Удовольствие, приди! Том 1

Глава 9

Темнота. Густая, как адская смола, она заполнила чертог Малины, вытеснив даже воздух, превратив пространство в душное подобие склепа. Лишь тусклый огонёк свечи в руках Серафимы дрожал, отбрасывая зыбкие, неровные тени на стены, покрытые паутиной трещин. Эти тени шевелились, будто живые, извиваясь и сливаясь с силуэтами тех, кто собрался вокруг центрального объекта внимания — Асмодея, прикованного к стулу.

Веревки, сплетённые из энергии грешных душ (Малина называла это «экологичным решением»), впивались в его плоть, обжигая даже его демоническую кожу. Казалось, сама материя ада сжалась вокруг него, не давая пошевелиться.

— Ну что, «бывший» князь, — голос Малины прозвучал сладко, как яд, капающий на открытую рану. — Похоже, настало время для откровенного разговора.

Василий скрестил руки на груди, его пальцы впились в предплечья, оставляя бледные следы. Глаза, всё ещё отливающие алым после перерождения, сверкали в полумраке, как раскалённые угли. Борис устроился на краю стола, методично себя вылизывая, но его жёлтые, узкие зрачки не отрывались от Асмодея — холодный, расчётливый, будто взгляд хищника, оценивающего добычу.

— Ты нас подставил, — Василий произнёс это тихо, но каждый слог резал, как лезвие. — Мы рисковали душами, а ты... что? Просто решил поразвлечься?

Асмодей вздохнул, как человек, которого поймали на мелкой шалости, а не на грандиозном предательстве.

— Ладно, ладно, — он покачал головой, и в его голосе прозвучала лёгкая, почти неприличная насмешка. — Вы отчасти вы правы.

Тишина. Даже пламя свечи на мгновение замерло, будто затаив дыхание.

— Я прознал о ваших... выходках, — продолжил Асмодей, растягивая слова, будто наслаждаясь моментом, — и решил, что вы можете быть полезны.

— Полезны? — Борис резко перестал вылизываться. Его уши дёрнулись, а хвост замер в неестественной неподвижности. — В чём именно?

Асмодей ухмыльнулся. Его единственный глаз сверкнул, как монета на дне фонтана — маняще, но недосягаемо.

— Я хочу занять место Аримана.

Тишина снова воцарилась в комнате, но теперь она была напряжённой, как тетива лука перед выстрелом. Давление её сжимало виски, заставляя кровь стучать в ушах.

— Аримана? — голос Серафимы дрогнул. — Князя Жадности?

— Именно, — кивнул Асмодей. — Мне нужно было, чтобы Люцилла ненадолго вышла из игры, а вы... обрели силу.

— То есть ты использовал нас как пешек в своей игре? — Василий шагнул вперёд, его тень, искажённая дрожащим светом, накрыла Асмодея, словно предвестник бури. Голос зазвучал глубже, с низким рычанием, будто из самой глубины ада.

— Не пешек, — Асмодей покачал головой, словно поправлял невидимую корону. — Союзников. Просто вы тогда не знали об этом.

Малина рассмеялась — звук был резким, как скрип ножа по стеклу.

— О, как мило! Он называет нас союзниками после того, как чуть не погубил!

— Но вы же выжили, — Асмодей пожал плечами, насколько это позволяли верёвки. — И стали сильнее. Разве не это важно?

Борис спрыгнул со стола и подошёл к Асмодею, его когти цокнули по камню пола. Хвост медленно раскачивался из стороны в сторону, как маятник, отсчитывающий секунды до решения.

— А что мы получим за эту "дружбу"?

Асмодей улыбнулся, обнажив острые клыки.

— Всё просто. Вы меня подставили, я лишился всего. Теперь же помогите мне свергнуть Аримана — и я сделаю вас официальными представителями нового порядка в Аду. Никаких долгов. Никаких коллекторов. Только власть.

Василий, Малина и Серафима переглянулись. В воздухе повисло молчание, прерываемое лишь потрескиванием свечи, будто сама тьма ждала их ответа.

— И как ты планируешь это сделать? — наконец спросил Василий, его голос звучал хрипло, будто сквозь стиснутые зубы.

Асмодей наклонился вперёд, насколько позволяли путы, и прошептал, так тихо, что слова едва долетели до них, обжигая, как угли:

— У меня есть план. Но для этого вам придётся снова рискнуть.

Тень ухмылки скользнула по его лицу, и в этот момент стало ясно — они уже в ловушке. Просто ещё не знают, чьей.

