, быстрей, споткнись и катись под уклон, пока не разобьёшься… На мост Уиллоу влетела, задыхаясь, и плюхнулась на камни, спиной приваливаясь к бортику. Тина чувствовала себя лучше, спасибо ежедневным пробежкам, но пульс всё равно колотился в горле.
– И что… что теперь делать?
– Зови, – вяло махнула рукой Уиллоу и запрокинула голову. Горло ходуном ходило. – Он, это… услышит.
Вдалеке громыхнуло. Ветер прокатился по берегу, спутал опущенные к воде ивовые ветви, землистой сыростью дохнул в лицо. Тина пересекла мост и спустилась к берегу, к самой кромке, пока кроссовки не начали вязнуть в топком иле.
«Может, надо было пройти дальше? Туда, где камни?»
Фонари мигнули по цепочке – сначала вдали, на холме, потом ближе, ближе, словно сверху катилась тень.
– Кёнвальд, – сипло позвала Тина. Нога соскользнула – и ушла в ледяную воду сразу по колено. – Да что такое… Кёнвальд! Кённа!
Уиллоу свесилась через перила моста:
– Ты погромче покричи. И пару пуговиц на рубашке расстегни – красивые женщины из него верёвки вьют.
– Чтоб потом вешаться? – огрызнулась Тина, с трудом выбралась на берег и стащила кроссовку. Воды из неё натекла целая лужица. – Вот чёрт… Кёнвальд! Покажись, пожалуйста! Нам очень нужна твоя помощь! – Река ответила издевательским плеском волн в ивовых корнях. – Мне что, правда пуговицы расстегнуть?
Оба фонаря на мосту погасли разом, но сильно темнее не стало – в разрыв между тучами высунулась бесстыжая луна.
– А давай. Можно даже не пару.
Кёнвальд стоял в тени моста, плечом привалившись к каменной опоре. Одна нога была отставлена назад, джинсы держались на честном слове, футболка задралась, губы влажно блестели… Тина выругалась уже от души и демонстративно расстегнула три пуговицы.
Не сверху, снизу рубашки – а полы по-ковбойски завязала узлом на талии.
Кён разочарованно вздохнул.
– Так нечестно… Ладно. И чего же ты хочешь от меня, Тина Мэйнард?
Она сглотнула, набираясь моральных сил, чтобы заговорить… и в тот самый момент в небе громыхнуло оглушительно.
И – погасли все городские фонари.