Военный инженер товарища Сталина 2

Глава 17

1945 год.

Берлин.

Записка была составлена мною с тем расчетом, что, попади она в руки гестапо, те бы ни черта из нее не поняли. И, разумеется, по-русски. Завуалировано. Без имен. Конечный итог гласил так:

Куратору проекта «КЗ». Сообщение приняли. Находимся в упомянутом вами городе. У друзей. Избежали ареста. Скрываемся в условленном месте, которое будет передано вам в случае успешного контакта. Посредники контакта — люди, доставившие это послание. Живы, здоровы. Привет нашему общему другу в столице. Ждем ответной связи в этом же месте.

А и Б.

Аббревиатура «КЗ» подразумевала собой план «Красная Заря», поскольку о нем знали лишь единицы. «А и Б» — наши инициалы. Илья Федорович с Павлом Даниловичем Граниным поймут — в этом я не сомневался. Оставалось только доставить записку по назначению.

— Ты больше не Саня! Ты кактус! — воскликнул Борька. — Как они там разберутся в твоих мудреных буквах? КЗ какое-то. А и Б…

— Балбес, там же Илья Федорович с Граниным! Уж они-то знают и почерк и смысл послания.

— Мусорный бак, — скептически хмыкнул он, прочитав мои каракули. — Они бы еще канализацию предложили. Или общественный туалет.

— В Берлин нет такой, — заявил Юрген. — А мусор есть корошо. Полиция крипо туда не заглянуть.

— И гестапо тоже? — взял под сомнение Борька.

— Тогда ваш Мюллер просто патологически глуп, — поддержал я товарища. — В первую очередь проверяют все сомнительные места.

Спор бы еще затянулся, если бы Герхард не поторопил нас, сознавая, что где-то там, на Югендштрассе, ждут ответа товарищи.

— Самое главное, — напутствовал Борька Олега, — когда будешь следить издалека за Юргеном, не упускай из виду дворы, закоулки, машины. Ну, и прохожих. Каждый может оказаться переодетым жандармом.

— Не учи. Сам из подпольщиков. Знаю, как поступать.

— А потрындеть? — хлопнул по плечу мой младший помощник. — Просто хотел поднять настроение. Пистолет, надеюсь, прихватишь?

Олег уничтожающим взглядом смерил Бориса. Покрутил пальцем у виска.

С тем и отбыли.

Записку сложили вчетверо. Юрген двинулся первым, Олег следом. Предстояло пройти подземельем половину района. Вверху был Берлин — внизу катакомбы.

— Професьон де фуа, — проводил Борька взглядом.

Я уставился на него ошарашенным взглядом.

— Чего? — пожал он плечами.

— Откуда такие словечки, колхозник?

— Но-но! Па-апрашу! Откуда словечки? Потом расскажу. — И добавил немного: — Если сам, конечно, пойму.

Пробираясь катакомбами, колодцами, тоннелями подземного города, два подпольщика, спустя три часа были на месте. Лаз на поверхность представлял собой люк канализации. Сверяясь с картой Берлина, Юрген полез по лестнице первым. За спиной, внизу подземки, доносился гул вагонеток. Балки перекрытий были облеплены крысами. Пахло плесенью и вечным смрадом разложения плоти. Где-то журчали стоки канализаций. Прикрыв нос рукой, за Юргеном последовал бородатый Олег.

Откинули люк. Выползли. Отряхнулись. Осмотрелись по сторонам. Повезло — люк выходил в заброшенный двор. Сквозь проходную арку виднелась дорога. Туда и сюда сновали прохожие. Мчались с гудками машины. Берлин жил своей жизнью.

Олег сверился с картой.

— Югендштрассе на той стороне, — указал в проход арки.

Двинулись. Замерли в проеме. Осмотрели улицу. Две дамы катили коляску. На той стороне высились тумбы с афишами — давно разорванными и стертыми временем. На перекрестке стоял регулировщик. Две машины разминулись, следуя его жестам. Вывеска «Булочная» — перевел для себя Олег. Вдали здание синематографа. Впереди по курсу четыре жилых дома. Шестеро грузчиков тянули в подъезд необъятных размеров шкаф. Пробежал тощий пес. На соседней улице завыла сирена. В небе сумрачно и беспокойно: кругом висящие дирижабли охраны Берлина. Все вроде в порядке. Мусорный бак затерялся в углу — Олег его сразу увидел. Взвел курок пистолета в кармане.

— Вперед! — подтолкнул Юргена.

