Глава 5

1944 год.

Антарктида.

Густав Фридрих Кролль, он же Адольф Шикльгрубер, он же и фюрер третьего рейха, пребывал в эти дни в прекрасном расположении духа. В окружении мольбертов с эскизами и набросками архитектурных проектов, Гитлер черпал вдохновение. Покинув тайно стены Берлина, глава нацистской Германии нашел новое призвание, а если быть точным — то старое. Ведь именно в нем, тогда еще молодом ефрейтор, умер когда-то художник. Но это все лирика.

Здесь и сейчас, во льдах Антарктиды, Гитлер задался целью обустроить Новый Берлин. На первых порах его планам способствовал Отто Скорцени.

— Где Ева сегодня? — выходя из мастерской, заваленной эскизами, вопрошал бывший наци номер один.

Никто из обитателей Шваберланда не узнал в Густаве Фридрихе Кролле своего властелина. Кролль изменился. Кролль по легенде стал архитектором из ведомства Бормана. Кролль превратился в немецкого бюргера. С линзами, пенсне, без усов-щеточкой, изменивший осанку и стать, перед комендантом Базы-211 предстал совершенно иной человек. Даже коронки зубов заменили.

— Ева пошла на экскурсию с вашим помощником, — докладывал комендант фон Риттен. Он был в числе узкого круга, кто имел доступ к тайне перевоплощения фюрера. Помощник — имелся в виду обер-диверсант Скорцени.

— Как возвратятся, пусть зайдут ко мне в мастерскую, любезный фон Риттен. Хочу показать им обоим новый план размещения верфей.

Фон Риттен поморщился. Ему не прельщала такая забава — чертить схемы пирсов, технических цехов, шахт и колодцев. А Гитлер уже задумал новый план концертного зала.

Он с ума сошел, думал фон Риттен. Концертный зал — здесь, в Антарктиде? А что будет дальше? Гастроли оперных звезд? Арена цирка? А может, совсем Олимпиаду провести в Антарктиде — как когда-то в Германии?

— Вам нравится мой план концертного зала? — хитро щурился Гитлер.

— Яволь, мой фюрер. Так точно!

— Не называйте меня фюрером! Это опасно. Для всех я герр Кролль, архитектор из ведомства Бормана.

— Так точно!

— И не надо «так точно». Просто достаточно — да. Кроме вас, штата прислуги и команды охраны никто не знает, кто я такой. Вам это уже объяснили. А команда охраны подобрана из самых признательных мне ветеранов, еще со времен Пивного путча. Надеюсь, вы слышали.

Отступив на шаг, герр Кролль смерил взглядом новый проект.

— Вот в этих колодцах нами будут пробурены штольни. Техники с инженерами добавят детали. Здесь, подо льдами расположатся верфи. Мы будем строить собственный флот. Подводный, — как раз уточнил он.

— Смею заметить, герр Кролль, у нас уже создаются подводные лодки.

— Это все крохи! — отмахнулся тот. — Мы наладим настоящее полноценное производство на верфях. Караваны субмарин продолжают идти к Антарктиде?

— К сожалению, ваш караван был последним, мой фю… — осекся фон Риттен.

— И к нам уже не придут новые?

— Не придут. По сведениям разведки союзники активизировались в этой области Антарктики. Все думают, что вы, покинув Берлин, скрылись в Аргентине. На крайний случай в Африке. И, тем не менее, разведка наблюдает американские конвои на всей протяженности здешних вод.

— Ваши меры?

— Мы отпугиваем их новыми разработками летающих дисков Белонце.

— Белуццо, хотите сказать?

— Есть два варианта. Конструктор сейчас находится здесь, в наших лабораториях.

— Виктор Шаубергер, если я прав?

— Так точно.

— А вот это уже интересно. И как они, эти «блюдца», могут отпугивать корабли союзников?

— Недавно пыталась к берегам континента приблизиться эскадра англичан. Вначале наши подводники держали их на расстоянии торпедами. Потом из воды стали вылетать те самые диски со свастиками на ботах. Они имеют характеристики, как подводного режима, так и воздушного. Способны передвигаться в толще воды и взмывать в воздух.

— Потом мне покажете схемы. Сколько у нас этих дисков?

— Пока только восемь. Внутри экипаж из двух человек. Производство налажено. Ожидаем создание новых партий.

— Это хорошо. Вот оно! — по своему обыкновению стал горячиться Гитлер. — Вот! — воздел кверху руки. — Вот, то оружие возмездия, которым мы пугали весь мир. Не «Фау», а диски Шаубергера станут новым секретным оружием возрождения рейха.

