1917 год.
Октябрьская революция.
Игоря-летчика из Курской дуги сорок третьего года все глубже и глубже заносило в исторические эпохи планеты. Причем, барокамеру бросало в беспорядке — туда-сюда, минуя различные отрезки времени. То его капсулу швыряло куда-то к Наполеону, то к неандертальцам, то к Екатерине Великой, а то вообще в мезозойскую эру. Хаотичность перебросок обуславливалась тем, что модуляция саркофага никак не могла отыскать световой маркер того Александра из двадцать первого века, инженера цеха технических разработок, с которым Игорь познакомился на Курской дуге благодаря двум бойцам — Борьке и Алексею. Модуляция саркофага нужна была, чтобы пересечься с ним векторами. Если бы два маркера — Игоря и Александра — пересеклись, тогда, при обоюдном контакте, каждый остался бы в своем времени: Игорь-пилот у себя в Мурманской авиации сорок третьего года, Александр — в своем двадцать первом столетии.
— Дубль-маркер не найден… — автоматом доложил самописец.
В этот раз барокамеру носило вообще где-то у черта на куличках. Находясь внутри капсулы, тело пилота парило в невесомости. Подсознание выдавало странные образы. Сам Игорь ничего не чувствовал, пребывая в анабиозном состоянии. Снаружи барокамеры бесновались вихри магнитных возмущений. Рвались по швам параллельные измерения. Исчезали и возникали куски пространств различных эпох. Носились плясками века с тысячелетиями. Он лежал неподвижно. Сознание увлекло его в черную пропасть. Иными словами — душа парила где-то там, в абсолютно иных альтернативных мирах. И вот он — миг! Бац!
Тело пилота оказалось внутри развернувшейся гигантской панорамы, которая, подобно спирали, вращалась вокруг оси, напоминая раструб воронки.
— Дубль-маркер не подлежит опознанию! — в который раз механическим голосом отчитался автомат самописца. — Продолжается поиск…
Его обволокло эфемерными картинами, назначения которых он совершенно не ощущал. Мозг не работал — тело было в умиротворенном покое. Снаружи барокамеры крутились рукава спиральных галактик, звездных скоплений и отдельных планет. Рядом с саркофагом возник огромный светящийся шар Солнца, а через тело пилота буквально насквозь промчался по орбите величественный Юпитер. По правую сторону от барокамеры угадывался красавец Сатурн со своими узнаваемыми кольцами. Сам Игорь, находясь в центре вращающейся воронки, был окружён шаровыми скоплениями звёзд, туманностями и галактиками неизвестных названий. Перед его дремлющим разумом проносилось… СТРОЕНИЕ ВСЕЛЕННОЙ.
Затем голограмма сменилась картинами каких-то призрачных городов, висящих в воздухе над поверхностью Земли. Эти прекрасные и величественные жилые комплексы с немыслимой и восхитительной архитектурой, казалось, парили в пространстве, оставляя внизу под собой зеленые массивы парков, аллей, скверов, фонтанов и целых островов буйной растительности. Среди величественных насаждений бродили причудливые животные. В небе проносились летающие машины, совершенно не похожие на знакомые ему самолёты. Прогуливались безмятежные и веселые люди в воздушных одеяниях, похожих на прозрачные туники. Всё дышало теплотой и спокойствием. Было ощущение полного покоя, и даже отдалённые гулы магнитных вихрей, казалось, притихли перед столь величественной панорамой.
— Дубль-маркер не найден… — продолжал вещать самописец. — Переход на другие координаты.
Луч вектора, рассеивающийся конусом к потолку барокамеры, разворачивал картины объемной трехмерной голограммы. Кругом вертелось, кружилось, вращалось немыслимое количество кадров, сменявших друг друга с неимоверной быстротой. Это было похоже на ускоренную съемку кинофильма, только более чудовищного в своей красоте масштаба.
…Это была технология будущего.
