Забери меня отсюда

Глава 29 На куски

Первым порывом было шмыгнуть в ближайшую калитку и задворками бежать прочь – хоть к школе, за Уиллоу, хоть на поиски Кённы, хоть за Йорком. Но когда бешеный грохот пульса в висках стих немного и земля перестала раскачиваться под ногами, Тина расслышала глухие удары.

– Дом они ломают, что ли? – пробормотала она. И появилась ужасающая догадка. – Выбивают дверь! Ох, кошки!

Нахлынула вторая волна страха – теперь уже не за себя, а за мэйнардский прайд. Десятки пугающих предположений промелькнули в голове за один миг: а если дом подожгут? А если Геката бросится на чужих, как она сто раз делала с почтальонами и курьерами, и её пристрелят? А что, если Доу тоже приехал и его живодёрские наклонности распространяются на кошек?

Прикусив губу от напряжения, Тина вырубила на телефоне звук и вибрацию, чтобы не выдать себя в самый неподходящий момент. Затем сделала пару фотографий зловещего фургона издалека и разослала трём адресатам: Йорку, Маркосу и Уиллоу, всем с одинаковой припиской: «Увидела у дома, к ним не сунусь, иду спасать кошек». Спрятала пакет с продуктами и сумку под одичавшим жасмином, мысленно попросила у Кёнвальда прощения – и перелезла через забор.

Ещё в детстве Тина вызнала несколько десятков тайных троп между соседскими участками, чтоб срезать дорогу до школы. Потом часть путей перекрыли – заборами, решётками, живыми изгородями; в одном месте построили гараж, в другом – сарай. Но всё-таки многие секретные лазы остались нетронутыми, в основном потому, что жили по улице Генерала Хьюстона люди респектабельные, а значит, в большинстве своём немолодые и перемены не приветствующие.

К дому-с-репутацией Тина планировала выйти сбоку, в ежевичных зарослях, подкрасться незамеченной к окнам кухни, поддеть задвижку – а дальше действовать по обстоятельствам. Либо проникнуть в дом, забаррикадироваться и вызвать полицию, либо схватить в охапку столько кошек, сколько получится унести, и сбежать.

– Нет, нет, никакого геройства, – шептала она себе под нос, снимая с соседского пожарного щита красный топорик. – Это для самообороны, да. Надеюсь, не понадобится.

Между тем удары отсюда были слышны отчётливей.

Протиснуться сквозь щель между сегментами ограды получилось только со второй попытки, без куртки – в детстве этот лаз казался куда шире, и Тина всегда думала, что отец притворяется, что не может последовать за нею. Ежевичные плети ложились на плечи, не царапая, но словно пытаясь удержать: не ходи, остановись, вернись назад…

«Кошки, – думала она, стискивая успокоительно тяжёлый топор. – Кошки, запертые в доме, и целый фургон психов».

Вот заросли остались позади. Можно было прокрасться под прикрытием старых яблонь, подтянуться на подоконнике… Уже отсюда она видела – ставни открыты, проникнуть в дом ничего не мешает.

И тут Тина поняла наконец, откуда доносятся звуки, и снова перепугалась смертельно – и снова не за себя.

«Камни Кёнвальда!»

Быстро и бесшумно она пересекла сад и затаилась за густыми вишнёвыми зарослями вперемешку с крапивой. Отсюда, если присесть и слегка раздвинуть ветки, было прекрасно видно задний двор – и древнюю белую стену, по которой сейчас попеременно лупили кувалдами двое дюжих парней в униформе «Перевозок Брайта». Рослая женщина с ноздреватым лицом вытаскивала из коробки отбойный молоток.

«Жучок в библиотеке, – догадалась Тина. – Я в шутку рассказала мисс Рошетт про стену, а они… точнее, Роллинс услышал и доложил. А хозяин реки отправил своих шестёрок проверить информацию. Ну конечно, кому, как не ему, знать, что тут действительно могут быть камни. Ведь это он всех нас проклял».

В худшем случае, если Чейз Ривер отыскал уже все остальные фрагменты, неосквернёнными оставались только два: тот, что хранился в доме Саммерсов, и тот, что принадлежал Мэйнардам. Если бы она позволила увезти сейчас обломки стены, то у Кёнвальда остался бы только один камень.

«А Кённа занят до ночи, – дошло до неё. – И что им мешает точно так же вломиться к Уиллоу и забрать камни прямо сейчас?»

Тина колебалась.

Одна против троих; двое мужчин вооружены молотами – и куда соваться против них с одним топориком на тонкой ручке? Она понимала, что не сможет ничего сделать, разве что отвлечь.

«Пробраться в дом? Достать ружьё? А поможет ли? А если Доу или кто-то ему подобный приехал тоже?»

Облизнув от нервозности губы, Тина проверила мобильник. Пришло десятка два сообщений – Уиллоу говорила, что будет через пятнадцать минут, Йорк – что через десять… И неизвестно, как бы всё закончилось, если бы не произошло одновременно два события.

Вдруг пошла трещинами, разломилась – и плавно, как в замедленной съёмке, рассыпалась стена.

И – почти в тот же самый момент – раздалась в стороны высокая трава, послышался утробный рёв, мелькнул серый хвост трубой, и на спину женщине в униформе прыгнул комок чистой ярости.

– Геката, нет! – Тина сама не поняла, как у неё вырвалось это.

Дальше времени на размышления уже не осталось – только на действия.

