Военный инженер товарища Сталина 2

Глава 20

1945 год.

Январь.

Штутгарт.

Скорцени в этот день не смог улететь из Штутгарта. И на следующий день. И на следующий…

Сегодня пошли четвертые сутки, как оберштурмбаннфюрер застрял в этом городе, наводненном повстанцами. К запасному аэродрому его не пустили. Стояли шлагбаумы. В будках торчали пулеметы эсэсовцев. Взлетно-посадочные полосы переходили из рук в руки: велись ожесточенные бои за контроль территории. Вчера ангары были еще в руках подпольщиков — сегодня уже под контролем СС. Если так посудить, то сам обер-диверсант третьего рейха оказался между двух огней. Получалось, что он был в контакте с генеральным штабом подполья, и только с его протекции мог взлететь, покинув Штутгарт. И напрасно он убеждал охрану СС, что является их членом по партии — документы-то, по сути, были на мнимого архитектора из ведомства рейхсминистра вооружений Шпеера. В оцепление аэродрома стояли юные необстрелянные унтер-офицеры, поэтому никто Скорцени не знал.

И вот шли четвертые сутки его вынужденного пребывания здесь. Если так посудить, он занимал нейтральную нишу. СС до него не было дела, а от подпольщиков он сам отказался.

Когда очередной раз приблизился на машине к шлагбауму, его едва не прошили очередью: машина-то, формальным образом принадлежала подпольщикам.

— Послушай, любезный, — в который раз обратился он к начальнику караула. — Мне нужно срочно в Берлин!

Ни уговоры, ни махание перед носом аусвайса, ни предложение подкупа, не помогали. Тупой дежурный просто не знал, кто есть Скорцени на самом деле. Парню едва исполнилось двадцать, и слухи о легендарной личности со шрамом во все лицо до него попросту еще не дошли. К тому же приходилось постоянно отстреливаться: аэродром подвергался атаке. Свистели пули, полыхали огнем минометы. Сегодня повстанцы предприняли отчаянный штурм, пытаясь завладеть арсеналом ангаров.

— Вы бы уезжали отсюда по добру, по здорову, — пригнулся начальник охраны, когда мимо полоснула автоматная очередь. — Видите? Вам никак не улететь до Берлина.

Ба-ааамм!!! — раздался оглушительный взрыв со стороны аэродрома. В будке слетел кусок штукатурки. Укрытые за мешками с песком молодые эсэсовцы отчаянно поливали огнем все, что каким-то образом двигалось. Водитель машины сполз на сиденье. Двое сопровождающих, приставленных к гостю, давно валялись в кустах, прошитые насквозь автоматными очередями. Там же лежал и убитый пилот. Тот летчик, что остался в живых при атаке повстанцев, еще там, у башни диспетчеров. Скорцени даже не глянул. Тут же забыл, когда того насквозь прошили пулеметные трассы. Сейчас не до этого. Лес вокруг взлетной полосы горел третий день. Клубы черного дыма застилали глаза. Воняло обожженной человеческой плотью. Трассы пуль прошивали пространство в обоих направлениях. Не умолкал пулемет. Взрыв миномета сливался с разорванными баками горючего.

«Да здесь война настоящая! — мелькнуло в мозгу диверсанта. — Не хуже Восточного фронта! И это свои убивают своих?».

Выплескиваясь из цистерны, огненным смерчем пылал керосин. Две крылатые машины, до этого готовые к взлету, сиротливо горели разнесенными вдребезги фюзеляжами.

— Есть у вас в городе еще один аэродром? — перекрывая гул взрывов, прокричал в ухо дежурному гость из Берлина.

Тот, укрывшись за мешками, посылал пулеметные очереди в гущу горящих кустов. Взвод молокососов-эсэсовцев, только что закончивших офицерские курсы, прижавшись к брусьям шлагбаума, отвечали огнем по мелькающим в дыму силуэтам.

