Военный инженер товарища Сталина 2

Глава 19

1945 год.

Январь месяц.

Берлин.

Сеанс связи не состоялся. И вот почему…

Все прильнули к приемнику. Катерина, убрав со стола остатки ужина, присоединилась к Герхарду с молодым Николаем. Олег и Юрген, возвратившиеся из Берлина, где в мусорном баке оставили написанную мною записку, тоже окружили передатчик. Борька не находил себе места.

В 20:00 поймали волну. Состоялся обмен позывными. На той стороне связи приняли условный код Герхарда.

— С кем он болтает? — нетерпеливо прошептал в ухо Борис.

— С генеральным комитетом подполья, — шикнул я.

— И где оно находится?

— По-моему, в Штутгарте. Не слышишь? Тихо, балбес. Слушай сам.

— Так они ж по-немецки там брешут.

— Проси Николая, чтобы переводил.

Юный Коля тотчас перевел нам, пока Герхард обменивался условными сигналами:

— Вышел на связь с главным комитетом повстанцев. В Штутгарте. Сейчас дублируют друг другу позывные.

— А что там, в этом Штутгарте? И где он, мать его в душу, находится? — не находил себе места мой отважный помощник. Автомат бы ему сейчас в зубы, и разнес бы половину Берлина ко всем собачьим чертям.

— Там наш главный штаб. Отделения есть и в Дрездене, и в Лейпциге. Берлин пока в задних рядах, но мы расширяемся. Тихо! Вот, — сделал паузу, прислушиваясь к переговорам Герхарда. Тот держал микрофон на уровне рта, осторожно левой рукой подстраивая шкалу настройки. В динамиках хрипело, свистело.

— Глушат, собаки, — шепотом сделал вывод Борис. — Ясен песен, что глушат.

Я шикнул. Борька затих. Оказалось — ненадолго. Герхард дублировал позывной, когда он вновь прошептал:

— Зуб даю, повяжут нас тут. А если гестапо уже пеленгуют рацию?

— Пойду, выйду проверю, — встал Юрген, взводя курок пистолета.

Олег тоже встал.

— Слушайте, потом расскажете. Я тех товарищей знаю, много раз выходил с ними на связь. Попросите их связать вас с той стороной линии фронта. У них есть выход на русский штаб.

Потом Юргену:

— Ты осмотри левый туннель. А я правый. Что-то не нравятся мне эти помехи в эфире. Раньше их не было. Точно, что глушат.

И как раз в тот момент Герхард передал комитету повстанцев, что в гостях у него двое русских, сбежавших из разбомбленного госпиталя. Те двое, которых ищет гестапо.

— Как вам их переправить? — стал переводить Николай разговор Герхарда. Заодно переводил и ответы. Хозяин подземного укрытия, косясь на нас, описывал, как подобрал двух незнакомцев в подземке. И как они сегодня услышали сообщение, адресованное им из штаба русского фронта.

— Говорит, что по указанию в сообщении, в мусорный бак кинули записку. Что делать дальше?

…Именно в этот момент все и случилось.

— Облава! — ворвался в прихожую Олег. — Всем быстро на задний выход!

С другой стороны заскочил Юрген, весь в мыле:

— Бежать!

— О-ох — присела Катерина.

— Провокатор у нас! Кто-то доложил гестапо, что двое русских…

И не успел досказать. Снаружи в подземке послышались звуки сирен. Сразу засвистели свистки полиции крипо.

— Быстро! — взревел Герхард. — Сюда!

Откинул полог. Сунул заранее приготовленный вещмешок в руки Борьки. Метнулся в комнату, стрелой промчался к заднему входу. Толкнул Катерину в объятия Борьки.

— Уберечь ее от гестапо! Пожалуйста!

— А ты? — на ходу выпалил Борька.

— Мы задержать.

Было слышно как Юрген произвел первый выстрел.

— Вы… — запнулся я. — Вы все останетесь здесь?

— Не болтай! — проревел Олег, взводя курок. — Сберегите Кольку и девушку!

В долю секунды Герхард толкнул парня ко мне. Сунул в руку пистолет. Кольке — фонарь.

— Бежать! Быстро бежать! Николай знать дорога!

