Пограничник. Том 11: В гнезде "Пересмешника"

Глава 15

До меня пленный главарь душманов так и не добрался.

Стоило ему вскинуть руки и ринуться в мою сторону, как я просто пнул Шахина в раненое бедро.

Темное, искривленное отчаянной злостью лицо душмана в миг изменилось. Глаза его выпучились, а рот распахнулся в немом крике. Он просто завалился вперед и рухнул рожей прямо на острые камни туннеля.

Не успел пакистанец завалиться набок, как к нему подскочили два или три десантника. Принялись ожесточенно пинать берцами по почкам и печени. Яростней всех, конечно же, работал ногами тот самый вдвшник, которого Шахин треснул лбом в лицо.

— Отставить! Отставить балаган! — Из головы группы к нам подоспел Артемьев.

Он принялся отпихивать своих бойцов от сжавшегося в позе эмбриона Шахина.

— Матронов! — обратился он к бойцу с разбитым лицом, — че тут у вас? Докладывай!

— Этот, — боец, все еще борясь с собственным дыханием, принялся утирать нос и губы от крови, — этот вот хотел сбежать. На нас напал.

Артемьев оценил взглядом слабо шевелящегося на земле Шахина. Потом приказал:

— Поднять.

Десантники грубо схватили Шахина и заставили пакистанца подняться на ноги. Впрочем, это вышло у них не сразу. Порезанная, а потом и битая мною нога призрака никак не хотела держать своего владельца. Норовила подогнуться.

— Ты, вроде бы по-русски говоришь, не? — Артемьев схватил Шахина за голову. Заставил крепкого, но несколько менее высокого пакистанца приподнять подбородок, чтобы проще было заглянуть ему в глаза, — говоришь же, а?

— Клянусь душой моих детей и матери, — прошипел Шахин, показывая всем окровавленные зубы, — когда-нибудь мы выпустим всем вам кишки. Когда-нибудь вы все… Агх…

Шахин заткнулся, потому что Артемьев кратким, быстрым и на первый взгляд совсем легким ударом врезал ему под дых. И все же этот обманчиво слабый удар заставил пакистанца уронить голову. Если бы не крепкие руки десантников, Шахин наверняка бы согнулся в три погибели.

— А если ж ты такой умный, что по-нашему можешь, — снова спросил его Артемьев, взяв пакистанца за лоб и подняв голову, — чего ж ты такой идиот? Чего, не понимаешь, что уйти — не уйдешь? Что один ты тут, в пещерах, да еще с твоей ногой — покойник и больше никто?

Шахин ему не ответил. Он только глубоко дышал, прикрыв глаза.

— Да и не фанатик вроде, как тот, второй, который проповедником был, — продолжил Артемьев так, будто бы и не ожидал ответа от пакистанца, — или че?

Шахин открыл глаза. Да только взгляд его уперся не в лицо Артемьева, как можно было бы ожидать. Взгляд пакистанца упал на меня. И Артемьев это заметил.

— Селихов, — спросил Артемьев, — ты ему что-то сделал, что ли?

— Это ты у меня спрашиваешь, товарищ лейтенант? — Невозмутимо ответил я.

Артемьев нахмурил свои очень светлые брови и снова посмотрел на Шахина.

— Еще ничего не кончено, шурави, — с трудом прошипел Шахин, не отрывая от меня взгляда своих диковатых глаз. — Еще ничего не кончено…

— А… Мстюн, значит, — вздохнул Артемьев.

— Ты думаешь… — Шахин сглотнул. — Думаешь, я так слаб и наивен, как Муаллим? Думаешь, я сам пойду под нож и позволю тебе убить себя ровно так же, как позволил Муаллим? А? Селихов?

— Думаешь, мне очень хочется тебя прикончить? — Пожал я плечами. — Уверяю тебя, пакистанец, мне на тебя глубоко плевать. Ровно так же, как было плевать на твоего командира и на весь твой отряд. Они не вызывали у меня ни уважения, ни презрения. Были лишь врагами. Лишь препятствиями перед исполнением задачи. Не более.

Шахин вдруг дернулся в руках десантников. Лицо его сделалось зверским. Пакистанец заревел.

— Ты… Ты самонадеянный…

Ему не дали договорить. Артемьев распорядился перевязать ему руки за спиной и заткнуть чем-нибудь рот, чтобы не верещал как припадочный.

Шахин не успокаивался еще долго. Еще долго десантникам приходилось усмирять разнервничавшегося пакистанца, прежде чем мы смогли-таки продолжить дальнейший путь.

Артемьев прищурился от яркого солнечного света, ударившего нам в глаза, когда мы вышли из пещеры. Потом, прикрыв циферблат, чтобы не бликовал, он посмотрел на время. Вздохнул.

