Война, торговля и пиратство…

Глава 8

«Что мы с этого будем иметь?»

Я сидел и перечитывал скупые строки отчёта: «При пробном пуске новой лесопилки дважды рвался приводной ремень, единожды пришлось заменить полотно пилы из-за поломки зубьев, около трети досок отбраковано по одной из следующих причин: слишком изогнуты, имеют слишком сильные задиры, слишком коротки (далее пилить не получалось из-за сучьев)…»

М-да… Какой-то я неправильный «попаданец». У других всё почему-то с первого раза получалось, а тут… Хотя с другой стороны посмотреть, а чего я ожидал? Пилы такие — первый раз делали. Никто не знает, правильно ли они там зубцы разводили, затачивали и закаливали… Или что там с пилами делают? Я ведь и этого толком не знаю!

Механика — сырая, только год, как мощные приводы стали использовать, до того максимум что было — человек крутил. Или ослик. Это считанные сотни ватт. А на лесопилке четырёх волов запрягли! Вот и рвутся ремни, чего ж им не рваться?

Но главное… Я тут поспрошал народ, оказывается, вдоль волокон до сих пор никто древесину не пилил! Пилы-то были. Те ещё! Кованные, широкие и короткие. Но их для поперечного распила использовали. А потом бревна клинышками раскалывали, вдоль волокон, разумеется. Если доска выходила слегка кривая, её мочили, изгибали и снова сушили. Иногда получалось выровнять, но чаще — нет. Потому, собственно, доски и были такими дорогими, что почти каждая операция — уникальная ручная работа. Иной раз из целого бревна только одна доска и получалась, а бывало, что и ни одной.

А я размечтался, чтобы «раз, два — и в дамки?» А с чего вдруг?

В общем, пожелал им успеха, настаивал, чтобы эксперименты не бросали, но и особо не торопились, думали, анализировали. И предложил пока набраться опыта в ручной распилке вдоль волокон, как в фильмах про Петра I. Даже рисунок кое-как намалевал и приложил.

Читаем дальше. «При испытаниях печи нового типа, проведённых второго дня двенадцатого месяца[1], получены следующие результаты: температура на выходе из теплообменника по термометру 1 — 292 градуса, по термометру 2 — 297 градусов, температура греющей среды — 410–430 градусов…»

Отлично! И разнобой в показаниях — тоже нормально. Градуировка приборов у меня пока «хромает», да и точки измерения отличаются. Главное, не в том, что почти 300 градусов достигли, а в том, что добились этого, не поднимая температуру греющих газов выше 450. Уж не знаю почему, но источники говорили, что при более высоких значениях трубки долго не прослужат. Читаем дальше.

«…проба 1 — расплавилась, проба 2 — расплавилась, проба 3 — осталась твёрдой…»

Ага, первая — фосфат натрия, это 1340 градусов. Вполне ожидаемо, что достигли. Вторая — безводный сульфат кальция, 1420 градусов. Тоже хорошо. А третья у нас что? Сульфид марганца, альфа-форма? Ну, это 1530, на это я особо и не рассчитывал. Дальше что?

«Выводы: 1) Чистое железо в печи не плавится. 2) Сталь низкоуглеродистая не плавится тоже. 3) Среднеуглеродистая — плавится, но лить в таком виде её не выходит, пришлось догревать в газовой печи. 4) Высокоуглеродистая сталь плавится, но льётся плохо. 5) Чугун любой плавится отлично. 6) Процесс пудлинговки в оной печи идёт охотно и до конца, пока остатки чугуна не загустеют 7) Стекло в этой печи и варится хорошо, и для выдувки сосудов разных потом вполне пригодно…»

Ну-у-у, братцы, прямо от сердца отлегло! Судите сами — торфяной кокс родичи уже и без меня умеют получать. И даже коксовую смолу отделяют и сохраняют. Насос и теплообменник без меня собрали, значит, и дальше сумеют. Кирпичи огнеупорные — делают. Динасовые — даже без меня, а для шамотных им пока что оксид алюминия требуется, но это дело разрешимое.

Для тиглей им карбид кальция нужен, но и там на мне только завершающая операция, да и то — это пока что, ненадолго. Остальное уже — «сама, сама, сама…»

Такими темпами уже к концу года можно добиться, что отработанные перспирации «хуразданский промышленный кластер» будет выполнять без моего участия. А через пару лет — и без Софочкиного. Были у меня, знаете ли, на неё другие планы.