Тишина в чертоге Малины сгустилась после слов Асмодея, став почти осязаемой — тяжёлой, как свинцовые облака перед бурей. Пламя свечи в руках Серафимы дрогнуло, и тени на стенах заколыхались, будто испугавшись произнесённой угрозы.

— Мы работаем с должниками, — Василий медленно разжал скрещённые руки, и его пальцы сжались в кулаки. Голос звучал твёрдо, но в глубине — чуть слышно — дрожала ярость. — А ты — не наш клиент.

— Абсолютно верно, — Малина щелкнула когтями, и её крылья резко дёрнулись, сбросив несколько перьев. Они закружились в воздухе, как пепел. — Мы не обязаны тебе помогать.

— Да и вообще, — Серафима отстраненно посмотрела в сторону, — ты нас подставил. Почему мы должны тебе верить?

Борис, развалившись на столе, лениво поднял лапу:— Я тоже против. Но только потому, что он не предложил мне ничего вкусного.

Асмодей вздохнул — глубоко, театрально, как человек, который не хотел идти на крайние меры, но теперь вынужден.

— Жаль, — он покачал головой, и в его голосе вдруг появилась фальшивая грусть. — Тогда мне придётся подать официальную жалобу Ариману.

— Жалобу? — Василий резко наклонился вперёд.

— Да. — Губы бывшего князя растянулись в улыбке, и в его единственном глазе вспыхнул холодный, расчётливый блеск. — В которой я расскажу, что душа Василия не пошла на топливо для Порчи Вечности, а была незаконно сохранена. Что Малина укрывает его, обогащаясь за счёт махинаций. Что Серафима находится в Аду без разрешения, нарушая все демонические кодексы. А Борис...

— А Борис что? — кот резко поднял голову, уши встали торчком, хвост дёрнулся.

— Борис... говорит.

— О, ну это вообще тупая предъява, — фыркнул кот, отворачиваясь с презрительным щелчком языка. — Я кот. Коты говорят. Это норма.

— В Аду — нет, — Асмодей усмехнулся, и его голос стал сладким, как яд. — Здесь животные должны быть либо едой, либо духами-слугами. А ты... ты просто ходишь и разговариваешь. Незаконно.

Борис задумался. Потом медленно поднял лапы в жесте капитуляции:— Ладно, это действительно проблема.

Адвокаты переглянулись.

— То есть, если мы откажемся... — Василий произнёс слова медленно, растягивая каждый слог, будто пробуя их на вкус. Его пальцы сжались так, что костяшки побелели. — ...ты нас всех сдашь?

Асмодей лишь приподнял бровь, и этого было достаточно.

— Именно так.

В воздухе повисло молчание, густое, как смрад над серным озером.

— А если согласимся, — наконец спросила Малина, её голос звучал хрипло, будто она с трудом выдавливала слова сквозь стиснутые зубы, — никаких долгов, никаких коллекторов, только влияние.

Асмодей наклонился вперёд, несмотря на веревки, впивающиеся в плоть. Его голос стал низким, обволакивающим:

— Все верно, тогда вы получите не только мою защиту, но и власть.

Малина задумчиво постучала когтем по столу. Звук отдавался эхом, как удары маленького молоточка по крышке гроба.

— Ладно, допустим, мы согласны. Какой у тебя план?

Асмодей ухмыльнулся.

— Сначала вы меня развяжете.

Борис прыгнул со стола и подошёл вплотную, его зрачки сузились в две тонкие чёрные линии.

— Сначала ты скажешь более конкретно, что нам за это будет.

— Кроме того, что вас не растопчут в прах за нарушения?

— Кроме этого.

Асмодей вздохнул, как страховой агент, которому приходится объяснять очевидное.

— Хорошо. В случае успеха я гарантирую вам:

— Василию — официальный статус души, не подлежащей утилизации.

— Малине — неприкосновенность и долю в доходах от новых кредитных схем.

— Серафиме — легализацию в Аду как «особого консультанта».

— А Борису...

Кот насторожился, уши торчком.

— Борису — пожизненный запас демонического тунца.

Борис замер. Его хвост дёрнулся один раз... два... Затем он медленно кивнул:

— Я слушаю.

Василий, Малина и Серафима переглянулись. Тишина в чертоге стала ещё плотнее, как одеяло, наброшенное на голову приговорённого. Свеча в руках Серафимы догорала, последние капли воска стекали по её пальцам, но она не замечала боли.

И тогда Василий медленно покачал головой.