— Я спрашиваю! — орал в ухо Скорцени. — Откуда я еще смогу улететь до столицы?

Караульный начальник хлопал от дыма глазами. Кругом свистело, гудело. Непонимающе уставившись на господина с аусвайсом ведомства Шпеера, махнул рукой в сторону города:

— На самолетах не улететь. Разве что, поездом.

— А?

— Поездом, говорю!

Вжа-ааххх! — грохнуло взрывом. С потолка будки обвалилась деревянная балка. Где-то в ангарах завыла сирена. Особенной силы огненный смерч промчался в кустах, где скрывались повстанцы.

— Так их и надо, паскуд! — зашелся кашлем начальник охраны. — Давно пора огнеметом выкуривать гадов!

Скорцени рванул юнца на себя. Проорал в искаженное гневом лицо:

— Нет самолетов? Тогда чем улететь?

— Я же сказал — можно поездом.

— Каким, черт возьми?

— Вчера еще шли к Берлину составы. Мой взвод дежурил как раз на вокзале.

— Где он? Где твой вшивый вокзал? Как мне попасть на него?

Оберштурмбаннфюрер исходил лютой яростью. Пусть эти сопливцы истребляют друг друга и дальше — не его это дело, мать их в жопу! Ему срочно надо в Берлин!

Под взрывы и гул огнеметов он метнулся к водителю. Тот скрутился в позе эмбриона на полу переднего сиденья.

— Железнодорожный вокзал знаешь где?

— Т-так… т-точно! Яволь… — у шофера отнялся дар речи.

— Гони! — заорал незваный гость из Берлина. — Гони, иначе нас тут живьем закопают!

Хлопнул дверцей. Упал на сиденье. Сжался в комок.

Ба-ааамм!!! — совсем рядом разорвался снаряд миномета. Машину подкинуло вверх. Одно колесо вращалось бешеным холостым ходом. Крутанув руль, водитель, всхлипнув по-детски, выровнял корпус. Под звук громыхающих разрывов, Скорцени вырвался в сторону трассы. Впереди расстилались поля, укрытые снегом. Виднелись строения города.

— Где прикажете высадить? — оглушенный от взрывов, весь в копоти дыма, крикнул водитель.

— Вокзал знаешь?

— Так точно.

— Нам туда. Подождешь, пока я не наведу справки. Если все сложится удачно, будешь свободен.

…Набирая скорость, машина помчалась вперед.

— Начальника станции сюда. Быстро! — ошарашил незнакомец дежурного по вокзалу. Показал документ. Гербовая печать ведомства Шпеера заставила чиновника устремиться к дверям. Зал ожидания гудел от пассажирских потоков. Еще работали пути сообщений. Восточное направление принимало беженцев. Узлы, чемоданы, коляски. Плач детей. Ругань супругов. Тепловозы подавались хаотично, нарушив все расписания. Людская масса стремилась покинуть город: в основном это были семьи, принадлежащие к нацистской партии. Гремели репродукторы голосом Геббельса. Тут и там поговаривали, что город в руках подпольщиков. Перерезаны все узлы связи. Аэродромы разрушены.

— Союзники на подступах к Штутгарту! — вещал репродуктор. Геббельс кончил речь. Его заменило местное радио: — Кто в состоянии держать оружие, немедленно на защиту города! Мы дадим отпор русским!

Пропаганда давила уши. Эта часть города еще была подконтрольна режиму. Но уже сюда, к вокзалу, доносились звуки разрывов: повстанцы вот-вот возьмут эту часть города.

— Желали меня видеть? — возник перед носом перепуганный начальник вокзала.

От недосыпа глаза были красными. Изо рта несло вчерашним перегаром. Тряслись руки.

— Да. Мне нужно срочно в Берлин! — предъявил поддельный аусвайс незнакомец. — Какой поезд ближайший? Быстро!

Чиновник в фуражке обомлел, увидев печать рейхсканцелярии.

