Пограничник. Том 11: В гнезде "Пересмешника"

Глава 27

Когда я спустился в тесную утробу БТРа, почти сразу почувствовал на себе взгляд Аль-Асифа.

Под броней места было немного. Тусклый свет желтоватых лампочек освещал десантный отсек.

Внутри бронемашины, даже несмотря на то, что часть люков открыли, господствовала гремучая смесь запахов. Дух моторного масла и топлива смешался с въевшимся, казалось, в сам корпус машины, запахом застарелого человеческого пота. Вишенкой на торте был солоноватый запах сырого металла.

Асиф сидел на лавке. Он сгорбился под скатом корпуса, а руки ему крепко связали веревкой. Приладили его куда-то под сидение. Привязали, видимо, к какой-то арматурине.

Через места от Аль-Асифа сидели часовые — Звяга с Бычкой. Они молчали, держа автоматы как можно дальше от Асифа и как можно ближе к себе. Боялись, что загадочный «Джинн» может что-то выкинуть.

Асиф был угрюм. Часовые тоже.

Я уселся на лавку перед Аль-Асифом. Сдвинул ноги в сторону, чтобы дать места Мухе.

Старлей спустился следом. Уселся рядом со мной и мрачно уставился на Аль-Асифа.

— Значит, вон он, наш «старик», — сказал он холодно. — Живой еще. А я думал — кровью истечешь и ласты склеишь.

К слову, раны Асифа оказались не такими серьезными, как могло показаться. Стопу пуля перемолола неплохо, но голень осталась цела. Пуля разорвала мягкие ткани, не повредив кости.

По своему обыкновению многословный Аль-Асиф ничего не ответил Мухе. Только уставился на него волком. Я понимал — он сломлен. Но разговорить его было необходимо.

На стоянку погранцов мы вернулись, когда до наступления сумерек оставалось не больше двух часов. Допрос и вовсе должен был начаться, когда солнце, которое и так совсем на чуть-чуть заглядывало в эти места, склонится совсем низко к горизонту.

Муха не на шутку удивился, когда я притащил им «Джинна» на осле. Удивился, возможно, даже сильнее, чем погранцы, с которыми я ушел в ущелье вслед за стариком. Да что там говорить, весь лагерь на ушах стоял от любопытства. Бойцы норовили узнать, кого же это я притащил.

Конечно, распространять о случившемся направо и налево у меня не было ни времени, ни желания. Потому подробно обо всем я рассказал только Мухе.

— Да как? Как ты его раскусил-то? — Удивился тогда Муха. — Я ей-богу, все что угодно мог ожидать, но только не то, что какой-то убийца притащится к нам под видом дряхлого деда!

Удивил его и тот факт, что целью Асифа был никто нибудь, а именно я. Впрочем, на этот счет Муха удивлялся недолго. А вот когда он услышал мой план, план того, для чего именно мне нужен Аль-Асиф, то изумился. Но, наперекор моим ожиданиям, возражать не стал. Хотя я был почти уверен, что старлей упрется. Но он одобрил мои намерения целиком и полностью.

Видимо, старая рана от потери подчиненных ныла сильнее, чем можно было бы представить.

— Но и без того, — продолжил Муха с ухмылкой, — и без того ты, выходит, не такой уж и хороший «игрок», как сам от себя ожидал. Сашка-то вон, боец-срочник тебя переиграл.

Аль-Асиф снова ничего не ответил. Снова зыркнул на Муху. Но теперь его взгляд горел настоящей яростью.

Мы с Мухой молчали. Бычка и Звяга сурово переглядывались.

Асиф взял себя в руки. Сначала он состроил каменную физиономию, но потом я заметил, как уголки его губ едва приподнялись.

— Вы меня не убьете, шурави, — проговорил Аль-Асиф хрипловато.

В его голосе все еще звучала прежняя бравада, но теперь она казалась не такой уверенной. Даже, скорее, деланной.

— Я вам нужен, ведь так? Иначе этот трус, — Асиф зыркнул на меня, — убил бы меня прямо там, на месте. Но он не решился. Ведь так, Селихов?

Я ответил Асифу ухмылкой.

— Так я и думал, — бросил Асиф, явно неудовлетворенный моим молчанием. — Я редко ошибаюсь, но теперь ошибся. Ты — посредственность, Селихов.

