Воздух диких пещер, густой и терпкий, пропитанный запахом крови и горелой плоти, остался позади. Впереди, в тусклом свете кристаллов, раскинулся город. Мой отряд двигался с безмолвной, отточенной поступью. Процессия, должно быть, выглядела жутко и сюрреалистично: впереди шагал я, скелет в потрёпанном, но всё ещё элегантном костюме дворецкого, за мной — десяток моих костяных воинов. Они несли на плечах большую, грубо сколоченную клетку, внутри которой, прижимаясь друг к другу, сидели измождённые, но живые пленники — женщины и дети. Замыкал наше странное шествие притихший гоблин.
Перед тем как войти в городские ворота, я остановил отряд. Основная часть моей армии, тридцать два скелета (ещё восьмерых мы потеряли в битве с оборотнями), вместе с телегой, гружёной трофеями, остались в укромном ущелье под моим ментальным контролем. Вести в город всю орду было бы верхом безрассудства. Лишнее внимание, лишний риск. Десяти бойцов для сопровождения и переноски клетки с пленницами было более чем достаточно.
Гобби, мой пленник, впервые видевший город не позади ножек Лиандри, то есть не отвлекаясь, в оба своих крохотных глаза, находился в состоянии глубочайшего культурного шока. Он семенил рядом, то и дело спотыкаясь, и пытался втереться в доверие, сгладить вину за своё недавнее предательство на горе Воющих Ветров.
— Курари кура… (Великий хозяин…) — прошептал он, его гортанный голос был полон подобострастного восхищения. — Ку кири… Ракур ра! (Я и не думал… Наши вожаки говорили, что верхний мир — это просто большие пещеры с грязными людьми. А тут… летающие повозки! Светящиеся камни! Мой старый вожак был таким тупицей, раз думал, что сможет захватить это! Не то что вы, великий стратег!)
Я проигнорировал его лесть. Мой разум был занят подбиванием плана: доставка пленников, прокачка со слизнями, эволюция, тренировка, выполнение задания Хозяина… Слишком много всего.
Мы вошли в город. Я вёл свой небольшой отряд прямо к Мэрии — высокому, строгому зданию из чёрного базальта, которое, по логике, было лучшим местом для передачи спасённых. И именно там, на площади, я увидел до боли знакомую фигуру. Исаак Гольдштейн. Орк стоял в окружении своих головорезов, их мускулистые тела напряглись при нашем появлении. Рядом, словно подтверждая его статус, застыли несколько городских стражей-конструктов, их безликие маски бесстрастно взирали на нас.
Гольдштейн не скрывал своего презрения. Его маленькие глазки сузились, а клыки хищно блеснули. Он уже готовился отдать приказ, чтобы его люди «разобрались» с нами, приспешниками его должника. Толпа на площади, до этого шумевшая и суетившаяся, замерла. В их взглядах читался страх и замешательство.
И в этой напряжённой тишине раздался тонкий, пронзительный крик. Маленькая девочка, стоявшая в толпе, вдруг узнала в одной из пленниц свою подругу. С плачем она бросилась к клетке, её крошечные пальчики вцепились в грубые прутья.
— Лиза! Ты жива!
Спасённая девочка, придя в себя от шока, протянула к ней руки сквозь решётку. Их объятия, разделённые деревом, были полны слёз и счастья.
— Они… они спасли нас! — всхлипывая, сказала она, указывая на нас. — Эти скелеты… они убили ужасных монстров и спасли нас!
Люди недоуменно смотрели на толпу скелетов. Но другие пленники, осмелев, подтвердили её слова. По толпе, до этого враждебной и напуганной, пронёсся шёпот удивления. Страх в их глазах начал сменяться чем-то другим.
Другая девочка, набравшись смелости, подбежала к декоративной клумбе, расположенной прямо перед офисом Гольдштейна, сорвала несколько ярких цветов и, приблизившись к одному из моих скелетов, надела ему на костяную руку импровизированный венок.
Это стало сигналом. Словно девочка прорвала плотину, другие жители бросились к клумбам. Они срывали все цветы до последнего, не обращая внимания на ошарашенные взгляды головорезов орка, и украшали моих безмолвных воинов. Возможно, это был акт мелкого, но явного, отчаянного неповиновения. Они не могли бросить вызов Гольдштейну открыто, но они могли показать, на чьей они стороне в этот момент. А, может, правда хотели лишь искренне нас отблагодарить.