И, пожав лихорадочно руку, бросился к Олегу на помощь.

Долго стоять и смотреть, как окружают наших друзей, не было времени. Юрген отстреливался. Олег, ругаясь матом по-русски, посылал выстрел за выстрелом. Подземка отдавалась громогласным эхом.

— Нас окружают! — заорал Олег.

Борька схватил в охапку девушку. Я метнулся за Колей. Тот спешным шагом показывал лабиринт подземелья. Все ниже и ниже, мы стали петлять в катакомбах Берлина.

Бам! Бам! Бам! — звучали последние выстрелы наших товарищей. Постепенно, шаг за шагом, утихая за нашими спинами, они вскоре умолкли. Патроны закончились. Что случилось дальше с Юргеном, Олегом и Герхардом, можно было догадаться по последним трем выстрелам. Их окружили. Дальше — пытки, расстрел, а то и крематорий концлагеря.

Борька как чувствовал. Перехватив Катерину в охапку, тащил на себе. Я взял у него мешок, в который Герхард предусмотрительно, на случай поспешного бегства всегда держал необходимый вещи: одеяло, флягу со спиртом, флягу с водой, сухари, американский армейский паек, аптечку и спички. Фонарь был в руках Николая. Впереди шли рельсы узкоколейки. Железнодорожное полотно терялось во мраке катакомб. Справа и слева — ответвления лабиринтов тоннелей. Ржавые остовы вагонеток, крысы, запах тления, сочащаяся где-то вода — вот, что такое подземка Берлина.

И тут…

Замешкавшийся на повороте Колька вдруг охнул. Из туннеля напротив, выскочили две фигуры жандармов. Полоснули автоматной очередью. Сгусток пуль прошил тело юного Кольки почти вполовину. Всплеснув руками, стал заваливаться набок. Фонарь откатился в сторону. Стало сумрачно — лишь лампы в потолочных балках едва освещали проход. Под Колькой расползалась лужа крови. На узкоколейку безвольно упало его простреленное насквозь тело. Жандармы кричали по-немецки, очевидно, ругаясь. Как они возникли в проеме тоннеля, у меня не было времени выяснить. Катерина еще продолжала дико визжать, два жандарма еще что-то орали, посылая в разные стороны автоматные очереди, когда вдруг один из них, словно скошенный косой смерти, рухнул на спину. Сбоку раздался выстрел: ба-ах!

И тотчас автоматная очередь: т-рры-ыррр…

Второй полицейский с бляхой на груди только еще поворачивался к напарнику, как был тоже снесен пополам такой же автоматной очередью. Оба жандарма навалились друг на друга мертвым грузом, представляя довольно замысловатую геометрическую фигуру: одного скрутило выстрелом в бараний рог, второго сложило как книжку.

— Мать вас в жопу! — взвыл Борька, бросаясь к младшему другу. Катя села бессильно на рельсы. Я метнулся к жандармам, вырывая из рук шмайсер. Из правого крыла лабиринта, из темноты арки, выступила фигура…

— О, боже! — залилась слезами девушка.

Это был… Герхард.

Не веря своим глазам, я бросился к отважному немцу. Весь в крови, шатаясь, он держал автомат, опустив дулом вниз.

— Мой вас догонять, — прохрипел честный подпольщик. — Увидеть два жандарм из туннель — и стрелять. Мой убить их?

— Убить-убить! — радостно тряс я друга в плечо. — Их только двое?

— Так есть. Два. Пойти этим ходом за вас. Преследовать. Остальной жандарм там, — махнул он рукой в сторону покинутого убежища. — Олег и Юрген убить их.

— А сами?

Герхард печально вздохнул.

— Тоже погибнуть…

Катерина трагически всхлипнула. Все происходило на грани секунд. Одновременно мы присели у Коли. Парень был мертв. Борька держал его голову у себя на коленях. Из глаз стекала слеза. Девушка, давясь рыданиями, оплакивая сразу Олега, Юргена и юного Колю, спешно разрывала зубами американский медицинский пакет. Слезы застлали глаза, мешая перевязывать рану. Я перехватил бинт. Герхард был ранен в ключицу. Оттуда сочилась та кровь, что стекала по одежде. Как он догнал нас в таком состоянии, одному богу известно. Пока я накладывал жгут, он, хлебнув из фляги воды, прохрипел, сплевывая красную от крови слюну:

— Мой подобрать автомат у жандарм. Олег с Юрген отстреливаться до последний патрон. Нас окружить двадцать жандарм. Где-то есть провокатор. Кх-хры… — сплюнул он кровью. Я кончил перевязывать. Борька бережно укрыл Кольку куском ткани, валявшейся в мусорном хламе.

