Пограничник. Том 11: В гнезде "Пересмешника"

Глава 21

Я обернулся. Увидел на крутой тропе черные тени пограничников.

— Свои! — поднял я руку. — Свои мы!

Тени будто бы застыли без движения.

— А… Черт… Сашка⁈ — выдала одна из них.

По голосу я узнал сержанта Андро Геворкадзе, руководившего группой резерва.

— Чего ты тут делаешь⁈

— Двое пропавших, — сообщил Смыкало громко, — двое парней с заставы исчезли!

Тени пограничников зашевелились. Сгорбились, тяжело поднимаясь к нам.

Пятеро бойцов принялись взбираться на вершину, к позиции, где пропали снайперы.

— Звяга! — позвал я Звягинцева, который, казалось, находился в полном ступоре, наблюдая, как поднимаются бойцы.

Звяга вздрогнул. Луч света его фонаря на мгновение подскочил, но снова уперся куда-то в каменистую стену скалы.

— Свети на землю, — не обращая внимания на подходящих пограничников, приказал я.

Звягинцев больше ничего нам не ответил. Только опустил луч, осветив землю позиции.

Я принялся рассматривать следы.

— Вы тут всех переполошили, — сказал Андро и тяжело, опираясь на колено, поднялся на площадку. — Муха приказал не пользоваться фонарями. Что за дела?

— Двое пропавших, — упрямо повторил ему Смыкало.

— Почему не доложили? — спросил Геворкадзе.

Пограничники окружили его, грузные от полной боевой выкладки, прямые, вооруженные, готовые к бою.

— Саша, почему ты не доложил Мухе? — спросил Андро.

— Слишком темно… Сейчас ничего не найти… — вместо ответа тихо проговорил я вслух. Потом поднялся.

— Значит, слушай мою команду. Андро, берешь еще двух человек и остаешься здесь. Чирикова вооружить СВД. Подходы нужно по-прежнему контролировать.

— Муха приказал… — удивился было Геворкадзе. — Приказал нам состоять в резерве на случай ночного нападения.

— Нападения не будет, — покачал я головой. — Они пришли, сделали что хотели и ушли.

Геворкадзе странно пошевелился. Потом переглянулся со своими бойцами. Но промолчал.

— Здесь работала разведывательно-диверсионная группа противника, — громко сказал я так, чтобы все окружающие услышали мои слова. — Умелая, хорошо знающая местность. И здесь, сейчас, она добилась своей цели — захватила двух пограничников, ударив откуда не ждали. Массированной атаки не будет. Слишком неудобное место. Тяжело правильно, а самое главное скрытно расставить минометы. Да и живой силы противника недостаточно для основательного штурма.

— Почему ты так думаешь? — вдруг спросил Андро, когда больше никто не решился.

— Если бы это было возможно, Вертушку уже давно бы взяли, — сказал я, заглянув в его темные, чуть желтоватые от отсвета фонаря глаза. — Нас будут пытаться остановить, но не здесь. Здесь они сделали что хотели.

— Но зачем… — начал было он, но не успел договорить.

— Не знаю. Но постараюсь выяснить. Вопросы?

— Товарищ лейтенант приказывал нам остаться в резерве, — немного несмело проговорил Андро.

Я ответил не сразу. Сначала обвел всех собравшихся вокруг бойцов суровым взглядом. Заметил, что некоторые солдаты прятали глаза. Подсознательно, на уровне каких-то инстинктов они чувствовали, что я зол. Зол потому, что Алим пропал. Потому, что я догадался слишком поздно. И не успел вовремя.

— Еще вопросы? — ровным, полным командного тона голосом спросил я.

— Никак нет. Вопросов нет, — потупил взгляд Андро.

— Хорошо. Тогда выполнять.

БТР стоял в добром десятке метров от края естественной площадки, на которой располагался пост. В темноте машина казалась мертвой, безжизненной. Только тусклый, едва пробивавшийся сюда свет звезд поигрывал на стволе его КПВТ, делая металл оружия немного более светлым, чем остальная машина.

