Пограничник. Том 11: В гнезде "Пересмешника"

Глава 23

Не успели остальные бойцы соскочить с брони нашей машины, как откуда-то со скал по нам открыли шквальный, но не точный огонь.

Звуки выстрелов нервирующей трескотней разносились по вершинам гор. Отражались кратким эхом от скал.

Я рухнул под колесо, стискивая автомат, прижался к нему.

Муха немедленно спрыгнул рядом.

— Суки… Падлы… — выругался он, окидывая взглядом тело Смыкало, чьи распластанные руки виднелись из-за спин спешившихся и теперь укрывшихся за БТР пограничников.

— Затормозить хотят, — сказал я невозмутимо.

— Нужно… — начал было Муха, но недоговорил.

Заработали КПВТ и ПКТ нашего бронетранспортера. Их гулкий вой тут же ударил по ушам.

Муха втянул голову в плечи, искривился, зажал ухо пальцем.

Я тем временем выскочил из-за БТР, выглянул, стараясь рассмотреть, где же враг.

КПВТ бил сильно, но не прицельно. По большому счету, он беспорядочно поливал каменистые склоны огнем, стараясь вслепую прижать нападавших. Его крупнокалиберные пули крошили камни и скалы. Поднимали пыль, заволакивая ею и так скрытые от нас позиции врага.

Не прошло и нескольких мгновений, как и остальные машины открыли огонь.

И все же я чувствовал, что душманы, пусть часть из них и прижало, все еще обстреливали нас в ответ.

Внезапно перед носом БТР, из-за которого я выглядывал, стараясь как можно меньше показываться из-за машины, упала пуля. Меньше мгновения спустя я заметил на склоне дульную вспышку. Юркнул за БТР.

— Они зря растрачивают боезапас! — закричал я чуть не в ухо Мухе. — Надо организовать ответный огонь!

— П-падлы… Не пойму, откуда стреляют… — орал в ответ Муха, стараясь рассмотреть позиции врага, заглядывая под БТР.

Я схватил его за одежду, притянул к себе. Муха обернулся, показав мне свое сосредоточенное лицо и холодные, колкие глаза.

— Отставить! Отставить беспорядочную стрельбу! — крикнул я ему. — У нас есть цель! Снайпер, юго-восток! У большого камня, похожего на клык! Пусть накроет!

Муха нахмурился, кивнул. А потом полез за гарнитурой рации.

— Отставить! Всем отставить беспорядочный огонь! — закричал он. — «Ветер два», цель — юго-восток! Большой камень, похожий на клык! Снайпер! Уничтожить врага!

БТР прекратили огонь. Гул мощных пулеметов почти сразу рассеялся, обнажив непрекращавшуюся трескотню душманских и наших автоматов.

Краем глаза я увидел, как башенка второй машины разворачивается по указанному мной направлению. А потом пулемет снова заговорил.

Я быстро переместился, чтобы снова выглянуть из-за носа бронемашины. Заметил, как под каменным клыком клубится пыль. Как от каменной глыбы откалываются куски, когда в нее попадает тяжелая пуля.

Тут я заметил, как меж камней передвигается группа духов. Они меняли позиции, уходя подальше от тех секторов, по которым долбили наши пулеметы.

— Отделение врага! — крикнул я Мухе. — Восток! За цепью мелких камней, у сухого дерева!

Муха немедленно передал мои слова по рации. Другая машина открыла огонь, чтобы накрыть передвигавшихся меж камней духов. И пяти секунд не прошло, как извилистая тропка, по которой они двигались, превратилась в настоящий ад.

— Нужно двигаться! — крикнул я Мухе. — Дай машинам команду идти на малом ходу! Пусть бойцы укроются за броней!

Муха, сидевший у колеса, зыркнул на меня суровым взглядом. Кажется, он хотел было возмутиться, выступить против моего предложения, поддаваясь своей натуре, не привыкшей зависеть от чужого мнения.

Полсекунды мы сверлили друг друга взглядом.

— Почему? — спросил он наконец, и в тоне его не было ни упрека, ни вызова. Только трезвый вопрос обосновать такое решение.

— Группа маленькая, они не могут нас уничтожить, — покачал я головой. — Только задержать и нанести потери. Будем двигаться — поймут, что у них ничего не вышло, и отступят под шквалом нашего огня.

Муха на миг задумался. Потом принялся кричать в рацию:

— Всей броне, это «Ветер один»! Двигаться на малом ходу! Прикрыть пехоту бортами! Огонь по целеуказанию! Отделениям — вести огонь по усмотрению! Особо не высовываться! Исполнять!

Машины тяжело, натужно сдвинулись с места, загребая огромными колесами. Муха принялся выкрикивать приказы остальным пограничникам, кто был поблизости.

