Воздушная гавань

Глава 25

Бриджет осторожно шла тесными проходами хаббла Платформа, стараясь подмечать любые намеки на источники новой опасности, — и при этом чувствовала себя так, словно ее отправили в лавку за покупками, но забыли рассказать, что именно ей нужно купить. Как выглядит назревающая угроза? Бриджет решила, что, будь опасность открытой и явной, ее любой успел бы заметить, но ей было совершенно невдомек, на что похожа вражеская засада, если еще ничего не случилось. Ей пока не встретился никто в зловещем черном плаще с капюшоном, никто на ее глазах не подкручивал навощенные кончики усов, которые имеются, кажется, у каждого театрального злодея, — хотя, надо полагать, настоящие злодеи редко проявляют любезность, называя свои имена и громко объявляя о намерениях. В конце концов, это одна из тех неприятных черт, которые и делают их злодеями.

Бриджет постоянно поглядывала на Роуля. Она ни за что не призналась бы в этом маленькому нахалу, но кот, вероятно, гораздо лучше нее представлял себе, что может представлять угрозу, а что — нет. Сегодня Роуль самодоволен просто до невыносимости: ведь ему удалось предупредить их о слежке грабителей. Если теперь спросить у кота совета, он по гроб жизни будет ей это вспоминать.

В свою очередь, Роуль настороженно оглядывался по сторонам, принюхивался и крутил ушами, впитывая все картины и запахи этого занятого, маниакально активного хаббла.

Запруженные людьми лабиринты торговых палаток и прилавков близ воздушной гавани оказались только предвестниками настоящих торговых районов. В одном лишь квартале Платформы было больше лавок и магазинов, чем во всем хаббле Утро! К тому же свое вертикальное пространство местные жители разделили пополам, так что наверху расположился целый второй уровень, заполненный, по-видимому, еще большим количеством предприятий и торговых точек.

Каждая тесная улочка здесь была отдана какому-то определенному ремеслу или роду занятий. У жестянщиков и кузнецов имелась своя улица, жаркий воздух которой полнился звоном ударов металла о металл. Была и целая улица бумажников, причем здесь витали такие тяжелые запахи, сопутствующие их труду, что Роулю пришлось зарыться носом под руку Бриджет, — так он и сидел, пока они не свернули за угол. Между улицами красильщиков и кожевников расположилась улица чанерий, и буквально все здесь куда-то очень спешили, обгоняя их медленно шагавшую группу с ворчанием и упреком во взглядах.

Разнообразие встречавшихся им людей поражало не меньше. Бриджет всегда считала хаббл Утро самым пестрым и радушным во всем Копье, точкой средоточия всей культуры Альбиона, но — пусть чужаки не были там чем-то неслыханным — ее родной хаббл не шел ни в какое сравнение с тем, что творилось здесь.

За какой-то десяток минут она заметила на улицах Платформы с полдюжины разных групп приезжих. Так, на глаза Бриджет попалась стайка румяных граждан Олимпии в обычных для них зеленых с золотом нарядах. Большинство — с вышитым на груди лавровым венком, символом родного Копья, другие же носили его в виде подвески или перстня. Пять шагов в сторону — и вот перед нею пара женщин с золотисто-коричневой кожей, выдававшей в них граждан Нефесии, в длинных широких юбках из полдюжины разноцветных слоев с замысловатыми прорезями. За ними вышагивает атлантиец — высокий боерожденный мужчина с почти черной кожей и глазами цвета голубого льда, одетый в сине-лиловый мундир капитана воздушного судна. Почти сразу за ним на глаза Бриджет попалась целая ватага довольно низкорослых, худых мужчин и женщин изможденного вида, чьи лица украшали обычные для пайкеров тонкие завитушки ритуальных шрамов.

— Вы впервые за пределами хаббла Утро, мисс Тэгвинн? — спросил у нее Бенедикт.

Чуть смутившись, Бриджет поспешила отвести взгляд от гостей из Пайка:

— Это настолько очевидно?

