Военный инженер товарища Сталина 2

Глава 4

1944 год.

В сердце Берлина.

Борька сидел в машине надутым. Со вчерашнего вечера не кормили. Как только полковник передал в руки эсэсовцев, те сразу дружно взялись за нас. А дело, собственно, обстояло вот так…

— У-у, мрази! — выплевывая сгусток кровавой слюны, закашлялся Борька.

Ему только что выбили зуб. Здоровенный гестаповец из числа тех, кто любит загонять иголки под ногти, всадил моему помощнику в челюсть. Второй изувер впечатал меня затылком в стену. Этот процесс происходил уже без ведома полковника: тот просто от нас отвязался.

— Паскуды! — мычал Борька распухшим ртом. — И таких нас будут везти? А как же гуманное отношение к пленникам? О Женевской конвенции слыхали, придурки?

Нас бросили в салон закрытого типа машины. Мешки на лицо не одели — стекла были затемненными. Везли, очевидно, по улицам города. Везли долго. Краем уха я слышал гул танков, крики артиллеристов. Немцы беспорядочно отступали, вот и наш гуманный полковник поспешил, как можно скорее избавиться от груза в нашем лице. Воздух был морозным: приближались последние дни декабря сорок четвертого года. Наши войска вплотную у стен Берлина, а, как я помнил из последнего изречения Власика по телефону — Гитлер тайно бежал в Антарктиду.

Тогда, выходит, куда нас везут? Кто встретит? Будут ли пытки?

Размышления прервал один из гестаповцев. Грубо толкнул наружу: Борьку с одной стороны дверцы машины, меня с другой. Зажмурились оба. Яркие лучи морозного солнца били в глаза после мрака салона. Борька сразу выпрямился, сплюнув под ноги. Я украдкой посмотрел в небо: не следят ли за нами дроны-разведчики?

Увы. Небо было пустым. Очевидно, сюда, вглубь территории, не доставало покрытие радиоволн. А может, просто где-то сбили по дороге сюда. Слышался отдаленный гул зенитных батарей.

— Направо! — скомандовал первый эсэсовец. — В этот самолет!

Перед нами простиралось взлетное поле. По бокам два десятка различных машин с пропеллерами. Мессершмитты стояли отдельно. В синеве парил цеппелин. Огромным хвостом косматой кометы висели в воздухе шары заграждений.

— Сюда! — толкнул эсэсовец Борьку. — Или дать еще в зубы?

— Согласен не согласиться, — осклабился верный помощник. — Теперь моя очередь дать тебе в зубы. Откуда так русский знаешь, гнида немецкая?

Меня тоже толкали прикладом в лопатку. Секунда — и мы взобрались по трапу. Захлопнулся люк. Взревели моторы. Внутри оказались четыре охранника. И те двое гестаповцев, если быть точным. Итого — по трое на брата. Жаль, руки связали опять. Бросили в кресла. Самолет пошел набирать высоту. Облачность низкая.

— Нам татарам один хрен, лишь бы с ног валило, — хохотнул Борька, скорчив рожу нацистам.

А я все тревожился — как там наши друзья? Как КБ без меня? Ясно, что те два дрона летели над машиной не просто так. О нас знали. Нам пытались помочь. Нас разыскали по следам бронетранспортера, когда тот вез к герру Шуману. Другой вопрос: каким образом нас с Борькой вызволить из плена? Кругом отступающие части вермахта — колонны танков, дивизии, полки, артиллерия, обозы машин. Все идут на защиту Берлина. Огромная масса войск поглотила, растворила в себе. Нас могли потерять на пути к аэродрому.

И вот мы летим.

— Ну ты даешь, веселый интересный! — пытался поднять настроение Борька. — Приедем в Берлин, нас накормят, сводят в баньку, укладут с двумя фройляйн. Заживем припеваючи!

— Тише ты! — осадил я отважного друга. — Припеваючи, если раскроем им все мои разработки.

— А мы им набрешем с три короба. Чего тебе стоит изменить пару схем? Пусть инженеры-нацисты ломают головы. Слыхал, как в концлагерях и заводах евреи специально портили оборудование? Вот так и мы. Я, конечно, ни беса не смыслю в твоих разработках — с меня и с гуся вода. А вот ты, лишенец, мог бы им там свинью подсунуть… — он призадумался. — Ну, скажем, вместо болта с винтиком, какой-то гвоздь забубенить. Или провод не туда сунуть. Или не там генератор подключить — я ведь не физик как ты.

