Глава 16

1945 год.

Антарктида. Новая Швабия.

База-211.

Первые дни наступившего года.

В первый день наступившего сорок пятого года Отто Скорцени почесал шрам, тянущийся от уха до подбородка. Обратился к корветтен-капитану:

— Скажите, любезный Франц, если завтра устранят неполадки, когда мы прибудем в точку «икс»?

— С опозданием на трое суток. Команда работает в авральном режиме. Наше счастье, что английский линкор не заметил мишени. Он мог своей массой не глядя раздавить нас как скорлупку.

— Это я знаю. Был на мостике — видел. Заботит другое. Вы знаете мою миссию. Необходимо срочно связаться с Берлином. Меня ждет с рапортом Гиммлер.

— Увы. Эфир прослушивается союзниками. Нет возможности послать даже закодированный текст. Иначе нас просто обнаружат. Вы же хотите тайно добраться до континента? Придется ждать — завтра постараемся отплыть.

Это было вчера. Сутки напролет экипаж субмарины, причалив к пустому безлюдному острову, устранял повреждения. Их могло быть гораздо больше, если бы безалаберные англичане вовремя заметили у себя под носом немецкую подлодку. Но все обошлось благополучно. Две вахты матросов, устранив, наконец, нанесенный урон, готовы были отчалить. Покидая скалистый утес, Скорцени навсегда распростился с этой неуютной точкой на карте. Зато отметил про себя, что здесь неплохо в будущем скрыть тайник от своих начальников в Берлине. Скажем, то же припасенное им золото из шести караванов субмарин, ходивших в Антарктиду. Были запасы и Золотого фонда великого рейха. Часть слитков пресловутого «Поезда-277» тоже была у Скорцени. Прежде он планировал затопить тайник у берегов Корсики. Однако, приметив этот скалистый, ничем не примечательный островок, отложил его в памяти.

— Ужин в каюту? — осведомился мичман, когда под вечер лодка шла уже полным ходом в подводном режиме.

— Как всегда, любезный. Не хочу обременять своим присутствием ваших офицеров в кают-компании.

Уединившись, оберштурмбаннфюрер предался мечтам.

Да. Золота у него припасено достаточно. Имея контроль над караванами и прочими обозами ценных реликвий, он мог позволить себе откладывать необходимый ему капитал.

Занес координаты острова себе в блокнот, обозначив секретным шифром, которым кроме него владел только Гиммлер. Но и тут Скорцени схитрил — не будь он лучшим обер-диверсантом третьего рейха. Вместо положенных цифр, заменил их другими. А шефу скажет, что нашел подходящее место посреди океана для их тайника. Таким образом, когда Гиммлер распорядится переправить к этой точке и свои собственные накопления, — он, Скорцени, умыкнет и то и другое. Все просто как дважды два. Если тебе доверяет начальник — служи ему верой и правдой. Но если на носу уже русские — спасайся сам, причем, вместе с сокровищами.

Таковы были думы оберштурмбанфюрера, когда лодка вошла в прибрежные воды Северо-Восточной Африки. Дальше по курсу следовал заход в Аденский залив, потом через Красное море в Суэцкий канал. Но это уже без подлодки — на катере. Инкогнито он должен добраться до Каира. Оттуда транзитом на самолете до Афин. Затем Неаполь — ну и, собственно, сам Берлин.

— Прибыли, герр Отто, — доложил старший помощник.

Лодка всплыла на поверхность для продувки цистерн. Прямо за бортом — берега государства Сомали. Ночь черна, в небе созвездия. Поблагодарив корветтен-капитана и команду, Скорцени сошел на берег. Там его ждали.

Спустя четыре дня тайный агент Гиммлера, преодолев Средиземное море, побывав в Афинах, Неаполе и все еще оккупированной немцами Вене, наконец, приземлился в Штутгарте. И тут же был атакован…

Еще на подлете к аэродрому Штутгарта пилот передал, что взлетные полосы простреливаются германскими подпольщиками.

— Вам бы надеть парашют, мой господин! — крикнул пилот на подлете к объекту. — Местные отряды повстанцев контролируют аэродром.

Так и случилось. Как только машина коснулась земли, корпус фюзеляжа прошили три автоматные очереди.

Ба-аамм! — грохнуло взрывом за хвостом самолета. Еще крутились пропеллеры, еще экипаж выруливал машину к стоянке, а снизу уже раздавались автоматные очереди.

