Военный инженер товарища Сталина 2

Глава 6

Расцвет правления императрицы Екатерины Великой.

1782-й год.

…А Игоря-летчика советской авиации сорок третьего года продолжало швырять по различным эпохам истории. Барокамера, забравшая его бренное тело из 1812 года в момент гибели Мишеля, швырнула пилота на этот раз еще глубже в исторические отрезки времени. Капсула саркофага откинулась автоматически. Модуляция не сработала из-за различий между пространствами. Маркер не уловил условного сигнала с Курской дуги, поскольку её в этом времени еще попросту не существовало. Его забросило в век восемнадцатый. Он уже начал осваиваться с неполадками барокамеры: то бросает его в будущее, то к Наполеону. Сейчас вот сюда.

Бедный Мишель… — вздохнул Игорь, провожая глазами исчезавший в пространстве саркофаг. Теперь капсула вернется за ним в неопределенное время, когда червоточина сама соизволит посетить то измерение, где он, увы, оказался. Инженеры грядущей эпохи намудрили что-то с приборами, вот барокамеру и швыряет по разным веткам истории. Куда в этот раз?

Он огляделся. Было зябко. Лес — сплошной лес.

— А вот и нет! — поздравил себя в голос. Вышел на просеку. Впереди высился вкопанный столбик. Полосатый, судя по краске. Надпись гласила: «Санктъ-Петербург» .

Вмятая в грунт колея говорила об отсутствии шин: здесь всегда проезжали на деревянных колесах. Почти сразу показалась карета.

— Ох, че-ерт! — изумился пилот двадцатого века. — Карета?

Мимо скакали два всадника в расшитых камзолах. Осадили коней:

— Дорогу фрейлине государыни императрицы!

«Императрицы? — возникло в мозгу. — Но, позвольте… какой?»

И тут же Игорь крикнул во всю мочь, подбирая слова:

— Именем матушки-государыни! Мне нужно к ней во дворец!

Два охранника выросли у него за спиной. Скрутили. Без слов впихнули в экипаж сопровождения. И помчались вслед за каретой фрейлины.

А что было дальше?

Впрочем, все по порядку…

Судя по дошедшим до потомков «Запискам…» бесчисленного круга приближённых к государыне, в числе которых необходимо упомянуть князя Долгорукова, графа Салтыкова, княгиню Дашкову, секретаря Грибовского, графа Эстергази, фрейлину Протасову и прочих, обычный день Екатерины начинался всегда одинаково. Это рядовой будничный зимний день 1782-го года, в относительно мирное время. Императрица живет в Зимнем дворце.

В шесть часов утра государыня обыкновенно просыпается. При ее пробуждении к ней с многочисленных подушек бросается целая свора любимых комнатных собачек породы английских левреток. Кофе уже на столе. Екатерина нюхает табак, и садиться за рабочий стол. Пока читает доклады и пишет корреспонденцию, почти не отрывает от лица золотую табакерку.

В девять часов утра возвращается в спальню, принимая с докладами секретаря Грибовского, обер-полицмейстера, канцлера, фельдмаршалов и прочих высоких посетителей. Светлейший князь Потёмкин в это время в Крыму вместе с Суворовым. Красавец фаворит Саша Ланской скромно сидит в углу, играя с собачками. Его время придёт к вечеру. Для него двери спальни её величества всегда открыты. К часу дня во время обеда проходит малый выход. Граф Шетарди отсутствует, как, впрочем, и оба брата Орлова. Они в опале.

После обеда Екатерина беседует несколько минут с приглашенными; затем все расходятся. Наступает время разборки зарубежной почты и поступившей корреспонденции. Князь Вяземский готовит несколько донесений. Затем государыню переодевают для большого выхода. Вечер начинается с карнавальных танцев или дворцовых балов. Льётся рекой вино. Звуки музыки заглушают смех и кокетливые признания в любви. Затем игра в карты. Она кончается обязательно в десять часов, и её величество удаляется во внутренние покои. Ужин подаётся лишь в парадных случаях, но и тогда Екатерина садилась за стол лишь для виду. Вернувшись к себе, она сейчас же уходит в спальню, выпивает большой стакан кипяченой воды и ложится в постель. Звонит в колокольчик. За скрытой портьерой появляется граф Ланской.

