Воздушная гавань

Глава 37

Створки дверей «Черной лошади» врезались в обрамлявшие их стены, и внутрь протиснулось существо, которое только Поверхность и могла породить.

Отливающее кожистым блеском, оно было огромным — вдвое или даже втрое массивнее самого крупного человека, какого только видела Гвен, — но каким-то образом ему удалось ужаться и вломиться в двери, не замедляя бег. Сегментированное тело чудовища напоминало паучье, только с четырьмя секциями вместо двух. Гротескно вытянутое, оно было прикрыто сверху чем-то вроде темно-серого панциря, защищавшего спину зверя сеткой гибких, сочлененных между собой пластин. Для паука у него было к тому же слишком много ног; крепкие и массивные у основания, они были покрыты пучками каких-то шипов или, быть может, жестких и острых с виду волос.

«На редкость уродливая башка», — подумалось Гвен. Широкая и плоская, голова существа отчасти была прикрыта выступами брони; по обе стороны россыпь блестящих глаз-бусин, а в центре — тяжелые челюсти, подвешенные на выпуклых мощных мускулах, протянутых вдоль черепа.

Вбежав, зверь захлопнул за собой двери «Черной лошади», после чего, суча задними ногами, размазал по ним клубок некоей вязкой серой субстанции.

— Шелкопряд! — возопил кто-то.

В общем зале началась паника. Посетители с криками повскакивали с мест, некоторые бросились к лестнице, ведшей к номерам наверху. Большинство бежало к противоположной двери или в кухню. Лишь немногие остались, чтобы выхватить из ножен мечи или сабли. Кое-кто поднял перед собой боевые перчатки.

Шелкопряд не дал им времени на подготовку атаки. Он бросился к дальней стене зала, по пути своим массивным телом отбросив в сторону оказавшегося на пути незадачливого клиента таверны, одетого в кожаный костюм аэронавта. Тот врезался в камень с отчетливо различимым хрустом костей. Затем шелкопряд захлопнул вторую дверь и вновь замотал ее паутиной, не прекращая оглядывать комнату многочисленными глазками — как поняла Гвен, в поисках новой цели. Занимаясь этим, он рассеянно схватил длинными передними конечностями нетвердо державшегося на ногах клиента бара — и с губительной силой небрежно шмякнул его об пол.

— Боженька Всевышний! — выдохнула Гвен, чье нутро объял мертвенный холод. — Эта тварь разумна!

— Быть того не может, — прорычал коммодор Пайн, хватая стул обеими мясистыми руками и отступая с ним, чтобы поравняться с Бенедиктом и Гвен. — Шелкопряды обычные зверюги.

— А это вовсе не шелкопряд, — сухо заметил мастер Ферус. Потянувшись вперед, старый эфирреалист поднял с ближайшего столика недопитую кружку с пивом. — Это кукла. Нечто вроде марионетки.

Хмурясь, Пайн проследил за тем, как мастер Ферус делает большой глоток из кружки, и обратил свирепый взгляд на Гвен.

— Сколько успел выпить дедуля?

— Он эфирреалист, — поправила Гвен, — и немало.

— А? — моргнул Пайн и с явной опаской воззрился на мастера Феруса. — А…

— Нужно увести отсюда Феруса, — тихим, напряженным тоном объявил Бенедикт. — Тварь явилась сюда по его душу.

— Именно! — булькнул мастер Ферус, успевший пригубить новую кружку. Откашлявшись, он стер с губ пену. — Именно так. Ее послали помешать мне вмешаться.

— Во что? — потребовал ответа Пайн.

— Признаться, запамятовал, — радостно сказал Ферус. — Весь вечер я менял свое сознание и теперь вполне преуспел. Потому марионетка и не может меня отыскать, я полагаю.

Гвен с ужасом наблюдала за тем, как шелкопряд дождался, пока несколько человек, сбившись вместе, не рванут к ведшей на кухню двери, а затем настиг их одним-единственным, фантастически мощным прыжком. Он навалился на них, словно несущаяся без управления тяжело груженная телега, и под общие вопли смял беглецов в лепешку. Множество ног, орудуя как дубинки, сокрушили всех выживших после столкновения. Один из посетителей разрядил перчатку в чудище с расстояния в какой-то фут, но панцирь шелкопряда отбросил большую часть силы взрыва в сторону, и вся атака ограничилась разве что появлением небольшого кратера в толстой шкуре чудовища.

Само оружие, однако, завладело вниманием шелкопряда, и тот развернулся, молниеносно быстро для такой туши. Челюсти его распахнулись тремя отвратительными лепестками и, сомкнувшись на запястье с оружием, с той же ловкостью лишили человека руки, с какой садовник Ланкастеров срезает побег с розового куста.