Говорили мы шепотом. Гул винтов позволял, чтобы нас не слышали. Двое эсэсовцев спали. Охранники сидели в соседних креслах. Качало турбулентных потоках. В кабине экипажа следили за курсом. Сбоку, в иллюминатор, был виден «фокке-вульф» сопровождения. Нас доставляли как ценный груз секретной посылки. Третий рейх ждал, Берлин агонизировал последним отпором защитников.

— А что толку? — сомневался я, отвечая шепотом Борьке, склонившись над ухом. Мешали связанные руки, но мы приспособились. — Что толку, боец? Ну, дам я им не ту информацию. Изменю схемы и чертежи. А там ведь не дураки сидят. Там в кулуарах лабораторий задействованы лучшие конструкторы третьего рейха. Похлеще меня. Если они уже своим ходом могли разработать ракеты «Фау-2», то и мой бред в чертежах сразу увидят.

— Ты забываешь, лишенец, у них не будет на это времени. Берлин взят в кольцо. Когда им, по-твоему, разбираться — где правильный чертеж, а где бред сивой кобылы? Им запустить в производство и все!

— Где, запустить в производство? Заводы под контролем союзников. Пенемюнде почти под американцами.

— А подземные бункеры? Верфи? Шахты? О них забываешь?

— Это уже не решит исхода войны. Подземные бункеры и заводы — лишь капля в море. Тем более, как Власик сказал, Гитлер покинул тайно Берлин. А кто без него может вдохновлять нацию? Геббельс? Борман? Дёниц, Канарис? Не того пошиба фигуры.

— Послушать тебя, так Берлин сдадут завтра.

— Нет, разумеется. Вся эта масса техники и оружия, что мы пролетали, сейчас как раз прёт на Берлин для защиты. Там будет, кому охранять. Хотя и недолго продержится. Но, как ты помнишь, мы уже с Граниным и Ильей Федоровичем вычислили, что реальные события Победы советские войска опередили на пять месяцев. Итог? Берлин будет взят в течение дней двадцати. Ориентировочно — в конце января сорок пятого. Сегодня какое число?

— А я почем знаю? Это Павел Данилыч у нас вел дневники с планами схем. А я у тебя простой оруженосец, лишенец. Усек?

Гул винтов стал натужным. Входили в воздушную яму. Где-то там, под облаками, на земле, шли к Берлину колонны отступающих войск. Из истории я помнил, что армия Венка так и не успела прибыть к столице для защиты ее. Гитлер тогда — в нашей реальной истории — окончательно распрощался с надеждой, что третий рейх спасет некое чудо-оружие. Может те, оставшиеся без него в Берлине партийные бонзы хотели успеть привлечь и меня в том качестве чудо-оружия? Недаром нас так спешно везли. Недаром разведка аввера знала маршрут наш заранее. Как когда-то, когда мы скрывались с Борькой от Мехлиса, нам подвернулась возможность выкрасть у союзников фон Брауна? Только тут, в отличие от нас, абвер поступил удачнее: нас захватили. И теперь мне придется сотрудничать. Иначе — иглы под ногти, сдирание кожи, опыты с вивисекцией в концлагерях. Как нашего бедного Лёшку. Отважного первого друга, что извлек меня из воронки на Курской дуге. Эх… милый наш Лёшка! Вечная память геройски замученному в застенках гестапо! Аминь тебе, Друг с большой буквы!

…Когда подлетали, все облачились в парашюты. Вот здесь я и услышал переговоры пилотов с диспетчерской башней, что над Берлином носятся русские «Красные рои», как их с испугом окрестили немецкие летчики. Мои разработки! Я возгордился в душе.

Приземление было спешным. Уже на земле Борька заметил:

— Гляди, как гудит и сотрясается Берлин! Союзники с нашими войсками бомбят! Ты правду сказал: Берлин скоро сдастся.

Его толкнули, и он усмехнулся:

— Звездец вам, ребятки! И мы уже не успеем помочь — хоть в пытках сгноите. Нет вам пощады, паскуды фашистские!

И получил удар в солнечное сплетение. По всей видимости, прежде чем представить начальству, два костолома теперь опасались бить по лицу.

Завернула от башни машина. Нас встречали эскортом.

— Интересно, — шепнул Борька, подталкиваемый прикладом, — а как наш Илья Федорович будет вызволять нас отсюда? И главный вопрос — когда, черт возьми?

Потом нас везли среди улиц. Город бомбили. Теперь мы видели десятки дронов, тут и там осыпавшихся взрывами на районы столицы. Сердце снова наполнилось радостью: мои разработки!

— Как подведут к начальству, — советовал Борька, — ты по большей части молчи. Говорить буду я. А ты вроде как не у дел.