Он еще долго был в приступе азарта, который сразу сменился апатией. Здесь, во льдах, фюрер умерил свой пыл, оставив бразды правления Борману с Гиммлером. Уменьшил дозы таблеток. Но приступы иногда продолжались.

— Мы склоним все нации к нашим ногам! — горячился он, впадая в транс. Глаза закатились. На губах выступила пена. Сейчас, в эти секунды, он был настоящим Гитлером. Абсолютным главой третьего рейха. Покорителем половины Европы.

— И пусть американцы узнают, что Антарктида отныне охраняется рейхом. Я приказываю бомбить все эскадры в пределах береговой линии континента. Я приказываю…

— Простите, герр Кролль, — тактично оборвал фон Риттен. — Но вы не имеете здесь полномочий приказов. Здесь все под моим, комендантским контролем. По легенде вы лишь из ведомства Мартина Бормана.

Гитлер на секунду замер. Потом безвольно опустился в кресло, закрыв апатично глаза.

— Вы правы, любезный фон Риттен. Я здесь никто…

И жестом отпустил коменданта. Тело сразу обмякло. Уронил голову. Как раз в мастерскую вошла Ева в сопровождении Отто Скорцени.

— Ну, вот! — всплеснула руками, заметив состояние фюрера. — И снова у нас приступ. Отто, позовите Губера.

Губер был личным врачом Гитлера. Именно он предписал своему господину препараты во время кризиса. Он тоже входил в узкий круг избранных, прибывших последним караваном вместе с главой рейха.

— Наш караван был последним, — уронив голову на грудь, шептал в припадке герр Кролль, пуская слюну. — Теперь нет связи с миром. К нам сюда не будут поступать ни ресурсы, ни агрегаты бурения, ни новые люди. Эскадры союзников перекрыли все подступы к континенту. И русские скоро узнают. Спасут только диски… — шептал он. — Только диски Белонце способны составить преграду союзным эскадрам. Эй! — вдруг встрепенулось его тело. — Фон Риттен! Вы где? — обвел мутным взглядом салон мастерской. — Пригласите ко мне этого Шаубергера! Мы с ним наметим схемы новых разработок.

Взгляд перевелся на Еву. Та склонилась со стаканом в руках. За спиной маячил Скорцени.

— Ах, это ты, моя прелесть, — постепенно узнал Еву муж. — А где Блонди?

— Здесь, милый. Здесь, — поманила собаку фрау Кролль. Овчарка фюрера улеглась у ног, зевнув в пустоту.

— Мне снился чудный сон, Блонди, — провел дрожащей рукой по шерсти загривка глава третьего рейха. — Будто мы с тобой снова в нашем Берлине. И нет русских. Нет бомбежек. Все как прежде. И Ева рядом с нами.

— На, вот — выпей, милый! — протянула та стакан.

— Губер прибыл, — доложил за спиной Скорцени.

— Всем выйти, — распорядилась хозяйка. — Остаться только Губеру и сиделке. Вы тоже Отто, пожалуйста, — скосила она взгляд на фюрера. — Как только приступ пройдет, я приглашу вас.

Обер-диверсант поклонился. Мастерскую покинули два охранника с горничной. Следом Скорцени. В салоне остались трое: сам пациент, Губер и Ева. Сиделка не в счет.

Направляясь в разветвленный тоннель, Скорцени столкнулся с фон Риттеном.

— Снова припадок? — спросил тот.

— Как всегда, — пожал плечами Скорцени. — Вы же знаете, с ним это часто случается.

— Он просил вызвать к нему Шаубергера.

— Это того конструктора летающих дисков?

— Его самого.

— Забудьте, — отмахнулся обер-диверсант. — Через три минуты наш фюрер ничего не будет помнить. А что он хотел еще?

— Собирался налаживать производство этих самых дисков. Показывал наброски чертежей подводных верфей.

— И это он забудет. Скажите лучше — есть вести от Бормана?

— Есть. Вот шифрограмма. Я еще не читал, — протянул он листок. — Минуту назад получил от дешифровщиков.

Оба прошли в отдельный бункер подо льдами комплекса. Кругом сновали вагонетки с рабочими. Стоял гул бурильных установок. Катились эскалаторные ленты. В маскхалатах прохаживались автоматчики. Работа во льдах Антарктиды кипела.

В донесении Бормана указывались два русских пленника, доставленных в рейхсканцелярию. Доставленных тайно. Через линию фронта.

— Ого! — вслух прочитал фон Риттен. — А вот это уже интересно. Не те ли это два русских конструктора, что наша разведка пыталась найти?

— Скорее, один конструктор, а второй просто охранник. Да. Видимо, он. Иначе Борман не стал бы таким пустяком отвлекать фюрера.