Она выскочила из кустов – вишни и крапива точно расступились, обтекая её. Один из мужчин по инерции замахнулся на остатки стены кувалдой; другой чудовищно медленно оглянулся, по-совиному выкручивая шею, но инструмент из рук не выпустил. Женщина в униформе вертелась на месте, пытаясь смахнуть с себя кошку, и пучила глаза, но с каждой секундой её движения становились все более вялыми, и даже издали было видно, что ноги у неё дрожат, как желе. А Геката яростно выла, драла шею и плечи когтями, отбрасывая ошмётки чего-то чёрного, быстро тающего на свету, и…

«Тени, – догадалась Тина. – Они что… боятся кошек? Кошки могут их уничтожать?»

Абсурдно было даже представить, что, скажем, безликий монстр в цилиндре или та тварь с бесконечно вытягивающейся шеей может испугаться кого-то вроде ласковой трусишки Юки. Но та же Геката охотилась на змей – и крыс; и легко получалось вообразить, как она рвёт на клочки попавшуюся под лапу крысу-тень.

Женщина повалилась на землю без сознания; шея и часть лица у неё были исполосованы, висели клочья кожи – но ни капли крови не выступило из ран, только сочилось что-то белёсое, вязкое вроде сукровицы.

Шмяк! – и кувалда врезалась в землю прямо рядом с Гекатой.

Брызнули в стороны трава, дёрн, грязь.

Мужчина выпрямился и размахнулся снова – он явно ускорился, а глупая смелая кошка выгибала спину дугой, переминаясь на одном месте, и угрожающе шипела вместо того, чтоб бежать. Со стороны дома послышался шум – кто-то приближался оттуда.

«Только бы Йорк», – загадала Тина.

Она поняла, что не успевает ничего сделать, и Гекату вот-вот зашибут, размажут, и в стороны брызнет уже кровь.

Второй мужчина опустил кувалду и полез в нагрудный карман.

«А, была не была!»

Один замах – и красный топорик выскользнул из рук, пролетел четыре метра и врезался нападавшему в плечо. Плашмя, боком – но этого хватило, чтобы тот выронил кувалду и отступил на пару шагов. А Тина сцапала шипящую и воющую Гекату – та почти сразу притихла, но в руки и в живот вцепилась отчаянно, всеми когтями, – и вприпрыжку понеслась мимо стены вокруг дома.

– Пристрели её!

Это рявкнул второй мужчина, обращаясь к кому-то неизвестному. Голос был энергичный, бодрый, с лёгким акцентом – никакой чертовщины и потусторонних спецэффектов, но по спине мурашки прокатились волной. Тина снова ощутила мерзкий свербёж между лопаток, инстинктивно пригнулась, метнулась в сторону, на ходу цепляя с земли белый камень-осколок…

И вдруг, почти одновременно, что-то чпокнуло совсем рядом – словно открыли бутылку шампанского, и стало больно чуть повыше локтя.

Кровь закапала на землю.

«В меня стреляли, – пронеслось в голове, и тело стало лёгким-лёгким от ужаса. – У них есть оружие».

– Вы окружены! – голосом Йорка загундосил громкоговоритель с другой стороны дома, с улицы Генерала Хьюстона. – Это полиция Лоундейла, нас тут чёртовых два отряда, возглавляет операцию капитан Маккой! Всем на землю, живо! Вы окружены… – Запись пошла по кругу.

Геката вновь начала вырываться.

В саду ломались и хрустели ветки.

Кувалда врезалась в гору камней, которая осталась от стены, и брызнули осколки – второй мужчина повторил приём с метанием, без видимых усилий швырнув пятнадцатикилограммовый снаряд. Хлопок выстрела раздался второй раз, уже ближе, и пуля чиркнула по камням намного левее.

Тина почти завернула за угол – и заметила прямо на пути ещё один синий комбинезон со знакомыми нашивками.

«Не проскочу, – осознала она, стискивая зубы. – Только если чудом».

И чудо явилось – отчаянно чертыхаясь, под заунывные вопли громкоговорителя.

Бабах – и один мужчина повалился на землю, зажимая живот; бабах – и второй, прижимая руку к бедру, сделал пару заплетающихся шагов и рухнул на развалины стены. А детектив Йорк со спокойным, сосредоточенным лицом выступил из вишнёвых зарослей и в третий раз выстрелил в сторону дома.

Синий комбинезон в глубине сада замер, потом стал удаляться.

Хлопков больше слышно не было.

– Промазал, – удивительно сдержанно констатировал Йорк, убирая пистолет в кобуру. – И спугнул ещё двух, похоже. Ну ничего, трое есть – уже неплохо. Мисс Мэйнард, вы там как? Кой чёрт вас дёрнул сюда соваться? – Геката завозилась в слишком крепких объятиях и жалобно, очень тоненько мяукнула. – Ну конечно, зверинец ваш…

Тина честно собиралась ответить, но не могла вымолвить ни слова; она смотрела на обрушенную стену, и язык присыхал к нёбу.

Обломки камней стали багровыми, как подсохшая кровь.

– Как? – с трудом выговорила Тина. В горле появился комок. – Когда? Я же…

Йорк с подозрением заглянул ей в лицо.

– На шок не похоже, – констатировал он. – Значит, какая-то колдовская дребедень, в которой я ни в зуб ногой. Ждём специалистов, мисс Мэйнард, не делаем глупостей. И вы уж извините, но я вызвал подкрепление, так что через полчаса тут будет толпа народу с Робокэпом во главе.

Тина удивилась – настолько, что даже сумела отвести глаза от кучи обагрённых камней.

– Капитан Маккой? А разве она ещё не?..

– Нет, – помрачнел Йорк. – Мне надо было срочно создать впечатление подавляющего преимущества, вот я и записал пару фраз. Надо бы, кстати, вырубить громкоговоритель, кэп меня по головке за самоуправство не погладит.