— Видать, Селихов, ты оказался прав, — сказал он, глубоко вбирая свежий воздух в свою широкую грудь, — и правда, успели.

Я промолчал. Лишь обернулся посмотреть на раненого Ткаченко. Носилки с ним опустили на землю у выхода из пещеры. Санинструктор присел рядом на корточки и о чем-то разговаривал с Димой. Тот в ответ слабо кивал.

Когда мы вышли, десантники рассредоточились вокруг жерла пещеры, которое я видел, когда мы с Бычкой и Смыкало разведывали местность с того гребня ущелья. Усталые пограничники кучкой уселись в тени под стеной. Кто-то из них попросил у одного из ребят Артемьева сигаретку. Другие тихо болтали о чем-то своем.

— Стало быть, — Артемьев вздохнул, потянулся к клапану с ножом, — стало быть, я продул.

Он достал клинок. Протянул мне.

— На вот.

— Да ладно, товарищ лейтенант, — отмахнулся я. — Оставь себе.

Где-то вдали загудело. Из-за гор донеслись отрывистые, гулкие хлопки лопастей вертолета.

— Гляньте! Гляньте, вон они — наши! — Кричал Бычка, подбегая к обрыву и указывая на темно-зеленые коробочки БТРов, остановившиеся на той стороне.

Я заметил, как кто-то, кто именно — разобрать было нельзя, машет нам с брони одного из них какой-то тряпкой.

Бычка замахал в ответ.

— Да не-не, — Артемьев запротестовал, снова сунул мне рукоять ножа, — мы с тобой поспорили. А спор — дело святое. Потому как если б я выиграл — то непременно бы в рожу тебе дал. Да еще и от всей души!

— И ты думаешь, — ухмыльнулся я, все-таки принимая от Артемьева его нож, — я тебе позволил бы?

Командир десантников не ответил мне. По крайней мере словом. Вместо этого он громко, басовито, но почти по-мальчишески рассмеялся.

Мы увидели вертолет через несколько минут. Прежде чем Артемьев приказал десантникам готовиться к погрузке на борт, ко мне подоспел Саша.

— Паш! — Позвал он громко.

Я обернулся.

— Пока не улетели мы! Спросить у тебя хотел… — Говорил он громко, но гул двигателей вертолета и афганский высокогорный ветер приглушали голос брата.

— Чего такое? — Я вздохнул.

Но во вздохе этом не было раздражения, как можно было бы подумать. Скорее…

«Усталость, — честно признался я себе, — в этом вздохе была усталость. Усталость, которую я себе обычно никогда не позволяю».

— Мы ж неизвестно когда снова свидимся, — продолжал Саша, — может… Может уже только после дембеля и я…

— М-м-м?

Саша казался растерянным. Он несмело, как-то даже робко опустил глаза и несколько мгновений смотрел куда-то в желто-бурую землю. Потом лицо его посерьезнело. Он решился заглянуть мне в глаза.

— Помнишь, тогда, на девятке? Ты сказал мне правду? Про то что ты попал в самого себя и…

— Да, — отрывисто прервал я Сашу.

Тот снова опустил взгляд.

— Ну… Это очень многое объясняет, — вздохнул он. — И те новости, что я про тебя слыхал, и то, как ты так быстро по службе идешь. А я, если честно, все это время втолк взять не мог — приснилось мне все то, что ты тогда на сборном пункте мне сказал, или нет. Думал — приснилось.

— Когда-нибудь, — я улыбнулся и положил руку на широкое плечо Саши, — когда-нибудь мы с тобой это обсудим. И я расскажу тебе все — от и до.

Саша немного помолчал.

— Это чудо какое-то… Просто… — он осекся. — Слушай, Саша. А скажи, что там дальше будет? Победим мы в войне? А потом? Как Союз устроится?

Я сдержался от того, чтобы снова поддаться эмоциям и вздохнуть. И, наконец, ответил:

— Все расскажу, Саша. Но потом. А сейчас — птичка подходит. Вот-вот Артемьев скомандует вам готовиться на погрузку.

СОВЕРШЕННО СЕКРЕТНО

Экз. №1

НАЧАЛЬНИКУ ПРЕДСТАВИТЕЛЬСТВА КГБ СССР
 В ДЕМОКРАТИЧЕСКОЙ РЕСПУБЛИКЕ АФГАНИСТАН
 ГЕНЕРАЛ-МАЙОРУ 
тов. КАЛЯГИНУ Н. Е.

ДОКЛАДНАЯ ЗАПИСКА

По итогам проведения оперативно-розыскных мероприятий в рамках работы по операции «Пересмешник».

