Военный инженер товарища Сталина 2

Глава 12

Неолит.

Ледниковый период.

Неандертальцы.

Барокамера портала времени закидывала пилота советской авиации все дальше и дальше вглубь веков. Пока он лежал в саркофаге в беспамятстве, мимо снаружи носились магнитные бури. Рукава тоннелей червоточин бешено вращались, уступая место друг другу. Проносились эпохи. Уходили столетия. Исчезали в бурлящей воронке целые вехи эволюции Земли — и все это в обратном порядке. Время шло вспять.

И вот он — новый виток эволюции:

КЛАЦ! — откинулась автоматически крышка. Капсула перемещения выплюнула тело старшего лейтенанта. Вспыхнув сиянием, также автоматом закрылась. Вибрируя, издавая гудение, мигнула, и как бы на прощание выдала гулкий хлопок: БАЦ! — и исчезла. Барокамера помчалась гулять по эпохам. Куда?

А черт его знает. Этого Игорь уже не мог осознать.

Присел на поваленное вихрем дерево, зажмурился и обхватил голову руками. Закружилось, завертелось, засверкало всеми цветами спектра — и… вот он здесь.

Где?

Во-первых, разумеется, не было никаких привычных ориентиров.

Во-вторых, температура: она была настолько низкой по отношению к той, в которой он перед этим находился, что не только дрожь от страха била его, но ещё и от внезапного холода. Здесь была стужа!

Он находился… в ЗИМЕ .

Настоящая зима, со снегом и довольно ощутимым морозом окружала его со всех сторон. Снег был на ветвях, снег был на верхушках деревьев, снег был под ногами, отчего ступни его в армейских ботинках начинали слегка мерзнуть. Пар вырывался изо рта при каждом выдохе, а пальцы теперь ощутимо покалывали. Ещё несколько минут, и он замерзнет окончательно. Он не узнавал ни деревьев, ни местности, ни даже неба над головой. Оно было какое-то… не своё. Неземное. Точнее, земное, однако… незнакомое.

«Где я?»

Он двинулся вперёд, наугад, сквозь покрытые инеем кусты, поскольку оставаться на месте было равносильно медленной смерти.

Как разжёг костёр, он не помнил. Как разделся и повесил сушить одежду — тоже. Повинуясь рефлексу, а может и тому преимуществу, что жил когда-то в Сибири, он частично отогрелся у костра, и уже, по-видимому, за полночь уснул как новорожденное дитя, обхватив колени руками и положив на них голову.

Как в бреду, он просыпался несколько раз и чисто рефлекторно подкидывал ветки в костёр — всё больше и больше, пока жаркий круг от пламени не растопил полностью землю кругом. Только тогда он облачился — опять же автоматически — в высушенную одежду. Снова присел, задремал, а проснулся уже поутру, всё так же, не узнавая местность вокруг.

В этот момент по лесу прошёл трубный звук, похожий на заунывный хор далёких невидимых певцов на расстоянии в добрый десяток километров. Рёв был настолько сильным и глубоким, что кровь в жилах вот-вот должна была превратиться в застывший от холода аммиак. Так трубят только слоны, подумал лейтенант. Но каким должен быть слон в его реальной жизни, если он производит шум мчащегося трансконтинентального экспресса, увеличенный в десятки раз и умноженный на сотни децибелов! Это не слон трубил: это трубило целое стадо!

Игорь потряс головой:

Слоны? Здесь? Зимой?

Затем, тут же мелькнуло в голове: «А где, в сущности-то, здесь ? Я до сих пор не знаю, где нахожусь…»

И тут же увидел…

Метрах в сорока, круша и ломая всё на пути гигантскими бивнями, грузно и с какой-то поспешностью прошествовал… мамонт, оставляя за собой полосу полной разрухи. Туша исполина с длинной мохнатой шерстью была настолько велика, что на миг заслонила солнце, вставшее поутру. А отбрасывал колосс такую тень, что можно было запросто расположиться целому взводу солдат.

У летчика относительно громко отпала челюсть, причем, с отчетливым хрустом.