— Сдается мне, абвер нащупал нить, за которую можно подергать. Вы полагаете, Отто, что это тот инженер, что стал внедрять новейшие технологии в войсках русских иванов?

— Он самый. Мне и прежде докладывали о неких конструкторских бюро, собранных в одном месте. И как только на одном пятачке фронта собираются Королёв, Ильюшин, Яковлев и этот четвертый, незнакомый нам индивид, сразу случается глобальный прорыв. Наших бравых солдат буквально сминают в лепешку новейшей техникой плюс оружием.

— Эти фамилии, что вы назвали, мне они не знакомы.

— Не берите в голову, дорогой барон. Просто ведущие конструкторы Советов. Не более. Но вот когда появляется тот самый незнакомец, на всех участках фронтов сразу происходит прорыв.

— И абвер захватил его в плен?

— Видимо, так — раз нас извещает сам Борман.

Оба перечитали шифровку еще раз. Адресованная фюреру, она гласила:

Мой господин, приветствую Вас! В наше распоряжение попали два русских пленных. Отличилась зондеркоманда диверсионной группы «А», перебросив их через фронт. Один из пленных весьма любопытная личность. Как мы и предполагали, он имеет отношения к новейшим технологиям русских. Эквивалентом его ценности в наших рядах можно считать разве что фон Брауна, попавшего теперь к американцам. Но что-то подсказывает нашим аналитикам, этот русский владеет наиболее новейшими разработками вооружений всех армий вместе взятых. Что, собственно, ставит его в один ряд с нашими крупнейшими физиками. Начинаем с ними работать. Задача — склонить русского инженера в сторону Великого рейха. О результатах будем докладывать лично.

Преданные Вам и партии, Борман, Гиммлер.

— И Гиммлер как всегда затесался с боку припеку, — пошутил комендант.

— Вы забываете, он мой начальник, — откладывая шифровку, подмигнул Скорцени. — Итак, что мы имеем, любезный барон?

— Вы не будете показывать донесение фюре… Простите, герр Кроллю? — округлил глаза комендант.

— Не время сейчас тревожить патрона. Вы сами видели, как учащаются приступы. Он на таблетках Губера. И в припадке может выдать себя, м-мм… Ну, скажем, когда будет гулять по верфям. А там глаза и уши, как вы знаете. И привести к припадку, как раз и может любая информация о пойманном русском конструкторе. Вас не было, любезный барон, когда он в Берлине впервые узнал об этом «иване». И как случился припадок бешенства, услышав о нем и его разработках. Поэтому, считаю необходимым, пока не затрагивать этой темы.

Скорцени почесал знаменитый шрам от уха до подбородка.

— И вот что еще, милый фон Риттен. Я, вероятно, буду вызван в Берлин. Уход и опека за фюрером ляжет на вас. Помимо, разумеется Губера, сиделки и Евы. Так вот, к вам моя просьба: пока патрон сам не вспомнит о русском инженере, не напоминайте ему, будьте другом. Это может спровоцировать новые приступы.

На том и согласились. Отложив донесение Бормана в сейф, оба покинули блок дешифровки. Проходя узел связи, Скорцени приметил ряды столов с рациями и передатчиками. Два десятка радистов держали связь со всем миром. Обер-диверсант отметил про себя полную слаженность механизма Базы-211.

— Проводите меня в хранилища саркофагов, прежде чем я направлюсь в Берлин?

— С удовольствием, друг мой. В том зале вы еще с Евой не были, — проезжая эскалаторной лентой, отвечал комендант. Обоих начальников проводил глазами полсотни сотрудников. Лента понесла их в один из тоннелей. — Кстати, как фрау Кролль восприняла все наши новшества?

— Она без ума от восторга. В то время, как фюрер сидит у себя в мастерской, Ева впитывает всю атмосферу подземной Антарктиды. Для неё, как я успел заметить, Новая Швабия и Новый Берлин становятся вторым домом. Восхищает буквально все, начиная от узлов связи, шахт, штолен, и кончая оранжереями с генетическим фондом.

— Вот туда мы сейчас и направимся, любезный мой друг.

— Показывайте, барон. Мне предстоит отчитаться перед Гиммлером — моим шефом. Все, что касается Нового Берлина и тайного места укрытия фюрера — все ляжет на стол им обоим: шефу и Борману.

— А Дёниц? Канарис?

— Им, разумеется, тоже. Но это вторично. Дёниц пытается направить сюда еще один караван. С ртутью, ураном, тяжелой водой. Ну, вы понимаете, для каких целей.