Мелькнули картины окончания войны, в которой фюрером третьего рейха был не Гитлер, а его ближайший соратник Борман. Именно Борман был в этом измерении предводителем партии нацистов, которых разбили наголову под стенами Рейхстага союзники. Тут скачка истории в противоположную амплитуду временного континуума не произошло. Разница была только в Гитлере и Бормане. Благодаря смене двух измерений, они просто поменялись местами в альтернативной истории человечества — Гиммлер и Борман остались в Берлине, Гитлер покинул его.
Летчик ощущал внутри себя проносящиеся сквозь него изображения. Парад Победы у стен Кремля. Правление Сталина. После него Хрущёв. Полёт в космос Гагарина. Хронология истории рушилась. Вместо Армстронга на Луне — космонавт Алексей Леонов. Вместо Брежнева — Косыгин. Вместо Олимпиады-80 в Москве — Всемирная Спартакиада. Виток иной параллельной реальности вывел на театр истории абсолютно другие события, лица и прогресс цивилизации. Летчик ощущал, как сквозь него промчались сразу несколько десятилетий совершенно иного развития планеты. Но он, разумеется, не знал всего, что должно было произойти в реальном мире после окончания войны.
— Дубль-маркер не найден. Продолжается поиск… — вещал бездушный автомат.
Потом вдруг раздался оглушительный хлопок, словно в пустоте вакуума лопнул огромный пузырь. Панорама голограммы в мгновение ока свернулась, превратилась в блеснувшую точку и, оставив после себя тонкую лазерную полосу, исчезла. Испарилась. Пропала.
Затихли бури магнитных возмущений. Барокамера остановила бешеное вращение. Всполохи молний ушли зигзагами в грунт. Автоматика саркофага включила насосы подачи кислорода. Спустя три секунды автопилот вывел Игоря из состояния комы.
— Чё-ёрт… — кашляя, выдохнул скопившийся в легких воздух. Вдохнул всей грудью. Разлепил глаза. Видения галактик и мелькающих картин истории провалились в сознании — ушли навсегда.
— О-ох… — выдавил из себя в пустоту саркофага.
Автомат отсоединил присоски датчиков. Ушла в резервуары криогенная жидкость. Загудел агрегат обдувки. Хлынуло обжигающим приятным теплом. Онемевшие суставы принимали подвижность. Игорь потянулся, разминая конечности. ХЛОП! — механически откинулась крышка люка. Повеяло свежестью. Приборы показывали наружное состояние пространства: влажность, температуру, давление, консистенцию воздуха. Все было в норме. Судя по температуре, Игорь попал в осень .
— И что дальше? — спросил сам себя.
При двух последних перебросках — в Ледниковый период и эпоху мезозоя — он приобрел привычку разговаривать сам с собой.
— Куда меня занесло в этот раз?
Переступил порог барокамеры. Отошел сразу на несколько метров, чтобы магнитные бури не всосали его в раструб воронки. Так и случилось — он уже был готов, усмехнувшись:
— Прощай, саркофаг. Увидимся снова.
Барокамера окуталась нестерпимым сиянием — пришлось зажмурить глаза от ослепительного света. Полыхнуло разрядом. Хлопок — БАЦ! И капсула со всем содержимым исчезла. Свернулась в узел. Провалилась в червоточину времени.
— Ты вернешься за мной, я знаю, — раскрыл глаза Игорь. Перед зрачками плясали солнечные зайчики. Отчаянно хотелось пить. Он глянул туда, где только что окутался сиянием саркофаг. Теперь было пусто.
Почувствовал холод. Так точно — он в осени.
— Вернешься, я знаю. Вот только когда?
Теперь стоило оглядеться. Куда он попал? Куда зашвырнула его червоточина, в какой век, в какой год? Степан Сергеевич из того Института двадцать первого века говорил, что барокамера может выплевывать капсулу в хаотичном порядке.
— Без всякой хронологии веков и столетий, — напутствовал он, провожая старшего лейтенанта внутрь саркофага. — Куда угодно. Не обязательно в том порядке, как шла эволюция истории.