После этого чудовище опять взялось прясть и вскоре забаррикадировало дверь в кухню окровавленными телами и узлами шелковой паутины. Бывшие в зале люди бежали к лестнице — единственному оставшемуся у них выходу.

— Наверх, — хрипло выдохнул Бенедикт.

— Нет. Мы бежать не можем. Нужно убить его, размеренно произнесла Гвен голосом, который показался ей чересчур резким и решительным. — Против этой брони перчатки бессильны. Если мы дадим загнать себя в ловушку узких коридоров и маленьких комнат, то лишь позволим врагу развернуться, показав свои сильные стороны. Он расправится со всеми по очереди. Между прочим, мы еще остаемся гвардейцами, Бенедикт.

— И нам приказано защищать мастера Феруса.

— Мы защитим его, уничтожив страшилище прежде, чем оно убьет еще хоть одного альбионца, — отрезала Гвен. — Прямо здесь, где у нас остается пространство для маневра, и прямо сейчас, пока у нас еще есть численное преимущество.

— Девчонка права, — проворчал коммодор Пайн. — Да сожрут меня крысы, этот шелкопряд на редкость здоровый. Но разве непобедимый? Нет. Если добраться до брюха, мы сможем убить его. Там ничего, одна ворвань да артерии. Выстрел в башку тоже поможет, если повезет не угодить по броне.

Гвен быстро кивнула. Работая над своей баррикадой, шелкопряд втягивал голову, пряча ее за шишковатыми выступами брони на плечах, — сложная цель, и она не станет спокойно дожидаться выстрела, как только перчатка окажется поднятой. Девушка повернулась к эфирреалисту:

— Вы ничего не можете сделать?

— Боюсь, моя трость осталась в номере наверху, — виновато ответил Ферус. — Она сразу выдала бы меня. А без нее мне не совершить ничего выдающегося.

— Так сходите за ней, — процедила Гвен сквозь зубы.

Ферус приоткрыл рот и беспомощно посмотрел на Гвен, а потом махнул рукой:

— Но… там дверные ручки. А Чудачку я отправил беседовать с кошками.

Гвен встретила это признание прямым взглядом, но в любом случае эфирреалист не успел бы, наверное, добыть свою трость прежде, чем шелкопряд бросится на них снова. Она повернулась к другим выжившим, еще остававшимся в зале.

— Слушайте! — крикнула она им — группке пожилых мужчин, сбившейся вместе для защиты, как сделали это она сама с товарищами. — Когда эта тварь двинет к лестнице, атакуем ее все вместе, с разных сторон!

— Semper fortitude! — вскричал мастер Ферус.

— Semper fortitude! — откликнулся плотный седовласый мужчина в докерской куртке. — Мы с вами! Все вместе!

— Совсем спятили? — выкрикнул из другой столь же тесной группы клиент бара помоложе. — Да он прикончит всех и не поморщится!

— О Боже Всевышний! — простонала Гвен. — Парень! Собери свою мошонку в кулак и сражайся!

Бенедикт вздрогнул.

— Даже если набросимся, — рассудил коммодор Пайн, — убить эту зверюгу будет не просто. Если не доберемся до брюха, она просто спрячется под своей скорлупой.

Внимательно оглядевшись, Гвен нашла возможное решение.

— Я сама прослежу за тем, чтобы у зверя не было такой возможности. Долго сидеть на месте ему не придется. Отвлечешь его ненадолго, Бенни?

— Как пожелаешь, сестрица, — сказал Бенедикт, обнажая клыки в хищной улыбке. — Собираешься припечь его за измену?

— Может, уже хватит об этом вспоминать, а?

— Сейчас она нападет снова, — спокойно произнес мастер Ферус.

Шелкопряд уложил последнюю пару изломанных трупов на груду перед дверью — впрочем, Гвен показалось, что один из мертвецов еще шевелится, — натуго залепил их своим шелком и длинной волной взобрался на барную стойку. Пучки фасеточных глаз осматривали комнату, пока ноги исполняли беспокойный танец, словно шелкопряду не терпелось напасть вновь.

Бенедикт ответил на это желание: с обнаженной саблей в руке он выскользнул на открытое пространство как раз между огромным шелкопрядом и лестницей, чтобы встретить противника в одиночку, вдали от сбившихся в защитные группы остальных выживших. Шелкопряд был хищником; это существо ясно видело уязвимость и не стало медлить. Зверь сразу метнулся вперед — так же проворно и смертоносно, как и во время первой атаки, устлавшей пол общего зала мертвыми телами.

Впрочем, среди всех прежних жертв шелкопряда не было таких, как сэр Бенедикт Сореллин, боерожденный из Копья Альбион.