— Да. Мы уже строим подземный завод для обогащения урана. К работам привлечены сотни узников Бухенвальда, Освенцима, Дахау, Треблинки, Майданека. Есть и женский персонал Равенсбрюка. Работа кипит. Уже заложены первые три цеха с техническими комплексами. Контролируют все — силы СС, вашего шефа.

— Я знаю. Так вот, в том караване, что пытается отправить адмирал Дёниц, должно прибыть новое пополнение генетического фонда нации. Вы знаете — по два десятка молодых людей, здоровых и чистых, разного пола.

— Да. Именно их мы и помещаем в криоген заморозки. Зал саркофагов перед вами, мой друг.

Барон фон Риттен, сойдя с движущейся ленты эскалатора, взял под руку Скорцени. Раздвинулись створки железных дверей. Вглубь отступили шесть автоматчиков. По всему периметру защелкала автоматика включения света. Поступательно, метр за метром, вглубь подземного амфитеатра, стали включаться неоновые лампы. Из углублений стен послышался свист нагнетающих струй — заработали очистители воздуха. Двух посетителей обдало напором шипения: пшу-ууух…

— Дезинфекция, — пояснил комендант.

Два помощника в костюмах химзащиты подали халаты. Начальники облачились в респираторы.

— Прошу в зал генетического фонда германской нации! — высокопарно пригласил хозяин Базы-211.

Перед Скорцени возникла прозрачная стена. За ней еще одна — как в переходной камере изоляции. Из скрытых пульверизаторов с шипением вырывался обеззараживающий газ. С этого момента связь была по ларингофонам, встроенным в респираторы. Маски позволяли видеть круговым обзором.

— Сколько всего замороженных саркофагов? — отчетливым голосом через мембрану микрофона поинтересовался Скорцени.

Они вошли во второй зал криогена. По обоим бокам сплошными рядами шли капсулы саркофагов.

— Справа четыре сотни молодых замороженных юношей, — комментировал барон. — Слева, столько же девушек. Итого восемьсот обоего пола. План был на тысячу. Но, как мы знаем, походы караванов субмарин прерваны союзными эскадрами.

— Ими займутся, — уверил Скорцени. — Недаром наш патрон интересовался Шаубергером. Диски Беллонце еще покажут себя.

— Так точно, мой друг. Работы ведутся. И пополнения, надеюсь, скоро продолжаться вновь.

Оба проходили между рядов саркофагов. Воздух стерилен до основания. Свет — мягкий неоновый. Температура климат-контроля. Давление в норме. Из капсул к подножиям вели трубки шлангов. У каждой капсулы подключен монитор с показаниями датчиков. Замороженные в криогенном растворе юноши с девушками спали анабиозным сном. Бросалась их белизна кожи — как на подбор: что, собственно, соответствовало нормам. Каждый из нации был отобран специальной комиссией. Без изъянов здоровья, по строго выверенным шаблонам — они все восемь сотен саркофагов представляли собой будущий генофонд четвертого рейха. Автоматика стояла на разморозке через тридцать лет.

— Иными словами, они должны включиться в семьдесят пятом году?

— Так точно. Наши ученые запрограммировали именно на этот срок.

— Почему, скажем, не раньше?

— Должно смениться три поколения. Так обязывает протокол генетики. Чтобы новая кровь не смешалась с предками. Через три колена поколений это уже дозволительно.

— Хм-м… — склонился над женским отделением саркофагов Скорцени. Увидел миловидное лицо безвестной фройляйн. К рукам и ногам подключены датчики. Через загубник тонким шлангом в организм поступал питательный раствор витаминных добавок. — А вот эту милашку я бы взял себе в жены, — пошутил он.

— Принято, — ответил тем же фон Риттен. — Так и запишем, — проверил табличку. — По номеру сто сорок восемь дробь два: Хелен Бродмайер, девятнадцати лет, уроженка Потсдама.

— Что-то фамилия еврейской попахивает. Чистокровная немка? Вы не ошиблись?

— Чище некуда. Проверена по протоколу. Вам завернуть?

Оба рассмеялись. Прошли дальше. Из ниши возник сотрудник в белом халате, в респираторной маске. Сквозь микрофон пригласил:

— Прошу в следующий зал.

— А там что? — удивился Скорцени. — Уж не заморозили вы, полагаю, нашего канцлера Бисмарка?

— К сожалению, восстановить уже почивших наша наука бессильна, — в тон ему лукаво прищурился комендант. — Но кое-что уже и умеем.

Скорцени, весь в предвкушении, проследовал за ученым в белом халате. Раздвинулись створки. Вторично окатило шипящей струей дезинфекции.

— Ох, дева Мария, пресвятая Богородица! — выдохнул обер-диверсант третьего рейха.

И было, разумеется, от чего ему выдохнуть…

Загрузка...