Чесноков оттянул тело последнего душмана подальше, в самый черный угол пещеры, где раньше сидел Белых. Один мертвый душман уже ждал там своего товарища.
Конечно, тела мы спрятали так себе. И нашу пропажу, и пропажу часовых узнают сразу же. Но в этих обстоятельствах другого варианта у нас не было.
Предварительно я снял с духов все оружие, что нашел. А увешаны они были нормально — каждый носил по пять полных магазинов патронов. Плюсом шли нож и кинжал.
Ну что ж. Лучше чем ничего. По крайней мере, когда нас обнаружат, мы сможем огрызаться. А шанс, что нас отыщут враги, был велик. Очень велик.
Я повесил на грудь душманскую разгрузку. Саня Бычка помог мне поудобнее закрепить ее на теле. Затем я повесил на плечи автомат.
— Второй берет Бычка, — приказал я.
— Он? — удивился Суворов. — А я? Я отличником стрелковой подготовки был!
Пока Женя возмущался, Бычка уже надевал «лифчик» и проверял оружие.
Я приблизился к Суворову.
— Может, и отличник. Но Саню я в деле видел. А тебя — нет.
Суворов нахмурился. Почти в полной темноте я рассмотрел правильные черты его лица. А еще глаза, полные недоумения и тихого, злого рвения.
С Суворовым нужно держать ухо востро.
Парень на взводе. Когда мы пойдем в бой, он будет всячески стараться проявить себя. Возможно, чтобы оправдаться в глазах остальных бойцов. А может быть — чтобы найти личное искупление. Чтобы понять, как он себя поведет, если нас прижмут — как зверь или же как человек. Как солдат.
И такое настроение молодого пограничника было мне вполне понятно. Да только какая-нибудь внезапная выходка Суворова могла стоить жизни не только ему, но и нам всем.
Если есть хоть малейший шанс выбраться отсюда — я им воспользуюсь. И чтобы получилось, нужно присматривать за ретивым парнем.
— На вот, — я протянул Суворову кривой, окровавленный нож, которым прирезал духа. — Будешь присматривать за тылом.
— Ты меня задвигаешь? — нахмурился Суворов. — Ты тут не командир, чтобы меня задвигать…
— Я тут самый старший по званию, — сказал я сурово, но беззлобно. — Возьми нож. Это приказ.
Женя Суворов немного поколебался. Потом все же протянул руку и взял все еще липкий от запекшейся крови нож.
Кинжал же достался Смыкало. Боец повел себя профессионально — не стал пререкаться в этот раз. Уяснил свою роль как надо.
Мда, кажется, после того как боец пытался харахориться тогда, в вертолете по пути в крепость, он все же кое-чему научился. Или, может быть, все же понял, что спорить со мной во-первых бессмысленно, а во-вторых чревато.
А вот Чесноков от оружия сам отказался.
Когда мы стали расправляться с душманами, Игорь Белых аж в стену вжался, уставившись на все происходящее дурными глазами. Не меньше минуты мехводу понадобилось, чтобы отодрать бедолагу от стены.
Я понимал — Белых сейчас совсем не боец. И ему нужен кто-то, кто будет присматривать за парнишкой.
— Ну что ты? Нормально? — спросил у Белых Чесноков.
Солдатик, сидевший на полу, повесив голову, ничего ему не ответил.
Но когда я спросил у него, сможет ли Игорь идти, мехвод без затей обернулся и показал мне большой палец.
— Нормально все, командир, — сказал он с искренней улыбкой. — Прорвемся.
А прорываться нужно было быстро. Оставаться здесь, в этой пещере, провонявшей душманской кровью, больше нельзя.
Я пошел первым, Суворов — за мной. В середине мехвод Чесноков поддерживал вялого Белых. Последними шли Смыкало и Бычка, который должен был прикрывать тыл.