— И очень даже естественно, — сказал он. — Если на то пошло, около семидесяти процентов граждан Копья Альбион вообще никогда не покидают родных хабблов.

— Я сказала бы, это несколько сокращает шансы подвергнуться нападению уличных грабителей, — заметила Бриджет.

Бенедикт криво усмехнулся.

— Ну, разумеется. Подобные банды никогда не пытаются поживиться за счет жителей собственного хаббла. Власти слишком легко найдут виновных. Да и лидер банды не похвалит.

— Лидер? — удивилась Бриджет. — То есть они не просто… ну, шайка разбойничающих бездельников из туннелей вентиляции?

— Нет, разумеется, — покачал головой Бенедикт. — Все, чем они занимаются, нужно четко координировать и готовить.

— Организованный грабеж?

— Помимо всего прочего, да, — сказал Бенедикт. — А еще контрабанда, распространение опасных пьянящих субстанций, незаконная продажа и перевозка оружия, лекарств, живого товара… — Лицо его чуть потемнело. — Гильдии все это контролируют и тщательно планируют.

Бриджет моргнула.

— Как это? Гильдии? Такие, как Гильдия работников чанерий?

— Сомневаюсь, чтобы это походило на то, что есть у нас в хаббле Утро, — рассудительно ответил Бенедикт. — Здесь все гильдии вечно соревнуются между собой, и большинство так или иначе заняты темными делишками. Кто-то из них увяз глубже, чем остальные, но таковы правила: если кому-то в хаббле Платформа проламывают голову, это потому лишь, что одна из гильдий посчитала это выгодным.

— Похоже, это совсем непростая задача: управлять людьми, способными на что-то подобное, — заметила Бриджет.

— Еще какая непростая.

— А не проще ли им… ну, честно работать?

Бенедикт сверкнул зубами.

— Возможно. Но, по-видимому, всегда отыщутся те, кто решит, что отобрать все, что им нужно, с помощью силы сравнительно легче и приятнее, чем упорно вкалывать для достижения цели. И оставляет кучу свободного времени.

— Не могу этого понять, — призналась Бриджет. — Как можно допускать существование гильдий, которые заняты различными махинациями?

— Причин сколько угодно, — сказал Бенедикт. — Если принят закон, кто-то положит много усилий, чтобы его нарушить. Такова природа человека. У гильдий есть определенные нормы поведения, неуклонное следование которым выставляет их не такой уж скверной альтернативой никем не управляемой преступности. Эти дьяволы нам знакомы… — Помолчав, он облизнул губы. — И они крайне могущественны.

— Не могущественнее Гвардии, надеюсь?

— Упорнее Гвардии, — пожал плечами Бенедикт. — Гораздо незаметнее Гвардии. И, конечно, они не подчиняются законам Копья. Того не легче, гильдии к тому же контролируют множество законных предприятий и, со своим влиянием, способны заметно влиять на политику хаббла. Они используют комбинацию страха, уважения, денег и профессионального мастерства, что делает любой конфликт с ними сложной и опасной задачей.

Бриджет сдвинула брови, задумавшись.

— Тогда… прости, если я неверно поняла, но разве Гвендолин не отправила только что этим могущественным опасным людям откровенное и довольно грубое послание? Практически приказ?

— Да, — невозмутимо ответил Бенедикт. — Отправила.

— Ого, — сказала Бриджет. — Кажется, это… не очень хорошо.

Бенедикт пожал плечами, продолжая на ходу стрелять своими кошачьими глазами направо и налево.

— Может, и так. А может, гильдии как раз уважают демонстрацию силы. Подобным людям свойственно воздерживаться от действий, не сулящих выгоды, — скажем, от нападения на прохожих, способных дать им отпор. Что явно по силам Ланкастерам.

Они свернули на очередную узкую улочку, и в этот момент Бриджет обратила внимание, как из фигуры Бенедикта исчезает внутреннее напряжение, а на лице появляется подобие улыбки.