— Черт бы побрал этих патриотов Германии! — откидывая в сторону ненужный теперь парашют, пригнулся, сбегая по трапу Скорцени.

Укрылся за ящиками смазки. Ветер трепал вращающийся флюгер. За полосой приземления виднелась башня диспетчеров. Оттуда тоже стреляли. Две пулеметные очереди, пущенные из окон башни, давали понять, что и она под контролем повстанцев.

Рядом пригнулся пилот самолета. Вытер шлемофоном кровь на лбу — зацепило отколовшейся щепкой.

— Где остальные? — сжимая в руках парабеллум, обернулся к пилоту Скорцени.

— Погиб экипаж, — ответил тот с горечью. — Я последний прыгнул за вами. Командир и штурман убиты. Пули прошили их насквозь. Даже обшивка кабины не помогла.

Свистело, шумело в ушах. Трассирующие пули проносились над головами двух уцелевших. С обеих сторон от башни диспетчеров скользили по кустам тени.

— Их больше десятка, — заметил пилот, доставая свой пистолет. — Что будем делать?

Оберштурмбаннфюрер мигом оценил ситуацию.

— Они не знают, кто мы. Просто атаковали прибывший самолет.

— Так точно. Яволь. Эти бандиты шалят тут вторую неделю. Прослышали, что фюрер покинул Берлин и, пользуясь наступлением русских, взяли под контроль территорию.

— Что еще у них под контролем, кроме аэродрома?

— Судя по нашим переговорам с диспетчерами, почти вся местность округи Штутгарта.

— Хм-м… Это плохо. Вы местный?

— Нет. Прикомандирован к четвертой эскадрильи авиационного гарнизона Штутгарта. Нам приказано было вылететь в Вену, взять вас на борт и доставить сюда. Распоряжение мы выполнили. И вот, подлетая к объекту, получили предупреждение о повстанцах. Дальше вы знаете.

Мимо просвистела очередь. Самолет, прошитый пулями, уже несколько секунд дымился, вращая вхолостую пропеллерами. Теперь он был неуправляем. Брошен. Внутри распластались тела экипажа.

Грохнуло разрывом снаряда — кто-то из повстанцев применил миномет. Корпус машины вздрогнул, заваливаясь набок. Левый пропеллер вспахал комья земли, корежа лопасти. Одно шасси отвалилось, промчавшись на бешеной скорости мимо затаившихся в кустах подпольщиков. Еще минута, и они окружат ящики смазки, за которыми укрывался Скоцени с пилотом.

— Что будем делать? — повторил тот.

— Что делать? — выглянул наружу обер-диверсант. — Сдаваться, мой милый. Сдаваться. Иначе нас разнесут в клочья тем минометом. Видишь, что он сделал с твоим самолетом?

Пилот высунул нос, успев разглядеть корпус искореженной машины. Это был уже хлам, непригодный к полетам. Пропеллеры вгрызлись в полосу грунта. Кабины не существовало — она была разнесена вдребезги. Хвостовая балка переломилась надвое. Горело, дымило, плавилось.

— Вот что… — предложил пилоту Скорцени. — Ты итак не знаешь, кто я такой. Верно?

— Знаю только, что было приказано доставить важный груз в вашем лице. Кого-то из ведомства Гиммлера.

— Т-сс… — поднял палец сосед. — Отныне о Гиммлере ни слова. Повтори!

— Ни слова о…

— Стоп! На этом достаточно. Ты был в числе экипажа, который из башни диспетчера получил указание взять на борт в Вене некоего господина. Всё! Дальше брехать буду я. Они, повторяю, не знают, кто я такой.

Мимо просвистела очередь.

— А кто вы такой? — пригибая голову, наивно спросил пилот. Подозрительно бросил взгляд на знаменитый шрам диверсанта.

— Если я представлюсь тебе, твоя жизнь с этой минуты не будет стоить и ломаного гроша.

— Я слышал только об одном таком шраме через все лицо, — с опаской показал пальцем пилот.

— И?

— Об этом шраме у нас в авиационном полку ходят легенды.

— И?

— И принадлежит он…

— Договаривай. Ты уже догадался? Неужели я так знаменит среди летчиков?

— О, да. И не только среди нас. О вас ходят легенды!