Когда я проверил, пуст ли каменный, кривой туннель, куда выводил выход из камеры, мы стали выходить наружу. По пути я схватил коптилку, чтобы обеспечить нас хоть каким-то светом.
— Куда? — шепнул мне Суворов, притаившись за моим плечом, — налево? направо?
— Сюда, — сказал я, уходя налево.
А потом, контролируя пространство, быстро, но собранно стал продвигаться по коридору.
Судя по тому, как фыркнул Суворов, он хотел что-то возразить, но не успел. Вся группа, поддавшись моему контролю, двинулась следом.
Я шел чуткий, словно волк на охоте.
Под ногами негромко хрустела галька, неприятно холодя и беспокоя босые ноги. Сводчатый туннель, казалось, был рукотворно расширен. Тут и там на стенах, в слабом свете моей коптилки, я замечал стесы на камнях. Будто бы поработали киркой или большим зубилом.
Возможно, пещеры уже не первый год служили разным группировкам душманов укрытием. Медленно, с течением времени, духи укрепляли и расширяли здешние ходы по мере возможностей. Когда дальше по туннелю я заметил тяжелые деревянные подпорки, упиравшиеся в потолок, то понял — мои догадки подтвердились.
Когда туннель завернул влево, мы немного притормозили. Все потому, что меня позвал Суворов.
— Куда мы идем? Ты знаешь дорогу? — спросил он.
— Нет. Не знаю, — признался я, не ослабляя внимания и даже не глянув на Женю.
— Проповедник со своим дружком, с этим Шахином, уходили вправо по туннелю, — сказал Суворов. — Наверняка выход наружу там.
— Как и враг, — сказал я. — Пойдем туда — нарвемся на немедленную смерть.
— Но ты ведешь нас вглубь горы! Мы там просто заблудимся!
Суворов выбрался вперед меня, хотел было даже за одежду меня схватить, но под суровым взглядом не стал этого делать. Он просто уставился на меня и заявил:
— У нас есть оружие! Есть патроны! Нужно идти к выходу! Как-нибудь прорвемся!
— Мы босые, изможденные, — подал вдруг голос Чесноков и кивнул на Игоря, висящего у него на плече, — Игорек наш сейчас вообще не боец. За ним надо глаз да глаз. Если пойдем прорываться — точно погибнем.
— Пять минут назад, перед тем как душманов бить, каждый мне тут заявил, что готов на смерть идти! — возразил ему Суворов.
— Идти на смерть сознательно, когда другого выхода нет, и прыгать под пули из глупости — разные вещи, — покачал я головой. Мы будем углубляться.
— Что? Почему⁈ — возмутился Женя.
— Потому что нас начнут искать. И очень скоро, — холодно сказал я. — А в пещерах укрыться будет проще. Проще организовать засаду, проще завладеть их оружием. И кроме того, я видел еще один выход в горах. Еще одну пещеру. Очень далеко от главного. Есть шанс его найти.
— А если не найдем? — заносчиво приподнял подбородок Суворов.
— Ну тогда погибнем в бою, — пожал я плечами. — Ровно так, как ты и хочешь, Женя. Но для начала сделаем все возможное, чтобы выбраться. Понял меня?
Женя Суворов поджал губы. Еще несколько мгновений мы буравили друг друга взглядом, а потом он наконец отвернулся. Не выдержал моего.
— Ну и отлично, — сказал я. — Тогда слушай мою команду — продвигаемся дальше. Всем быть начеку.
Некоторое время мы, готовые ко всему, неторопливо продвигались по туннелю.
Туннель был не просто темным. Он был слепым, густым, почти осязаемым, как черная, тяжелая шерсть.
Желтовато-оранжевый язычок пламени от душманской коптилки, которую я нес перед собой, был не источником света, а жалким его подобием. Он не рассеивал тьму, а только выхватывал из нее на мгновение крошечные клочки реальности, которые тут же проваливались обратно в черное небытие.