Местная церемония удочерения — это нечто! Начать с того, что наиболее распространённым вариантом является даякуцюн. Внутренний переводчик поначалу мне выдавал — «усыновление» или «удочерение», но… происходит это от слова «даяк». Перевести его можно как няня, но правильнее, точнее по оттенкам смысла будет— «воспитатель»!

При этом ребенка передают на воспитание в другую семью, чаще всего родственникам, боевым побратимам или близким друзьям. Иногда это делается, чтобы связать семьи особыми отношениями. Мальчик потом, когда вырастет, может вернуться в свою изначальную семью и даже привести невесту из воспитавшей его семьи или рода. Девочек так передавали реже, но, если случалось, то обычно они находили себе мужа в принявшем их роде и оставались его частью.

Впрочем, повторюсь, бывало по-всякому. Вот Род Еркатов резко прирос в доходах и количестве земли. И за год с небольшим увеличился в численности на две трети. Помимо новых детей и примаков на этом и «воспитанники» сказались. Многие старались отдать пацанов и даже девчонок к сталеварам, кузнецам и химикам. Некоторые сообразили, что добыча торфа и камыша стала чем-то «крутым». В итоге наш Маугли заматерел и даже местами «забронзовел». Брали в основном от своих, от Еркатов и других членов изначального Союза племён, но на «освободившиеся» места те набирали детей уже среди более дальней родни.

Зачем? Так ведь мы резко росли. Подмастерьев пришлось срочно повышать до мастеров. А учеников — до подмастерьев. А новых учеников откуда брать? Сколько-то, понятно, из своих набрали. А остальные — из вот таких вот воспитанников.

Так что смысл даякуцюн мог быть не только в том, чтобы завязать или укрепить отношения. Иногда это делалось, чтобы ребенок выучился какому-то мастерству, а нередко — просто чтобы спасти его от голодной смерти.

Времена были суровые, войны, набеги, болезни, неурожаи и голод — всё это были близкие спутники айков в эти времена. Вот ослабевшие или оставшиеся без кормильцев семьи и просили тех, кому повезло больше, принять их детей на воспитание.

Я даже подумал, что может, благодаря такой традиции армяне и дожили до моих времён? Ведь резали их все, кому не лень — персы, арабы, турки… нередко до настоящего геноцида доходило, а они — сохранились.

Но иногда случались и настоящие усыновления, когда ребёнок уже считался принятым в род, в семью… Да вот меня хоть взять — формально я Еркатом не считался, пока дед официально не принял. Зато после этого — даже на пост Главы рода мог со временем претендовать.

Вот и с удочерение Софии так же было. Почему я думаю, что церемония древняя? Очень просто: была задана куча вопросов и ответов, смысла которых я не понял. Больше скажу — я даже часть слов не разобрал. В оставленном мной прошлом такое бывало, когда доводилось присутствовать на церковных службах. Вокруг поют и разговаривают на церковно-славянском языке, большинство слов кажутся знакомыми, но смысл от меня ускользал, только общими мазками.

К счастью, я тут был за мебель, основные вопросы задавались Араму, как старшему из присутствующих тут Еркатов. Как я понял, Главу Арцатов меньше, чем его эребунский коллега и не устроил бы. Даже мой дед считался «не совсем равным» — масштабы финансовых операций не те!

А Исаак, устраивая по финансовой части, был всего лишь «замом». Вот и пришлось напрягать старого Арама. Мне же пришлось только пару раз вякнуть «да» на обращенные ко мне вопросы и преподнести подарок «ранее опекаемой». Что? Так она ж последние месяцы официально уже была моей наложницей.

Но дипломатия, даже между родами, полна лицемерия и условностей. Об этом снова как бы «забыли». Поэтому сейчас считалось, что я и был «даяком»-воспитателем. В этом качестве я и произнёс короткую, но прочувствованную речь, хваля её ум и красоту (вполне заслуженно'), а потом подарил полотенце с личной эмблемой.

— Треугольник — символ устойчивости, так учили древние. Даже стул на трёх ножках стоит и никогда не шатается. Но в тебе теперь совместились Арцаты, Еркаты и немного — я сам. Поэтому тут три треугольника. Белый обозначает серебро, основу рода Арцатов. Красный — цвет раскалённого железа, символ всех Еркатов. А синий — это цвет первой полученной мной краски. Отныне это будет цвет химиков!

Речь мою, как и самовольство с подарком, тем не менее, все приняли одобрительно. Я поцеловал девушку в лоб и передал её руку главному Серебряному. Дескать, возвращаю.