Гвен начала красться к бару, стараясь при этом не упустить кузена из виду, но это было практически невозможно. Нет, ничто не закрыло ей обзор; просто Бенедикт с шелкопрядом совершали движения до того стремительные, что она уже не могла толком понять, что именно там происходит.

Массивная фигура шелкопряда металась со скоростью молнии, точно какая-то машина для убийства, и его мелькающие ноги дубасили пол с шумом тяжелых паровых поршней, — но, вне зависимости от скорости движений или выпадов, атака не достигала своей цели. Бенедикту как-то удавалось опережать чудовище на долю секунды: он уклонялся то назад, то в сторону, то нырял под мелькающие конечности шелкопряда, танцуя вне их досягаемости и, кажется, едва касаясь пола ногами. Когда страшные челюсти шелкопряда щелкнули, метя ему в лицо, встретил их разве что короткий, но яростный удар сабли.

Взвизгнув от боли, зверь с новой силой накинулся на Бенедикта; тот начал отступать к центру комнаты, — и Гвен сообразила вдруг, что ее кузен специально выманивает туда чудище, облегчая остальным общее нападение.

— Пора! — завопила Гвен, добравшись до барной стойки. — В атаку!

Коммодор Пайн, взревев, поднял над собой стул и бросился с ним на шелкопряда, и его примеру последовали другие выжившие посетители «Черной лошади». Кое-кто успел выхватить сабли, и Гвен заметила по меньшей мере одну боевую перчатку, но большинство все же вооружилось стульями и ножами. Лица были бледны, а крики звенели скорее от ужаса, чем от праведного гнева, но все они не хуже Гвен знали: однажды пролив человеческую кровь, большой хищник с Поверхности уже не остановится, пока не перебьет всех, до кого сможет дотянуться. Что-то во вкусе этой крови приводило их в полное исступление, заставляя творить такие изуверства, до каких никогда не доходят обычные голодные звери, — пусть никто и никогда не мог объяснить почему.

Двое молодых людей пали, прежде чем могли бы дотянуться до шелкопряда своим импровизированным оружием, сраженные молниеносными ударами множества его конечностей. Остальные столпились под боком у чудища, коля его ножами и саблями, — и зверь отступил в сторону, продолжая отчаянно лягаться и испускать все новые вопли. Тогда-то коммодор Пайн подступил к шелкопряду с противоположной стороны, чтобы с могучего размаху, со всей силы своих массивных плеч обрушить на него тяжелый стул.

Сиденье у стула было деревянным, но все прочее — из омедненного железа. По самым скромным прикидкам, не менее сорока фунтов чистого веса, и Пайн с такой силой обрушил его на зверя, что железо изогнулось. Панцирь шелкопряда сумел, по всей видимости, защитить жизненно важные органы от сокрушительного удара, и тем не менее аэронавту-олимпийцу удалось припечатать тварь к полу, на долю секунды оглушив и заставив разбросать ноги широко в стороны.

В этот краткий полумиг слабины Бенедикт перешел в атаку.

С утробным рыком, который Гвен уже довелось слышать в туннелях, Бенедикт подскочил к шелкопряду, беспрерывно орудуя саблей: один удар, второй, третий, — лезвие описывало широкие и грозные дуги. Клинок Бенедикта, широкий и тяжелый, намеренно делался для такого выдающегося атлета, и Гвен знала наверняка, что ее боерожденный кузен наносит удары ужасающей силы. Три конечности шелкопряда отскочили в стороны от тела, источая лиловую жидкость, и под шквалом этих ударов зверь попятился, скользя косматыми ногами на залитом кровью каменном полу.

Не прекратив зычно кричать, Пайн вторично обрушил ему на спину покореженный стул, хотя с меньшим успехом, — и тут же отлетел, получив меткий пинок в грудь. Тыльные секции длинного тела чудища совершили два резких взмаха, будто оно завиляло вдруг хвостом. Еще троих нападавших, не успевших отпрянуть, отбросило в стороны, — но старый вояка и несколько его собутыльников продолжали колоть лезвиями уязвимые бока и брюхо шелкопряда.

Оглушительно визжа и брызгая лиловой кровью, зверь в бешенстве развернулся к своим обидчикам. Те подняли оружие, но попросту не могли состязаться с шелкопрядом в скорости, а ножи и короткие сабли были бессильны разрубить переднюю часть панциря. Враг смял их, терзая плоть и дробя кости. Бенедикт зарычал вновь, но даже лезвие его сабли не могло пробить защитную броню чудовища, оставляя в задней части все новые царапины и вмятины, но не справляясь с задачей отвлечь хищника. С криком или стонами люди падали один за другим, — пока Бенедикт не остался в одиночестве.