БТРы со скоростью огромных бронированных черепах поползли по дороге. Я, Муха, остальные командиры отделений давали наводчикам боевых машин указания, куда именно им направить мощь своих крупнокалиберных орудий.

КПВТ рычали, отправляя во врагов шквал тяжелых пуль. Между этими всполохами огня то и дело звучала трескотня автоматов. Пограничники выцеливали духов по силуэтам и дульным вспышкам. Те отчаянно отвечали.

В гуле огневого боя почти неслышно было, как вражеские пули щелкают по броне. Как ложатся они вокруг машин, рикошетя о камни или вздымая на пыльных обочинах фонтанчики земли.

И все же интенсивность душманского обстрела мало-помалу падала, пока полностью не сошла на нет.

— Вон там! На вершине! — закричал я, отправив в увиденного мною врага короткую очередь из-за носа головной машины. — Группа на хребте! Они отходят!

— Надо долбануть! — заорал пригнувшийся Муха, двигаясь за медленно вращающимся колесом машины.

— Самый верх хребта! Юго-восток! У скалы, похожей на голову лошади! — крикнул я.

Муха передал мои слова наводчику, и башенка БТР сдвинулась с отчетливым железным лязгом. Указала стволом пулемета на душманов. И открыла огонь.

Столб огня вырвался из дула КПВТ. Казалось, он пылал три секунды. Но этого было достаточно, чтобы погрузить место, где шли духи, в хаос. Тропу меж скал тут же заволокло пылью, полетели осколки, нет, целые куски камней и ошметки сырой почвы.

К этому моменту вражеский огонь стих. Духи дрогнули. Погранцы провожали немногочисленных отступающих и показавшихся из укрытия духов короткими очередями и одиночными.

Бой стих так же быстро, как и начался.

Пограничники оставались начеку, наблюдая за склоном, где только что сидела группа духов.

— Остановить! Остановить машины! — распорядился Муха по рации.

К этому моменту я быстро шел в конец колонны, туда, где бойцы тащили раненого Смыкало, чтобы тот оставался в укрытии.

Когда я приблизился, все стало ясно.

Смыкало лежал на спине. Китель на груди пограничника пропитался кровью. Лицо его застыло в каком-то удивленном выражении.

Вокруг него стояли бойцы. Это были Бычка, Пчеловеев и Звягинцев. Бычка сидел рядом с телом Смыкало и безучастно смотрел тому в лицо. Пчеловеев и Звягинцев стали над ним. Вся троица будто бы застыла без всякого движения.

— Сразу? — спросил я. — Или жил еще какое-то время?

Бычка обернулся. Лицо солдата оказалось угрюмым и скорбным. Но глаза выражали отнюдь не скорбь. В них горела тихая, но отчетливая, сдерживаемая бойцом ярость.

— Сразу. Наповал, — констатировал Пчеловеев тихо.

Звягинцев, казалось, хотел что-то сказать, даже рот открыл. Но заговорил не сразу. Сначала вздохнул.

— Я ж… Я ж рядом с ним сидел, — сглатывая острый ком, сказал он. — Вот я, а вот он… И…

— Закрой пасть… — вдруг прошипел Бычка. — Хлебало закрой!

— Сашка, ты чего? — удивился и испугался Звягинцев.

— А того…

— Да я ж просто так сказал, — развел руками Звягинцев.

— Погиб он! — Бычка вспыхнул. — Погиб! А ведь с самого начала с нами был!

— Я…

— А ты только и можешь зубаскалить, что не ты под пулю попался!

— Зубаскалить, значит… — зашипел Звяга.

— Отставить, — сказал я спокойно, но твердо.

Ругающиеся погранцы, казалось, вздрогнули от звука моего голоса. Все втроем уставились на меня.

Я наградил Смыкало последним взглядом.

— Добрый солдат погиб, — сказал я. И на мгновение замолчал.

Окружавшие нас бойцы склонили головы. Но лица этих троих остались угрюмыми. А Бычкино еще и злым.

— Но сейчас нету у нас времени его оплакивать, — продолжил я громче, так, чтобы все слышали. — Как вернемся, тогда горевать будем. А сейчас — заверните его в плащ-палатку. Погрузите в машину.

Тут подоспел освободившийся Муха. Он стал протискиваться сквозь спины бойцов, но те, заметив, что идет командир, расступились сами.

Муха глянул на погибшего.

Я заметил, что глаза его на миг округлились от удивления и шока, но Муха быстро взял себя в руки. Потом зло сплюнул.

— Доложим на «Вертушку», пускай связываются с заставой. Погибшего как-то надо эвакуировать, — сказал Муха по-офицерски жестко. Но я слышал, как едва заметно подрагивает его голос. Правда, сомневаюсь, что остальные погранцы слышали это.