Почему-то при этом взгрустнулось, будто предстоит долгое расставание, хотя я знал, что это не так, и через несколько дней состоится наше с ней обручение. Но чувства нам не всегда подвластны. Оставалось надеяться, что это не предчувствие, а обычная мнительность.

После этого был пир, формально — небольшой и скромный, но… Сами подумайте, может ли быть действительно скромным торжество по случаю обретения дочери главой одного из самых богатых родов Царства и его окрестностей? Правильно, не может! Опять тосты, возлияния и угощения. А завершилось всё уже в привычном стиле: «А вас, Штирлиц, я попрошу остаться!»

Арам, отговорившись возрастом и состоянием здоровья, покинул пир ещё в самом начале, поэтому для беседы накоротке Серебряные задержали Исаака и меня.

— Руса, мальчик мой, ты уже почти муж обретённой мной сегодня дочки, вот и зови по родственному — дядя Аждаак[2]! Понятно? Что, и тебя на улыбку пробило? Да, сейчас я уже не так красив, как в молодости, что поделать — возраст сказывается. Но еще лет десять назад ты бы не смеялся, а завидовал. Вот, Исаак может подтвердить! Или Вигена спроси…

— Привет, Строитель! — поздоровался с Вигеном Исаак. Ага, понятно, это — тот самый Строитель. Именно с ним и Исааком Храм Предков обсуждал идею сватовства меня и Агавник[3]. Как охарактеризовал его дед — «самый производственный из Арцатов».

— Потом наговоритесь! Я не сильно младше Арама, так что тоже хочу поскорее отправиться отдыхать. Потому и скажу коротко и прямо — у нас с вами неожиданная проблема.

— Давай покороче! — согласился Исаак.

— После победы под Гавгамелами[4] царь царей Александр легко занял Вавилон и Сузы. И взял там много серебра и приличное количество золота. Но Дарий и его сатрапы пробежали там раньше. Руса, мальчик, как ты думаешь, они прихватили что-то из казны?

— Обязательно! — весело ответил я. — Царь прихватил наиболее знаменитые и освященные богами вещи. А кроме этого — самое лёгкое и дорогое. Драгоценные камни, ювелирные изделия и золота, сколько мог увезти. Сатрапам, скорее всего, досталось сколько-то золота.

— Верно. Полгода потом войско Александра гонялось за Дарием, но его сатрап Бактрии Бесс арестовал последнего из династии Ахеменидов и убил его.

— Ты же хотел покороче! — проворчал дядя Изя. — А рассказываешь всем известные вещи.

— Хорошо, скажу покороче. После смерти Дария Александр изменился. Он теперь ведёт себя не как завоеватель державы персов, а как её царь. Простил многих бывших сатрапов и допустил и в своё окружение. Ты можешь сказать, что это тоже многим известно, и я не стану спорить. Но вот чего почти никто не знает: персы начали доносить друг на друга. Дескать «такой-то унёс столько-то золота и камней…»

— Итог вполне предсказуем! — тут же сообразил «главный финансист Еркатов». — Доносы стали системными. Некоторых после этого под пытками заставили вернуть украденное из казны, которую Македонский считает своей.

— А остальные начали возвращать кое-что добровольно, стараясь этого избежать, — согласился Арцат. — Вот только крали они, в основном, золото, а было его в казне много. Очень много! И даже некоторая часть от этого «много» — весьма значимая сумма. Часть из которой нам с вами надо срочно освоить!

Опаньки! Ну, вот я и дожил! Мне — в прошлом простому учителю, предлагают поучаствовать в «освоении» крупной суммы из бюджета.

— Тоже мне, сложности! — отреагировал Виген. — Строительство способно «скушать» любые суммы. Увеличьте количество и прочность мостов, размер складов в портах и на развилках торговых путей, добавьте кораблей… И всё!

— Это-то понятно… — досадливо поморщился Глава Рода. — Но Александр унаследовал не только казну и придворных, но и чиновников. Чтобы увеличить пропускную способность дорог и портов, нужно увеличить и объём перевозимых грузов. Сильно увеличить!

Кажется, впервые на моей памяти Исаак не понял, что ему сказали.

— Вы имеете в виду, что вместо кучи товаров подороже Еркаты теперь должны быстро начать делать очень много, пусть и не таких дорогих?

— Именно, мальчик мой! Только не «вместо», а — в дополнение! Больше скажу, количество дорогих товаров тоже желательно нарастить!

— Зачем? — тут уже не понял я.

А Исаак рассмеялся.