Краткая оперативная сводка:

В ходе проведения операции силами подразделения 56-й ОДШБР в районе горного массива у кишлака Айвадж были задержаны и в последующем нейтрализованы два ключевых объекта оперативной разработки — главарь бандформирования, известный как Шахин (пакистанский инструктор, связанный с агентурной сетью противника), и его идеолог Муаллим-и-Дин.

Объект «Шахин»: Доставлен на временный пункт содержания. В ночь с 2 на 3 сентября 1981 года, воспользовавшись беспечностью часового, совершил самоубийство путем нанесения себе несовместимой с жизнью травмы — откусил язык, что привело к обильной кровопотере и летальному исходу до обнаружения.

Объект «Муаллим-и-Дин»: Ликвидирован в ходе боестолкновения старшим сержантом погранвойск Селиховым А. С., несмотря на имевшуюся установку по возможности взять объект живым для последующего допроса и вербовки.

Оценка обстановки:

В результате указанных инцидентов установление полной картины деятельности агентурной сети противника и выход на её вероятного куратора — гражданина США Уильяма СТОУНА (оперативный псевдоним, по неподтвержденным данным, «Голос») — существенно затруднены.

Единственным прямым свидетелем и ключевым участником событий, связанных с ликвидацией Муаллим-и-Дина и последними часами жизни объекта «Шахин», является старший сержант Селихов А. С. Его подробный допрос представляется крайне необходимым для выяснения следующих обстоятельств:

Возможных последних слов или признаний объектов.

Деталей поведения объекта «Шахин», которые могли бы указывать на его суицидальные намерения или наличие «мертвой руки».

Любых деталей, могущих иметь оперативное значение для поиска У. Стоуна и способствующих продолжению расследования и оперативной работы по операции «Пересмешник».

Особое мнение:

По линии негласных источников получена информация о проявлении несанкционированного интереса к личности Селихова А. С. со стороны оперативной группы ГРУ, действующей в рамках параллельной операции «Циклон».

Интерес ведомства к Селихову А. С. продиктован теми же обстоятельствами, а именно — связь сержанта с объектами Шахин и Муаллим-и-Дин. И получение от него, как свидетеля, любой возможной оперативной информации, могущей поспособствовать поиску гражданина США СТОУНА.

Кроме того, указанная оперативная группа ГРУ, по всей видимости, намерена использовать сержанта для силовых акций по прямому устранению СТОУНА, без учета приоритетов контрразведывательной работы. Подобные действия создают реальную угрозу срыва дальнейшей разработки нити «Пересмешник».

Выводы и предложения:

В кратчайшие сроки организовать и провести подробнейший допрос старшего сержанта Селихова А. С. силами оперативного состава Представительства.

Исключить любые контакты Селихова А. С. с представителями иных ведомств до полного завершения его опроса и выработки дальнейшей оперативной стратегии.

Ходатайствовать перед Вами о наложении вето на любые попытки привлечения Селихова А. С. к операциям, не согласованным напрямую с Представительством КГБ.

Прошу Ваших указаний.

ЗАМЕСТИТЕЛЬ НАЧАЛЬНИКА ПРЕДСТАВИТЕЛЬСТВА
 ПО КОНТРРАЗВЕДЫВАТЕЛЬНОЙ ЧАСТИ 
Полковник 
С. П. Дзюба
«5» сентября 1981 года

— Ну что, хвастайся, — улыбнулся Муха.

Когда я вошел в скромный командный пункт разведвзвода, Муха, сидевший за своим столом, приосанился на табурете, но вставать не стал.

Со дня, когда мы выбрались из пещер, прошло две недели.

Недели эти оказались насыщенными событиями, как вполне обыденными, так и торжественными. А еще — скорбными.

И начались они с последнего — с прощания с погибшим Волковым. И пусть Муха не показывал, но я понимал — он переносит смерть очередного своего подчиненного тяжелее других.

После была боевая подготовка и новые вылазки.

Первым делом мы отправились в один отдаленный и небольшой кишлак. Прошла информация о том, что в нем противник вел подрывную деятельность: подкупал местных портить колодцы, которыми активно пользовались советские солдаты, а еще за деньги раскидывать по дорогам мины.

Причем информатор даже передал нам имя злоумышленника — лидера группы диверсантов.

Когда мы прочесали кишлак, все оказалось гораздо проще, а вместе с тем — забавнее.

Дело было в том, что этот самый информатор не поделил с соседом ишака. А потому не придумал ничего умнее, как донести на него, обвинив в страшной подрывной деятельности.

Муха не стал раздувать ситуацию и на месте ограничился только тем, что страшно отругал информатора.

Правда, старшему лейтенанту пришлось поработать третейским судьей и по личной просьбе обеих сторон рассудить, кому же достанется ишак.

После была еще вылазка — мы окружили и уничтожили небольшой караван, перевозивший оружие. Уходящие от погони душманы побросали все свое добро.