И правда. Вчера она могла, к примеру, швырнуть его в триасовый период, а сегодня, скажем — в век правления Ивана Грозного. Вчера к мамонтам, сегодня к Александру Македонскому. Вчера в дни французской Коммуны, а сегодня…
Стоп!
А сегодня — куда?
Игорь окинул взглядом местность, куда его швырнул портал барокамеры. Прежде всего, бросилось в глаза наступившая темнота. Здесь была ночь.
Тишина. И… пустырь.
Он стоял посреди заброшенного пустыря. Далеко-далеко едва светились огоньки. Рукотворные.
«Уже хорошо, — мелькнуло в мозгу. — Я среди цивилизации. Если горят огни — значит, я не в палеозое. — И рассмеялся неудавшейся шутке. — Попить бы где… Пойти на те огоньки? Там кров, там вода, там люди, в конце концов…»
И вдруг замер.
Переброски в различные эпохи планеты научили его осторожности. Прежде всего, узнать в первые две-три минуты, куда он попал. Какой сейчас год. Осмотреться. Почувствовать время. А потом уже действовать сообразно обстоятельствам.
Поэтому замер.
Послышался шорох. Потом, в темноте, звук далекого голоса. Он приближался. Кругом расстилался пустырь На горизонте, сливаясь с чернотой ночи — отблески недоступных огней. И… голоса. Отступив в темноту оврага, Игорь принялся ждать. Затаился. Пошарил в карманах. Коробок спичек, фонарь, блокнот, табакерка из золота, подаренная императрицей. Часы на руке поглотил вакуум барокамеры, как, впрочем, и все остальное. Когда-то у него была зажигалка. Потом был подарок от сына Сталина — Василия. От Власика Николая Сидоровича тоже был сувенир. И была фотография его жены с дочкой. Все растворилось в червоточине времени. Почему сохранились только эти предметы? Отчего так выборочно? Какими критериями руководствовался портал червоточины, оставляя у него табакерку, блокнот и фонарик? А черт его знает. Сейчас не до этого.
Сейчас — голоса. Сразу узнать — кто такие. Из какого периода эпохи. Русские? А может, древние греки? Или, черт побери, легионеры Юлия Цезаря?
Затих. Затаился.
Двигались несколько силуэтов. Игорь уже различал их фигуры. Остановились поодаль. Стала слышна русская речь.
«Фу-ух… — пронеслось в голове. — Похоже, что русские. Уже хорошо. Теперь год — нужно выяснить год! Постоим, затаившись. Послушаем».
— Необходимо запастись винтовками на случай, если нас обнаружат, — донёсся из темноты голос, привыкший командовать.
Трое незнакомых людей жались у сырого дерева, по которому с тихим журчанием струилась вода. Холод пробирал их шинели до самых костей, но разводить огонь они не решались. Игорь и сам промез, но его хоть спасала толстая подкладка комбинезона. Подарок Степана Сергеевича из Института технических разработок двадцать первого века.
Дальше старлей услышал много чего. Разговор незнакомцев пошел в таком русле:
Недавно была облава и шестерых товарищей захватили жандармы, не успев догнать троих беглецов. Листовки уже были расклеены, когда внезапно нагрянули кадеты военной академии, перестреляв половину подпольщиков. Теперь трое уцелевших революционеров прятались на пустыре, дрожа от холода, не разводя огонь.
— Где ты их возьмёшь, эти винтовки? — спросил в темноте дрожащий от озноба голос. — Наших товарищей всех расстреляли, остальных отправили в городскую управу.
— Не важно, где, — ответил первый силуэт, очевидно командир группы. — Захватим арсенал в жандармерии.
— Втроём? Ты с ума сошёл! Нас же сразу припрут к стенке, как и остальных. Лучше переждать до рассвета, потом двинуться дворами на запасную явку. Там и поразмыслим, куда нам теперь податься.