— Нет.

Одно слово. Короткое, как удар ножом.

Асмодей замер. Его ухмылка не исчезла, но застыла, словно вырезанная на маске.

— Что? — Асмодей приподнял бровь, но в его глазах уже мелькнуло понимание.

— Мы отказываемся. — Василий скрестил руки, и в его голосе зазвучала сталь. — Ты хитер, демон. Искушение богатством и властью — это та же ловушка, просто прикрытая бархатом. Если мы пойдём лёгким путём, то снова наступим на те же грабли.

Малина задумчиво кивнула, её крылья медленно расправились:

— Долги, кредиты, обман... Мы только начали исправляться.

Серафима склонила голову:

— А если путь будет трудным... — она подняла глаза, — то хотя бы станет нашим выбором.

Борис одобрительно мотнул головой:

— И тунца мне всё равно дадут. В конце концов.

Асмодей замер. Потом неожиданно рассмеялся — тихо, почти с уважением.

— Вы меня раскусили. — Он наклонился вперёд, признав поражение. — Но даже если вы пойдёте длинным путём... я вас поддержу. Потому что в конечном итоге... вам всё равно придётся столкнуться с Ариманом.

— Почему? — Василий резко нахмурился.

— Потому что... — Асмодей улыбнулся, и в этот момент его голос стал слишком мягким, как шёлк на лезвии. — Ты, дорогой адвокат, сейчас — аномалия.

Тишина.

— Что ты имеешь ввиду?

— Твоя душа после битвы с Люциллой нестабильна. — Он медленно обвёл их взглядом. — Ты стал чем-то новым. Ни человеком, ни демоном, ни духом. И рано или поздно... тебе станет плохо. Очень плохо.

Василий почувствовал, как по спине пробежал холодок.

— Ты врёшь.

— Проверь. — Асмодей пожал плечами, и в его движении была ужасающая уверенность. — Но когда это случится... ты сам придёшь ко мне за помощью. И будешь вынужден довериться.

Борис громко хлопнул лапой по столу:

— Официально назначаю тебя на должность "Сомнительного Союзника с Опасными Знаниями и Скрытыми Мотивами"!

— Это... что-то значит? — Асмодей нахмурился, впервые за весь разговор выглядя искренне озадаченным.

— Это значит, — кот важно поднял нос, — что тебе нельзя верить, тебя нельзя слушать, а корм с твоих рук не брать.

Асмодей вздохнул:

— Ну хоть так.

Василий сжал кулаки. Он не хотел признавать, но слова демона задели его глубже, чем он ожидал. Что, если он прав? Что, если его душа действительно разрушается?

— Ладно, — он резко развернулся к выходу, его тень рванулась вперёд, как предвестник бури. — Мы идём своим путём. А там... посмотрим.

Асмодей лишь ухмыльнулся в ответ, его единственный глаз сверкнул в полумраке:

— Жду с нетерпением.

...

Диалог с Асмодеем закончился, но никто так и не развязал демона. Он остался сидеть в кресле, наблюдая, как команда расходится по своим делам.

— Эй... а как же я? — крикнул он вдогонку, но в его голосе было больше раздражения, чем настоящей тревоги.

— Сиди, подумаешь о вечном, — бросил через плечо Борис, уходя первым с гордо поднятым хвостом.

Серафима лишь покачала головой и скрылась в коридоре. Василий же молча последовал за Малиной, его шаги были тяжёлыми, а взгляд — пристальным, будто он видел сквозь неё.

Она вошла в свою комнату, но не успела закрыть дверь, как он переступил порог.

— Чего тебе? — обернулась она, скрестив руки, но в её голосе уже прокралась лёгкая нотка напряжения.

Василий не ответил. Он медленно приближался, пока Малина не отступила к стене. Его ладони с силой уперлись в поверхность по обе стороны от её головы, отрезая путь к отступлению.

— Что ты собиралась со мной делать? — его голос звучал низко, почти рычаще. — Когда купила мою душу в кулоне?

Малина закатила глаза, но её пальцы слегка сжали собственные локти.

— О, серьёзно? Сейчас?

— Отвечай.

Она вздохнула, будто передёргивая карты в невыгодной игре.

— Ладно. Я хотела инвестировать тебя в Порчу Вечности. Твоя душа была сильной — ты не прошёл через смерть тела, а значит, мог дать много «топлива». Это принесло бы мне кучу обычных душ грешников, чтобы отдать часть долгов.

Василий нахмурился, и в его глазах вспыхнуло что-то опасное.