— Ты можешь думать как хочешь, пакистанец, — сказал я, — но факт остается фактом — ты в плену, а я на воле.

Асиф было нахмурился, но тут же взял себя в руки. Сложно было сказать, реакция его оказалась обусловленной тем, что я догадался о его национальности, или все же моим упреком в его сторону.

— Твоя «Игра», — продолжал я. — Она ничего не дала. Это просто детские шалости, дурные шарады, в которые ты играешь с врагами ввиду собственной незрелости.

— Мальчишка, у которого даже борода еще толком не растет, говорит о моей незрелости? — Обидевшись, поморщился Асиф. — Я охотник! Охотник, солдат и художник, Селихов! Вы потеряли бойцов, даже не заметив этого!

— Он заметил, — кивнул Муха на меня. — А то, что не успел вовремя, так это не его вина.

Асиф скривился от отвращения. Эта эмоция явно была настоящей.

— Вам, простым салдафонам, набранным на срочную службу, все равно не понять, — низким, хрипящим голосом проговорил Асиф.

— Ну и что ж, художник, — улыбнулся я простодушно, — и все равно, против фактов ты не попрешь. Ты тут сидишь раненный и связанный. Твои хозяева наняли тебя, чтобы отомстить мне. Для них ты никакой не художник. Ты инструмент. А сломанные инструменты принято списывать.

Я многозначительно указал взглядом на перебинтованные стопу и голень Аль-Асифа.

— Тебя уже списали, пакистанец, — гаденько разулыбался Муха.

— Вы меня не знаете… — Угрожающе зашипел Аль-Асиф, — даже не представляете, с кем связались. Будь мои руки свободны, я бы…

— Но они связаны, — перебил его я. — А ты — списан. Возможно, твои хозяева еще не знают об этом, но как я уже сказал, факт остается фактом. И все же, кое в чем ты прав.

Асиф заинтересованно приподнял бровь.

— И в чем же?

Муха мрачно взглянул на меня. Вздохнул и поджал губы в немом согласии.

— В том, что ты нам нужен. По крайней мере, пока, — продолжил я. — Сейчас ты лишь туша. Туша, которую можно обменять на живого человека.

— Твоего товарища уже, наверняка, убили мои люди… — Зло, с тихим возмущением, бросил Аль-Асиф.

— Смеешься? Такой командир, как ты, наверняка запугал их так, что без тебя они и шагу ступить боятся, — сказал я иронично.

— Лицо ты уже потерял, — поддакнул Муха, — но еще можешь сохранить жизнь. Расскажи, как связаться с твоей группой, и тогда…

— Я не разменная монета! — Вспыхнул вдруг Асиф, попытавшись вскочить.

Веревка и низкая крыша бронемашины не дали ему это сделать. Бычка со Звягой тут же схватили пакистанца за рукава.

— Я вам не девка, что б меня на барана обменивать!

— Тихо, мать твою, — Бычка сильным рывком усадил Асифа на место, — не шибурши мне тут.

— Я тебя запомнил, — Асиф уставился на пограничника злым взглядом, — запомнил! Когда я освобожусь, ты умрешь первым!

— Ай… Да захлопни пасть… — Отмахнулся Бычка.

Мы с Мухой остались невозмутимыми.

— А дружок-то наш — психованный, — рассмеялся старлей.

Асиф что-то забурчал не по-русски. Когда он немного успокоился, я подался вперед. Заговорил:

— У тебя есть выбор, Аль-Асиф: либо ты соглашаешься на наши условия, либо к утру мы тебя спишем, как сломанный инструмент. Так что решай.

Пакистанец поник. Лицо его осталось угрюмым и темным. Не поднимая взгляда, он ответил:

— Ты надменный мальчишка, Селихов. Ты даже не представляешь…

— Тихо… — Прервал его я. Прислушался.

Все, кто был под броней, затихли.

Снаружи, казалось, только ветер правил бал. Он мерно шумел в ущельях, вершинах скал и расщелинах. Вой этот стал настолько привычен, что когда к нему подмешался новый звук, не заметить это было просто невозможно.

— Мина! Мина свистит! — Крикнул Муха.

А потом раздался взрыв. Гулкий, но достаточно близкий. Такой, что в БТР задрожали лавки.