— Хорошо. Сейчас не об этом. Поговорим обо мне позже, когда выберемся из лап повстанцев. Главное — молчи. Ты не знаешь, кто я. А если все нам удастся, я возьму тебя себе в штат окружения. Экипаж-то всё равно твой погиб — летать уже не придется.

На том и решили. А сам оберштурмбаннфюрер имел лишь одну цель: добравшись до Бормана через протекцию шефа Гиммлера, упросить того снарядить еще один караван к берегам Антарктиды. Пусть Борман распорядится, чтобы адмирал Дениц выделил пять — шесть субмарин для доставки в Новую Швабию нового груза, оборудования, в том числе и генетического фонда в лице молодых поколений германской нации. А сам он, Скорцени, тем временем, загрузит тайно в караван и свои собственные накопленные богатства. Недаром же им были составлены координаты пустынного острова? Там под каким-то предлогом и спрячет, посвятив в тайну клада двух самых близких людей. Скажем, того же корветтен-капитана подлодки.

Итак… Все решено.

Спрятав пистолет в кобуру, обер-диверсант третьего рейха, подняв руки вверх, вышел из укрытия.

— Не стрелять! Я из ведомства Бормана! Не солдат и не член нацистской партии.

Выстрелы стихли.

— Держать на виду руки! — донеслось из кустов.

Следом за новым начальником из-за ящиков смазки вышел пилот.

А между тем в Антарктиде…

* * *

Барон фон Риттен, комендант Базы-211 и хозяин Нового Берлина, третий день наступившего сорок пятого года не находил себе места. Вчера после двух дней обильного возлияния шнапса по поводу новогоднего праздника, у него отчаянно крутило в желудке. Личный врач фюрера прописал слабительное. Сегодня таблетки подействовали, и всемогущий комендант подземного комплекса никак не мог справиться с организмом. Неудобно было перед фрау Кролль, супругой фюрера, Евой. После отбытия Отто Скорцени, хозяйка мастерской скучала, коротая с личной служанкой вечера в окружении мольбертов своего мужа. Единственной отдушиной были беседы с ним, с бароном фон Риттеном. Густав Фридрих Кролль, он же и Гитлер, проводил все время со своими рисунками в обществе пса Блонди. Приступы паранойи сменяли друг друга. Охрана молчала. Адъютанты старались быть незаметными.

Вот и сегодня, по внутренней связи Ева пригласила любезного барона навестить ее к ужину. И, как назло, подвел этот чертов желудок.

— Адольф… то есть, простите, Густав… — говорила она утром по связи, — отправил Скорцени с наказом Борману с Дёницем, привести сюда последний караван субмарин. Если не узнают союзники. И пока Отто отсутствует, передавая указания фюре… простите, Густава в Берлине, мне до ужаса скучно, милый барон. Не могли бы вы после ужина провести для меня экскурсию?

— Куда пожелаете, моя милая Ева.

Справившись кое-как с позывами желудка, комендант на свой страх и риск отправился в гости. Право крыло пристройки комплекса было отведено супругам Кролль с их штатом обслуги с тем учетом, чтобы сюда не проникали посторонние лица. Фон Риттен, по сути, оградил бывшего фюрера от назойливых глаз, чтобы из стен Базы-211 не просочилась ни одна информация. Для всего мира Гитлер оставался либо в Берлине, либо, на крайний случай — в Южной Америке.

— Как любезно, что вы согласились! — встретила в прихожей хозяйка. Собака Блонди тут же вильнула хвостом, приветствуя гостя. — Я, вероятно, вам надоедаю, но, увы, дорогой барон, мне просто некуда деется.

— Напротив, фрау Кролль, мне доставляет удовольствие быть в вашем обществе. Куда желаете отправиться?

А сам подумал: «Пресвятая дева Мария, у меня забот полон рот, а тут надо угождать еще барышне…».