— Когда Юрген убить, мой хотеть помочь Олег. Тот стрелять последний патрон. Крикнуть мне, бежать к вам. Спасть вас. Я не хотеть.

— Олег там и остался? — с горечью сглотнул я комок.

— Так есть. Он задержать последний жандарм. Я убить остальных. Больше никто не прийти от них. А эти два, — махнул он в сторону убитых, — бежать за вас другим ходом. Я видеть. Олег уже быть убит. Я побежать за этим двоим полицейский. Успеть вас спасти.

— Эх, Колька! — подавил слезу мой младший напарник. Повернулся к спасителю: — Ты успеть спасти нас. Но не успеть спасти пацана, — в тон немцу перековеркал слова.

Почтили минутой молчания сразу троих: Юргена, Олега и Кольку. Юного парня хоронить было негде. Сковырнули грунт под узкоколейкой. Накидали сверху земли вперемежку с мусором. От крыс все равно не спасет, но дань прощания мы воздали.

Посидели, прислушиваясь. Теперь у нас было три автомата, как раз на троих. Герхард пополнил свой шмайсер магазинами двух жандармов. Кате отдали его парабеллум. Хлебнули из фляги, пустив по кругу. Что дальше? Войска у стен города. Гестапо ищет нас на поверхности, но и жандармы периодически делают облавы в подземке.

— Вряд ли они искали именно нас, — предположил с сомнением Борька.

Это звучало бы хорошо, если бы он не добавил: — Надеюсь.

Ощутимо, коварно, забрезжила мысль, что нас кто-то предал.

— Професьон де фуа, — ни к селу, ни к городу заключил вундеркинд-колхозник, подхвативший где-то эту забавную для него фразу.

Катерина вытерла слезы. Всхлипнула. Прижалась плечом к ухажеру. Необходимо было двигаться дальше.

— Теперь нам опасно появляться у точки контакта, — стал размышлять я, проверяя магазин автомата. — Если даже этот жандармский рейд был просто облавой на нищих, все равно к мусорному баку нам дорога закрыта. Там могут расставить ловушку.

— Хочу в твое время, — прерывисто выдохнул Борька. — Катюшку захватим. Женюсь там на ней. Глядишь — детей нарожаем. Я её на своем тракторе научу ездить. — Немного помолчал. — Так каким будет твой положительный ответ?

Мысленно опережая события и говоря откровенно, я и сам бы хотел сейчас оказаться в своем двадцать первом столетии. Лена — милая сердцу супруга. Яночка — чудесный человечек, воспитанный нами. Смешно сказать — меня отчаянно тянуло домой…

Краткие грезы прервал Герхард.

— Мой видеть выход один. Вас есть переправить в Штутгарт. Генеральный штаб подполья.

— Чтобы добраться до Штутгарта, нужно сначала завладеть самолетом, — съязвил мой помощник.

— Стоп! — осадил я. — Не спешим. Давайте все обмозгуем. Уже ночь, и где-то надо укрыться. Посидим, подумаем, разогреем покушать. Поспим. А утром двинем. Куда? Вот сейчас и подумаем.

Простившись с юным узником Дахау, мы направились по узкоколейке в глубину темных катакомб. Напоследок Борька пнул мертвого немца, сорвав жандармскую бляху:

— Ты умрешь и сгниешь по всем правилам химии. Понял, ферштейн, гнида фашистская? Твое анатомическое строение через час обглодают крысы.

И, плюнув, стал догонять. Я слышал последние слова. Поднял в удивлении брови:

— По всем правилам химии? Анатомическое строение? Ты где таких фраз нахватался? Можно подумать, со мной не бывший колхозник, а кандидат наук.

— А чё? Просто слышал в твоих разговорах. Запомнил, взял на заметку.