— Ты очень плохая демоница.

— Спасибо, — ухмыльнулась она, но её улыбка дрогнула, когда он придвинулся ближе.

— И тебя надо наказать.

Его глаза вспыхнули алым. Закон Греха, смешанный с нестабильностью его души, начал брать верх.

— И как будешь наказыва... — протянула Малина, но не успела договорить.

Он схватил её — грубо, без предупреждения — и швырнул на кровать.

Тёмно-красные шторы дрогнули от резкого движения, а где-то за дверью раздался довольный кошачий смешок.

Но внутри комнаты уже не было места для слов, она теперь была наполнена чем-то иным — густым, жарким, пульсирующим. Воздух потяжелел, пропитался запахом кожи, пота и чего-то электрического — как перед грозой.

Звуки.

Они рвались из-за плотных штор, слишком откровенные, слишком громкие, чтобы их можно было назвать приличными. Приглушенные шлепки кожи о кожу, хриплые вздохи, резкие вскрики — все это смешалось в единый, дикий ритм.

Малина была в восторге.

Ее смех — хриплый, задыхающийся — тонул в рычании Василия, когда он перешел от простого наказания к чему-то более агрессивному.

— Да-а-а, вот так!

Ее голос сорвался в стон, когда его пальцы впились в основание ее крыльев — в то самое чувствительное место, где перья срастались с кожей. Боль и удовольствие слились воедино, и она выгнулась, когтями впиваясь в простыни.

Он был грубым.

Резким.

Почти жестоким.

И она обожала каждую секунду.

Его ладонь шлепнула по ее ягодицам — громко, звонко, оставляя алый отпечаток. Она вскрикнула, но тут же засмеялась, ее хвост дернулся, обвивая его бедро.

— Еще!

Василий не заставил себя ждать.

Закон Гнева теперь полностью контролировал его. Его движения были резкими, порывистыми, как будто он хотел не просто обладать ею, а разрушить, поглотить, оставить след.

И она отвечала ему тем же.

Когда ее тело напряглось, приближаясь к кульминации, она впилась когтями в его плечи, оставляя багровые полосы.

— Черт возьми...

Ее голос сорвался, когда волна накрыла ее, тело затряслось, а между бедер брызнула струйка, оставляя мокрый след на простынях.

Василий тяжело дышал, его демоническая сущность постепенно успокаивалась, но в глазах все еще тлел алый огонь.

— Ну что...

Малина лениво потянулась, ее крылья расправились, перья взъерошились.

— Теперь ты доволен?

Он не ответил.

Но ухмылка на его лице говорила сама за себя.

В комнате повисло молчание — тяжелое, наполненное жаром двух тел, слившихся в одном порыве.

Василий сделал шаг назад, собираясь бросить очередную колкость в адрес Малины, как вдруг...

Его зрачки расширились до предела.

Воздух вокруг заколебался, пространство застонало, как перегруженная плотина, не выдерживающая напора. Стены комнаты поплыли, обои начали пузыриться и обугливаться по краям.

— Вась?

Малина резко приподнялась на локтях, ухмылка с ее лица испарилась мгновенно. Ее крылья распахнулись в тревоге, сбивая со столика флаконы духов.

Он попытался опереться о стену — но его рука прошла сквозь камень, будто сквозь дым. Черные трещины — тонкие, как паутина, но стремительно расширяющиеся — поползли по его телу, расходясь от груди к конечностям.

— Черт...

Его голос рассыпался в хриплый выдох.

И он рухнул вперед.

Малина рванулась, едва успевая подхватить его перед самым падением. Его тело было холодным — не просто прохладным, а ледяным, как могильный камень в глухую зимнюю ночь. Из полуоткрытого рта струился черный дым, густой, как чернила, пахнущий серой и горелой плотью.

— БЛЯТЬ!

Ее крик разорвал тишину, сотрясая стены. С потолка посыпалась штукатурка, а зеркало в углу треснуло с жутким звоном.

— БОРИС! СЕРАФИМА! КТО-НИБУДЬ, БЛЯТЬ! МОИ ИНВЕСТИЦИИ УТЕКАЮТ!

Где-то вдалеке загремели шаги — сначала один набор, потом второй, беспорядочный, панический.

Но Малина уже не слышала ничего, кроме звенящей тишины в собственных ушах.

А из трещин на коже Василия начал сочиться черный свет — густой, как нефть, медленно капающий на пол и разъедающий камень с шипением.

Где-то в глубине чертога завыла тревога.