Я стоял в центре площади, окружённый своей армией, теперь украшенной цветами, как герои древних легенд. Они даже повесили несколько на меня. Я не понял смысла этого ритуала, пользы в этих украшениях не было. Просто цветы, убитые руками толпы. Теперь они все завянут, мучительно иссыхая без влаги. Но все улыбались, казались искренними… поэтому мне просто не хотелось этому мешать.
Напротив нас, у входа в свою финансовую цитадель, уже кипел от ярости, но был бессилен что-либо сделать, «всемогущий» Исаак Гольдштейн. Каким-то образом это стало моим триумфом. Я, бездушный скелет, стал для этих людей символом надежды. Ирония, достойная пера безумца.
Освобождённые пленники, всё ещё не верящие в своё спасение, хлынули в объятия родных. Площадь взорвалась криками, слезами и смехом. Мои скелеты, безмолвные и неподвижные, стояли посреди этого эмоционального урагана, словно серые скалы в бушующем море. Они выполнили свою задачу. Я выполнил свою. Но я понимал, что представление ещё не окончено.
И тут на сцену вышел главный актёр.
Гольдштейн, этот зелёный переросток в дорогом костюме, с клыками, похожими на моржовые, до этого наблюдавший за происходящим с кислой рожей, вдруг резко изменился. Его лицо, испещрённое шрамами, побагровело. Я видел, как в его маленьких глазках вспыхнула ярость.
Одним движением он растолкал толпу и взбежал по ступеням Мэрии, оказавшись на возвышении. Его рокочущий бас, усиленный какой-то магией, обрушился на площадь.
— Жители! — гремел он, простирая руки, словно мессия. — Вы видите! Мои усилия, мои бессонные ночи, мои ресурсы — всё это принесло плоды! Это я, ваш новый защитник, направил этих… существ, — он неопределённо махнул в нашу сторону, — чтобы вернуть ваших близких! Только под моим чутким руководством это стало возможным!
Фарс. Какой же дешёвый, неуместный фарс. Я слушал его с безразличием, анализируя реакцию толпы. Они были сбиты с толку. Кто-то смотрел на него с надеждой, кто-то — с сомнением, но никто не смел возразить. И я не мог опровергнуть его слова. Ведь я в прямом смысле не могу говорить. Но это не значит, что я не могу ответить.
«Он пытается присвоить мою победу, — пронеслась в голове холодная, как сталь, мысль. — Я не могу помешать словами его попыткам нажиться на моём труду. Но я могу сделать кое-что другое. Я обязательно верну тебе этот должок, орк».
Мой взгляд упал на двух скелетов, стоявших ближе всего к импровизированной трибуне. Они были идеальными инструментами для моей маленькой шалости.
Скелету № 7: «Сделать шаг вперёд. Запнуться о ступеньку. Начало падения».
Скелету № 12: «Попытаться удержать равновесие юнита № 7. Точка опоры — подтяжки на штанах цели».
Гольдштейн как раз картинно держал руки в стороны, наслаждаясь моментом. И в этот миг мой скелет № 7 «случайно» споткнулся, другой «поймал» его, ухватившись за эластичную ленту.
Раздался характерный, почти комичный звук лопнувшей ткани. Штаны Гольдштейна, эти, наверняка, дорогие, идеально сшитые брюки, безвольно сползли вниз, являя всей площади его розовые семейные трусы в белый горошек. (Последнее я не запланировал. В том как выглядели его трусы моей вины не было).
Наступила гробовая тишина. Секунда. Две. А затем коренастый минотавр-кузнец, стоявший в первом ряду, не выдержал. Он согнулся пополам, и его гомерический хохот, гулкий и заразительный, разорвал тишину. Его смех стал искрой. Через мгновение вся площадь уже содрогалась от хохота. Орки, люди, кобольды… — все смеялись, забыв о страхе.
Лицо Гольдштейна превратилось в маску чистой, нефильтрованной ярости. Униженный, осмеянный, он потерял контроль.