— Обстрел. Нас обстреливают, — констатировал я.

Мы принялись выбираться из БТР через десантные люки. Снаружи уже кричали и суетились солдаты.

Свист. Взрыв, осколки камней защелкали по броне одного из БТР, захлопали о землю.

— Воздух! Рассредоточиться! — Заорал Муха, перекрикивая солдатские голоса, — к машинам!

Еще одна мина хлопнула близ лагеря. Но теперь она угодила в скалы, разбросав куски камней. Противник пристреливался.

Мы с Мухой принялись командовать бойцами. Стали создавать порядок из хаоса.

Приказали бойцам бежать к естественным укрытиям. Рассредоточиться по подножью скал, чтобы стать более сложной мишенью для артиллерии.

— Броня! — Орал Муха экипажам, загружающимся в БТРы, — вести беспокоящий огонь по вероятным маршрутам продвижения противника! Не дать их пехоте подняться для атаки!

После Муха приказал увести машины. Спрятать их за скалой, где, возможно, не будет обстрела.

Заговорили КПВТ и ПКТ бронемашин. Их трассирующие снаряды сыпались куда-то в сторону гор. Туда, откуда, по мнению Мухи, могли вести наступление душманы.

Тяжелые бронемашины сдвинулись с места. Колонной принялись продвигаться, пока их могучие пулеметы разверзались дульным пламенем.

Мы с Мухой запрыгнули на броню командной машины. Не успел старлей подобраться к люку, как из него показался… Бычка.

— Ушел! — Крикнул он, — он ушел!

Лицо бойца было в крови. Сломанный во второй раз нос свернуло еще сильнее. Губы и подбородок под ним залило красным.

— Как? Когда⁈ — Крикнул Муха.

— Я… Когда начался обстрел! Я сам не понял, как он…

— Звяга живой⁈ — Спросил я, перекрикивая хлопок очередного взрыва, разметавшего опустевшие палатки.

— Живой! Не ранен!

— Отлично! Тогда вы вдвоем за мной! Ты видел, куда скрылся Аль-Асиф⁈

Сумерки густели.

За его спиной, в лагере шурави, рвались мины. Другие свистели в воздухе и снова рвались. Чуткий слух Аль-Асифа улавливал, как где-то вдали, за хребтами скал, приглушенно хлопали минометы, отправляя в небо новые снаряды.

Он бежал меж камней. Бежал со всей возможной скоростью, которую позволяла развить его раненная нога. Бежал, хромал, падал, катился по холмам. Но потом снова бежал и снова вставал.

Освободиться было несложно. Неразбериха, начавшаяся в лагере, стала союзником раненному наемнику. Одного часового он просто ударил головой. Второго, когда тот вскочил и схватил автомат, отделал собственным же оружием. Пограничник не успел вскинуть автомат. Асиф схватил его связанными руками, отвел ствол в сторону. Оставалось лишь толкнуть автомат вперед, чтобы приклад угодил шурави в пах. Последние чувства пакистанец выбил из него, ударив лбом в лицо.

А забрать нож у одного из часовых было еще легче.

Сложность оставалась в другом — найти укромное место. Затаиться. И при этом не наткнуться на моджахедов, штурмовавших лагерь пограничников.

Он наткнулся.

Нога подвела Асифа в очередной раз, и он рухнул с каменных ступеней, оказавшись на сухой земле. Когда поднялся, увидел их.

Небольшая группа духов пробиралась меж камней, вверх по склону холма, на котором стоял «Кабаний Клык».

— Аль-Асиф… — Протянул Турсан-Ага, поднимая свою винтовку и приказывая остальным моджахедам остановиться.

— Надо же… Я, я думал, ты сдох… — Холодно, с отчетливой угрозой в голосе проговорил Сахибзад, выступив из-за плеча Турсана.

— Стой! — Раздался позади голос.

Моджахеды, все как один, сгорбились, пригнулись, вскинув оружие.

Асиф обернулся. Вслед за окликом он услышал и топот тяжелых советских сапог. А потом увидел и погоню.

Трое пограничников застыли на склоне, держа автоматы наготове.

Их вел он — его главная цель. Его главный обидчик. Тот, кто сегодня унизил его на глазах сначала шурави, а потом и моджахедов. Тот, кто сегодня умрет от его руки. Их вел Селихов.