Громадина, высотою с пятиэтажный дом, подняла к светилу изогнутый дугой толстенный хобот и тревожно затрубила, оглашая лес признаком опасности. Игорь схватился за уши и попытался продуть вакуум, возникший от потрясающего количества децибелов. Было ощущение, что он в данный момент оказался рядом с авианосцем, отдавшим гудок к отплытию — ни больше, ни меньше.

Тем временем, несколько сутулых зыбких силуэтов двигались в холодных голых тенях ледника, всё больше приближаясь к костру. Дым они увидели издалека и, оставив позади скальные выступы, углубились в лес. Они шли на двух ногах и были одеты во что-то тёмное и тяжёлое — в шкуры, возможно. Мамонт ушёл от них далеко, и сегодня догнать его не представлялось возможным.

Сейчас их привлёк дым, и едва уловимый запах чего-то горелого, похожий на сладковатый болотный бульон. Существа были низкорослые, широкие, с массивными округлыми плечами и выпирающими наружу мускулами. Когда они остановились в проеме деревьев на безопасном от костра расстоянии, Игорь глуповато улыбнулся. Они показались ему безобразными. Один из группы издал гортанный носовой звук и посмотрел мимо костра в его направлении. Ноги их тоже были обвязаны шкурами. Почти не оставляя следов, они медленно начали приближаться к незнакомцу, держа наготове палки и копья. Теперь пилот смог разглядеть лицо ближайшего. Оно было широким, с массивными скулами, низким лбом с густыми бровями, и мощным носом, из которого вырывались клубы пара, как из топки паровоза.

Старлей вытянул в приветствии две руки ладонями вверх, показывая, что в них нет оружия.

Не удостоив его вниманием, первый в шкуре прошествовал мимо, направляясь к костру. Его в первую очередь заинтересовали вещи, разложенные на камнях: блокнот с фотографией, золотая табакерка императрицы и прочая мелочь. Откуда в кармане старлея оказался фонарик, он не смог вспомнить. А еще спички.

Гоминид смотрел на него, пилот смотрел на вожака. По всем земным и цивилизованным меркам дальше должен состоятся контакт. Зрительная аберрация взглядами была установлена.

— О-жё-о? — показал тот скрюченным пальцем в огонь.

Сзади из-за его спины вышла самка-женщина — представительница, непонятно какого рода-племени — Игорь не успел классифицировать. Да он и не смог бы: антропология была не его стихией. Вот если бы сейчас здесь находился глава цеха разработок из будущего, он бы сразу ввел бы это существо в определённую группу.

«Назовём её восьмой, — подумал старлей. — Потому как, там ещё шестеро виднеются», — остальные с копьями уже начали подходить. Итого восемь. Одна была женщиной. Шкура убитого леопарда прикрывала грудь и спускалась по бедрам. Была намного ниже ростом, коренастая и руки держала ниже колен.

Лейтенант не ответил, да, собственно говоря, ничего и не понял. Он смотрел на восьмую.

— О-нце! — показала на себя пальцем женщина. Голос ее был таким же грудным и басовитым, как у его командира авиаполка, а что касается языка, то его вообще не существовало в их природе. Сплошные ахи, охи, ау, оё и прочая муть — так вывел для себя пилот авиации.

— Я Игорь.

И даже приосанился, гордо выдвинув вперед правую ногу.

— Ферштейн? Понимать меня, ты, глупая обезьяна?

Потом отмахнулся рукой:

— Ни хрена ты не понимать, морда твоя ужасная…

Видя, что группа не представляет для него опасности, он решил подобрать все вещи и рассовать по карманам — неизвестно, что ещё в будущем придет в голову их вожаку.

Теперь, в сущности, он чувствовал себя спокойнее. Панический страх ушёл, и ему даже стало немного забавно наблюдать за этими примитивными, как он их окрестил, людоедами. Он уже понял, что попал в какой-то очень далекий отрезок эпохи: судя по всему, в самый конец ледникового периода — за тридцать или сорок тысяч лет до нашей эры. Неандертальцы и мамонты — это он знал из школьной программы — как раз и обитали в этом промежутке времени, а точнее, их последние представители. Позже начнётся их довольно быстрое вымирание. По большому счёту, ему начинало здесь нравиться. Он согрелся, восьмая тянула руки потрогать одежду, и когда он достал из кармана коробок и зажег одну спичку, то с упоением понял, что он стал для них… Богом.

