Удовольствие, приди! Том 1

Глава 10

Когда они ввалились обратно в зал, Асмодей восседал на стуле, как король на троне.

Привязанный.

С кубком вина в руках.

Откуда? Лучше не спрашивать.

— О-о-о, — протянул он, сладко причмокнув, — даже не прошло и часа. Новый рекорд по саморазрушению?

Василий, которого Серафима и Малина волокли, как мешок с грехами, еле поднял голову. Его кожа мерцала, словно плохо настроенная иллюзия, а глаза светились то адским пламенем, то человеческой мукой.

— Ты… был прав, — выдавил он. — Я… не в порядке.

— Ну конечно, — Асмодей отхлебнул вина, — ты сейчас — ходячий хаос. Душа, не прошедшая чистилище, нашпигованная демонической силой, да ещё и пропитанная Законами Греха… Ты не человек, не демон — ты ходячая катастрофа.

— Говори яснее, — прошипела Малина, крепче вцепляясь в Василия.

Асмодей вздохнул, как учёный, объясняющий обезьяне квантовую физику.

— Ладно, слушайте.

Он наклонился вперёд (насколько позволяли верёвки), и его голос внезапно приобрёл лекторские нотки:

— Каждый Закон — это отдельная магическая школа, работающая на своём «топливе». Чем больше у демона нужного ресурса — тем мощнее эффект.

— Например? — буркнул Борис, устроившийся у него на коленях.

Демон был связан — поэтому кот решил: почему бы не использовать его как кресло?

— Например, — Асмодей оскалился, — Закон Гнева. Питается яростью, местью, жаждой разрушения. Чем сильнее злишься — тем страшнее бьёшь. Вспомни, как ты, — он кивнул на Василия, — чуть не разнёс пол-Ада в припадке благородного возмущения.

— А Порча Вечности? — спросила Серафима.

— Ах, это уже Закон Упадка — работает на отчаянии, разбитых надеждах, осознании бренности бытия. Чем больше душ вложишь — тем сильнее гниёт реальность.

Василий слабо постучал пальцем по руке Малины:

— И… что теперь со мной?

Асмодей ухмыльнулся.

— А вот в чём прикол, дружок. Ты — как студент-первокурсник, который нахватался терминов из всех лекций, но не понял ни одной. Твоя душа впитывает Законы, но не умеет их удерживать. Они протекают сквозь тебя, как вино через дырявую бочку.

— То есть?

— То есть если не починить — рванёшь. Ослепительно.

Тишина.

— …хорошая новость есть? — спросил Борис.

— Конечно! — Асмодей радостно закивал. — Я знаю, как это исправить.

— И?

— Но сначала вы меня развяжете.

Малина закатила глаза.

— Чёрт возьми… могла бы и сама догадаться до всего.

…

Асмодей щелкнул пальцами — и в мгновение ока его облик преобразился. Костюм сменился строгим серо-лиловым пиджаком, на носу материализовались очки в роговой оправе, а волосы собрались в тугой пучок, из которого выглядывали два миниатюрных рожка. В руке появился увесистый журнал с кровавыми страницами.

Малина, не желая отставать, мгновенно преобразила свой наряд. Её облегающее платье превратилось в безупречный костюм завуча: черный жакет с шипами на плечах, юбка из драконьей кожи и туфли на раскаленных шпильках, оставляющие на полу обугленные следы в виде пентаграмм.

— Восхитительный педагогический образ, — одобрительно кивнул Асмодей, поправляя галстук-удавку, которая периодически шевелилась.

— Спасибо, я вдохновлялась своими последними экзаменационными пытками в университете, — ответила Малина, щелкнув указкой, которая тут же вспыхнула синим адским пламенем, по грубо высеченной из адского базальта «доске».

Перед ними, разместились три «ученика»:

Василий — бледный, полупрозрачный, с выражением лица «я или сейчас умру, или убью всех в этой комнате, включая себя»

Борис — свернувшийся клубком на парте и уже издающий храп, напоминающий мурлыканье демонического кота

Серафима — уставившаяся в окно, где за стеклом грешники в бесконечном цикле перелопачивали раскаленный песок голыми руками.

— Дорогие наши… нерадивые ученики, — Асмодей сладко улыбнулся, обнажая идеальные клыки, — сегодня мы начинаем ваш вводный курс «АД 101: Основы выживания в Подземных Сферах».