— Я понимаю, Саша, это твой друг, — сказал Муха, — но у нас другая задача. Я уже распорядился, чтобы кто-нибудь из местных передал на заставу новость о пропаже. Но задерживаться мы не можем.

Я глянул на бойцов, шедших сменять часовых где-то на одном из наших оборонительных постов. Когда они услышали голос Мухи, то несколько замедлили шаг.

— Поговорим не здесь, командир, — сказал я.

Муха, стоявший под передним колесом бронемашины, вздохнул.

— Мы выходим в девять утра, Саша. Когда уже станет достаточно светло и безопасно. Я знаю, что ты задумал. Хочешь осмотреть место, где пропал Канджиев, по-светлому. Но я не могу выделить тебе ни одной лишней минуты.

— Поговорим не здесь, — повторил я.

— Селихов, — Муха нахмурился. — То, что я ручался за тебя перед начманом, это не значит, что тебе все можно.

— Ты можешь вернуть резерв на их место, — возразил я, — можешь приказать Андро спуститься, если считаешь, что мое распоряжение подрывает твой авторитет командира.

— Селихов… — прошипел Муха.

— Не здесь, — сказал снова я, зыркнув на пограничников, явно заинтересовавшихся нашим разговором.

В темноте я не видел лица командира. Его черты были нечеткими и расплывчатыми. Зато рассмотрел, как он, проследив за моим взглядом, потупился и покачал головой.

— Лады. Пойдем.

Мы отошли от БТР и палаток, где ночевали бойцы. Остановились у пустующей тропы наверх.

— Саша, — вздохнул Муха, отошедший от первого своего порыва, — ты пойми, мы тут, в ущелье, лакомая добыча для врага. И я хочу, чтобы это все поскорее закончилось. Я не готов к тому, чтобы мы провели в этом гиблом месте хоть одну лишнюю минуту. Потому в восемь утра мы выдвигаемся. Точка.

— Тут работает диверсионная группа, — помолчав немного, проговорил я. — Я пока не знаю их целей, но сегодня они добились успеха. Основательный осмотр места пропажи пограничников может что-то прояснить.

— Значит, ты все-таки не веришь в россказни о Джинне, — констатировал Муха.

— Не верю. Но многие наши бойцы, если и не верят, то сомневаются. Все, что происходит, кажется им непонятным. Странным. А значит — демотивирует.

Муха задумался.

— Если ты прав, и тут действительно работает диверсионная группа, то, может, это и есть их главная цель, а?

— Мы выясним это, — уверенно заявил я.

— Знаешь… — Муха сложил руки на груди и уставился вверх по тропе, туда, где пропал Алим, — как-то это маловероятно. Не верю я, что у душманов тут, в горах, могут быть такие спецы, что настолько незаметно сработали. Что подобрались так, что мы и ухом не повели.

— Но они подобрались, — покачал я головой. — Значит, знают больше, чем мы. Больше даже, чем Алим и его парни, которые часто тут бывают. Возможно, враг защищает пещеры лучше, чем мы думаем.

Муха цокнул языком и вздохнул. Потом накинул капюшон, чтобы спастись от особо сильного порыва ветра.

— Ты снова про свой «Пересмешник»?

— Ты слышал о нем из первых уст, Боря.

— Но никакой другой информации нет. Ни одного доказательства. Только россказни каких-то душманов.

— Харим говорил, что специальные склады с оружием находятся в пещерах Хазар-Мерд. И враги знают, что мы идем туда.

— Я понимаю, — покачал головой Муха, — понимаю тебя. Твой товарищ пропал. Но сейчас это не наше дело. Это дело заставы. Стаканов будет с этим разбираться, а ты не должен. И потом, что ты сделаешь? Как ты поможешь своему другу тем, что найдешь там пару следов и пару обрывков одежды? Как?

Я помрачнел, совершенно не стараясь скрыть от Мухи свои эмоции. Напротив, я хотел показать ему их. И старлей это заметил.