В их арсенале на первый взгляд не было ничего примечательного: несколько пулеметов советского производства, китайские подделки на АК, патроны и гранаты. Но это только на первый взгляд.

Во вьюках мы обнаружили кустарный гранатомет немыслимой конструкции.

Махина оказалась сооружена из трубы-амортизатора от автомобиля неизвестной модели и станины, сооруженной из распиленного и переваренного противотанкового ежа. В качестве спускового механизма душманы приспособили к этому монстру нечто, что мехвод Махоркин определил как зажигание от мотоцикла «Минск». Но самой безумной вещью оказался боеприпас. Им выступала переточенная под нужный калибр головная часть от реактивного снаряда ПГ-18 для «Мухи».

Не уверен, проводили ли духи полевые испытания этой махины, но как справедливо заметил Пчеловеев, нам не обязательно было перехватывать караван, потому как с таким боеприпасом на борту у него были все шансы самоуничтожиться без нашего участия. Причем в любую секунду.

Я приблизился к столу командира. Потом примостил рядом со стопкой документов небольшую лакированную коробочку. Открыл.

— Красной Звезды, — улыбнулся Муха. — Почетная награда.

— Вторая в моей коллекции.

— Да иди ты? — Муха хмыкнул. — Уже? А… Да… Кажись, что-то такое припоминаю, когда личное дело твое изучал. Если так дальше пойдет, у тебя на дембель вся грудь звенеть будет.

Я закрыл коробочку.

Наградили меня сегодня утром, прямо тут, в расположении мангруппы. Сам начальник отряда приезжал, чтобы вручить орден. Командир группы даже организовал торжественную обстановку: построил весь личный состав, а по колоколам запустили марш «Прощание славянки».

— И новая награда, и новая должность, — Муха вздохнул. — Ну проходи, располагайся. Рабочее место твое ты знаешь где. Вон там, где Волков сидел.

Я забрал свою коробочку и прошел к рабочему месту заместителя командира взвода. Моему новому рабочему месту.

— Волков, хоть и плут был, а справлялся, — с некоторой грустью проговорил Муха. — Ты и подавно справишься.

Я ничего не ответил старшему лейтенанту. Только присел за стол, чтобы подготовиться к службе на новой должности — принять у погибшего Волкова его незаконченные дела. Ознакомиться с ними.

— Знаешь, — помолчав немного, продолжил Муха, — иногда мне кажется, что ты и с моими обязанностями справился бы лучше.

— Глупости, командир.

Муха, просматривавший какие-то карты, вдруг обернулся. Уставился на меня взглядом, в котором стояло некоторое недоумение.

Старлей выглядел так, будто вот-вот возмутится, но вместо этого он только снова вздохнул.

— Нет, Саня, не глупости. Ты уже лучше меня справился.

— М-м-м?

— Две недели назад, в пещерах. Да и в ущелье тоже, когда Дима Волков погиб. Ты справился… А я… Я в похожей ситуации — нет.

— Ты зря себя мучаешь, командир. Что уже прошло — того не вернешь. Да и службе твое чувство вины не поможет, а только навредит.

Муха отвел взгляд. Взгляд его остекленел. Стал скорбным.

— Мы тогда вышли на языка, — заговорил Муха, как бы пропустив мои слова мимо ушей. — И в засаду попали. Не разглядел я ее. Не недостало мне опыта. Принял решение не отступать, а с боем прорываться. Как оказалось — неверное.

— Мы просто люди. Наперед не видим, — покачал я головой.

— А ты тогда, в пещерах, — Муха снова глянул на меня, — принял хоть одно неверное решение? Судя по тому, что все вы вышли живые… Да даже тот раненый в живот парнишка выжил… Судя по этому — нет. А я тогда принял.

Старлей сглотнул, и я заметил, как на его тонкой шее скакнул очень острый кадык.

— И потерял пятерых ранеными и убитыми, Саша. А потом и вовсе вышло, что информация про языка липой была. Потому как и самого этого языка духи уже давно вычислили и застрелили…

Мы помолчали.

Я понимал Муху. Понимал, потому что ни раз, и ни два в прошлой жизни видал офицеров, командиров, что тоже подобным образом ошибались. И ценой их ошибок были солдатские жизни.

Да что там, и мне за всю войну, будучи офицером, приходилось ошибаться. Ошибаться и терять бойцов. Такова уж она есть — война.

Молчание наше нарушил неприятный звон полевого телефона. Муха, словно бы очнувшийся ото сна, взял трубку, ответил.

— Старший лейтенант Муха слушает. Да… Здесь он. Понял, передам.

Муха отложил трубку. Снова обернулся ко мне.

— Тебя командир мангруппы вызывает, — несколько обеспокоенно сказал он, — приказано, чтоб бегом. Срочное что-то.