Забот, к слову сказать, у фон Риттена было действительно много. Пока ждали известий от Бормана, что к Новой Швабии направят новый караван, предстояло запустить в производство подземную верфь. По проекту она будет выпускать субмарины новейшего поколения — здесь, в Антарктиде! Кто бы мог подумать? — про себя усмехнулся барон. — Во льдах континента скоро будет работать сталелитейный завод, за ним рудники, и в конечном итоге — сборка подлодок. И все это нужно наладить, пустить в обиход. Уже готовы два экипажа для будущих лодок. Остальные подводники проходят ускоренные курсы техподготовки. Плюс добавить сюда ежедневные бурильные работы. Плюс строительство оранжерей и теплиц. Уход за животным и растительным биомом, плюс пирсы, лаборатории, цеха, арсеналы, ангары. Тысячи рабочих и узников концлагерей. Столько же инженеров, техников, специалистов, ученых — иными словами, всех обитателей Новой Швабии.

И все это на плечах его, коменданта.

— Прошу вас, — пригласил он спутницу в вагонетку. — Смотрю, вы оделись с учетом выхода на поверхность?

— А можно?

— Как пожелаете. Единственное, куда я не могу вас проводить — прошу понять меня правильно — это в святая святых Базы-211.

— В атомный реактор?

— Так точно. И в служебные цеха.

— Ну, милый барон, это-то меня как раз и не интересует. Куда интереснее мне побывать еще раз на поверхности. Прошлый раз вы сами видели, как мой супруг поспешно вернулся назад.

— Герр Кролль не выносит холода. А вы?

— А мне все равно, если на мне теплые вещи. Мое воображение рисует ледяные тайны, снега, бураны и трещины.

— Торосы, хотите сказать?

— И торосы и трещины. А может, разломы.

Беседуя, они поднялись на лифте к высшему ярусу комплекса. Там, в окружении техников, работающих на поверхности, комендант пересадил гостью в вездеход. Вглубь континента как раз направлялся обоз из четырех вездеходов.

— Везут новую вахту, — пояснил комендант. — Старая вахта из сорока восьми человек провела в снегах две недели. Сейчас их заменят. И так циклично, по кругу: одни бригады, отработав, заменяются новыми, за ними другие, потом третьи. Процесс непрерывный.

— А что они делают там, внутри льдов?

— Бурят. Взрывают. Прокладывают. Проводят коммуникации. Прорубают шахты и штольни. Готовят фундамент для новых территорий комплекса. Хотите туда?

— Ой, да! Если можно, конечно.

Фон Риттен махнул рукой к отправлению. Головной вездеход взял курс на торосы.

Друг за другом пять вездеходов, включая комендантский, двинулись гуськом в ледяную пустыню.

* * *

Спустя три часа поездки по льдам, во время которой фон Риттен пояснял Еве детали развития Базы-211, остановились на привал. До места прибытия оставалось еще три часа езды. Там их ждала сменная вахта. К четырем вездеходам были прицеплены вагоны на широких полозьях. В них ехала смена из сорока восьми рабочих-бурильщиков.

Разожгли костры для обеда. Пока техники поглощали горячую пищу, Ева, пользуясь случаем, взобралась на снежный пригорок. Биноклем обвела горизонт. Рядом стоял барон.

Среди абстрактного нагромождения льдин, торчащих вкривь и вкось в разные стороны, она увидела в бинокль на дне ледяного амфитеатра довольно прямую и ровную накатанную дорогу, укрытую со всех сторон от любопытных взглядов ледяными глыбами. Дорога была до того прямая, что сразу бросалось в глаза её искусственное происхождение. Природа не могла такое сотворить по своему усмотрению, поскольку известно, что природа не любит прямых линий и острых углов — в ней всё кругло, овально и относительно.

— Это явно что-то искусственное, не природное. И снегом от бурана не занесено, будто подогревается изнутри. В сущности, как зеркальная поверхность. Уникальное строение! — едва слышно выдохнула Ева. — Чем-то напоминает наши взлётные полосы, однако, не бетонные.

Комендант сдержанно кашлянул. Пусть сама разберется.

Спустившись назад, взобрались внутрь салона. Полярники закончили с трапезой.

Через полчаса дорога была уже видна невооруженным глазом. Вблизи она почти ничем не отличалась от окружающей среды, разве что своей идеально прямой линией и необыкновенным материалом, который ещё ни разу не видела Ева. С воздуха трассу вряд ли могли бы заметить, поскольку с высоты птичьего полёта она была такой же белой, как весь снег в округе. Впереди возвышались еще несколько торосов.

— Это та самая трасса, что была видна мне в бинокль? — прильнула Ева к иллюминатору.

— Она самая, — ответил барон.