— Мы своих не бросаем, Боря, — сказал я холодно. — На этом все строится. Тут, на войне, товарищ называется товарищем не потому, что так прописано в уставах. А потому, что ты можешь рассчитывать на его плечо. Он — на твое. Если бы для меня это было не так, я бы не рисковал жизнью в том ущелье, чтобы защитить своих. И в тех пещерах, стараясь вывести незнакомых мне людей. Если бы это было не так, Волков бы не решился повести машину в бой, зная, что может погибнуть. Если бы это было не так…

— Хватит… — прервал Муха, устыдившись. — Хватит, Саша.

— Задача остается задачей, командир, — несмотря на то, что Муха перебил меня, я продолжил, — но чтобы ее выполнить, товарищ всегда должен оставаться товарищем.

Я отвернулся. Тоже глянул наверх по тропе.

— Если ты упираешься, проверю все сам. На рассвете.

С этими словами я направился было к командирскому БТР.

— Саш… Стой… — позвал вдруг Муха.

Я обернулся.

— Возможно, ты и прав, — вздохнул он, немного помолчав. — Кому нам еще доверять, как не друг другу?

Муха тяжело, очень тяжело вздохнул. Мне показалось, что он испугался. Молодой командир испугался, что этот его шаг станет для остальных прецедентом. Прецедентом, что каждого из них, случись что, могут оставить ровно так же, как Алима Канджиева.

Именно этого он устыдился. Именно поэтому потребовал от меня остановиться.

— Пятнадцать минут, — сказал он, — я дам тебе пятнадцать минут. Помощь нужна? Отправить кого-нибудь с тобой?

— Я проверю сам, — покачал я головой отрицательно.

Муха покивал.

— Хорошо, Саша. Хорошо.

Алим чувствовал, что что-то влажное липнет к его лицу. Дышать было тяжело. Он поморщился, открыл глаза. Но ничего не увидел.

Спустя несколько мгновений Канджиев понял, что на голову ему надели мешок. Прошло еще полсекунды, и тяжелое тело заболело, пока он наконец понял, что лежит ничком на сыроватой земле.

Тут, в горах, под постоянным ветром земля была сухой, прилизанной воздушными потоками. Сырой она оставалась только близ ключей и ручьев, которых, к слову, не так уж много текло вокруг Вертушки.

«Я недалеко, — подумал он, — меня не могли унести далеко».

Он слышал чьи-то переговоры. Едва уловимые, в шуме ветра они казались шепотками призраков. И все же принадлежали людям. Люди говорили на урду.

Урду он не знал, говорил только на пушту. Но различал некоторые слова. Правда, они были столь незначительными и звучали так тихо, что вычленить смысл из разговора неизвестных Алим не смог.

— Встать! — услышал Алим, но не вздрогнул.

Голос неизвестного был хриплым и низким. Разговаривал он на русском, но с явным акцентом.

Алим приготовился к тому, что его станут бить за неподчинение.

Потом услышал глухие звуки ударов и приглушенные стоны.

«Андрей? — подумал Алим. — Неужели его забрали вместе со…»

— Не бейте! Не бейте меня! — взмолился Андрей Сумкин — боец, что сопровождал Алима на позиции.

— Встать!

— Я… Я встану.

Не прошло и нескольких секунд, как злой, хрипловатый голос разразился и над Алимом:

— Встать.

Алим выдохнул. Почувствовал, как грубая ткань мешка потеплела от его дыхания. Потом попытался подняться. Ни руки, ни ноги пограничника не были связаны. Это его удивило.

— Встать! — снова приказал злой голос.

Алим не пошевелился. А потом почувствовал настолько сильный удар по животу, что воздух вмиг вышел у него из легких. В глазах побелело. Не успел он откашляться, как получил новый удар и еще сильнее захлебнулся воздухом.

— Этот либо упрямый, либо глупый, — с трудом различил он речь человека, говорившего на урду.

Более того, фраза наверняка была гораздо более грубой, ведь Алим уловил только общий смысл сказанного.

Его грубо схватили за одежду. Заставили подняться на колени. Потом столь же грубо стянули с головы мешок.

Темный, ночной мир вспыхнул перед глазами.