— Это что значит? — спросила Бриджет.

— Мы на безопасной территории. Уже почти пришли, — объяснил Бенедикт. — В этой части хаббла гильдии бессильны.

— Почему?

— Они вызубрили урок. Связываться будет себе дороже, — сказал Бенедикт.

Миновав остаток заполненной зданиями улицы, они внезапно вышли из этого тесного лабиринта на открытое пространство с потолком обычной для хабблов вышины в пятьдесят футов над головами прохожих. Жилые дома попросту кончились, и расположенные на двух уровнях здания-близнецы оказались объединены ведшими наверх несколькими широкими деревянными лестницами, — так, словно проектировщики древности отказались вдруг продлевать преобразование исходной планировки хаббла дальше.

Прямо перед ними выросла прочная каменная стена десяти футов высотой с единственными воротами из окованных бронзой, полированных деревянных бревен. Прямо под этими вратами сидел мужчина в необычной хламиде горчичного цвета: ткань свободными складками спадала с его спины, но была аккуратно подвязана на предплечьях. Бледная голова сидящего была обрита наголо, глаза закрыты, ноги скрещены, а ладони небрежно лежали на коленях. Омедненный металлический прут около трех футов длиной лежал на каменных плитах рядом с правой рукой мужчины.

— Ого, — сказала Бриджет. — Это монах, следующий Пути?

Роуль шевельнулся у нее на руках — уши повернуты вперед, хвост мелко подрагивает от любопытства — и с интересом воззрился на сидящего.

— Ну, я на такое не способен, — поморщился мастер Ферус. — Сэр Бенедикт, вы не будете столь любезны?

— Разумеется, сэр, — кивнул Бенедикт. Немного повысив голос, он представил сидящего своим товарищам: — Это брат Винсент. Ему поручено хранить покой монастырских врат, поскольку его почерк донельзя отвратителен.

Брат Винсент улыбнулся, так и не открыв глаз.

— Сэр Бенедикт. Пришел ли ты учить или обучаться?

— Нам следует вместе выяснить это, брат, — ответил Бенедикт.

Брат Винсент вновь улыбнулся, хотя так и не раскрыл глаз.

Бенедикт быстро расстегнул и снял портупею, расшнуровал и стащил с руки боевую перчатку. Протянул Бриджет:

— Подержите их?

Вздрогнув, девушка поспешила заверить его:

— С удовольствием.

Чтобы одновременно управиться и с оружием Бенедикта, и с Роулем, пришлось немного постараться, но она с этим справилась.

— Спасибо вам, мисс, — поблагодарил Бенедикт. После чего развернулся на пятках и неслышным кошачьим шагом начал приближаться к брату Винсенту.

— Что тут происходит, не понимаю? — спросила Гвендолин у мастера Феруса.

— Традиция, — шепнул Ферус, не сводя пристального взгляда бойких глаз с Бенедикта.

Девушка насупилась.

— Что это значит?

— Разве в традиции семьи Ланкастеров не входит хоть немного разбираться в традициях? — едко осведомился мастер Ферус.

Чудачка изобразила маленький, обращенный в пустоту реверанс, а затем поведала своей банке кристаллов:

— Монахи очень серьезно относятся к охране своего Храма и не пропустят внутрь случайных зевак. Чтобы войти, нужно сперва доказать чистоту намерений.

Гвендолин выгнула тонкую бровь:

— И как же, позвольте узнать…

В полнейшей тишине, подобно самой тьме ночной, Бенедикт набросился на брата Винсента.

— А, — сказала Гвендолин. — Теперь поняла.

Бриджет еще никогда не видела, чтобы боерожденный двигался так стремительно, но каким-то чудом монах встретил нападение, уже твердо стоя на ногах, и двое схватились врукопашную, нанося друг другу такой шквал ударов и контрударов, что сердце Бриджет замерло. Девушка едва могла уследить за выпадами сражавшихся, так быстро они перемещались, и сама мысль о том, чтобы попытаться угадать их дальнейшие действия, выглядела смехотворной. По сравнению с этой схваткой ее собственные познания о рукопашном бое, как стало очевидно Бриджет, были мелкой галькой у подножия Копья.