Строгость своей начальницы он переоценил, но со всем остальным попал в точку. Правда, первыми, ещё до обещанного подкрепления, примчались Маркос и Уиллоу – на велосипедах, взмокшие, запыхавшиеся. Девчонка поглазела на камни, потыкала в кучу ивовым прутиком, затем протянула многозначительно: «Да-а-а…» – и умчалась к себе домой, проверять, как дела там. Маркос остался, как он выразился, «за главного мужчину» – уселся рядом с Тиной на порожек, почёсывая за ухом Королеву, и принялся внимательно обозревать округу.

Затем прикатила полиция Лоундейла – три экипажа, все с включёнными сиренами. Из первой машины выскочила лично капитан Маккой в своём безупречном деловом костюме цвета стали, оглядела место происшествия – и сухо кивнула Йорку:

– Хорошая работа, детектив.

Он округлил глаза, неожиданно трогательно замялся и сбежал покурить к калитке.

Потянулась следственная рутина. Дважды Тину допрашивали, вытягивая из неё мельчайшие подробности; бурьян в саду изрядно поредел, вытоптанный десятками ног. Три трупа запаковали в мешки, сложили в подкативший фургон и в сопровождении одного из экипажей с громилой Кидом увезли в участок. Вернувшаяся Уиллоу всё это время крутилась за забором: острая неприязнь к копам боролась в ней с беспокойством за подругу и, с переменным успехом, побеждала.

Наконец с формальностями было покончено. Капитан Маккой лично проследила за тем, как отбывают последние патрульные машины, и обернулась к Йорку:

– Я могу ожидать, что вы подвезёте меня до участка, детектив? – Тот оторопело кивнул. – Хорошо, – произнесла она удовлетворённо. – Значит, я рассчитываю на чашку чая и приватный разговор с вами, мисс Мэйнард.

Это было, мягко выражаясь, неожиданно.

– У меня чай в пакетиках, – призналась Тина, не зная, что сказать. – Если вас не смущает…

– Я неприхотлива, – серьёзно ответила капитан Маккой. И вдруг добавила, глядя на пышный куст соседских гортензий: – Не выношу эти цветы. Слишком рыхлые, крупные. Так бы и посжигала. Шучу, мисс Мэйнард.

А Тина глядела на пышные соцветия, облюбованные бабочками и мотыльками, и вспоминала слова Киана О’Ши, внезапно прозревая.

«Ведь и правда, – подумала она, чувствуя, как ползёт холодок по спине. – Возможно, тени не просто так удачно подгадали, когда я вышла из дома».

Один взгляд капитана Маккой – и Йорк положил лапищу на плечо к Маркосу и подтолкнул в сторону, объясняя на ходу что-то про «бабам тоже иногда надо по-мужски кое-что перетереть, и, кстати, пацан, что ты там говорил про двигатели?». Уиллоу бросила велосипед у забора и поплелась за ними, то и дело подозрительно оглядываясь. А Тине ничего не оставалось, кроме как исполнить долг радушной хозяйки и пригласить гостью в дом.

Кошки после пережитого стресса забились кто куда; и неизвестно, что напугало их больше, выстрелы и тени или толпы полицейских, блуждающих по саду. В холл вышла одна только Норна. Она обнюхала замшевые туфли капитана и дала своё высочайшее согласие на визит, символически о них потёршись. Потом дёрнула хвостом, фыркнула и забилась под обувную полку, светя из полумрака глазищами-фонарями.

– Славное животное, – одобрила Элиза Маккой и кивнула сама себе. – Очень славное. У вас их шесть, верно?

– Ну да. Одна другой краше, – вздохнула Тина и рефлекторно прижала руку к животу, где остались чувствительные отметины от когтей Гекаты. – Прошу за мной. Кухня, она же столовая… вам чёрный или зелёный?

– Ради таких питомцев стоит сунуться даже в пасть дьяволу, – продолжила капитан, присаживаясь за стол. Спина у неё осталась идеально прямой, хоть линейку прикладывай. – Насчёт чая – на ваш выбор, мисс Мэйнард. Когда я сказала, что неприхотлива, то именно это и имела в виду. Неловко признаться, но я вообще мало вижу разницы между растворимым кофе и тем, что делают в «Чёрной воде», по которому сходят с ума мои ребята. То же самое касается чая. На приёмах и званых обедах, разумеется, приходится изображать гурмана.

Тина улыбнулась, щёлкая кнопкой электрического чайника.

– Шутите?

– Отнюдь. И ещё, возвращаясь к кошкам, – так же ровно произнесла капитан Маккой. – Вы готовы на многое ради них, а ведь они лишь неразумные звери. А когда опасность грозит близкому человеку, это может как придать мужества, так и полностью деморализовать. Я говорю о Киане О’Ши, мисс Мэйнард.

Рука замерла над ящиком, где вперемешку лежали пакетики разных видов чая – подаренного посетителями в библиотеке, купленного по случаю, даже оставшегося с дедовских времён. Тина поворошила их наугад и вытянула чёрный, с мятой и тимьяном. «Подошло бы для фейри», – подумалось вдруг. И зазвучала в голове тоненьким детским голоском песенка, то ли услышанная когда-то давным-давно, то ли вычитанная в книге:

Кто задремлет на холме

С веточкой тимьяна…

Окончание подзабылось; однако Тина не сомневалась, что ничего хорошего героя той истории не ожидало.

– Его правда шантажируют?

Чайник взбурлил особенно громко перед самым финалом – и с оглушительным в наступившей тишине щелчком выключился. Элиза Маккой изучала его некоторое время своим обычным пристальным взглядом, затем поднялась, налила кипяток в пустую чашку и сама бросила туда пакетик – дешёвую жасминовую вонючку.