Первым, что он увидел, было лицо, бледным пятном выделявшееся в темноте. Это Сумкин стоял перед Алимом на коленях.

Алим попытался поднять голову.

— Не смотреть! — запретили ему и тут же ткнули в темечко стволом пистолета. — Не поднимай голову! Смотри в пол!

Алим не поднял.

Он смотрел перед собой, судорожно стараясь уловить боковым зрением хоть что-то. Хотя бы посчитать, сколько именно людей было в группе, которая захватила их с Сумкиным. У него не вышло.

Алим видел лишь сапоги неизвестных. В темноте они напоминали советские, с высокими голенищами. Духи же предпочитали обычно спортивную обувь или, кто побогаче, импортные ботинки.

Некто опустился рядом с ним. Он сел на корточки за спиной Алима. Наклонился ему над плечом. Канджиев почувствовал неприятное, теплое дыхание врага.

— Сейчас ты ответишь на несколько вопросов, шурави, — неумело ворочая языком, проговорил некто. — Если ответишь, уйдешь живой. Если нет — убью. Понял?

Алим не пошевелился.

— Вы пограничники? — раздался первый вопрос.

Алим промолчал.

— Пограничники или простая мотопехота⁈ — крикнул чуть ли не в ухо незнакомец.

Алим смолчал и здесь.

— Упрямец… Я таких люблю… — голос наполнился какими-то неприятными, отталкивающими нотками, чью природу Алим не смог себе объяснить.

— Люблю, когда они становятся послушные, как овцы…

Незнакомец встал.

А потом Алим почувствовал, как ствол пистолета снова уперся ему в темечко.

— Вы пограничники?

Алим молчал. Молчал и понимал, что произойдет дальше.

Раздался щелчок курка.

— Спрашиваю последний раз. Пограничники?

Алим зажмурился. До боли сжал губы. Стиснул в кулаках сырую землю.

А потом, внезапно, ствол убрали.

— Убей его, Аль-Асих, — сказал на урду другой голос. Низкий и басовитый.

— Сначала спрошу второго, — немного погодя сказал тот, кого назвали Аль-Асихом.

Некто направился к Сумкину. Алим едва заметно приподнял голову. Различил в темноте черный силуэт высокого, широкоплечего человека в капюшоне.

Когда человек приблизился к Сумкину, тот сжался, втянул голову в плечи. Человек вальяжно ткнул ему своим длинноствольным, снабженным глушителем пистолетом в голову.

— А ты, мальчик, — начал человек, названный Аль-Асихом, — такой же неразговорчивый, как твой товарищ?

— Прошу… Прошу, не убивайте… — простонал Сумкин.

Алим неплохо знал Сумкина. Это был очень веселый, добрый парень. Душа компании. Но духу ему недоставало.

— Ничего им не говори, Андрей! — решился Алим.

Сумкин снова вздрогнул, когда раздался голос Канджиева.

Аль-Асих гортанно и зло засмеялся.

— Смелый шурави. Очень смелый, — довольно сказал он. Потом обратился к Сумкину: — Но не слушай своего друга. Он труп. Когда я закончу здесь, то убью его за его упрямство.

Под словами Аль-Асиха Сумкин еще сильнее ссутулился. Сделался, казалось, меньше, чем обычно.

— Но у тебя еще есть возможность выжить. Если ответишь на то, что я хочу, я отпущу тебя, и ты спокойно уйдешь. Останешься жить.

— Не верь ему! — крикнул Алим.

И тогда его стали бить. Били долго. Алиму казалось — целую вечность.

Когда они закончили, Канджиев уже не мог стоять на коленях. Он лежал, припав лицом к земле, и смотрел. И видел его.

Аль-Асих смотрел прямо на Алима. В темноте Канджиев смог различить лишь некоторые черты, намекающие на вытянутое лицо. А еще глаза. Глаза он различил четко. Они блестели, как у шакала.

«Нет… — подумал Алим, — не как у шакала. Как у дикого кота. Как у барса».

— Ну что, шурави, — начал Аль-Асих, обращаясь к Алиму, — сапоги моих людей немного выбили из тебя смелость?