— Очень просто, Руса! Из этой внезапно обнаружившейся кучи дополнительного золота и серебра мы будем давать кредиты. Чтобы их снова и снова тратили на наши дорогие товары. В итоге они окажутся у нас, но заметь — совершенно законно!

— И что мы с этого будем иметь, я вас спрашиваю? Нет, я рад за Арцатов и за наших родственников из Эребуни, но что с этого поимеем мы, живущие на Хураздане?

Опаньки! Гайк впервые на моей памяти показал, что уже считает «своими» не только Речных или Долинных, а всех, живущих на Хураздане. Интересно, только Еркатов или уже весь Союз племён?

— Уймись, брат! — резко ответил дед. — Вопрос ты задаёшь правильный, вот только не тому человеку. Русе просто не по возрасту его решать. Так что сам об этом с Исааком и поговоришь. И с Арамом.

— И с Арцатами! — согласился Гайк. — Так я ж мигом!

— Не торопись. Сначала давай Русу выслушаем. Внучек, скажи, что мы можем сделать в этом направлении?

Не скажу, что вопрос застал меня врасплох, но подумать было нужно. Впрочем, рассуждать же можно и вслух!

— Этот мирабилит — просто подарок богов. Я уже отправил туда Дикого, он научит колхов отделять от него воду. За один рейс Рыжий привезет пятьсот талантов груза, два рейса в месяц. Это получается…

Получалось много. Пятнадцать тонн серной кислоты и чуть больше восемнадцати — соды. Ежемесячно. И большую часть кислоты я мог использовать повторно.

— Мы теперь можем сласти и спирт не из зерна, а из камыша получать.

— Так и сейчас получаем же? — удивился Гайк.

— Сейчас — низкого качества. А с этого года сможем самый лучший сироп получать. А плохой — весь на спирт пускать. Так что спирта и сахара мы сможем делать сколько угодно, лишь бы камыша и торфа хватило.

— Этого добра у нас валом! — довольно осклабился Гайк.

Это точно. Мало того, что с Севана везут, так наш род еще и вдоль Хураздана захапал себе три участка. Пусть они, даже вместе взятые, озеру Севан уступали, но зато они были свои! Да еще и в той долине, где меня ранили, камыша оказалось весьма прилично. Говорю же, Маугли теперь сильно «приподнялся».

— Получается, что по кагору нас ограничивает только количество бочек и виноматериала. Если завести еще пару мест, куда мы будем поставлять доски для бочек, обручи, заклёпки, спирт и сироп… Короче, всё необходимое. Так вот, тогда только кагор можно тысячами бочек делать и продавать. То же и с краской. Сделать я её могу сколько угодно. И шерсти можно закупать намного больше. А вот кто будет нам её чесать, прясть, а потом — ткать? Где взять столько мастериц и станков?

Тут мне оставалось только хлестать себя ушами по щекам. В разных книжках и на форумах я слышал про прялки Дженни[5]. Только вот что это такое — понятия не имел! Для обучения ребят химии это было совершенно не нужно. То же и про ткацкие станки повышенной производительности. Честно признаться, я и про обычные для этого времени технологии так и не узнал. Некогда было!

— Вообще не вопрос! — отмёл мои затруднения Гайк. — Баб по деревням да сёлам много, зимой им делать нечего, вот пусть и прядут. И ткут тоже. Мы станем покупать готовую ткань и красить. Как ты предложил — в разных частях страны. У нас, в обоих портах, на южной границе и возле старой и новой столиц.

— Бедная моя задница! — закряхтел я по-стариковски. — Бедные мои жёны! Вы хоть понимаете, старые, что ближайшие годы я с такими делами буду в дороге проводить. Чтобы присмотреть, научить, исправить…

— Жён у тебя много! — рассмеялся дед. — Одна будет дома с детьми сидеть, а вторая — с тобой ездить, чтобы не пропал.

— Какая где? — весело прищурился я.

— А по очереди! — отрезал дед. Потом посмотрел на меня внимательно и рассмеялся сам. — Брат, он решил, что я шучу! Да ничего подобного! Твои хитрюги примерно так за твоей спиной и сговорились.

— Э-э-э…

— Не экай нам тут! Лучше порадуйся, что они пока что не враждуют. Большая это удача, внучок! Дальше давай, что ещё у нас получится сделать?

Получалось хорошо. Сотни тонн одного только кагора. А может, что и тысяча. Сотни тысяч литров настоек на травах, ягодах и рябине. Сотни тонн леденцов, десятки тысяч стеклянных бутылок, стаканов и прочей посуды. Десятки тонн медных гравюр и посуды. Доски пилёные — тут вообще не ясно, каким объёмом ограничимся.