Огонек коптилки дрожал и прыгал, отбрасывая на стены наши гигантские, искаженные тени. Эти силуэты изгибались и растягивались, живя, казалось, своей собственной, пугающей жизнью. Создавалось впечатление, что за спиной у каждого шепчется и двигается неведомый спутник.
Каменные стены, которые удавалось рассмотреть, были не гладкими. Они напоминали кожу гигантского доисторического животного — бугристые, испещренные глубокими трещинами, со следами грубой обработки. В некоторых местах из расщелин торчали кривые, почерневшие от времени деревянные доски, вросшие в камень, как кости в плоть.
Земля под босыми ногами была холодной и неоднородной. Мелкая, острая галька сменялась участками сырого, вязкого песка, который неприятно обволакивал ступни. Глубже в туннеле на полу начали появляться лужицы ледяной, стоячей воды, вспыхивавшие в свете коптилки, как рассыпанные осколки черного стекла.
Тишина здесь была не пустотой. Она казалась живым, дышащим существом. Ее разрывало эхо наших шагов — приглушенное шарканье босых пяток по камню, хруст гальки, прерывистое, тяжелое дыхание Игоря, которого почти нес Чесноков.
В ней, в этой тишине, остальные звуки казались особенно громкими, насыщенными. Будь то звук капель воды, падающей где-то со сводов, или далекий, странный вой — то ли ветер, то ли игра воображения — все это давило на голову так, что звенело в ушах.
Воздух тут был спертым и влажным, им было трудно дышать полной грудью. Он пах землистой сыростью, мокрой песчаной пылью и чем-то еще — сладковатым, гнилостным запахом тления, будто где-то в боковых ответвлениях погибло и гнило какое-то животное. А может быть, и не животное вовсе.
Я чувствовал, как холод от камня поднимался по босым ногам, забирая последние остатки тепла. Влажный воздух оседал на коже липкой прохладой, заставляя ежиться.
— Ну и что теперь? — тихо спросил Суворов, когда я остановился у развилки.
— Ждите здесь, — сказал я.
— Ты куда? — нервно спросил Суворов, когда я в одиночку пошел к развилке. — Куда пошел⁈
— Да тихо ты, — мрачно одернул Женю Бычка. — Это ж Сашка. Он свое дело знает. Стой спокойно и не рыпайся.
Суворов обернулся к крепкотелому Бычке. Даже хотел ему чем-то возразить, но теперь, когда обоих солдат не связывали веревки по рукам и ногам, Женя благоразумно повременил спорить с Бычкой.
Я же, тем временем, приблизился к развилке. Осветил сначала левую часть, потом правую.
— Сюда, — указал я налево.
— Это ты наугад? — спросил Женя.
— По правому туннелю явно ходят. А потому — нет. Возможно, справа просто тупик.
Такой вывод я сделал, осмотрев оба пути. Правый был уже, каким-то более кривым, бугристым, а спустя метра два и вовсе сужался так, что пройти можно было только пригнувшись. Левый же оказался своего рода «облагороженным» ровно таким же образом, как и тот туннель, по которому мы сюда добрались.
Суворов ничего не сказал, нехотя удовлетворившись ответом. Тогда мы продолжили наш путь.
Я не знаю, сколько мы прошли по левому ответвлению. Здесь, в темноте, сложно было оценивать как время, так и расстояние. Но когда впереди за небольшим, плавным поворотом я увидел робкий свет, то застыл на месте.
— Куда-то пришли… — мрачно констатировал Чесноков, подтягивая бессильную руку Игорька, которую мехвод перекинул себе через плечо.
— Выход? — спросил Женя.
— Нет. Ветра нет. И свет больно тусклый. Тихо всем. Пробираемся очень аккуратно. Шагать след в след за впереди идущим.
Мы с Бычкой вскинули автоматы. Аккуратно, спокойно пошли вперед, выбирая, куда ставить ногу. Остальные двинулись по моим следам.