— Они уже знают давно, кто ты, а кто я, — пришлось убедить мне товарища. — Напрасно, что ли, они посылали отряд спецназа на нашу территорию у фронта? Им ведь пришлось внедриться к нам в качестве диверсионной группы. Забыл того капитана, что русским прикидывался?

— Век буду помнить, — почесал Борька опухшую щеку. — И этих двух костоломов, — кивнул на спины гестаповцев на переднем сиденьи.

Нас привезли.

И сразу, вот те раз, у обоих отвисла челюсть.

— Ептыть, мать в душу! — присвистнул Борька. — Так мы же у стен, как ее там…

— У стен рейхсканцелярии, — не менее оторопело возвестил я.

Сказать, что был потрясен — мало сказать. Я думал, нас доставят на секретную базу. Запрут в лаборатории для опытов. Будут поить всякой дурью. Колоть транквилизаторами. Пытать, на худой конец. А тут вполне цивилизованное учреждение, хоть и немного побитое бомбами.

— Чудеса в решете! — вторично присвистнул напарник. — Это ж сколько стоило усилий, чтобы сюда нас доставить?

— Шнелле! — подтолкнули охранники.

Поднялись ступенями вверх. Кругом царила суета, какая бывает, когда спешно идет эвакуация. По кварталам выли сирены. Сновали прохожие. Носились машины пожарников. Тут и там раздавались гулы взрывов. Во многих местах окна были выбиты, а в уцелевших виднелись белые пластыри, заклеенные крест-накрест.

— Вот те и Берлин, мать его в пень! — восторженно возопил Борька, когда втолкнули в широкие двери. — Погодите, мерзавцы! Наши войска уже скоро!

У портала подъезда взвыла колесами машина. Я на миг замер: два охранника застыли во фрунт. Изнутри распахнутой дверцы возникла фигура в маршальской шинели. Спешно поднялся, бросив взгляд на меня. Что-то знакомое всколыхнуло память из сетей интернета. Где-то видел я его снимки. Кто? Не Гальдер же? — тот не фельдмаршал. А кто? Последнее звание фельдмаршала получил, насколько я помню, как раз Паулюс. Получил, бедолага, накануне краха под Сталинградом. Потом Гитлер, вроде, зарекся присваивать столь высокие звания кому бы то ни было.

Тогда кто?

Лихорадочно выдала память, пока охранники провожали приветствием:

Фон Лееб? Фон Клюге? — нет, этот уже на том свете. Рейхенау тоже, как, собственно, и Роммель.

Но, кто?

Манштейн? Клейст? Фон Браухич?

Память отказывалась выудить информацию. К тому же начальник исчез за дверями, и нас грубо толкнули следом. Внутри спешно выносили ящики, сновали солдаты со штатом обслуги. Напуганные гулом секретарши в строгих юбках, цокая каблучками, пытались нести на руках пишущие машинки. Огромный флаг со свастикой во всю стену бесполезно висел теперь, мозоля глаза. Бюсты внушительных фюреров одиноко пылились в свете мигающих фешенебельных люстр. Казалось, начинался тот самый Библейский Исход, как когда-то с народом евреев. Теперь были немцы. История повторялась циклично — менялись как всегда лишь ее персонажи. На стенах висели портреты великих германских талантов пера. Я сразу узнал братьев Гримм. За ними, пока мы поднимались по мраморной лестнице, шли рядами философы.

— Танцором можешь ты не быть, но классиком ты быть обязан, — в шутку продекламировал Борька. Молодец, парень, держится! У меня потеплело в душе. Таким же был, очевидно, и Лёшка, когда его истязали в гестапо. Таким был мой первый помощник Семен, погибший у меня на руках. А сколько таких шутников — отважных, геройских — еще погибнут при взятии Берлина?

Мы поднимались выше. Мимо промчался какой-то майор вермахта, весь в мыле. В огромном зале царило смятение.

Вот и площадка.

Снова портреты-портреты-портреты. Чуть левее в рамках изображались полководцы во главе с Фридрихом Великим. Огромная дубовая дверь распахнута настежь. Нас осадили, заставив стоять во фрунт. Два адъютанта в форме элитных СС доложили о нашем прибытии.

— Едрит их в печенку, — процедил сквозь зубы мой напарник. — Да тут весь генералитет нацистский собрался! — и тихо присвистнул. Звук после выбитого зуба получился забавным, шипящим. Но не слишком забавна была обстановка.

— Точно! — вырвалось у меня, когда я вторично взглянул на фельдмаршала. Из памяти сразу всплыли фрагменты его биографии. Читал в интернете. И что там у нас?..