— Так не пойдёт! — отмахнулся в темноте первый в шинели. — Приказ Троцкого назначен на завтра. Весь Петроград уже в оружии, одни мы тут в этой дыре бездействуем.
— Ну, так, где Петроград, а где мы…
— И что? Приказ ясен. Всем быть готовым к завтрашней ночи. Сейчас темно. Пленных повезли в острог, и в жандармерии осталось человека четыре. Нас трое. Неужто не сдюжим?
Подышав на озябшие руки, они еще несколько минут составляли план атаки на арсенал, затем, покинув пустырь, растворились в темноте. Лётчика советской авиации они не заметили.
А Игорь из разговора теперь узнал всё. Шла первая декада ноября месяца по новому календарю альтернативной истории человечества.
Он попал в Революцию. В дни Великого Октября — как писали учебники его времени. Еще там — до войны.
Пилот сорок третьего года вдруг пошатнулся. На тело навалилась какая-то тяжесть. Спотыкаясь, добрался до дерева, где только что стояли большевики. Схватился за ветку. И… упал.
Непонятный приступ слабости обрушился буквально ниоткуда. Подкосил ноги. Заставил повалиться на мокрую землю. Покидая тело, сознание метнулось куда-то вверх — к зениту небесной канцелярии. Как стоял, так и рухнул, подкошенный неведомой силой. РАЗ! — и пустота. Вакуум. Ноль пространства. Душа воспарила, осязая с высоты все то, что начало происходить уже без участия самого лейтенанта. Мозг как бы включил систему видеосъемки. Игорь стал видеть то, что происходило не здесь. Не с ним. Тело так и осталось лежать у мокрого дерева.
Ночь. Пустырь. Тишина. Холод.
А где-то далеко….
В Петрограде всё было подготовлено к военному перевороту.
Михаил Иванович Калинин, председатель ВЦИК с 1919 года, всеми признанный лидер большевистского движения, находился в Смольном дворце. В соседних кабинетах стрекотали печатные машинки, в воздухе стоял плотный возбужденный гомон множества голосов. Слышался нескончаемый топот сапог, отдаваемые распоряжения и приглушенная ругань. Все чего-то ждали. Следующая ночь должна была привести Совет Народных Депутатов либо к полному краху и гибели, либо к славной и окончательной победе большевиков.
— Где Ульянов? — в очередной раз осведомился Калинин, теряя терпение. — Послали за ним?
— Вероятно, на пути сюда, — ответил кто-то из операторов связи. Мимо промчался матрос, опоясанный пулеметными лентами.
— Как появится, немедленно ко мне! И сделайте что-нибудь с этим чертовым светом! Невозможно работать!
В дверях появился Троцкий.
— Вызывали?
— Присаживайтесь, Лев Давыдович. «Аврора» ждет команды на холостой выстрел. Все стратегические центры Петрограда под контролем большевиков.
— Уже светает, — поглядел в сумрачное небо Дзержинский. — Ульянов не прибыл?
— Нет. Нигде не могут найти. — Троцкий чертыхнулся. — И это в такой важный момент истории! Мне что, прикажете Революцию свершать самолично?
Дверь раскрылась.
— Где вас черти носили? — оживился Троцкий.
— Прошу простить, — кинув кепку на стол, ответил Ленин. — Был на почтамте, проверял оцепление.
— Да, но Зимний дворец все еще в руках кадетов. Временное правительство с Керенским не желает просто так сдаваться.
— Заставим! — устало отмахнулся Владимир Ильич, падая в кресло.
Они просидели в кабинете весь оставшийся день вплоть до сгустившихся вечерних сумерек. Огромный Петроград бурлил. Десятки тысяч матросов, солдат и просто гражданских лиц ждали команды из Смольного, чтобы пойти штурмом на Зимний дворец. В кабинет непрестанно входили и выходили различные представители власти.
И вдруг…
Что-то неуловимо изменилось. Что-то необычное и непонятное по своей сути завитало в воздухе.