Немецкий подпольщик, приняв вид обывателя, спокойно, без суеты, перешел перекресток. Жандарм скользнул по нему взглядом, оставив без внимания. Как раз в переулок заворачивала пожарная машина с бригадой. В соседнем квартале горели дома от налетов — машине надо было туда. Пользуясь заминкой, Юрген быстрым взглядом осмотрел переулок. Три девчушки чертили мелом на асфальте кукольные домики. Работал гидрант. В окнах висели белые тряпки. Слышалась ругань в соседнем подъезде. Молочник подкатил велосипед с бидоном. Было относительно сухо, и на миг немцу стало даже как-то уютно. Надо же, окруженный Берлин, зима на дворе, а молочник на велосипеде. Дивно-то как!

Прижимаясь спиной к стене дома, украдкой приблизился к баку. Бросил взгляд влево — вправо. Кинул записку. На шаг отступил. Задержался на миг — под ногой шмыгнула кошка. Не оборачиваясь, пересек тротуар в обратном направлении. Пожарная машина как скрыла от глаз жандарма. Вошел в арку. Перевел дух. И только тут издал вздох облегчения.

— Фу-ух…

Руки подрагивали. Олег встретил его с пистолетом в руках.

— Все видел. Можешь не говорить.

— Я-я… говорить.

— Замри. Успокойся. Переведи дух. На, вот — хлебни. Для ажура, — протянул немцу флягу.

Тот сделал глоток. Шнапс оставался после новогоднего застолья. Юрген вспомнил, что сегодня уже сорок пятый. Как и вчера, собственно.

— Теперь будем тайком наблюдать, — осторожно выглянув в проем, решил за обоих Олег.

— Кто должен забрать? — вторично сделал глоток Юрген. — Мы есть следить?

— А как же! Должны же мы видеть связного в лицо. А если он провокатор? Нельзя Александра с Борисом посылать сюда, не узнав, кто связной.

Ждали несколько минут. Успели выкурить по сигарете. Потом вдруг Олег подобрался.

— Смотри!

Оба с осторожностью выглянули из арки. Кошка терлась у ног. Сменился жандарм на перекрестке. Сновали прохожие. Из «Булочной» выкатили тележку с выпечкой хлеба. Начала собираться очередь. Кто-то из бабок спешил с корзиной белья для стирки. Никто не обращал внимания на оборванного нищего у мусорного бака.

— Надо же, — хмыкнул Олег. — У вас тут весь Берлин переодет для прикрытия в нищих бродяг. Борьки нет, а то он быстро бы завязал знакомство.

— Этот есть тоже подпольщик! — радостно всмотрелся в оборванца немец. — Мой знать его.

— Стой! — рванул на себя молодого Юргена Олег. Тот уже было бросился наружу, но бывший русский узник концлагеря вовремя осадил его прыть. — Куда, мать твою? А если за ним следят?

Юрген послушно остался. Бродяга, меж тем, наклонился над баком. Играя роль голодного нищего, принялся рыться в отходах. Никого не удивляло, что кто-то копается в мусоре. В осажденном Берлине это считалось нормальным явлением.

Найдя необходимое, знакомый немцу подпольщик, как ни в чем не бывало, проследовал дальше, всем видом показывая, что ищет следующий бак для отходов.

Контакт состоялся. Проводив подпольщика взглядом, Олег с Юргеном прождали еще с пару минут, наблюдая за улицей — нет ли слежки.

Все обошлось. Записка доставлена. Теперь предстояло вернуться сюда на следующий день. За ответом.

Назад шли тем же путем, через люк. Три часа пешим ходом в подземках Берлина. Вернулись почти к ужину. Усталые, с позывами голода, и полными радостных новостей. С порога сразу засуетилась Кэт — как её называл Герхард. Накрыла на стол. Собрались все семеро, считая и нас с Борькой.

Тут-то Олег и рассказал их одиссею контакта. Юрген описал внешность подпольщика.

— Вальциг, — узнал по наброскам Герхард. — Мой знать его тоже. Из соседний подполья. Их главный штаб находиться в руинах речной вокзал.

— Есть у них рация? — тотчас спросил я. — Как можно связаться?

— Раций есть. Стационарный, мощный, большой. Держать связь с фронтом.

— Ох, ёптыть! — взвился Борька. — Так мы можем через них связаться с нашим командованием?

— Так есть. Яволь. Там передатчик сильней наш тут. Они связан с русский фронт.

— А-а? — залихватски заорал мой боец. — Ур-ра-аа!

Меня самого на почве радости скрутило, что называется, в бараний рог. Борька едва не пустился в пляс. Подскочил к Катерине. С размаху запечатлел поцелуй, сгреб в охапку, отчего та притворно ойкнула. Разлил по кружкам шнапс. Врезали по сто грамм — за состоявшийся контакт.