— Как хотите, но чтоб через два часа я сидел в берлинском вагоне!

Служащий заморгал воспаленными глазами. Мимо прокатила коляску дама с младенцем. Кто-то кричал на носильщиков. Вокруг царила та суматоха, что обычно бывает в минуты спешной эвакуации.

— Что неясно? — повысил голос Скорцени. — Если вам мало печати Бормана и моего шефа рейхсминистра вооружения Шпеера, я могу соединить вас с рейхсфюрером нации Гиммлером. Устроит такое? Где у вас аппарат связи? Мне нужен Берлин!

Спотыкаясь, чиновник повел господина со шрамом внутрь административной комнаты. Там во всю стену размещался стационарный передатчик. За коммутаторами сидели четыре связиста. Стенографистки-девушки что-то спешно строчили в блокнотах. Сорвав с одного оператора наушники, начальник вокзала трепетно предложил Скорцени присесть.

— Срочно рейхсканцелярию! — приказал тот. — Приемный отдел. Всем выйти! Немедленно!

Ахнув, девушки в униформе связистов ринулись из комнаты.

— Вы тоже! — зыркнул на начальника. — Остаться только оператору.

Потом резко ему:

— Набирай. Код «шестнадцать дробь ноль восемь».

Пристально проследил, как оператор трясущимися пальцами забегал по клавиатуре телетайпного аппарата.

— И держи язык за зубами. Это тайный шифр. Все ясно? При разглашении — расстрел.

Связиста стала колотить крупная дрожь.

— Дублируй! Так… молодец. Теперь введи позывной: «Черный волк». Введено? Хорошо. А теперь марш отсюда! Обожди в коридоре. И никого не пускай.

Оператора сдуло ветром.

Надев наушники с микрофоном, Скорцени обвел взглядом вмиг опустевшую комнату. «Черный волк» был его личным кодом, присвоенным в штабе СС. О нем могли знать единицы.

— Говорит Черный волк. Я на связи из Штутгарта.

В наушниках, сквозь помехи ответили:

— Принято. Подтверждение — Черный волк.

— Код шестнадцать дробь ноль восемь.

— Подтверждаю.

На том конце что-то защелкало:

— Переключаю на приемный отдел.

Щелкнуло.

— Рейхсканцелярия слушает!

— Мартина Бормана.

Щелкнуло.

— Слушает Борман.

У оберштурмбанфюрера впервые за несколько дней отлегло от сердца. Даже в какой-то мере повлажнели глаза. Наконец-то!

Вдохнув полную грудь, с волнением доложил:

— На связи Черный волк.

На том конце, казалось, вздохнули с таким же волнением.

— Слушаю тебя, мой мальчик!

Скорцени едва не пустил слезу. Это был уже голос его шефа. Всесильного рейхсфюрера Гиммлера.

Борясь с желанием заорать от восторга, словно мальчишка, помощник принялся докладывать последние новости. Гиммлер, вероятно, был в кабинете Бормана, когда его подчиненный вышел на связь. Вполне закономерное совпадение, если учесть, что оба нынешних правителя рейха в отсутствии Гитлера почти не покидали стен рейхсканцелярии. Очевидно, Скорцени попал в тот момент, когда его шеф разрабатывал план защиты столицы.

— Докладываю, — начал оберштурмбаннфюрер, впервые спокойно закурив сигарету. — Связь кодируется?

— Да. Этот канал не прослушивается. Смело можете говорить открытым текстом.

— Хорошо, мой господин, — пустил дым в потолок подчиненный. — Прежде всего, о Базе-211. Я везу полный доклад, но когда попаду к вам — одному Провидению известно. Штутгарт в руках германского подполья.

— Мы знаем. Дальше.

— Наш фюрер передавал всем привет, особенно вам двоим лично.

На том конце связи это сообщение пропустили мимо ушей.

— Дальше. Ближе к делу, мой мальчик.