В следующий миг, после какого-то молниеносного и сложного приема, Бенедикт оказался лежащим ничком на пепел-каменной мостовой, а брат Винсент встал над поверженным противником, вывернул ему руку назад и вверх в очень болезненном с виду захвате. Пяткой монах уперся боерожденному в спину, лишив возможности хотя бы шевельнуться. Так и продолжалось, пока Бенедикт, скривившись, не ударил дважды ногой по плитам.

Брат Винсент услужливо выпустил его руку из захвата, и молодой человек, полежав еще немного, сумел собраться и встал на ноги. Моргая от боли, он пару раз размял пострадавшее плечо.

— Что это было?

— Судя по всему, — рассудил брат Винсент, — ты пришел, чтобы обучаться, юный рыцарь.

— Я и пять минут назад в этом даже не сомневался. Такую комбинацию приемов ты мне еще не показывал.

— Неужели? — с улыбкой спросил брат Винсент. — Подумать только, какое досадное упущение. Но я вполне уверен, что показывал тебе все остальное.

— Думаю, ты ничего не упустил случайно, — сухо сообщил ему Бенедикт. — Ты просто хочешь, чтобы я заглядывал почаще.

Брат Винсент, улыбаясь, сжал ненадолго плечо Бенедикту.

— Немало времени ушло у меня на то, чтобы достаточно размягчить твой череп, обеспечив свободный проход новым идеям, но в итоге ты выказал себя способным учеником. Рад нашей новой встрече, сынок.

Бенедикт улыбнулся в ответ, и они обменялись церемонными поклонами.

— Брат, мы пришли в Храм с просьбой о помощи.

В темных глазах Винсента мелькнула тревога.

— Вам ведь известно, сэр Бенедикт, что мы не вмешиваемся в политические вопросы?

— И я не стал бы даже просить об этом, — покачал головой Бенедикт. — Быть может, вы уделите нам несколько минут для беседы и угостите чаем?

Брат Винсент задержал внимательный взгляд на лице Бенедикта, чтобы затем обратить его на спутников юноши. Под этим взглядом Бриджет стало немного не по себе: ей показалось, что монах прочел в ее лице куда больше, чем имел права. Но дольше любого из них брат Винсент изучал мастера Феруса, после чего вздохнул:

— Значит, люди не зря болтают. Опять война.

— У стен есть уши, — предостерег Бенедикт.

— Ну конечно, конечно, — согласился Винсент. — Я пошлю за кем-нибудь сменить меня на посту у врат. Проводи своих товарищей внутрь.

Бенедикт кивнул ему и поманил остальных. Подойдя, Бриджет вручила боерожденному доверенное ей оружие.

— Это было потрясающе, — заметила она.

— Это было как всегда, — усмехнувшись, поправил ее Бенедикт. — Другое дело, если мне удалось бы его одолеть.

— Откуда вы друг друга знаете?

— Несколько лет тому назад, когда я явился сюда впервые, он стал моим наставником, — сказал Бенедикт. — В то время я взвешивал в уме возможность присоединиться к монахам.

Гвендолин тихонько фыркнула:

— Со смеху лопнуть, Бенни. Этот желтый оттенок совсем тебе ни к лицу.

— Да, не самый любимый мой цвет, — кивая, хмуро признался Бенедикт.

— В ту пору он чаще носил лиловый, — жизнерадостно вставил брат Винсент.

— Лиловый? — не поняла Бриджет.

— Синяки, — с улыбкой пояснил Бенедикт. — Я относился к нерадивым ученикам, которые не умели слушать внимательно.

— Но хороший наставник всегда отыщет верную тропу, — закончил за него Винсент. — Дамы и господа, прошу вас, входите. Добро пожаловать в Храм Пути.