Обычный будничный день матушки государыни окончен.

Так было и сегодняшним утром.

Её величество как всегда проснулась вместе с собачками в шесть часов.

В приемной уже дожидался граф Строганов. Доклады следовали один за другим. Князь Барятинский прибыл с донесением от Светлейшего Потемкина. Прочитав его, Екатерина с удовольствием воскликнула:

— Дадим звону всей Порте! Чтоб аж в Европе услышали!

«Дадим звону» — было её любимым выражением, когда государыня пребывала в отличном расположении духа.

— Что там ещё, любезный граф? — обратилась она к Салтыкову. Фрейлина Протасова в это время нашептывала императрице последние слухи, бродившие по столице.

— Говорят, в Петербург вчера прибыл какой-то незнакомец, весьма подозрительный на вид. Ни документов, ни верительных грамот, ни представительных писем. И одет по-заморски. Через заставу его пропустили, но задержали в полицмейстерстве до вашего указания.

— А какое мне дело до каких-то незнакомцев? — удивилась Екатерина, подзывая к себе Ланского. Во время отсутствия князя Потёмкина Саша Ланской был ей особо приятен. Это не грубый Григорий Орлов, не заносчивый Васильчиков, не туповатый Зорич или Завадовский, и даже не ничтожный Корсаков, который удалился в свое, подаренное ему поместье, где направо и налево хвастался интимными связями с великой государыней. Саша Ланской был скромным и тихим. Потёмкин намеренно приставил его к ногам матушки государыни, чтобы его место не занял кто-нибудь из враждебной партии Голицыных — Нарышкиных.

— В том-то и дело, матушка, — шептала Протасова, — что он не какой-нибудь проходимец. Говорит, что прибыл из очень далеких мест, и говор у него какой-то чудной, на наш не схожий.

— Иноземец?

— Уверяет, что да. Непременно желает встретиться с вашим величеством. Охранникам показывал чудные вещи, да и одежда на нем весьма забавная: окутан с ног до головы какой-то материей.

— Ну а мне-то что до этого? — бросая томные взгляды на фаворита, упорствовала государыня.

— Чудеса он показывал охране, ваше величество.

— Ну-у… — протянула Екатерина, — этим нас не удивишь. Недавно только отбыл граф Калиостро, посрамившись в своих фокусах. Этот тоже из числа мнимых кудесников?

— Надо бы вам посмотреть. Любопытная личность.

— Хорошо. Доставь его во дворец. Вечером взгляну.

И повернувшись к Салтыкову, весело повторила:

— Эх! Дадим звону Порте! Пускай теперь крымский хан Шахин-гирей токмо попробует угрожать нам. И Людовику отпишите, братцу моему, королю. А мы сегодняшним вечером бал дворцовый назначим.

Махнув рукой, означавшей конец аудиенции и отпуская князя Барятинского, добавила напоследок:

— Светлейшему другу моему Потемкину прикажите, чтобы как можно скорее возвращался ко двору. Александр Васильевич и сам справится там без него.

Она имела в виду Суворова. Прошла в следующие залы, где её ожидали более полусотни сановников разных степеней и титулов.

— Бал с машкарадом, значится, будет. Всем плясать. Радоваться. Хана-гирея на колени поставим. Пусть Европа гудит от нашего звону!

Таким образом, и оказался Игорь-пилот перед светлым образом матушки императрицы.

Отныне его пребывание здесь, в восемнадцатом веке, пошло совершенно иным путём, предначертанным судьбой свыше.

…Прошло несколько дней с того памятного дня, когда старшего лейтенанта авиации представили великой государыне. Уже цвели яблони и сирени. Май месяц в Петербурге выдался на редкость тихим и тёплым, без гроз, наводнений и прочих нежелательных явлений природы. В порту Невы стояли на приколе несколько баркасов. Город полнился слухами, что во дворце её величества поселился какой-то заезжий иностранец, способный творить чудеса.