Примитивные существа от испуга присели на колени, обхватив головы руками.

Поклонение!

…Такого потрясающего эффекта он не ощущал за всю свою прожитую жизнь.

Далеко в пещерах виднелись очаги костров. Морозный дым от тлеющих углей поднимался к девственно-чистому небу. Здесь его ждал сногсшибательный приём, здесь он отдохнёт и почувствует себя распорядителем жизни: так, во всяком случае, думал старлей.

И как раз в этот момент со стороны шестого послышался предостерегающий вопль. Что-то со всего размаху врезало в спину. Лейтенант слетел на землю, чувствуя режущую боль в пояснице. Создалось впечатление, что его пнул горный хребет, видимый им на горизонте. Послышался грозный рык, щелканье челюстей и протяжный всхлипывающий стон, когда от тебя, ещё живого вырывают из плоти куски мяса, разрывая мышцы, связки и конечности. Нападение сзади было стремительным. Группа опешила от неожиданности — все рассыпались по поляне в разные стороны, оставив на месте трагедии лишь упавшего гостя и уже наполовину истерзанного шестого. Он тоже был здесь. В некотором роде. Половина его тела трепыхалась на земле, выдавая в воздух испарения тёплого пара. Вторая половина бесформенной массой краснела поодаль; кровь, залившая лицо, уже застывала на морозе. Огромной величины леопард с выступающими клыками трепал нижнюю часть туловища, разгрызая с хрустящим звуком коленные суставы бедняги. Глаза саблезубого зверя настороженно и с каким-то диким наслаждением наблюдали за пилотом, в то время как челюсти продолжали рвать ещё тёплое мясо. Ещё секунда, и тот кинется на него…

Но произошло неожиданное.

Восьмая , гортанно что-то вопя, бросилась к хищнику, потрясая копьем. Руководил ли её примитивным сознанием страх, или инстинкт самозащиты, старлей так и не понял. Тут же вслед за восьмой на поляну кинулись и все остальные во главе с первым . В жуткого монстра полетели копья: одно попало ниже лопатки и, коротко взвыв, леопард начал пятиться, ощерив кровавую пасть. Теперь уже вся группа метала копья в тело хищника, пока, наконец, не пронзили левую глазницу, а затем уже и сердце. Грозный исполин перевернулся на земле, забился в конвульсиях и вывалил из пасти язык, обрамленный густой красной пеной. Через секунду затих, дернулся еще раз, и вытянулся на снегу во всю длину своего мощного тела.

Всё было кончено. Только теперь Игорь поднялся на ноги. Делов-то…

Испуг прошёл.

Он улыбался.

Весь вечер восьмая ни на шаг не отходила от него, подсовывая самые жирные куски мяса и подливая в скорлупу от черепах гадко пахнущий напиток. А когда он, уже порядком пьяный, укладывался спать, она без лишней застенчивости забралась к нему под шкуру.

В алкогольных парах летчик вспоминал свои переброски. Теперь ему уже становилось все более ясно, что барокамера бросает его по эпохам. Лежа на шкурах, он выуживал из памяти, как Степан Сергеевич — тот глава института из будущего — говорил ему:

«Тебя, братец, может носить по отрезкам времени, пока ваши с Александром маркеры не пересекутся в одном векторе пространства. Какого пространства? Ну, Курской дуги, разумеется. Твоего сорок третьего года. И вот когда ваши с Саней модуляции совпадут полярностями, тогда барокамера и сработает автоматом. Выглядеть это будет так: ты останешься в своем времени, воюя в небе с фашистами, а нашего Саню барокамера захватит назад. То есть в его собственный век. В наш, двадцать первый»,

Теперь старший лейтенант, лежа у костра под шкурами, вспоминал, кто такой Саня. Кто Александр из будущего. Тот, которому он показывал на Курской дуге фотографию своей семьи? Тот, которого спасли два советских бойца — Лёшка и Борька? Ведь именно он, этот Саня, стал причиной его перемещения в грядущий век — век двадцать первый.