— Теперь ждать двадцать ноль-ноль, — бросил взгляд на часы Герхард.

— И выйдем на связь с их передатчиком? — Борька не отпускал Катерину, кружась в бурном танце.

— Так есть. Яволь.

— Ура-аа! Козочка моя, ты понимаешь? Я заберу тебя в наши войска. Туда! — махнул он рукой, прижавшись к талии, — за стены Берлина!

До сеанса радиоконтакта оставалось сорок минут. На случай нашей голосовой связи с Ильей Федоровичем, я набросал план вопросов, которые предстояло обсудить. Как держать контакт со связным? Когда в город войдут войска? Все ли мои разработки новейших технологий продолжают использовать в армиях? Как там наше КБ — Королёв, Ильюшин, Яковлев? Как Павел Данилович Гранин? Как Власик, как сын Василий, как сам Сталин? И, наконец, черт вас возьми, когда нас отсюда, собственно, вытащат?

Все это я набросал на бумаге. Двадцать ноль-ноль. Время сеанса настало.

А в этот момент, в рейхсканцелярии происходило следующее…

Борман рвал и метал. Гиммлер только что доложил, что его помощник Отто Скорцени, возвращаясь из Антарктиды от фюрера, попал в засаду к повстанцам. Попал в Штутгарте. Успели передать по связи, что, приземлившийся с ним самолет подвергся атаке. Выживший в диспетчерской башне оператор успел передать номер и борт самолета. Сопоставив маршрут и номер рейса, Гиммлер сразу смекнул, что Скорцени в руках патриотов. С этим и пришел на прием к Борману. Теперь оба всесильных хозяина нации в отсутствии Гитлера решали, как вызволить из плена их подчиненного. Он должен был предоставить верхушке рейха все сведения, что касались Базы-211. Заодно, как полагал Борман, Скорцени вез им приказ фюрера, снарядить очередной караван субмарин. Для чего? Для доставки на ледяной континент всего необходимого, включая оборудование, редкоземельные металлы и прочее, прочее, прочее. Исключительность этого каравана была в том, что он должен был стать последним.

Дальше связь с Антарктидой могла быть потеряна надолго, если не навсегда. Все зависело от конечного итога войны. А русские уже у стен Берлина — в эти первые дни наступившего сорок пятого года. И неизвестно, сможет ли глава рейха Гитлер руководить и дальше своей Германской нацией — оттуда, из бескрайних льдов Антарктиды?

— Так что будем делать с вашим оберштурмбанфюрером, дорогой Генрих? — задавался вопросом Борман.

— Полагаю, Мартин, что нужен бросок спецотряда. Штутгарт не весь в руках повстанцев, а только прилегающий к нему аэродром. Если диверсионная группа сможет пробраться на его территорию, то Скорцени может считать себя свободным. Ребята из спецкоманды знают свое дело.

— Намерены отправить их на поиски?

— Намерен. Мой подчиненный вез с собой секретные распоряжения фюрера. Это касается не только генетического фонда новых поколений нации. Не только агрегатов бурения, урана, ртути. Но и личные указания, в том числе Канарису с Деницем.

— Обдумаем. Группу подготовьте, я с вами согласен. Что дальше?

— Этим последним караваном мы сможем завершить переброску всех оставшихся ценностей и реликвий. Раз уж глава рейха там, то и все контрибуции должны быть перевезены в шахты Базы-211. Там фон Риттен. Там защита и охрана. И, наконец, там сам фюрер.

«Хитер, чертяка! — мысленно поздравил его Борман. — А сам хочет с этим последним караваном переправить свое награбленное золото. Награбленное по всей Европе, включая Восточный фронт, где Украина, Молдавия, Белоруссия. И как раз Скорцени в этом ему самый ценный помощник…».

Вслух же подтвердил:

— Да. Канарис и Дениц сейчас прибудут. Обсудим и это.

— Хорошо. Что там по этому русскому инженеру, попавшему к нам в плен?

— Люди Мюллера по-прежнему ищут. На след пока не напали. Фон Клейст полагает, что при налете на госпиталь, тому русскому с его охранником удалось скрыться. Куда? Вот тут и загвоздка. Берлин огромен, да к тому же наводнен до крайности ячейками подполья. Кто хочешь мог их скрыть у себя. Фон Клейст тоже сейчас будет здесь.

Когда прибыли три оставшихся руководителя — Канарис, Дёниц и Клейст, посвященные в тайну побега Гитлера — началось совещание.

Слово взял адмирал Дёниц.