В первый же вечер знакомства с государыней, Игорь, на правах самого начитанного в этой дремучей эпохе, поведал ей при аудиенции множество удивительных подробностей из её прежней жизни. Опираясь на сведения где-то у себя в закоулках памяти, он изумил императрицу своими знаниями грядущей истории. Пожалуй, только Ломоносов мог соперничать с ним в эрудиции, однако великий учёный уже отошёл в мир иной. Ни для кого не секрет было, что в прошлом Екатерина именовалась принцессой Софией Августой Фредерикой Анхальт-Цербстской, прибывшей в Россию пятнадцатилетней девушкой. К примеру, этот приятный молодой человек, уже переодетый по ее приказу в модный кафтан, рассказал ей дивные вещи. Якобы она войдёт в историю как императрица Екатерина Великая. За время царствования она искренне полюбит Россию и всю жизнь посвятит служению своей новой родине. Она будет главной защитницей Русской Православной Церкви и в то же время проповедовать веротерпимость. Выступать против крепостного права и реформировать систему образования. Будучи начитанной, эрудированной женщиной, переписывалась с Вольтером, Гриммом, Руссо, её перу принадлежат многие сочинения. Главным итогом её длительного правления, по словам Игоря, стало то, что она дала России «сознание силы, гения и исторического предназначения».

Екатерина удивлялась всё больше, удалив всю свою свиту, оставшись наедине с приближенным к ней гостем. Несколько вечеров провела с ним, всё больше убеждаясь, что перед ней не просто обыкновенный заезжий шарлатан, а какой-то неведомый магистр, оракул, прорицатель и звездочет. Он знал такие интимные события её, как прежней, так и грядущей жизни, что она посчитала его настоящим пророком.

— Откуда вам всё известно? — почти со страхом интересовалась она, когда Игорь рассказывал ей очередной эпизод её дворцовых будней, о которых, казалось, не должен был знать никто. Он знал подробности Чесменской битвы, словно сам присутствовал рядом с Алексеем Орловым. Знал даже отрывки переписок с Вольтером, а ведь они были сугубо личные и ещё нигде не публиковались!

А Игорь черпал все из школьных занятий, плюс из предмета истории в их летном училище перед войной.

В конечном итоге путешественник убедили её, что он вовсе не иностранец, а просто из далёкой Тобольской губернии: оттого и говор такой, непривычный её слуху.

Екатерина находилась в те дни в полном замешательстве.

Спустя несколько дней таких бесед, откуда императрица узнавала всё больше и больше подробностей истории правления государства российского, она отвела ему во дворце покои, выделила штат слуг и полную смену гардероба. Единственное, что не затрагивал Игорь, это количество её фаворитов: кто будет следующим. И, собственно, даты смерти — как её, так и приближённых. Того же Ланского, к примеру, или князя Потёмкина. Она и не требовала, следуя мистическому женскому страху перед предсказаниями будущего. Он не рассказывал о правлении её сына Павла и других императорах, включая последнего Николая Второго, расстрелянного большевиками вместе с семьёй. Зато подробно рассказал об эпохе Наполеона, где недавно имел честь побывать. О Гитлере, Сталине. Для неё это было дремучим непроходимым лесом: совсем таким, из которого он недавно вышел.

Игорь усовершенствовал первые автоматоны — прототипы будущих игровых автоматов. Разбирался в допотопных телескопах, предоставив императрице взглянуть впервые в космос. Увидев увеличенные в десятки раз изображения природы, зверей и людей, проживающих в парках, она с испугом откинула дивную вещицу, как, впрочем, и наручные часы, зажигалку, блокнот с фотографией — иными словами — всё, что ей показывал её новый придворный.