Легендарному диверсанту третьего рейха не нравилось, когда Гиммлер называл его мальчиком. По сути, они были почти ровесниками. Но недосягаемое положение рейхсфюрера в иерархии СС позволяла ему такую вольность. Скорцени, проглотив неприязнь, продолжил:

— Известный вам Густав Фридрих Кролль шлет указание, немедленно готовить караван субмарин. Если из-за наступления союзника он будет последним, то это тем более будет полезным для всей Новой Швабии. Список всего необходимого я держу в голове.

— Хорошо. Караван уже готовится адмиралом Деницем. Помогает Канарис. Как ты добрался до Штутгарта?

— Сначала подлодкой в Аденский залив. Потом Красным морем до Суэца. Из Каира вылетел самолетом в Европу. Там Вена. Пересел на заказанный вами рейс. Но при посадке в Штутгарте был атакован повстанцами. Экипаж погиб. Я попал в руки подпольщиков. Дальше рассказывать?

— Расскажешь, как прибудешь на место. Сказать по секрету, мой мальчик, мы здесь уже подумывали выслать тебе в подмогу твой личный отряд диверсантов.

— Зачем?

— Отбить тебя у повстанцев.

— Спасибо. Сам справился. Их главарь хотел завербовать меня на свою сторону в качестве архитектора Шпеера. Я, разумеется, отказался.

На той стороне связи послышался смешок. Вероятно, рядом сидел Борман, слушая по громкоговорителю. И действительно, Борман добавил:

— Хорошие документы вам сделали в Антарктиде, герр оберштурмбаннфюрер.

В отличие от Гиммлера, глава рейхсканцелярии и нынешний правитель Германии не позволял себе вольности «тыкать» Скорцени, называя «мой мальчик». Деликатно спросил:

— Подошла вам легенда, что вы архитектор ведомства Шпеера?

— Из-за этой легенды меня и склоняли остаться в Штутгарте. Якобы, у них, у повстанцев, нет конфликтов со Шпеером. А вот восстанавливать архитектуру после войны, когда Германия сдастся союзникам, они намерены были как раз с моей помощью.

— Ясно. Теперь о главном. Вы по-прежнему не можете покинуть Штутгарт?

— Я сейчас с вами на связи через коммутатор вокзала. Надеюсь, код шифра не будет взломан русскими.

— С этим порядок, мой мальчик, — вновь подключился Гиммлер. — Передай от меня приказ начальнику вокзала, чтобы срочно подготовил тебе рейс до Берлина. Пусть задействует резервный состав и отправит тебя в ближайшее время.

— Уже ищет возможность. Я помахал ему перед носом тем документом, что сделали мне в лаборатории Нового Берлина. Через полтора часа я буду в поезде.

— Вот это отлично. Надеемся, завтра к ужину видеть тебя в рейхсканцелярии.

— У меня, кстати, для вас весьма любопытная информация.

— Говори.

— Что там про того русского инженера? Есть какие-то сведения?

— Продолжают искать. Этим заняты люди Мюллера. Подключен и аппарат фон Клейста. Как в воду канул со своим охранником. А что? Почему ты вдруг спросил о русском иване?

— Прежде чем связаться с вами из аппаратной вокзала, я ведь побывал в генеральном штабе повстанцев. Помните, рассказал вам, как меня там хотели завербовать.

— Да. Ты говорил об этом в самом начале. Потом рассказал о неудачной попытке вылететь с запасного аэродрома, где тебя чуть не убили. А что?

— Так вот. В штабе подполья я краем уха услышал, как оператор повстанцев, чисто случайно поймал волну русских.

— Мы тоже их ловим ежедневно. Что тут любопытного для тебя?

— А то, что текст послания предназначался в Берлин.

— Ну и что? Половина посланий русских адресованы немцам Берлина. Здесь у нас идет радиовойна, мой милый Отто. Геббельс едва справляется с пропагандой.