Буквально через минуту, когда я услышал отголоски чужой речи, то тут же затушил коптилку.
— Там кто-то есть… — констатировал Женя запоздало.
— Будьте тут. Бычка — за мной, — скомандовал я.
Бычка тут же аккуратно подтянулся с хвоста группы, и мы вдвоем друг за другом принялись красться вперед вдоль самой стены.
По мере приближения к источнику света тьма отступала. Все четче проявлялись неровности стен, пола и сводчатого потолка. И громче становились голоса.
Жестом приказав Бычке остановиться, я затих сам. Стал считать говорящих.
Говорили на дари. Голос говорившего звучал весело и даже насмешливо. Я бы сказал — пренебрежительно. Казалось, он над кем-то глумится, потешается.
Однако это обстоятельство меня не сильно волновало. Важнее было то, что говорил лишь один человек.
Я слушал долго, несколько минут, стараясь дождаться и других голосов. Но не дождался.
Тогда я медленно пошел вперед, приказав Бычке двигаться следом.
Дальше туннель заворачивал еще сильнее. Я прислонился к краю. Медленно, щуря глаза, выглянул.
В гроте, что оказался перед нами, было светло. Горело несколько керосиновых ламп. Сам грот напоминал какой-то несколько запустелый склад — пустые ящики и напольные стеллажи. Груда старых мешков с песком была навалена у стены.
Посреди этого всего я заметил двух человек. Первым был душман. Он был не вооружен. Одетый в светлую рубаху, шаровары и разгрузку, дух сидел на большом деревянном ящике и жевал лепешку. Причем автомат он просто приставил к ящику.
Душман улыбался. Что-то рассказывал второму и смеялся.
Но вторым человеком оказался не дух. Это был советский боец.
Потрепанный, в рваной форме, в каких-то заношенных кроссовках на босу ногу, он затравленно сидел на полу, у мешков.
Опустив голову, он не осмеливался смотреть на душмана.
Душман снова что-то сказал и рассмеялся. Потом отломил кусок лепешки и кинул ее пленному, словно псу.
Боец, чье лицо скрывала от меня его собственная тень, не поднял с земли брошенной ему еды. Только обреченно глянул на извалявшийся в песке кусок лепешки.
Тогда душман вдруг встал с ящика. Вальяжно пошел к пленному, доставая фляжку из подсумка. Когда дух приблизился, боец съежился. Стал будто бы еще меньше, чем был.
Дух что-то гаркнул и протянул ему фляжку с водой.
Только тогда солдат поднял на него глаза. Потянулся за фляжкой.
И в этот момент я наконец смог рассмотреть лицо парня.
— Это тот, что согласился принять ислам? — едва слышно прошептал мне Бычка.
Я ему не ответил. Но Бычка явно был прав.
И я знал этого человека.
Это был Дима. Дима Ткаченко. С ним, Васей Уткиным и Федей Мамаевым мы вместе призвались на девятку. Вместе ехали в поезде в Московский и вместе проходили учебку. Только нас с Васей определили на высокогорный Шамабад, а Федю с Димой на другую заставу, где было служить попроще.
И теперь, значит, Дима попал в Афганистан, попал на третью заставу нашей ММГ и оказался в плену. И предал.
— Саша, ты чего? — спросил нахмурившийся Бычка, когда я ему ничего не ответил.
Дима, тем временем, принял фляжку от духа. Принялся жадно, громко пить. Душман же наблюдал, встав над Димой. Перетаптываясь с ноги на ногу, он в какой-то момент оказался спиной ко мне.
— Будь здесь, — сказал я строго, а потом взялся за ремень автомата обеими руками, словно за концы удавки.
От автора:
✅12-й том «Чумы»!
✅Он попал в 1942 год и превратился в настоящий кошмар для фашистов. Его оружие — тёмная магия, зло во имя добра.
✅ https://author.today/reader/358686