— О-жё-о-оо… — сонно прижалась к нему под шкурами самка гоминидов. — О-онц-еее…

А Игорь меж тем вспоминал…

Потом была переброска в институт будущего. Там он побывал в городе двадцать первого века. Степан Сергеевич все ему разъяснил. Игорь впервые увидел компьютер и прочие вещи. Потом его поместили назад в барокамеру, вколов маркер модуляции. Они должны были притянуть друг друга в его Курской дуге сорок третьего года. Но не притянули. Все пошло наперекосяк. Вместо этого он оказался в штабе маршала Нея при ставке Наполеона. Потом опять переброска, когда в лесу партизанами Платова был убит француз, лейтенант гренадеров — Мишель. И снова бросок через пространство — к государыне-матушке Екатерине. Там Игорь жил при дворе. И вот, наконец, еще глубже в эпохах — теперь уже в мир каменного века. К неандертальцам. Куда дальше забросит его червоточина? Куда его швырнет в следующий раз, когда возвратится за маркером саркофаг? Как поведет себя барокамера?

С этими бесконечными вопросами и уснул.

Прошел еще день.

Неандертальцы занимались своими делами, поначалу с опаской поглядывая на всесильного незнакомца, но к концу первого дня успокоились: кто скоблил скребком шкуры, кто растягивал для просушки кишки убитых животных, кто поддерживал огонь и носил хворост. Женщины варили в огромных панцирях черепах незамысловатое варево без соли и специй, которых ещё не знали. Молодые особи коптили в дыму куски мяса. Дети резвились на скалах и отчаянно визжали от восторга — стоило Игорю появиться в поле их видимости.

И вот тут-то ему как раз и представилась возможность возвыситься над ними ещё больше, приобретя в их глазах статус не только неприкосновенного тотема, а еще могущественнее — повелителя луча Солнца .

Вытащив из кармана фонарик, он включил его и направил рассеянный луч на стену скалы. Очевидно, фонарик материализовался в барокамере после его посещения эпохи Екатерины Великой. Каким образом материализовался? А черт его знает. Сзади послышались испуганные крики, призывающие взрослых лицезреть сие новое неведомое чудо, в то время как восьмая едва не присела от восторга, издав гортанный звук:

— О-нце!

Игорь снисходительно улыбнулся и, шутки ради, обвел всех столпившихся ярким лучом, ослепляя и обращая их в бегство. Он купался в лучах славы. Это был его звездный час.

Сделал шаг в направлении скал. Светил фонарем. Сделал другой. Еще и еще…

Пока вдруг не сорвался вниз. Удар! Боль в затылке. Пустота. Время обрушилось в бездну.

Утром, придя в себя, он ничего не узнавал и ничего не помнил. Ни гладкой скалы, ни падения вниз, ни удара затылком. Три дня провёл Игорь в далёком мире неандертальцев.

На третий день его пребывания, ближе к вечеру, когда его лихорадило особенно сильно, восьмую сменил третий , который также был в той группе, подобравшей его на болоте. Третий участвовал в спасении его от саблезубого леопарда, он же снимал с него шкуру, и так же, как и восьмая , отдавал гостю лучшие куски мяса. Очевидно, они были братом и сестрой, иначе, зачем ему ухаживать за незнакомым существом, пусть и повелителем огня? Восьмая не спала целые сутки, и поэтому прикорнула подле незнакомца, оставив на время вместо себя третьего. А Игорь всё продолжал метаться в бреду, чередуя поверхностное сознание с провалами памяти, как это с ним случалось и прежде. Бред сменялся мутным осознанием того, что он находится где-то далеко от Курской дуги своего, сорок третьего года.

Они называли его «О-жё-о», очевидно причисляя к стихии огня, так как он мог им управлять по своему усмотрению.

Там, в тех скалах, и подхватила его очередная червоточина портала времени. Барокамера вернулась за его маркером модуляции. Сработал автомат возвращения. Темпоральная пустота всосала в себя подобно мощному пылесосу, закрутила внутри концентрических кругов, и тело — бренное и хлипкое — разложилось на нейтроны. Последними в пустоте исчезли глаза. Два параллельных пространства, антимир и мир реальный, соединились как сгиб бумажного листа, образовав между собой некий пространственно-временной тоннель. Поляна у скал опустела, концентрические круги умчались вверх к небесам, и у камней остались лишь первобытные люди, завороженно глядящие в небо.

…Эпопея Игоря-летчика в каменном веке была окончена.