Во время французской кампании командовал первой мире танковой группой, где его подчиненным был прославленный танковый командир Гейнц Гудериан. Во время вторжения в СССР командовал танковой армией на южном направлении. В 1943 году произведен в фельдмаршалы. В 1944 году отстранен от командования за разногласия с Гитлером. Придерживался монархических взглядов и всю войну носил кайзеровские погоны. Не любил нацистов, но в движении сопротивления не участвовал, сохраняя верность присяге. После войны сдался англичанам, был выдан Югославии, откуда попал в СССР. Был приговорен к длительному сроку тюремного заключения. В 1954 году скончался от естественных причин. Единственный немецкий фельдмаршал, умерший в советской тюрьме.

Вот так. Просто и быстро. Я даже не удивился, выданной мне памятью справке. Уже было такое. Несколько раз моя память выдавала мне на-гора умопомрачительный материал Гугла и Википедии. В разных отдельных случаях. Скажем, я забывал техническую характеристику минометов. Или дальность покрытия «Катюш». Или, положим, толщину брони танков. И тотчас, к моему изумлению, как некий чертик из табакерки, в моем сознании выскакивал необходимый материал. Чудо дивное? Кто его, в беса, знает. Возможно, какие-то магнитные поля — черт разберешь — активировали при моей переброске определенные участки мозга. А может, при столкновении двух измерений у меня произошел сдвиг по фазе: я стал гением? Вот, вспомнил же Клейста!

А тот между прочим уже поспешил внутрь зала. Мы с Борькой бросали взгляды. По скамьям вдоль стены ерзали в спешке генералы вермахта. Были и кто-то из танковых войск, и из ведомства Геринга. Казалось, действительно — в отсутствие фюрера здесь собралась вся верхушка военной элиты.

Фон Клейст между тем скрылся внутри. Чуть погодя к нам приблизился адъютант. Вежливо кивнул, приглашая жестом последовать за ним. Генералы на скамьях заерзали еще больше. В их взглядах сквозила тревога с немым вопросом: кто такие, эти два русских обрубка?

Когда мы вошли, Борька едва не исполнил свистом марш Мендельсона. И было на что посмотреть!

Под люстрами из огромных кусков хрусталя размещался таких же огромных размеров стол, заваленный картами. По бокам от стола в креслах сидели, курили, беседовали, два десятка высших начальников рейха. Во всю стену у окна второго этажа висел план защиты Берлина. Две секретарши с указкой в руках передвигали по схеме флажки. В отдельном кресле восседал…

О-о, черт!..

У меня перехватило дыхание. Нет, не Гитлер — тот по сведениям русской разведки был уже в Антарктиде. Не Гитлер, но все же…

— Борман! — вырвался вздох. Я глянул на петлицы партайгеноссе. Только у него были похожие знаки различия — самые крупные в рейхе.

— Что за овощ? — тихо шепнул Борька. — Кто-то из помощников фюрера?

— Самый главный! — прошипел я.

— А я думал, самый главный после Гитлера Геринг и Гиммлер.

— Этот главнее, — не стал я ему отвечать. Как объяснить бывшему трактористу колхоза всю верхушку иерархии рейха? А Борман, по сути, был его незримым куратором. Серым кардиналом, если брать примеры истории. Что-то типа Ришелье при Людовике XIII. Руководил всей тайной канцелярией. В его сфере влияния находился Золотой запас третьего рейха. Плюс полное доверие Гитлера. Недаром, его — Бормана — не смогут найти после Победы. Как, впрочем, и Мюллера. Но с тем было проще — он в моей реальной истории объявится в Аргентине. А Борман исчезнет. Причем, безвозвратно.

— Подведите! — приказал тот адъютанту. — А вы, господа, пока свободны, — отпустил остальных. Клейст, останьтесь, пожалуйста. Эти два русских будут у вас в подчинении.

Бросая удивленные взгляды на нас, генералы ретировались. Два русских заморыша сумели привлечь внимание Бормана? Как я узнал позже, Берлин уже полнился слухами, что Гитлера тайно увезли — куда? А черт его знает. Кто судачил, что в Аргентину. Кто — в Африку. Но никто не предлагал версии Антарктиды. Проект Базы-211 и Новой Швабии был настолько засекречен, что о нем не знал даже генеральный штаб вермахта. Только Гиммлер, Борман, Дёниц, Канарис. Плюс и Скорцени, по сути. Ну, и охрана фюрера с его штатом обслуги. Завершал список комендант Нового Берлина в снегах Антарктиды — фон Риттен. Всё!

И я рассмеялся мысленно. Но это если не учитывать нашей советской разведки. А если знает Илья Федорович, то непременно и Власик. А если знает тот — то, безусловно, и Сталин.

Такие вот мысли крутились у меня в голове, пока нас вели к креслу Бормана.