Сам он видел эту дорогу раз десять, поскольку она строилась под его руководством. А Ева смотрела во все глаза. Перед ней, несомненно, проходила какая-то искусственная магистраль, уходящая далеко вперед и упирающаяся в огромную ледяную гору.

«Странно, — мимолётно отметила она про себя, — а с высоты склона эта гора была не видна в бинокль. Сливалась с кратером? Но каким образом»?

Полоса упиралась в огромные железные двери, утопленные в ледяную громаду горы так, что их невозможно было заметить ни с земли, ни с воздуха. Они были такого же белого цвета, как и всё кругом — неотличимы от природного образования льдин.

Теперь они проезжали у самой кромки широкой полосы с идеальной поверхностью. Это было удивительно: весь наметенный снег, поднимаемый ветром, тут же, не касаясь покрытия, относился в стороны невидимыми струями воздуха, возникающими непонятно откуда. По всей видимости, где-то за тумбами работали невидимые агрегаты и, нагнетая спрессованный воздух, обдували им поверхность магистрали со всех сторон. Однако каких-либо звуков работающих механизмов Ева определённо не слышала: кругом расстилалась тишина, нарушаемая разве что редким потрескиванием льдин, шелестом ветра, да гулом работающих вездеходов.

Еще раз всмотрелась в далекие массивные двери, утопленные во льду скал. Через такие громадные створки, если они разъезжаются, могли свободно проследовать пара сверхдальних бомбардировщиков, даже не разминувшись между собой.

— Ангар? — спросила барона.

— Так точно, — с достоинством кивнул тот. — Для будущих аэродромов.

— Ох, дева Мария, пресвятая богородица! Здесь, в Антарктиде, будут еще и аэродромы?

— Все заложено в проектах, моя госпожа. Наш фюрер и ваш супруг, — понизил он голос, — как раз рисовал в эти дни на мольбертах будущие расположения взлетных полос. Одну из них мы сейчас проезжали — вы видели.

— Такую огромную гору, и просверлить изнутри? — выдала сомнения Ева. — По всем признакам, если к ней ведёт широкая магистраль, то эта гора должна быть полой внутри, верно?

— Вы правы. Но, простите, внутренний интерьер я не имею права вам огласить. Тут уже попадает под гриф: «Строго секретно».

— Я понимаю вас, милый барон. Женскому взгляду тут нечего делать.

— Ну, что вы! Вот, — оживился он, указывая рукой в иллюминатор, — посмотрите, лучше, как у нас работает система охраны.

И тут Ева увидела это…

Из основания ближайшего к вездеходам тороса бесшумно и стремительно к небу вознесся какой-то стальной штырь, похожий на телеграфный столб, но выше и шире в несколько раз.

«Чем-то напоминает гигантскую ручку с колпачком» — пронеслось у Евы в мозгу. Пронеслось, и тут же пропало. Последнее, что успела ощутить, теряя на миг сознание — как, бросившись к ней, подхватил на руки комендант. Её будто скосило неведомым импульсом. Фон Риттена самого пронзило разрядом тока. Вращающийся колпак наверху стержня сделал ещё один оборот вокруг оси, послал неведомые лучи по радиусу кратера и, сделав последний виток, так же быстро и бесшумно исчез в глубине, словно провалился в преисподнюю.

Ева разлепила глаза. Окинула непонимающим взглядом салон вездехода.

— Простите старого болвана, моя госпожа! — склонился над плечом комендант. — Совершенно упустил из виду слабый организм женщины. Надо же! И самого врезало током так, что посыпались искры из глаз.

— Чт-то… что это б-было? — онемевшими губами прошептала она.

— Система охраны. Лучи просканировали наши коды и, не найдя чужого присутствия, убрались автоматикой под землю.

— Нас… п-просветили? Как рентгеном?

— Так точно. Разработка наших ученых. Еще раз простите ради бога. Совсем выпало из памяти, что рядом со мной женщина.

Ева благодарно высвободилась из рук коменданта:

— А могло быть и хуже?

— О, да! Если бы автоматика не распознала наши коды, то чужих незваных гостей она испепелила бы напрочь!

Так, собственно, фрау Кролль и познакомилась впервые с новейшими разработками нацистских ученых во льдах Антарктиды.

Вращающийся колпак на столбе, издающий паралитический импульс, ещё долго останется в её женской памяти.

Загрузка...