Калинин уже отдавал последние указания восставшим на «Авроре» матросам, когда неуловимый дымчатый шлейф прошелестел тихо по воздуху и навис над Петроградом. Сквозь хмурые тучи непонятный шлейф не был виден, однако, перемену, произошедшую в атмосфере, почувствовали все. Весь огромный и бурлящий от волнения город. Весь Петроград.
Что-то похожее на прозрачную невидимую воздушную волну мягко прошло сквозь величественный город и, растворившись в воздухе, так же мягко исчезло. Будто гигантская неведомая рука осторожно подняла всю громаду массива зданий, поколыхала в пространстве, осторожно опустив на прежнее место. Вибрация, прошедшая сквозь людей, заставила на миг оцепенеть. Их словно подбросило в воздушной яме, как это бывает при стремительных турбулентных потоках. Подбросило на миг и мягко опустило на землю. У многих закружилась голова. И это всё. Больше побочных эффектов не было. Сидящие в кабинете Калинина лидеры Революции, так ничего и не поняли. Они уставились на внезапно дребезжащие стёкла и пролитый из стаканов чай. Всё произошло так быстро, что никто не успел, как следует понять, что, собственно, произошло.
— У нас в Петрограде землетрясение? — спросил Яков Свердлов. — Вот уж не думал, что в этой климатической зоне могут происходить землетрясения.
— Скорее, просто толчок, не более, — отозвался Дзержинский, проверявший очередную телетайпную ленту. — Взрыва слышно не было. Причём, мягкий толчок. Осторожный.
На минуту воцарилась тишина.
— Это знамение! — выдохнул из себя Калинин.
— Ну-у, батенька… — протянул Троцкий. — Нам ли теперь вспоминать о религии? Солдаты и матросы наготове. Броневики стоят заведенные. Пожалуй, пора отдать команду «Авроре» на холостой залп.
…И он прозвучал. Легендарный залп легендарного крейсера, перевернувший историю человечества.
Однако…
Что-то было не так в этом выстреле.
Альтернативный исход Революции сделал поворот векторного времени в совершенно ином направлении. В этом измерении, где сейчас лежало у дерева безвольное тело Игоря, где вместо Ленина лидером большевиков был Калинин, залп «Авроры» не был холостым. Умчавшийся к Зимнему дворцу снаряд имел вполне реальный боевой заряд. Пробив крышу дворца, взорвался, разметав на куски охрану оцепления юнкеров. С этого краткого мига колесо истории пошло прямо противоположным путём. Октябрьская революция свершилась, но она произошла не по тому плану, привычному истории человечества.
Гражданская война, начавшаяся вскоре после захвата большевиками власти, потекла абсолютно иным руслом. Колчак не стал единым верховным правителем державы. Вся история молодого советского государства пошла совершенно иным путем, оставив за собой иные знаменательные даты, сражения и события.
Когда Игорь пришел в себя, сознание возвратилось назад. На этот раз лейтенанту не пришлось ночевать в этом измерении, куда забросила его червоточина. Барокамера вернулась за ним через три с половиной часа — его тело даже не успело замерзнуть на мокрой земле: спас комбинезон, подаренный главным руководителем Института из будущего.
Летчик сел, озираясь. В голове еще мелькали картины «Смольного», образы Калинина, Троцкого.
Прошла волна вибрации. Внезапно один из пластов вывернутого грунта пришёл в движение, сместился в сторону и сполз, накрыв собой чахлый кустарник. Игоря протащило по земле, скрутило в узел, швырнуло в раскрывшиеся лепестки раструба воронки и поглотило вместе с капсулой саркофага. Конусообразный туннель, вытянувшись горизонтально из совершенно пустого пространства, обволок барокамеру, закрутился спиралью — пропал. Старший лейтенант авиации перестал существовать в этом измерении. Как потом выяснится, его понесет в совершенно иное пространство параллельного мира.
Но это будет позднее…