– После операций на свежем воздухе всегда мучает жажда, – ровно пояснила капитан. – Что же касается мистера О’Ши, то, признаюсь, я не сразу восприняла серьёзно ваши показания. Многие люди считают своим долгом сообщать мне детали преступлений, которые полиция упускает. Якобы. Иногда эти люди бывают весьма настойчивы и убедительны. К сожалению, сообщения редко подтверждаются. Ваше – исключение, пожалуй. При поверхностной проверке выяснилось, что вот уже десять лет мать мистера О’Ши, миссис Эрчестер, четырежды в год ложится на обследование в одну и ту же небольшую частную клинику. Примерно неделю назад, в прошлый вторник, у неё наступило резкое ухудшение состояния и её госпитализировали.

Тину бросило в холод; она ощутила настоятельное желание заварить чаю и себе, пусть и дрянного.

«Ей стало хуже сразу после нашего разговора».

– Со… соболезную.

– Соболезновать стоит мистеру О’Ши, – без укора, как будто бы скупо информируя о чём-то общеизвестном, ответила Элиза Маккой. – Потому что вчера вечером Роза Эрчестер в возрасте шестидесяти трёх лет скончалась. Этой же ночью мистер О’Ши, точнее, его дворецкий вывез из города в неизвестном направлении его отчима и младшую единоутробную сестру с несовершеннолетней дочерью. А сегодня утром курьер доставил мне заверенное нотариусом заявление мистера О’Ши и комплект документов. Из них следует, что некая персона уже продолжительное время уклоняется от налогов в особо крупных размерах, а также спонсирует деятельность группы людей, которую в свете последних событий, в том числе развернувшихся в вашем саду, мисс Мэйнард, следует называть «организованной преступной группой». Все эти занимательные события объединяет одно имя.

Чай горчил невыносимо. Помятый сад за окном в косых закатных лучах казался фрагментом постапокалиптического мира.

– Чейз Ривер. Что, клиника тоже принадлежала ему? Та, где лечилась миссис Эрчестер?

Капитан Маккой кивнула.

– Фактически – да, хотя это не афишируется. Я считаю необходимым извиниться перед вами, мисс Мэйнард, за то, что не сразу отреагировала на ваше заявление. Возможно, некоторых жертв можно было бы избежать, если бы полиция вмешалась сразу. Однако я собираюсь исправить то, что в моих силах, – добавила она, и Тине стало не по себе из-за скрытой между словами и смыслами угрозы – так меж страниц скучной книги прячется отравленная бритва. – Я пригласила мистера О’Ши для приватного разговора, и он согласился.

Норна, маленькая, чёрная и гибкая, умывалась в дверном проёме. Если бы тот громила замахнулся кувалдой на неё, сумела бы она увернуться, как Геката? Или ей бы хватило ума сбежать?

…когда нелюди с нашивками «Перевозок Брайта» снова придут к дому номер одиннадцать по улице Генерала Хьюстона, что можно будет им противопоставить? Дедовское ружьё? Чутьё колдовское? Успеет ли помощь вовремя?

Ответов Тина не знала.

– Зачем вы говорите мне это, капитан Маккой? – спросила она в упор. – Два часа назад на мой дом напали. И я ничего не могла поделать.

Элиза улыбнулась – в первый раз за всё время настолько явно, что выражение лица получилось истолковать однозначно.

– Мне нравится ваше чувство юмора, мисс Мэйнард. Вообще-то тех, кто ничего не мог поделать, полчаса назад увезли в чёрных мешках. И это не вы. Я ведь не слепая. – Она сделала маленький глоток горчайшей жасминовой отравы, даже не поморщившись, словно и правда была совершенно равнодушна к вкусу. – Вы дважды спускались в морг к офицеру Гримгроуву по своей воле. Вы надрессировали Йорка приносить вам кофе и рыться в служебном архиве. За один день сразу двое подошли ко мне с расспросами, не пропадало ли у меня что-то из белого камня, и единственное, что их связывает, – знакомство с вами, мисс Мэйнард. Тварь из Лоундейла трижды пыталась избавиться от вас, и это только те попытки, о которых я знаю благодаря полицейским рапортам. И вот парадокс – вы живы. После нападения на ваш дом вы покормили кошек, заварили чай, выслушали чудовищные вещи о собственном начальнике и глазом не моргнув. Вы размешиваете несуществующий сахар в кружке, ни капли не отпив, и руки у вас совсем не дрожат.

Тина отставила злосчастную чашку – пожалуй, слишком резко.

– Я обычный человек.

– Обычные люди, мисс Мэйнард, в ваших обстоятельствах выглядят по-другому, – серьёзно ответила капитан Маккой. – Как правило, они смирно лежат в немного разобранном виде и совершенно точно не дышат. Даже если мне никогда не приходилось видеть айсберги, я могу догадаться, что под водой у них скрыто гораздо больше, чем над поверхностью.

Ей стало смешно.

– Хотите сказать, что я айсберг?

– Нет, зачем же, – покачала головой Элиза Маккой. – Но вы скрываете очень многое. Вокруг происходят вещи, которые мой опыт не позволяет объяснить. И, как ни печально признавать, пресечь тоже. Но это не значит, что я умываю руки; всё-таки это мой родной город. Даже если всё, что я могу сделать, – побеседовать с вами откровенно, а затем отправиться на встречу с мистером О’Ши, не представляя, чем она закончится. Спасибо за чай, мисс Мэйнард. Очень бодрит.

Когда Тина опомнилась и выскочила за ней, она уже садилась в колымагу Йорка – плечи развёрнуты, спина прямая, движения экономные. Хлопнула дверца; чихнул, раскашлялся и, наконец, сердито заурчал двигатель.