— Но, ведь ты был до меня патологически глуп! Прости за откровенность.

— Соглашусь не согласиться, — хохотнул Борька. И тут же оборвал смех. Не время для шуток.

Пройдя пару километров по сырой черной узкоколейке, мы нашли укромное место. Катерина как раз заметила в верхних балках подземного свода люк на поверхность. Завтра утром и воспользуемся им. К люку вела проржавевшая лестница. На железной площадке — узел водосточных труб. Герхард сверился с картой.

— Мы есть под канализаций.

— А что наверху, — распаковывая мешок, задался Борька вопросом.

— Драматический театр, — с ностальгией вздохнул честный немец. — Когда-то с мой милый фройляйн ходить на премьер.

Приблизил карту к свету тусклого фонаря. Под ногой шмыгнула крыса.

— Там рядом с театр в соседний квартал вокзал поезд.

— Железнодорожный, хочешь сказать?

— Я-я. Яволь. Так есть, железнодорож… — запутался в буквах.

— А мы сможем с него попасть в Штутгарт?

— Опомнись, колхозник! — ткнул я пальцем в карту. — Нам на поезде до него езды двое суток, не меньше.

— И чё? Прикинемся умалишенными, сбежавшими с психушки, если кто начнет приставать с расспросами. Это я умею. Герхард будет в качестве санитара. Заодно и переводчиком. Сострою глупую харю, пущу пену со рта.

— Она у тебя и так глупая. Притворяться не надо, — сострил я. — А Катю тоже психической дурой сделаем?

Пререкаясь и, подшучивая друг над другом, чтобы хоть как-то поднять настроение после смерти друзей, мы постепенно наметили план на завтрашний день. В маленьком, под навесом костре, разогрели американский паек. Пустили флягу по кругу — отдали дань нашим спасителям. По сути, все трое погибли, отвлекая огонь на себя, чтобы мы, двое русских, успели сбежать второй раз от гестапо.

С тем и уснули. Дежурили по очереди. Катю, разумеется, не тревожили — пусть спит отважная девушка. На ее долю выпало столько трагедий, что не выдержит каждый мужчина. Всю ночь в соседних тоннелях раздавались гулы проезжающих вагонов. Удивительно — Берлин в осадном кольце, а подземка работает.

В Борькино дежурство прибилась к ногам тощая кошка. В мою смену были слышны далекие голоса. Я насторожился. Полотно узкоколейки уходило в темноту, сливаясь со стенами. Где-то там, очевидно, прошла бригада рабочих. Укладчики, проходчики. Под утро дежурство принял Герхард. Сразу предложил, как проснемся, идти к товарным вагонам. Вокзал и пути сообщения он знал назубок.

Утром, наскоро кинув в рот галеты, запив кипяченой водой, полезли по лестнице вверх. Герхард первым, следом я, потом Борька. Катя замыкала нашу процессию, на случай, если спешно придется прыгать назад.

Люк отодвинули. Ранее морозное утро окутывало спящий тревожным сном город. Еще не пустили трамваи. Еще не кричали молочники. Окна крест-накрест были залеплены клейкими лентами. Во многих зияли дыры от взрывов. И, чудо! — сразу заметил я, — почти во всех жилых домах висели белые полотна для сдачи союзникам.

Быстрым маневром пересекли пустынную улицу. Здание театра хмурой громадой с колоннами взирало, казалось, на нас — беглецов от гестапо.

Все пока было тихо.

— Стоп! — прислушался я. Все замерли в арке двора.

— Слышите?

Где-то в соседнем квартале свистнул жандармский свисток. В одном из окон зашелся кашлем старик. В переулок завернула цистерна с водой на колесах. Город стал оживать.

— Скорей! — рванул на себя Катю наш провожатый. — Все бежать за мной. По дворам, переулок.

— Сколько до вокзала, если бегом?

— Ес ист десять минутен.

— Тогда рванули, козочка моя ненаглядная! — подхватил в охапку девушку Борька.

Та притворно ахнула, отдаваясь в объятия своего ухажера.

Миновали три двора. Навстречу выскочил пес: зашелся хриплым лаем. Не останавливаясь, промчались переулком — обогнали даже цистерну. Напрасно водитель пытался увидеть, что за тени промелькнули перед кабиной машины — нас уже и след простыл: впереди подворотня.