Муха обернулся ко мне, заглянул в глаза.

— Кажется, — начал он, — кажется, на Клыке нам придется подзадержаться.

Турсан-Ага наблюдал, как оставшиеся в живых моджахеддин заходят в небольшую, но имеющую очень широкий зев пещеру, сокрытую в горах.

Как усталые, помятые, раненые, они усаживаются у камней и сводчатых стен.

— Пятнадцать человек вернулось, — проговорил ему Абдул Хазали, тощий моджахед с очень смуглым, почти черным от высокогорного солнца лицом. — Десятерых мы потеряли.

— А забрали одного, — сказал Турсан-Ага тихо. — Никак мы прогневали Аллаха, раз уж он не дал нам убить больше шурави…

— Уважаемый Турсан-Ага… — заговорил Абдул Хазали, ссутулившись.

Он был выше старого Турсан-Аги, но сейчас заглянул ему в глаза снизу вверх. Заискивающе, словно шакал, посмотревший на тигра.

— Нужно отойти. Люди устали и…

— Мы прогневали Аллаха, Абдул, — сказал Турсан-Ага как-то удивленно и даже возмущенно. — Разве ты не понимаешь? Прогневали тем, что сражались недостаточно рьяно. Тем, что убили мало шурави сегодня. Разве таков, по-твоему, должен быть джихад?

Абдул Хазали опустил глаза.

— Нет… Не таков, уважаемый Турсан-Ага.

— Пусть люди отдохнут и поедят, — старый командир приосанился. Погладил большую, серую, а еще грязную от пыли бороду. — Пусть перевяжут раны. Потом мы догоним шурави. Но действовать будем уже иначе.

Абдул Хазали очень хотел возразить старому, но очень крепкому и грузному командиру моджахедов, но не решился. Только покивал:

— Да, уважаемый Турсан-Ага. Как пожелаете.

— Этого желаю не я, — отрезал тот, — этого хочет Аллах. Аллах наказывает нас за нерешительность и…

— Как ты там говоришь? — раздался вдруг низкий, хрипловатый и очень вкрадчивый голос. — Аллах наказывает тебя?

Душманы тут же повскакивали с земли. Забряцали оружием. Абдул Хазали вскинул автомат. Турсан-Ага же лишь переложил свою старую винтовку Ли-Энфилд из левой руки в правую.

Винтовка была видавшей виды, но Турсан-Ага считал, что это и есть истинное оружие моджахеддина.

— Аль-Асих… — прошипел Турсан-Ага так, будто бы почувствовал на губах яд.

Из темноты на свет вышел он. За ним почти тут же возникли еще трое бойцов.

«Бойцов, солдат, но не моджахеддин», — подумал Турсан-Ага.

Аль-Асих шагнул вперед. Полностью обнаружил себя, позволив солнцу, заглядывающему сквозь зев пещеры, осветить свое лицо.

Лицо было вытянутое, сухощавое, с острыми чертами и высокими скулами. Волосы закрывал капюшон советского, но серьезно модифицированного Аль-Асихом маскхалата.

Кожа Аль-Асиха казалась сухой и в то же время гладкой, словно воск. А еще — очень загорелой, почти побронзовевшей.

Но сильнее всего выделялись глаза. Карие, почти желтые, они, тем не менее, не казались теплыми, как бывает у кареглазых людей. Скорее напоминали чуткие, внимательные глаза хищного охотника.

Турсан-Ага знал этого человека. Знал давно и достаточно хорошо, чтобы ненавидеть его.

— Что ты тут делаешь, наемник? — бросил Турсан-Ага с отчетливо слышимым в голосе презрением.

— То же что и ты, старик, — одними губами улыбнулся Аль-Асих, — я привел своих людей сюда, в это безопасное место, чтобы отдохнуть.

— Ну тогда забейся в самую темную нору, туда, где тебе самое место.

Аль-Асих кратко рассмеялся. Он расслабленно, почти вальяжно направился к Турсану. Крепкие, напряженные, словно пружины, бойцы пакистанского наемника тоже шагнули следом, но замерли на почтительном расстоянии.

И все же Турсан-Ага знал, насколько быстро оружие может оказаться в их руках. А еще знал, что каждый из этих закаленных сотнями боев солдат стоит десятка его собственных моджахедов, которые только вчера оставили соху и взяли в руки оружие.

— Непременно… Непременно уйду, дорогой Турсан-Ага, — Аль-Асих остановился напротив Турсана. Но гораздо ближе, чем следовало бы. — Но разве ж я могу отказать себе в том, чтобы поблагодарить тебя за оказанную услугу?