«А ведь это может быть последняя наша встреча».

– Что такое? – буркнула Уиллоу, отлипая от покосившегося соседского заборчика. – Выглядишь, будто чудовище увидела.

– Типа того, – кивнула Тина рассеянно. – На самом деле просто посмотрела на себя со стороны.

– Ну, разница небольшая, – хмыкнула девчонка. – О чем вы там с Робокэпом трепались? Маленькие секретики железных леди?

Хотя она не выносила копов в целом, но вот от одного конкретного, от Йорка, явно понабралась лексики. Тина собиралась было прочитать коротенькую, на полминуты, лекцию о взаимном уважении и умении отличать сарказм от банальной невоспитанности, когда мысли вдруг скакнули вперёд по цепочке: разговор – Киан – гортензии… И в голове точно щёлкнуло.

– Уиллоу… А ты можешь проверить, в гортензиях ничего подозрительного нет? Да не в прямом смысле! – Ухватить девчонку за шиворот прежде, чем она нырнула в раскидистый куст, удалось только в последний момент. – По-своему. Тебя Кённа ничему такому не учил?

Та задумалась.

– Ну как сказать… Смотря что нужно. А чем тебе цветочки не нравятся? Красивые, голубенькие, не воняют ничем сладким.

Тина коротко изложила свои путаные соображения – о Киане и его предостережениях, о том, что гортензии в изобилии появились в городе почти одновременно с тенями, наконец, о собственных дурных предчувствиях сегодня, перед выходом из дома, и о волне, которая пробежала по пышным соцветиям в абсолютно безветренную погоду. Маркос ощутимо напрягся; правая рука у него то сжималась, то разжималась, точно он бессознательно пытался нащупать что-то в воздухе.

Солнце коснулось горизонта; из места соприкосновения, точно из раны, выплеснулось алое, багряное и размазалось по небосводу, по облакам, вплоть до чернильно-густого востока.

– Кажется, поняла, – тихо произнесла Уиллоу. Движения у неё стали настороженными. – Хорошо бы Кённу дождаться, конечно. Но если за нами правда шпионят, то лучше бы этим любопытствующим глазки повынимать до его возвращения. Чем меньше враги знают, тем лучше.

– И барабанные перепонки проколоть.

Это сказал Маркос – причём с тем самым сосредоточенным выражением лица, с каким люди не изобретают кровожадные метафоры, а говорят обыденные для себя вещи. Вроде не пойти ли мне купить хлеба, почитать новый комикс про Майора Безупречность, постирать джинсы, проколоть врагу барабанные перепонки.

Уиллоу, впрочем, понравилось.

– Типа того. Короче, мне надо зеркало, подкову или навесной замок. Лучше всего подкову, но у тебя, скорее всего, таких древних хреновин не водится.

– Ты не поверишь…

Подкова – самая настоящая, только отполированная и начищенная – лежала в дедовом кабинете на столе вместо пресс-папье. Пока Тина бегала за ней, Уиллоу успела наломать где-то ивовых прутьев, начертить на дороге мелом непонятные и непристойные на первый взгляд знаки и вытоптать половину соседской клумбы.

«Как хорошо, что Роуды сейчас в отъезде».

– Держи. – Она вручила девчонке подкову. – И что будешь делать?

– Для начала – смотреть, – ответила Уиллоу напряжённо. – За черту отступите, ладно? Мало ли что.

И она, перевернув подкову «рогами» вниз, подняла её на уровень глаз.

Несколько томительных секунд ничего не происходило.

– И? – спросила Тина. – Видно что-нибудь?

– Подожди, это же не телескоп, – отмахнулась девчонка, слегка поворачивая голову и с прищуром глядя через подкову то одним, то другим глазом. – Надо настроиться, угол подобрать и… Ох, ё!

Она выронила подкову, чудом не попав себе по ноге.

– Так плохо?

– Сама посмотри, – огрызнулась Уиллоу и вытащила заткнутый за пояс пучок прутиков. – Нет, с этой хренью надо разбираться. Если их ещё по городу до фига… На, гляди, – подобрала она подкову и вручила Тине. – Только не прямо, а как будто ты на что-то другое смотришь.

Инструкции мало что проясняли. И сначала ничего не получалось, щурься – не щурься; но потом в какой-то момент взгляд соскользнул с колышущейся пены цветов на стену дома за ними… Все побеги разом повернулись, как подсолнухи за светилом; только венчали их не цветы, а мелкие, как рыбья икра, выпученные глаза на тонких стебельках.

Подкова просвистела и врезалась в стену дома, срезав по ходу пару стеблей.

– Лихо, – одобрительно цокнула языком Уиллоу. – Ну ладно, зато они вроде бы неагрессивные. Ну-ка… – Она отделила три прута из пучка и сложила их в рамку. – Э-э… Долгая зима землю снегом укрывала, пришла весна – покрывало сдёрнула; как травам к солнцу тянуться, как дереву листьями опериться, как цветку лепестки разомкнуть – так тайному стать явным!

«Зря мы не дождались Кёнвальда», – успела подумать Тина.

И – началось.

Гортензии рванулись к небу, выталкивая никак не полагающиеся им шипы; тысячи голубых глаз-лепестков развернулись, хлопнули синхронно кожистыми дряблыми веками, засветились; пластиковые гномы и зайцы на клумбе зашевелились, выдернули игрушечные сабли, шагнули к нарушителям, вытягиваясь, облекаясь чем-то тёмным… Со срезанных подковой стеблей сочилась чёрная кровь, падала на землю, и там, где капли ударялись, смешивались с почвой, – из этой чудовищной микстуры зарождались жирные, склизкие головастики.