— Господа, возьму на себя смелость доложить, что не стал ждать указания фюрера для снаряжения каравана номер восемьдесят один, а уже сам приступил к его оснащению. Полагаю, наш фюрер одобрил бы этот поступок. И, поскольку Отто Скорцени сейчас в руках повстанцев, мое решение как нельзя лучше доказывает, что я прав.

Все склонили головы в знак согласия.

— Тем самым, не дожидаясь указа, я ускорил отбытие субмарин в четверг утром. Сегодня суббота. Надеюсь, до четверга мы вызволим оберштурмбанфюрера из плена, и он подтвердит полномочия.

— Что готово к отплытию? — задал вопрос Борман. — Какое сырье?

— В эти дни субмарины загружают всем необходимым по списку. Прежние караваны вплоть до шестидесятого номера доставляли в Новую Швабию агрегаты бурения, вездеходы, жилые разобранные блоки и прочее оборудование. Потом пошли обозы с металлом, ртутью, керосином. Следующими рейсами доставлялись образцы посевных культур и животный биом. Следом — генетический фонд наследия нации, плюс ученые, физики-ядерщики. Попутно доставлялись узлы коммуникаций, поточные линии для заводов и верфей во льдах. Отдельными грузами шли сокровища и реликвии. Плюс, разумеется, «Золотой запас рейха». В этом же, восемьдесят первом караване, на ледяной континент будут доставлены редкоземельные металлы, тяжелая вода, уран.

— Вы полагаете, он будет последним? Восемьдесят второй не удастся отправить?

— Судя по темпам наступления русских, полагаю — последним. У нас просто физически не хватит времени снарядить остальные обозы. Союзники окружили Берлин. Армия Венка не подошла, не успела. Город изнутри готовится к сдаче. Когда ехал сюда, видел из салона машины — почти во всех окнах вывешены белые флаги.

— Вот и попробуй найти среди этого хаоса ускользнувшего русского инженера-конструктора, — с долей горечи пожаловался фон Клейст.

— Их ищут, дорогой Эвальд, — развел руками Гиммлер, бывший с фельдмаршалом на короткой ноге. Нынешнему главе рейха, разумеется, было еще невдомек, что Клейст окажется в будущем единственным немецким фельдмаршалом, умершим в советской тюрьме.

— Ведомство Мюллера не слишком-то преуспело в поисках беглецов, — пробурчал недовольно фон Клейст. — А на мне теперь висит вина за их побег. Ведь в моем эскорте их везли в госпиталь.

— Твоей вины здесь нет, Эвальд. На госпиталь был совершен налет, почти все погибли. А оба русских, пользуясь смятением с паникой, поспешили скрыться в Берлине. Сейчас по их следам пущены все ищейки гестапо.

— Надо бы привлечь операторов к прослушиванию радиоэфира, — заметил догадливый Борман, как всегда видящий все наперед. — Если русское командование прослышат, что секретный инженер укрывается повстанцами, оно непременно будет пытаться наладить с ними контакт.

— Сделаем, — отметил в блокноте Канарис. — Это в моей компетенции. Посадим машинисток прослушивать волны раций и передатчиков. Как кто-то из русских с той стороны фронта выйдет в эфир, мне непременно доложат.

— Как бы уже не поздно мы спохватились, — пробурчал недовольный фон Клейст. — Приказ о прослушке необходимо было отдать еще два дня назад. В канун новогодней ночи. Вполне возможно, уже сегодня с ними успели установить контакт.

И, как покажут дальнейшие события, фельдмаршал был прав.

Обсудили ряд других второстепенных вопросов. Расставили точки над «и». В конце совещания Канарис, сославшись на неотложные дела по защите Берлине, отбыл заранее. За ним следом в машине укатил Клейст. Карл Дёниц пригласил Бормана с Гиммлером посетить пирс, где готовились доставки на ледяной континент. Тайными путями секретных маршрутов грузы переправят в Суэцкий канал. Там на приколе ожидали подводные лодки, наполовину заполненные.

Когда покидали рейхсканцелярию, Гиммлера не покидала мысль о переправке собственных сокровищ в трюмах подлодок. Но ни Дёниц, ни Борман, об этом, разумеется, не должны были знать.

Посетив ангары и склады, где готовились к отправке различные материалы для Базы-211, Гиммлер мысленно принялся составлять план переброски ценностей к берегам Антарктиды. Своих именно ценностей. В этом ему мог помочь только Скорцени.

А тем временем Отто Скорцени, он же оберштурмбанфюрер СС, он же близкий любимчик Гитлера и по совместительству легендарный диверсант № 1 третьего рейха, отдавал разряженный парабеллум главарю повстанцев города Штутгарта. Рядом стоял с поднятыми руками последний уцелевший пилот экипажа самолета, доставившего Скорцени из Вены.