Гвен смотрела, как шелкопряд вихрем развернулся к ее кузену и замахал культями отрубленных конечностей, стремясь обрызгать ему лицо, — чтобы лишь затем броситься вперед. Бенедикт отшатнулся, когда звериная кровь залила ему глаз, и вновь начал танцевать перед чудищем, уворачиваясь от ударов, — вот только пол был теперь скользким от алой и фиолетовой крови, а шелкопряд уже не пытался слепо бросаться на жертву. Вместо этого он принялся описывать круги, заставляя Бенедикта отступать по сужавшейся спирали, и прошло еще несколько секунд, прежде чем Гвен поняла: сужая круги, шелкопряд выкладывал позади себя нити липкого эфиршелка.

— Бенни, осторожно! — крикнула Гвен.

Сапог Бенедикта вскользь задел шелковую петлю на полу и сразу же намертво к ней приклеился.

Ее кузен упал. Шелкопряд метнулся вперед, спеша расправиться с упавшим.

Перчатка Бенедикта с воем выпустила разряд; оскаленные зубы юноши казались очень белыми на фоне залитого лиловой кровью лица.

Шелкопряд выгнулся, уклоняясь от выстрела, и массивные выступы брони у казавшейся крошечной головы защитили ее от повреждений.

И вот тогда люмен-кристалл вырвался из настенного рожка, пылающей звездой пролетел через весь зал и поразил шелкопряда точнехонько между двумя россыпями глаз.

— Semper fortitudo! — заплетая языком, выкрикнул мастер Ферус. — Сюда, верзила ты глазастая! Оставь мальчишку в покое! Это меня ты ищешь!

Если бы Гвен еще сомневалась в разумности шелкопряда, его реакция точно убедила бы девушку в понятливости и целеустремленности чудища. Стоило голосу Феруса стихнуть, зверь с немыслимой скоростью развернулся на месте и на несколько секунд застыл в явном потрясении, просто разглядывая старого эфирреалиста. После чего испустил такой душераздирающий вопль, каких Гвен еще не слыхала.

Второй люмен-кристалл вылетел из рожка, чтобы отскочить от головы шелкопряда. Фасеточным глазам зверя его холодный голубой свет, кажется, не пришелся по вкусу: шелкопряд дернул головой, хотя с места не стронулся.

— Ну, смелее! — фыркнул Ферус. — Чего дожидаешься, письменного приглашения?

Шелкопряд завопил вновь и устремился к старику.

Гвен поняла вдруг, что и сама бежит.

Правой рукой она схватила со стойки стеклянную бутыль самого крепкого пойла во всем заведении и швырнув ее в пустоту, отделявшую шелкопряда от мастера Феруса. Пока та кувыркалась в воздухе, девушка подняла левую ладонь в боевой перчатке. Времени прицелиться не было. Положившись на многие часы изнурительных тренировок, Гвен интуитивно почувствовала, когда именно следует подорвать летящую бутыль.

Она послала мысленный приказ, и из кристалла на ее ладони вырвался ослепительный белый луч, который настиг бутылку на излете. Та разлетелась вдребезги, породив целый ливень синего пламени, окативший голову и спину шелкопряда. Зверь оказался вдруг объят огнем, сжигающим кожу и коптящим пластины его брони, — сбившись с пути, чудище стало слепо метаться, извиваясь от боли.

— Мастер Ферус! — крикнула Гвен, бросаясь к старику. Добежать до него было делом пары секунд, но это время, кажется, тянулось бесконечно. Как раз когда девушка добежала до эфирреалиста и встала рядом с ним, шелкопряд встряхнулся и прекратил дико выплясывать по залу. Все еще охваченный языками пламени, он опять повернулся к эфирреалисту и двинулся вперед, издавая при этом кошмарное, отвратительное шипение.

Гвен толкнула мастера Феруса себе за спину и подняла боевую перчатку. Горящий шелкопряд быстро приближался, все еще выписывая странные коленца изувеченным длинным телом и тряся маленькой головой. У Гвен мог быть только один шанс прикончить эту тварь, и она не имела права упустить его.

Девушка твердо поставила ноги, выпрямила спину, развернула плечи и сделала размеренный вдох. Потом она устремила взгляд в просвет между растопыренными пальцами в перчатке и ждала.

Шипя и спотыкаясь, полыхая и дымясь, шелкопряд подходил все ближе; пасть и толстые, похожие на дубины лапы измазаны кровью.

Когда до цели осталось не более пяти футов, Гвен разрядила в нее перчатку.

Удар был такой невероятной силы, что она едва могла в это поверить. Потом были краткий миг стремительного полета, жестокое падение и расцветшая в голове невыносимая боль.

И больше ничего.