От неожиданности Уиллоу растеряла прутья – негибко, деревянно наклонилась, собирая их с дороги, и попутно смазала часть линий и знаков. Побледнела, выругалась… Тина ощутила знакомый зуд в пальцах, точно там концентрировалось что-то, – точь-в-точь как тогда, с Кённой, когда тени пытались загнать их в тупик.

Но Маркос опередил всех.

Белый как полотно, он переступил через начертанные на асфальте знаки и наотмашь, от груди наискосок, рубанул воздух. Пространство задрожало, прогибаясь; куст осыпался, разрезанный одним ударом, и забарабанили по земле ссыхающиеся в полёте глаза. Часть игрушечных солдат пала; те, что остались целыми, замешкались.

А потом сбоку, из-под крыльца дома, хлынула вода – и смыла всё, включая кроваво-красное небо.

– Похоже, я вовремя, – заметил Кённа непринуждённо, возникая из пустоты между Уиллоу и Маркосом. – А теперь, дети, вы расскажете мне, что здесь творится. И, Тина, – брось бяку, обожжёшься.

Тина посмотрела на свои ладони; их охватывало облако голубоватых искр. Она ойкнула, всплеснула руками, и огоньки осыпались вниз, угасая.

– Не вздумай вообразить себя колдуньей, – предостерёг он между делом. Затем обратился к Маркосу, одобрительно кивнув: – А у тебя хорошо получилось. Понял, в чём загвоздка?

– Угу, – дёрнул головой мальчишка, уставившись туда, где ещё полминуты назад красовался разлапистый куст гортензий, а теперь зияла наполненная грязной жижей яма. – Я раньше думал, что не надо бояться. Типа настоящий мужчина, всё такое… А потом началось всё это, я чуть не умер, ну, и спросил бабку Костас, как правильно. Она очень смеялась, потом говорит: «А кухню ты как чистишь?» А я смотрел, ну, на Уиллоу, на Тину, на мистера Йорка… И дошло. Страшно? Ну, ок, можно бояться. И просто работать, как на кухне, когда надо гору посуды перемыть. Берёшь и делаешь.

Кённа усмехнулся и потрепал его по голове, превращая тщательно зачёсанные льняные кудри в воронье гнездо.

– Интересный способ. Я делаю по-другому. Но тут, как в любви, у каждого свои заморочки. Что ж, пройдём в дом – я расскажу вам свои новости, вы мне свои, и мы вместе ужаснёмся… Ах, да, – спохватился он и улыбнулся Тине через плечо. – Не будем ссорить тебя с соседями.

Он лихачески прищёлкнул пальцами – и земля на месте клумбы заколыхалась, как тесто в кадушке, которую раскачивают. Потянулись друг к другу края ямы, срослись; проклюнулась трава, нежная, молодая, пушком укрывая почву, а следом полезли, растопыривая листья, упрямые, жилистые побеги. Они быстро вымахали почти что в человечий рост; затем чпокнуло что-то – появились бутоны и тут же раскрылись нежными фиолетовыми, белёсыми, сине-лиловыми облачками.

Выглядело это завораживающе.

Правда, Тина немного сомневалась, оценит ли консервативное семейство Роудов такую стильную композицию из чертополоха. Уже у самого дома Кёнвальд вдруг побледнел и прикусил губу, согнулся на мгновение, прижимая ладони к солнечному сплетению. Потом резко выдохнул, выпрямился.

– Ничего страшного, просто подурнело что-то, – улыбнулся он, но гримаса вышла страшноватая. – Наверное, потому что какое-то время нормально не спал, занят постоянно…

Уиллоу пригляделась к нему, потом с размаху шлёпнула себя по лбу.

– Слушай, прости! Кто-то другой забыть мог, но мне непростительно. Стена за домом у Тины рухнула, камни покраснели.

Кённа со свистом выдохнул, зажмурившись.

– Вовремя, ничего не скажешь… Напомнило мне весёлый период в жизни, когда я частенько просыпался с жуткой мигренью. И важно было вовремя понять: голова болит, потому что я вчера переусердствовал с вином или потому что её мне отрубили? – Он открыл глаза, слабо сияющие в полутьме; губы у него дрогнули. – Не делай такое лицо, Тина Мэйнард. Я ведь пытаюсь тебя рассмешить.

– Не хочу тебя расстраивать, но юмор так себе.

Он не ответил; зажмурился ещё раз, с усилием растёр себе щёки, точно кровь разгоняя. Потом взглянул на Уиллоу исподлобья и отрывисто приказал:

– Сделаешь благовония из ивовой коры, подожжёшь, трижды обойдёшь камни посолонь. Должно хватить… ты ведь ещё дева?

Маркос побурел, как варёный рак, сунул руки в карманы и отвернулся. Уиллоу тоже вспыхнула, с боевым кличем «Дебил!» врезала речному колдуну под дых и убежала в дом. Вскоре вернулась, впрочем, демонстративно щёлкая зажигалкой, и скрылась на задворках.

Вскоре ветерок донёс слабый запах дыма.

– Женщины, – резюмировал Кёнвальд стоически. – Чем младше, тем дурнее.

Выглядел он паршиво, но тем не менее отходить подальше от камней отказывался – видимо, по-своему присматривал за Уиллоу. Лицо казалось в полумраке мертвенно-бледным, почти в прозелень. В какой-то момент почудилось даже, что на щеке у него расходится обгорелая трещина, точь-в-точь как на руках, но Кённа быстро сгладил её пальцами, и следов не осталось. Наконец что-то изменилось; он вдохнул глубже, и напряжённый залом между белёсых бровей исчез.