— Дас ист… — хотел было что-то разъяснить Герхард, но я уже сам увидел в проемах арок громаду железнодорожного вокзала. Размеры, конечно, поражали. Центральный вокзал столицы третьего рейха!

Теперь четверым беглецам, то есть, нам — предстояло пробраться к товарным составам. Для этого нужно-то всего ничего: просто пройти по путям несколько десятков перронов. Пройти у всех на виду. Без клади, без чемоданов, в подозрительных пятнах одежде. Герхард успел ночью заменить себе курку, залитую кровью. Однако, то, что он нашел в сваленной куче тряпья, едва ли походило на обычный костюм пассажира. К тому же, у нас, формальным образом, не было ни одного документа. Герхард не в счет. У него с аусвайсом все было в порядке. Но мы-то втроем? Катерину теперь тоже стоило учитывать.

А вокзал уже просыпался. Гудел локомотив. Носильщики катили тележки. Зал ожидания, вероятно, был переполнен — многие фанатики нацизма спешили покинуть Берлин со своими женами, детьми, и даже собаками редких пород. В общем-то, такая толчея была нам как раз полезна. Огибая проходы, терминалы и припаркованные у ступеней машины, мы за Герхардом проникли к грузовым пакгаузам. Рядом возник дежурный вокзала с повязкой на левой руке. Форма немца привела сразу Катю в нездоровый испуганный трепет. Чиновник что-то крикнул вслед Герхарду, тот кратко ответил. Показал рукой за спину, в сторону припаркованных машин. Два постовых на нашу удачу стояли по бокам с автоматами. Дежурный вокзала козырнул двумя пальцами, поспешив удалиться. По перронам сновал поток пассажиров. Все были заспаны, тащили поклажу. Друг за другом подавались локомотивы с вагонами. Все поезда шли в одном направлении — прочь из Берлина.

Миновав последние перроны, под гигантской аркой пакгауза, замерли, выдавая в воздух клубы морозного пара. Катя хватала воздух раскрытым ртом. Все кашляли, переводя дыхание. Где-то стучали сцепы вагонов. Гудок тепловоза забил уши.

— Что ты… ему там сказал? — задыхаясь, первым делом выдавил Борька, косясь на честного немца. — Тому говнюку в фуражке?

— Мой сказать, что мы есть бежать за поклажа свой господин. А там их машина с фрау.

Борька присвистнул. С долей уважения смерил взглядом спасителя.

— С меня бочка пива, когда попадем на советский фронт. Усек, Германия? Зуб даю — угощу!

Катя впервые за эти часы прыснула смехом. Теперь нам предстояло отыскать товарный состав, который отправлялся в Штутгарт. Эту задачу взял на себя Герхард. Отыскав отцепленный пустой разбитый вагон, загнанный в тупик, оставил нас там. Мы расположились внутри. Выбитые взрывной волной окна позволяли наблюдать, что твориться снаружи. К счастью, тупик был безлюдным. Местные нищие обитали в других, более теплых вагонах.

— Пойти, узнать грузовой состав, — оставил нас Герхард. — Мой быстро. Знаком с один носильщик вокзала. Он мне дать сведений. Из нас, из подпольщик.

Принялись ждать. Вагон продувало. В соседней теплушке вился дымок. Там, вероятно, что-то варили берлинские нищие.

Спустя полчаса вернулся запыханный немец.

— Мой узнать. Груз на Штутгарт идти с восьмой стрелки. В десять час ноль минутен.

Указывая путь под гигантским навесом пакгауза, подпольщик довел нас к точке отбытия. Длинный состав из товарных вагонов уже был готов подаваться на путь.

— Вот в этот! — рванулся Борька к едва заметной щели вагонной двери. Остальные стояли с печатями. Что был там за груз, я не знал. И на кой-черт он мне, собственно, нужен? Нам поскорее добраться до штаба повстанцев. Там передатчик. Там связь с нашим фронтом. Там — контакт с милым нашему сердцу Ильей Федоровичем.

Спустя полчаса, товарный состав, медленно набирая скорость, взял курс на грузовой вокзал города Штутгарта.

С тем и отбыли.