— Нет, не то. Это послание было не для всей нации. Не для обывателей столицы, и не для «пятой колонны». Пойманный в эфире оператором текст, гласил следующее. Я запомнил его и сейчас процитирую:

…Повторяю. Александр с Борисом, код «Красная Заря». Говорит ваш куратор проекта. Если вы меня слышите, оставьте о себе сообщение в мусорном баке на улице Югендштрассе, дом восемь. Ежедневно он просматривается нашими людьми. Самим не стоит ходить. Напишите…

— Дальше были помехи, но я сумел уловить смысл. В основном послание дублировалось дважды.

— И ты запомнил по памяти?

— Яволь. Так точно, запомнил. Ничего вам не говорят имена? Не тот ли это секретный инженер русских, что сбежал от фон Клейста при бомбежке госпиталя? Имена совпадают. Добавьте сюда упоминание какого-то загадочного проекта «Красная Заря». Не наводит на мысль, что у нас теперь есть адрес их контакта с подпольем?

На той стороне связи наступило молчание. Два нынешних руководителя рейха переваривали только что поступившую информацию. Скорцени в ожидании закурил вторую сигарету. Шрам на лице от волнения дергался. Если это те русские, то он, обер-диверсант третьего рейха, считай, держал их уже в своих руках.

— Молодец, герр оберштурмбаннфюрер! — наконец подал голос Борман. — Мы немедленно свяжемся с Эдвальдом… — осекся. — Простите, с фельдмаршалом фон Клейстом. Тот отдаст приказ о поимке беглецов. Повторите адрес, пожалуйста.

— В эфире я слышал: «Югендштрассе, дом восемь. Мусорный бак…»

— Да-да. Спасибо. Это детали. Мой адъютант уже связывается с отделом Мюллера. Гестапо вскоре будет по этому адресу. Примите мою благодарность, герр Отто!

Дальше разговор пошел главным образом о Базе-211. Скорцени вкратце доложил об экскурсиях, которые проводил для Евы Браун. О припадках паранойи их фюрера. О бароне фон Риттен. О верфях, подземных заводах, теплицах. О громадном аквариуме во льдах Антарктиды, от которого фрау Кролль пришла в дикий восторг. О вылетающих из-под воды дисколетах конструктора Шаубергера.

Один раз в дверь заглянул начальник вокзала. Мимикой лица немым вопросом как бы спросил: все ли в порядке со связью?

Скорцени кивнул. Физиономия чиновника исчезла.

— Хорошо! — закончил сеанс связи Гиммлер. — Садись в поезд, и ждем тебя в рейхсканцелярии с полным докладом. Жму руку, мой мальчик.

Оберштурбаннфюрер скривился в досаде. Опять этот чертов «мой мальчик»!

— Можете войти! — крикнул операторам связи.

В дверь поспешил втиснуться начальник вокзала. Машинистки, с испугом поглядывая на всесильного гостя, расселись по рабочим местам. Оператор принял дрожащими руками наушники.

— Я дал распоряжение подцепить к вагону локомотив. Через полчаса сможете отправиться в Берлин прямым рейсом.

— Спасибо, любезный. Поеду, как говорится, с шиком, с комфортом? Один на весь вагон?

— Так точно!

— Не слишком ли роскошь? Мне достаточно самого дальнего купе. Одиночного. А в вагон посадите родителей с детьми. Тех, кому нужно в Берлин.

— Будет сделано, мой господин! — вытянулся во фрунт начальник вокзала.

«Вот бестия! — чертыхнулся мысленно Отто Скорцени. — Все же подслушал, собака, как я разговаривал с Гиммлером. Потому и стоит по стойке смирно…»

…А в этот самый момент, пока Скорцени разговаривал с начальником станции, к путям грузовых сообщений города Штутгарта прибывал товарный состав из Берлина. Тот состав, в грузовом вагоне которого ехали мы:

Я, Борька, Катерина и Герхард…