– Похоже, справилась. Очистила. Не то чтобы я сам не мог… Но колдовать рядом с осквернёнными камнями мне не очень-то приятно. Немного… – Он облизнул губы и сглотнул. – Немного жжёт.

Тина поёжилась и уточнять ничего не стала; обгорелые изуродованные руки и так мерещились, стоило только прикрыть глаза.

Дым так и висел над развалинами стены – три широких концентрических кольца, одно над другим. Уиллоу стояла рядом с заносчивым и одновременно виноватым видом. Камни по-прежнему оставались тёмными, но влажноватый багровый отблеск они утратили и сейчас больше напоминали груду остывших углей. Кёнвальд приблизился к ним, поворошил ногой; затем присел, вытащил один осколок помельче и раскрошил пальцами.

– Пустые, – вздохнул он, упираясь лбом в собственные колени. – Жаль, там было славное воспоминание… Ладно, одна хорошая новость есть. Я, по крайней мере, теперь знаю, как старый хозяин умудрился настолько легко обратить мою магию против меня самого. Всё-таки как колдун он мне даже в подмастерья не годится.

– Гордыня – это грех, – заявила Уиллоу, поглядывая искоса на дымовые круги. – И что придумал мерзкий старикан?

Кёнвальд нехотя поднялся, отряхиваясь от кусочков камня.

– Очень подлый, гадкий и эффективный приём. Сначала проклясть близких мне людей, затем использовать их кровь для осквернения камня. Я, конечно, не параноик, но и беспечным мечтателем меня не назовёшь. Когда я создавал мосты из ожерелья Гвенды, то каждую бусину опутал таким количеством обережных заклятий, что тот же старый хозяин реки и прикоснуться бы к ним не смог. Другое дело – мои вассалы, с которыми я связан многими узами: дружбы, взаимной заботы, доброй памяти…

Он ненадолго замолчал. Уиллоу помялась и сказала в сторону, точно по памяти повторяя давний урок:

– Ни одно обережное заклятие не сработает против того, кто его сам и наложил.

– Верно, – склонил голову Кённа. И невесело улыбнулся: – Мои вассалы – это, конечно, не я сам, но наши узы оказались крепче, чем можно было предположить. Для того чтоб осквернить камни, хватит и одной капли проклятой крови близкого человека, а уж с осквернёнными камнями можно делать всё, на что хватит воображения.

В саду было совсем тихо, только в глубине зарослей стрекотали насекомые. Тина обвела взглядом груду камней; в горле пересохло. Короткая стычка с людьми «Перевозок Брайта» пронеслась в голове, как трейлер к фильму ужасов – все самые жуткие моменты в одном коротком ролике, на полный метр можно уже не ходить.

«Тот выстрел».

– Меня немного задели. – Она инстинктивно прикоснулась к рукаву рубашки. Неглубокую рану давно обработали, перебинтовали, испачканная одежда крутилась в стиральной машинке вместе со старыми полотенцами и постельным бельём. – Вот тут, когда я убегала. Наверное, кровь капнула на камни… Получается, что я виновата? Сейчас камни испортились из-за меня?

Кёнвальд, казалось бы погружённый в собственные невесёлые мысли, тут же пружинисто развернулся, шагнул, обнял, вскользь поцеловал в щёку, смешно потёрся кончиком носа о нос Тины. Хандрить и убиваться в такой момент было физически невозможно; видимо, в том цель хитрых манёвров и состояла.

– Ты не виновата ни в чём, – чётко произнёс Кённа, поймав её взгляд. – Если кого и винить, то, во‑первых, старого хозяина – это он сотворил проклятие. И, во‑вторых, меня – за разгильдяйство… Хотя нет, меня не стоит, я слишком прекрасен. И нужен тебе. Лучше давай-ка меня угостим хорошим кофе?

Невольно Тина улыбнулась.

«Неисправим».

– С удовольствием. Я как раз собиралась готовить ужин.

– А я пока поколдую, тоже дело, – подмигнул Кённа, отстраняясь. – Надо же проверить, насколько тщательно Уиллоу очистила камни. На вопрос о девственности она ведь так и не ответила…

– Эй!

Возмущённый оклик вспугнул из ежевичника стайку задремавших птиц. Кухонная возня успокаивала, особенно после сжатого пересказа событий минувшего вечера.

Когда варишь спагетти, одновременно пытаясь сварганить на скорую руку соус из томатов, оливок и базилика, трудно поверить, что лишь несколько часов назад смерть чудом прошла стороной. Да и недалеко ушла – вон, присела за углом на забор и болтает себе ногами, ждёт своего часа… Прайд в полном составе крутился рядышком, выпрашивая жареные колбаски; Маркос в большом блокноте рисовал карандашом череп с зажатой в зубах сигарой.

Идиллия.

Кённа, по-кошачьи вольготно рассевшись на краю стола, живописал своё неудачное свидание с Пэг О’Райли, на котором он опоил её колдовским питьём под видом редкого тибетского чая, снял ей с шеи удавку из заклятий бесплодия, безбрачия и исключительно латентной – стараниями капитана Маккой – тяги к алкоголизму, а параллельно навешал комплиментов. В финале он посоветовал искать свою судьбу поближе, поблагодарил за чудесный вечер и ушёл в закат – якобы продолжать прерванное ненадолго ради обворожительной незнакомки в униформе путешествие автостопом до Китая.

К концу истории Уиллоу уже от смеха всхлипывала.

– Слушай, я бы на её месте после такого свидания в сторону мужчин бы больше не смотрела, – доверительно сообщила она Кёнвальду, похлопывая его по коленке, ибо дотянуться до плеча не могла никак. – Потому что уверилась бы, что любой прекрасный принц на самом деле трепло обыкновенное.