— Ах вы, неблагодарные твари! — взревел он, его голос дрожал от гнева. Он не мог атаковать моих скелетов — это бы изобличило его ложь. Поэтому он обрушил свой гнев на толпу. — Смеётесь⁈ Охрана! Стража! Проверить каждого! Уверен, половина из вас — мои должники! Хватит с меня доброты! Время платить по счетам!
Начался хаос. Головорезы Гольдштейна и городские стражи, повинуясь приказу, бросились в толпу. Паника, крики, давка. И под прикрытием этого хаоса я увидел своим «Духовным Оком» новую угрозу. Несколько головорезов, отделившись от основной группы, начали незаметно набрасывать на моих скелетов магические сети. Тонкие, почти невидимые нити энергии опутывали их, парализуя.
Я почувствовал, как теряю контроль над обездвиженными юнитами. Сеть не отвечала. Путь к выходу из города был отрезан стеной из паникующих тел и стражи. Пора было уходить.
Я принял решение. Холодное, прагматичное, единственно верное. Пожертвовать большей частью отряда. Они были ресурсом. Теперь они станут диверсией.
Я оставил восемь скелетов на площади, отдав им последний, простой приказ: «Создавать хаос». А сам, с двумя оставшимися, скользнул в суматоху. Мы двигались сквозь толпу, как призраки. В узких переулках за нами увязалась погоня. По очереди, я использовал последних двух скелетов как живой щит, как приманку. Поворот за поворотом…
И вот я остался один. Мой путь лежал в единственное место, где я мог найти временное укрытие. В таверну «Бездонная Глотка». В логово «Подполья».
Спуск в нижние ярусы снова ощущался погружением в ад. Снова это нагромождение жилых коробок, как грибы, растущие где попало, снова грязь и запахи.
Город, ещё недавно казавшийся мне чужим, но нейтральным, теперь был враждебен. Патрули головорезов Гольдштейна и бесстрастных стражей-конструктов рыскали даже здесь. По узким, заваленным мусором улочкам. Их было слишком много. Я двигался тенями, используя каждый выступ, каждую нишу, чтобы избежать обнаружения.
Из-за угла я видел, как двое громил орка с грохотом вышибают дверь в очередную лачугу. Раздались женские крики, детский плач. Через мгновение они выволокли на улицу худую, измождённую женщину-кобольда, её глаза были полны ужаса. Из-за какой-то мелочи Гольдштейн спустил своих псов с цепи.
Как бы то ни было, мне нужно было сменить облик. В одном из переулков, перекинутая между двумя обшарпанными домами, висела верёвка с сохнущим бельём. Дождавшись, пока патруль скроется за поворотом, я одним быстрым, отточенным движением сорвал с неё старый, потрёпанный плащ и большой кусок грубой, тёмной ткани, который я повязал вокруг лица как платок, проделав в нём дырки для глаз.
Путь к «Бездонной Глотке» был лабиринтом из страха и грязи. Я двигался, полагаясь на свою память.
Наконец, я увидел её. Вывеска с перевёрнутой кружкой, таверна. Но и здесь меня ждало разочарование. Перед самыми дверьми, нервно жестикулируя, стояли двое.
Первый — массивный орк с мускулистой шеей, едва умещавшейся в воротнике потёртой кожаной куртки. Из его пасти торчали два коротких, сточенных клыка, а в руке он сжимал тяжёлый боевой топор с зазубренным лезвием.
Второй — худощавый, но жилистый человек в стёганом доспехе, его лицо было скрыто глубоким капюшоном, а рука нервно теребила рукоять длинного меча.
Головорезы Гольдштейна? И здесь тоже? Они явно зачем-то пытались прорваться внутрь. Их морды были напряжены, руки нервно теребили рукояти оружия.
Они о чём-то громко спорили с вышибалой-минотавром, который, скрестив на груди свои могучие руки, лишь изредка отвечал им глухим рычанием. Минотавр был огромен, а мускулы были как у культуриста, но он был один против двоих, и ситуация выглядела не очень.
— Мы знаем, что они здесь! — прорычал один из головорезов, его голос был грубым и требовательным. — Открой дверь, ублюдок, или тебе же будет хуже! Ты, крыса, зачем пропустил того должника⁈ Он же бежал от нас!
Минотавр лишь покачал головой, его медное кольцо в носу тускло блеснуло.