Турсан-Ага поморщился.

— О чем ты говоришь?

— Твоя самоубийственная атака затормозила русских. Пусть и ненадолго, но затормозила. И теперь у меня будет больше времени, чтобы забрать того, за кем я пришел.

Турсан-Ага нагло хмыкнул. Он не привык к этому, но сейчас собрал в кулак всю свою спесь, которая у него еще оставалась к его неполным пятидесяти годам. Собрал, чтобы выразить Аль-Асиху свое пренебрежение.

— Через два часа шурави доберутся до Клыка, — сказал Турсан-Ага. — К этому времени мы примкнем к группе Сахибзада. И вместе заставим безбожников отступить. Не дадим им пройти дальше Каменного Кабана.

Аль-Асих ответил лишь самодовольной ухмылкой.

— Ты ведь знаешь, зачем я прибыл сюда, не так ли? — спросил Аль-Асих.

— Чтобы расставлять по скалам свои самодельные куклы? — усмехнулся Турсан-Ага.

Абдул Хазали издал звук, похожий на что-то среднее между смешком и икотой, но тут же осекся под холодным, словно сталь кинжала, взглядом Аль-Асиха.

— Ну что же вы, друзья мои? — Аль-Асих обратился к остальным моджахеддин. — Зачем же вы поднимаете оружие на своего товарища? Уверяю, я пришел сюда лишь чтобы отдохнуть и снова отправиться в путь. Опустите ваши автоматы.

Душманы принялись недоуменно переглядываться. Некоторые опустили оружие.

— Ты думаешь, — Турсан-Ага раздул ноздри крупного носа, — думаешь, раз сам Абдул-Халим прислал тебя сюда, чтобы разобраться с каким-то мелким сержантиком, то ты можешь всем тут распоряжаться?

— Я думаю… — взгляд Аль-Асиха угрожающе потускнел, — а вернее, даже знаю, что ты не будешь путаться у меня под ногами, старик… Иначе… Иначе сам знаешь, что случается с теми, кто путается у меня под ногами.

— Ты смеешь угрожать уважаемому Турсан-Аге⁈ — выскочил вперед какой-то моджахед-фанатик. — Смеешь угрожать истинному воину Бога⁈ Да как ты…

Аль-Асих приблизился к нему быстрее, чем душманы успели вскинуть оружие. Турсан-Ага и вовсе не смог заметить, когда Асих выхватил нож.

Короткое, быстрое, как мысль, движение пакистанского наемника закончилось тем, что душман просто рухнул на землю с перерезанным горлом. Забился в конвульсиях.

Немедленно забряцало оружие. Защелкали предохранители. Залязгали затворы направленных на наемника автоматов.

— Вот! Вот что бывает, когда у меня путаются под ногами! — закричал мгновенно вспыхнувший Аль-Асих. — Каждый, кто решается на это, хрипит и захлебывается своей кровью!

Турсан-Ага при виде зверского, злобно выпучившего глаза лица Асиха неосознанно отступил на шаг.

— Ну давайте… — прошипел Аль-Асих, водя по воинам нечеловеческим взглядом. В следующее мгновение он рявкнул: — Давайте!

Душманы вздрогнули.

Пакистанский наемник, бывший офицер пакистанской армии и военный преступник по прозвищу Аль-Асих стоял перед ними, глубоко, по-звериному дыша.

— Так я и думал… — немного погодя сказал он, мгновенно восстановив дыхание. — Так я и думал, уважаемый Турсан-Ага…

— Твой разум… — проговорил Турсан-Ага с трудом, шевеля пересохшими губами, — он полон шайтанов…

Аль-Асих рассмеялся.

— О нет… Нет, друг мой, — сказал он, вытирая нож о сгиб локтя, — со мной все в порядке. Особенно с моим разумом. Это вы… Вы все медленно, но верно сходите с ума. А ты, уважаемый Турсан-Ага, кажется, сходишь с ума даже быстрее, чем остальные.

Турсан-Ага не ответил. Только поморщился и неприятно скривил губы.

— Или что? Хочешь сказать, это не так? — Аль-Асих приподнял темную бровь. — Молчишь… Так я и думал. Но знаешь что? Очень скоро мы проверим, насколько ты спятил, Турсан-Ага. И знаешь как?

— Мавлави Забиулла узнает, что здесь случилось, — сказал Турсан-Ага, стараясь сохранять хладнокровие.

— Мы посмотрим, — Аль-Асих пропустил слова Турсана мимо ушей, — посмотрим, решишься ли ты, Турсан, вмешаться в нашу с этим старшим сержантом Селиховым маленькую игру. И я надеюсь, у тебя хватит разума этого не делать.