Да-да. На удивление всем, она возвела лейтенанта в штат своих приближенных. Государыня не переставала удивляться его познаниям в области истории и особенно географии. Астрономия, биология, математика, физика и химия её мало интересовали, но вот география, к примеру, была ей весьма по душе. Это было что-то новое для неё. К тому же летчик зачастую рассказывал ей картины будущих веков, рисуя в её воображении различные образы будущего Земли и человечества в целом. Это были долгие занимательные беседы, когда собравшись за карточным столом, присутствовали только самые доверенные лица: Салтыков, Ланской, Протасова, Дашкова. Даже канцлера не посвящали в такие беседы. Это был очень узкий круг, в который не входил никто другой. Когда приехал Светлейший Потёмкин, то и он вошёл в узкий круг посвящённых. С Игорем у него сразу сложились превосходные и доверительные отношения. В отличие от государыни он стал интересоваться различными изобретениями в области физики, химии, биологии. Увлекся и астрономией, пожалуй, единственной из наук, которая ещё в России была малоизвестной. После Ломоносова и Эйлера эта наука мало кого занимала.

Так проходило время. Старший лейтенант Мурманской авиации, оказавшись в золотой клетке, тем не менее, всегда помнил о барокамере. Червоточина должна была вот-вот возвратиться. Черт его знает, где носило по эпохам саркофаг капсулы, но Игорь верил, что барокамера вернется за его маркером. За ним. За его модуляцией. Она настроена на возврат автопилотом.

…И вот в один из дней лета 1782 года ему предстала возможность посетить тот участок леса, где некогда возникнул тоннель червоточины. Он испросил у императрицы разрешение на прогулку в лесу.

Засветло позавтракав, без сопровождающих, Игорь с разрешения государыни покинул дворец, пообещав, что вернется на следующий день. Князь Потемкин хотел было увязаться с целой свитой сановников, но, к счастью пилота, был срочно вызван в Крым к Суворову, куда и отправился тотчас же.

Таким образом, летчик советской авиации оказался в том самом лесу, откуда началась его необыкновенная одиссея по иному измерению параллельного мира.

Он снова уходил в неизвестность .

…Что-то холодное липкое и неприятное скользнуло по лицу, заставив его вздрогнуть.

Луна светила ярким серебристым светом, освещая поляну своим мягким сиянием. Ни ветра, ни шума ушедшей в сторону грозы. Уютное потрескивание костра, казалось, успокаивало Игоря. Он ждал. Он был здесь один. Что-то манило его к этой поляне. Что-то звало внутри. Тянуло магнитом. Он ощущал, что его зовет модуляция.

Теперь он слышал в кустах тихий шорох, и чувство неприятного прикосновения вновь посетило его, заставив напрячься.

— Чёрт! — выругался вполголоса Игорь. Может, лисица? Заяц?

Додумать он не успел.

Внезапным порывом ветра, взявшимся ниоткуда, его швырнуло в сторону, едва не впечатав спиной в торчащий сук дерева. В барабанных перепонках словно взорвалось несколько оружейных заводов, оглушив на время старшего лейтенанта. Странно… с немцем в боях никогда не терялся, а тут пришёл в полное замешательство. И где? В простом лесу?

Повеяло запахом озона.

— А-ааа… — издавался стон из груди.

Всё смешалось, будто включили мясорубку. Следом за расплывшимся силуэтом потянулся дрожащей дымкой костёр. Стремительный воздушный напор струи откатил Игоря назад. Проволок по земле к кустам, исчезнув вместе с ним так же внезапно, как и создался. Материализовавшаяся в наэлектризованном воздухе барокамера, стала поглощать в себя всё, что находилось в радиусе её действия. Уже теряя сознание и проваливаясь в пустоту, он смог на миг почувствовать, как всё та же необъяснимая энергия вдруг повлекла его за собой, устремившись к вращающейся спирали. Воронка тоннеля раскрылась, поглощая тело, которое стало разлагаться на атомы вместе с одеждой. Последнее, что летчик увидел, это пробежавшего мимо ёжика. Того всосало в раскрывшийся тоннель таким же образом, как и всё остальное. Пространство свернулось в некое подобие узла, крутануло, исчезнув в пустоте. Напоследок дунуло сильным напором ветра, разметало костёр и… всё затихло.

Советский пилот времен Курской дуги перестал существовать в восемнадцатом веке.

На этом всё и закончилось.