Он прищурился.

— Ну, конечно же, нет, — еще более довольно сказал Аль-Асих. — И это хорошо.

— Ничего… ничего им не говори… — простонал Алим, чувствуя вкус крови во рту.

— А это решать не тебе, смелый шурави, — ответил боевик, покачав головой.

А потом покрепче сжал свой пистолет.

— Как тебя звать, молодой шурави? — спросил Аль-Асих у Сумкина.

— Д-Дима…

— Дима… — повторил Асих, как бы пробуя слово на вкус. — Скажи, Дима, у тебя есть мама? Есть папа? Они ждут тебя дома?

— Д-да… И… И невеста…

— Как звать твою невесту?

— К-Катя…

— И Катя тебя тоже ждет… — Аль-Асих произнес это имя как «Ката», — ты же хочешь к ней вернуться? Хочешь взять ее в жены?

— Дима… — прохрипел Алим, чувствуя, что от боли во всем теле и внутренностях не может перебороть звук ветра.

— П-прошу… Не убивайте… — только и смог простонать Дима.

— Не убью, — упиваясь происходящим, сказал Аль-Асих. — Конечно же, я тебя не убью. Я отпущу тебя. Ты сможешь идти своей дорогой. Конечно… Конечно, если пообещаешь, что не скажешь о нас своим товарищам.

Боевики, окружавшие их, гортанно и зло засмеялись. Алиму стало мерзко.

— Обещаешь? — переспросил Аль-Асих.

— Д-да… — не твердо ответил Дима Сумкин.

Боевики снова заржали.

— Очень хорошо. Но, понимаешь ли, просто так я тебя не могу отпустить, — сказал Аль-Асих, — ничего в нашей жизни не бывает просто так. И потому сначала ты должен ответить на мои вопросы. И первый такой: вы пограничники?

— Да… — Сумкин зажмурился. Лицо у него было такое, будто бы солдат вот-вот заплачет.

Алим тоже закрыл глаза. Закрыл подсознательно. Не от боли или страха, нет. Он не хотел видеть, как советский солдат предает…

— Вы служите в составе четвертой мотоманевренной группы?

— Да…

— Сегодня к вам подошел разведвзвод этой группы?

— Д-да…

— Фамилия командира?

— М-Муха… Борис Муха…

— Был ли среди личного состава старший сержант по фамилии Селихов?

Алим распахнул глаза. С изумлением уставился на Сумкина и Аль-Асиха. Последний это заметил, но не подал виду.

Алим хотел было вскочить, хотел встать и напасть на Сумкина, чтобы закрыть ему рот. Но не смог. В избитом теле не было сил, а в голове гудело так, что каждое услышанное слово отражалось болью.

— Да… — ответил Сумкин.

— Хорошо. Очень хорошо, — довольно сказал Аль-Асих, — тогда ты свободен.

Раздался выстрел. Это не был громкий грохот, эхом разошедшийся по горам. Это был короткий хлопок, недостаточно сильный, чтобы преодолеть шум высокогорного ветра.

Андрей Сумкин завалился набок. Аль-Асих быстрым движением отсоединил глушитель. Сунул пистолет в кобуру.

— Зря застрелил. Нужно было убить этого несговорчивого, — сказал все тот же басистый голос. Говорил на урду.

— А мне нравятся несговорчивые, — с едким ядом в голосе сказал Аль-Асих, а потом приблизился и сел рядом с Алимом. — В моих руках они быстро распускают язык.

Аль-Асих смотрел прямо в глаза Канджиеву. А тот видел лишь блестящие глаза барса. Спокойные, безэмоциональные. Нечеловеческие.

— Этого взять с собой, — Аль-Асих встал, — он нам еще пригодится. От тела избавиться. И да, оставьте тому, кто будет нас искать, небольшой подарок. От всей души.

— Я думал, ты хочешь убить цель собственными руками, — с явной усмешкой зазвучал басовитый голос.

— Если об этом Селихове говорят правду — он не умрет, — самодовольно ответил на урду Аль-Асих. — А если умрет — значит, недостоин быть убитым моей рукой.