– Пусть заглядывается для начала хотя бы на женщин, раз уж проклятие спало, – усмехнулся Кённа и щёлкнул её по лбу. – А если серьёзно, то она была очарована. Я подобрал маску точно в её вкусе. Высокий, смуглый, мускулистый, в белой рубашке, одеколоном разит за версту… Никого не напоминает?

Тина была твёрдо уверена, что он описывает Йорка, но благородно промолчала, дабы не оскорблять Пэг подозрениями, пусть даже заочно.

Уиллоу такой деликатностью, увы, не обладала.

– Напоминает, ещё как напоминает! – бессовестно расхохоталась она. – И чего реальному образцу не хватило до идеала?

– Не поверишь – длинных волос, вот так собранных, – серьёзно ответил Кёнвальд, пытаясь свободной рукой соорудить из своей густой, но слишком короткой шевелюры подобие конского хвоста. – А ещё умения говорить возвышенно, поэтично и туманно. Так что возможности среднестатистического трепла ты явно недооцениваешь, Уиллоу… Холмы и Корона, вот ведь нахватался. – И он со вздохом приложил руку к челу. – Конечно, я хотел сказать – возможности риторики.

Они препирались ещё пару минут, на удивление синхронно поглядывая на сковороду с закипающим соусом. Маркос к тому времени закончил рисовать череп, перевернул лист и начал набрасывать женский профиль, чем-то напоминающий Уиллоу.

– Мне, что ли, тоже делом заняться, – вздохнул Кённа и погладил вспрыгнувшую на стол Гекату. – Ты сегодня героиней была, да, красавица? Ух ты, коготочки… Или, может, мне предаться заслуженному безделью?

– Ты хотел поколдовать, чтоб проверить, как я очистила камни, – мстительно напомнила Уиллоу и украдкой щипнула кошку за хвост. Досталось за это, разумеется, Кёнвальду, который не успел вовремя отдёрнуть руку. – Вот и проверяй.

– Почему бы и нет, – пожал он плечами. – Надо придумать что-то простое, но не совсем бесполезное… Ах, да, я же обещал Реджинальду Йорку, что мы кроваво отомстим его напарнику-предателю. Уиллоу, неси инвентарь.

Девчонка оживилась.

– Клещи? Топор? Кочергу?

– Блюдо с водой, – невозмутимо ответил Кённа. И добавил с таким выражением лица, что у Тины коленки неприятно ослабели: – Сначала его найти надо. Кочерга нам понадобится потом.

Блюдо ему предоставили – красивое, серебряное, с изображением колосьев на дне; с водой тоже проблем не возникло. Он дождался, пока поверхность успокоится, затем пошептал над ней и кончиком мизинца прикоснулся к центру; разбежались круги к краям – тоненькие, дрожащие, и каждый следующий словно раздвигал завесу, открывая окошко в неведомое.

И оно, это неведомое, речному колдуну явно не нравилось.

– Так, возлюбленные мои друзья и соратники. Отвлекитесь, пожалуйста, от мук творчества, сладострастной лени… и от кулинарии тоже, – добавил он с сожалением. – Тут есть на что взглянуть.

Все сгрудились вокруг блюда.

По мнению Тины, впрочем, рассматривать там было нечего – просто дёрн с высохшей травой, колючки какие-то, желтоватый округлый камень…

«Камень?!»

Она охнула, прижимая пальцы к губам.

– Черепушка, – уверенно поставил диагноз Маркос. – Получается, что этот коп умер и быстро разложился?

– Угу, и травой зарос, – поддакнула Уиллоу. – На мой дилетантский взгляд, умер он лет пять назад.

Кённа нехорошо сощурился.

– Возможно, чуть меньше. Но, так или иначе, примерно в то время, когда в городе появились «Перевозки Брайта», а лихой ветер занёс туда Доу. И вот уже много лет в напарниках у бедняги Реджинальда Йорка ходит неведомая тварь, хорошо, если просто двойник-шпион. Так… А это что такое?

По воде с одного края прошла рябь – странная, будто бы рыжеватая. Кёнвальд нахмурился и, поместив сложенные щепотью пальцы прямо над блюдом, медленно развёл их – так увеличивают кадр на сенсорном экране. Но эффект был обратным: картинка отдалилась. Стало видно кусок помойки, за ним – заросли вроде бы вереска, чуть дальше – стройку…

Ближние кусты отчётливо шатались. Кённа прикоснулся ногтем к изображению, и под переплетением веток чётко проступил лисий силуэт. И это был не драный, вечно голодный, невзрачный лисёнок из тех, что иногда попадались на окраинах Лоундейла, а здоровенный зверь с умным взглядом.

– Не может быть, – выдохнул колдун.

Он вскочил на подоконник, оттолкнулся и взмыл вверх, над крышей. Прозвучала неразборчивая мелодичная фраза, похожая то ли на отрывок песни, то ли на заклинание, а через несколько секунд над садом разнёсся счастливый, лёгкий смех.

Кёнвальд спустился на окно; голубые глаза горели, как два волшебных огня.

– Лисы в городе, лисы повсюду! – с искренним, почти детским восторгом воскликнул он. – Свита Эйлахана уже здесь! Значит, и он близко!

Уиллоу счастливо завизжала и от избытка чувств обняла Маркоса, чмокнула его в щёку. Тина тоже хотела порадоваться; правда хотела.

Но перед глазами стояла рухнувшая стена, покрасневшие камни и – почему, знать бы – череп детектива Эдварда Роллинса.

«Только бы не было поздно».