— И наконец, сталь с железом, — завершил я. — Наши извечные «кормильцы». Тут я не шутил. Две печи у нас есть, третья строится. Ещё пару-тройку построить не проблема. Так что плавки можем ежедневно делать.

Нехило так по местным меркам получалось, кстати. Почти шестьдесят тонн в год.

— Варить мы сможем, — повторил я, но уже с другой интонацией. — А вот в состоянии ли перековать? Не просто в слитки, а в изделия?

Вопрос попал по больному, оба деда синхронно поморщились.

— С этим не всё так просто, Руса, — тихо и явно издалека начал дед. — Раньше не только мы, Речные, но и кузнецы из Долины большую часть времени бродили, «чёрные камни» искали. Или, как ты его называешь, лимонит по приметам выбирали. Уголь сами жгли. И кричное железо много раз перековывали, пока пруток приемлемого качества получали. Да при каждом мастере молотобоец, да пара учеников, чтобы мехи качать. Чтобы один добрый клинок смастерить, у кузнеца месяц уходил. Или больше. А сейчас — другое.

Понятно. Рост производительности труда. Руду не ищут, а просто берут в указанном мной «кармане». Потом её обогащают, готовят крицу и варят сталь. То, на что раньше у всех Еркатов уходили месяцы, теперь куда меньшая по численности бригада делает за день-другой. Да потом еще перековывают водяными молотами, и огонь в горне тоже вода раздувает. Или тягловый скот, если зимой. Всё равно в это время года ему пахать не надо, а количество лошадей и ослов у нас сильно выросло за последние полтора года.

— А сейчас как?

— А сейчас мастер может тот меч за день-другой выковать. И число мастеров увеличилось, мы многих подмастерьев в звании подняли. Так что… Справятся Долинные. А если здешних тому же научить, да число станков у нас увеличить, то и по две плавки в день осилим.

— А в чём тогда проблема?

— В изменениях. Чтобы так работать, придётся Долинным из села на тот берег Хураздана переезжать, Кузнечную слободу там образовывать. А рядом Гончарная встанет. И Стекольная. И Бумажная. И Плотницкая. А через реку — Химическая стоять будет. Понимаешь? Это уже город получается. Причём не когда-то в будущем, а уже через год-два.

— Так это же хорошо! — буквально вырвалось у меня, коренного горожанина

— Хорошо? Самим мастерам — может быть. И деткам их, которые в Школу ходить станут, — тоже хорошо. А как быть с роднёй, которая станет шипеть, что «городские зазнались»? А с женой, которая останется без сада и огорода, выращиваемых годами? Ой, Руса, счастлив ты, что пока не знаешь, как супруга может за такое мозг проклевать!

Что? Здесь же — патриархат! Или… Не совсем?

— Ладно, хватит о грустном! — предложил я. — Давайте вернёмся к исходному вопросу!

— Какому?

— «Что мы с этого будем иметь?» Давайте подумаем, что такого будем иметь мы, Речные, а что — будущие горожане. Если мы дадим ответ, который устроит самих мастеров, их жён и родственников, то и Город получим с меньшими проблемами…

Статы с прошлой главы не изменились

Примечания и сноски к главе 8:

[1] Напоминаем, в поселке Русы использовали старый персидский календарь, отсчёт начинался с 1 дня весеннего равноденствия, год включал в себя 12 месяцев по 30 дней, потом шёл «особый период» из 5–6 дней. «2-й день 12-го месяца» в данном случае соответствует 16 февраля 329 года до н. э.

[2] Аждаак и Виген — древние армянские имена, переводятся, соответственно, как «красивый» и «сильный»

[3] Подробнее эту историю см. в романе «Профессия — превращатели!»

Результатом было то, что Руса избавился от третьей жены, старой и довольно распутной, взамен его брата обручили с одной из внучек Главы рода Арцатов.

[4] Битва при Гавгамелах (также битва при Арбелах, 1 октября 331 года до н. э.) — решающее сражение между войсками Александра Македонского и персидского царя Дария III, после которого империя Ахеменидов прекратила своё существование.

[5] Прядильная машина Харгривса (также «Прялка Дженни» или «Дженни-пряха») — механическая прядильная машина, сконструированная Джеймсом Харгривсом в 1764 году. Считается одним из важнейших изобретений своего времени, ознаменовавшим начало промышленного переворота.