— Никто не входит без разрешения, — его бас был глухим, как рокот камней. — Тем более вы. Это частное заведение.
— Схватить всех должников это приказ Гольдштейна! Ты что, решил, что можешь не подчиняться Гольдштейну⁈ Ты не уважаешь городскую власть? Или самого мэра Готорна⁈ Все знают, что Гольдштейн теперь официально работает вместе с ним! У них контракт! А мы верные псы уважаемого Исаака Гольдштейна, значит мы тоже, своего рода, официальная власть!
— Псы, говоришь? То-то разлаялся… — с кривой ухмылкой ответил ему вышибала таверны. Кажется, терпение лопается даже у таких, как он.
— Я не… Мы… Слышишь, ты! Ты кого это облезлой псиной обозвал⁈
— Не говорил ни слова о твоей причёске, горшочком, как у маменькиного сыночка.
Голос человека, до этого грубый, вдруг сорвался на визг, полный ярости. Он был готов буквально взорваться от злости.
— Не, ну ты точно попутал! Нарываешься⁈ А ты выходи раз на раз, если смелый!
В этот момент, словно специально, из-за угла вынырнули ещё пятеро. Их лица были искажены «праведным» возмущением.
— Что здесь происходит⁈ — прорычал один из них, самый крупный, его голос был низким и властным. Он явно был их лидером, и его ярость ощущалась холодной и расчётливой. — Ты, вышибала дешёвой забегаловки! Ты что, решил, что можешь не подчиняться приказам Гольдштейна⁈ Я тебя лично на этой двери повешу, если не откроешь сейчас же!
Он обвёл взглядом своих прихвостней. — Схватить его! А затем выбить из него всю дурь!
Сам он, не отрывая взгляда от минотавра, достал из-за спины большой, тяжёлый арбалет. С металлическим лязгом он зарядил его стальным болтом, нацеливая прямо на грудь вышибалы.
— Или ты хочешь сказать что-то ещё? Ну, ну же! Мой болт с удовольствием тебя выслушает! Сразу после того как прошьёт насквозь.
Четверо пришедших и двое ублюдков, которые были здесь изначально, всей толпой накинулись на минотавра, просто защищавшего от них вход. Он даже не сопротивлялся, ему достаточно было просто стоять на своих копытах и они не могли даже сдвинуть его. Удары кулаков и ног, что они наносили, так же не оказывали никакого эффекта. Однако минотавр смотрел на болт. На стрелка с арбалетом… И в какой-то момент он был вынужден опуститься на одно колено, задирая руки за голову.
— Ну наконец-то!
— Ага, ага! Лучше послушай нашего босса!
— Эй, жирная коровка, — один из них, вытирая пот со лба, усмехнулся и вдруг тоже обратился к минотавру, — А у вас хорошее бухло хоть подают? Я надеюсь, твой босс не тупой и извинится за поведение своего работничка⁈
— Да, от кружечки свежего эля я бы тоже не отказался… — ехидно кивнул другой.
— А официанточки, м-м? Красивые у вас?
— Уж посимпатичнее твоей матери вчера вечером, — вышибала сплюнул прямо под его ноги.
— Агх⁈ Т-ты…
Я замер в тени напротив и наблюдал, не вмешиваясь. Путь внутрь был преграждён. Я стоял в шаге от единственного возможного убежища, но не мог в него попасть, не ввязавшись в драку с ненужными мне последствиями.
Неизвестно на кого точно нацелились головорезы Гольдштейна, но очевидно у них теперь были большие проблемы. Что с ними делать? Судя по их ярости, они были уверены, что вышибала намеренно укрыл кого-то внутри. Или же, возможно, это был просто предлог для вторжения. Но факт в том, что если информация о подполье вскроется, то сюда совсем скоро явится уже не такой мусор, как эти, а серьёзная армия. «Настоящая» власть, а не вот это самоуверенное недоразумение.
Мне ничего не оставалось, кроме как помочь им. Вытащить минотавра, сохранить чужую тайну… Без моих скелетов, в одиночку, это была сложная задача. Но мне всё равно нужно сделать это. У Подполья есть сеть подземных тоннелей и я воспользуюсь ими, чтобы уйти из города под землёй, нужно было лишь устранить угрозу и постучаться внутрь.