— Основная причина ваших текущих… затруднений, — Малина презрительно обвела их взглядом, — в том, что вы ведёте себя как слепые котята в бронебойном цеху.

— Мне… хуево, — выдавил Василий, потирая виски, где проступали мерцающие трещины. — И я ничего не понимаю.

— Ничего страшного, научим, — Асмодей хлопнул в ладоши, и на каменной доске проступили буквы, сочащиеся свежей кровью.

УРОК 1: ГЕОГРАФИЯ АДА

— Каждый круг Ада — это автономная административно-мучительная единица со своей юрисдикцией, экономикой и правилами игры, — начал он, тыча горящей указкой в схему. — Чем глубже — тем интереснее законы и… неприятнее последствия их нарушения.

На «доске» возникла детализированная схема:

Прихожая (Лимб) — где они сейчас находились. Аналог демонического хостела для новичков, должников и прочих «недосущностей».

Круги (1-7) — градация от «лёгких творческих мучений» до «полного распада квантовой структуры души».

Глубины (8-9) — вотчина Князей Грехов, где правила писались кровью на коже живых существ.

Сердце (10-й круг, он же «Порча Вечности») — место, где стирают даже память о существовании.

— Вы даже не в первом кругу, — фыркнула Малина, поправляя пламенеющую указку. — Вы в предбаннике. В демо-версии. В бесплатной пробной подписке на страдания.

УРОК 2: МАГИЯ ЗАКОНОВ

Асмодей щелкнул пальцами, и в воздухе вспыхнули огненные руны, складываясь в сложную диаграмму.

— Магия в Аду работает на «топливе», — его голос стал низким и размеренным, как чтение приговора. — Каждый Закон черпает силу из определённого греха. Повторюсь, чем больше у демона нужного ресурса (душ грешников) — тем страшнее его мощь.

На «доске» загорелись надписи, напоминающие меню в премиальном ресторане порока:

Закон Гнева — питается яростью, местью, жаждой разрушения

Закон Похоти — требует желания, страсти, одержимости

Закон Упадка — поглощает отчаяние, потерю, распад

Закон Обмана — растёт на лжи, иллюзиях, предательстве

Закон Гордыни — требует превосходства, тщеславия, самомнения

Закон Зависти — кормится алчностью, ревностью, ненавистью

Закон Лени — черпает силу из апатии, безволия, стагнации

Малина щёлкнула пальцами, и в воздухе вспыхнула иерархия демонов, словно перечень должностей в корпорации зла:

Классификация демонов (от низших к высшим):

Бесы (1-й ранг) — Мелкие пакостники, вроде искусителей-новичков.

Имбы (2-й ранг) — Духи раздора, сеющие мелкие конфликты.

Губители (3-й ранг) — Демоны болезней и несчастных случаев.

Искусители (4-й ранг) — Мастера обмана и манипуляций.

Мучители (5-й ранг) — Специалисты по долгим и изощрённым пыткам.

Владыки (6-й ранг) — Управляют целыми уровнями страданий.

Архидемоны (7-й ранг) — Командуют легионами, приближённые Князей.

Князья Грехов (8-й ранг) — Воплощения смертных пороков.

Верховные Тьмы (9-й ранг) — Те, кто стоит у истока самой Бездны.

— Чем выше ранг, тем больше у демона доступа к Законам, — пояснил Асмодей. — Но и тем больше он зависит от своего «топлива».

— Ты, например, — Малина ткнула указкой в Василия, — впитываешь Законы, как губка, но не умеешь их контролировать. Потому что у тебя нет ранга. Ты — халявщик в платном клубе.

— А если я получу ранг? — хрипло спросил Василий.

Асмодей ухмыльнулся.

— Тогда ты станешь частью системы. Но сначала тебе нужно выбрать, каким грехом ты хочешь питаться…

— Или, — добавила Малина, — взорваться, как переполненный котёл. Оба варианта забавны.

Борис, внезапно проснувшись, зевнул:

— Можно я буду демоном Лени?

— Ты уже им стал, — вздохнула Серафима.

Борис дёрнул лапой, издавая звук, похожий на «мррр-адь!», будто ловил невидимого беса-мыша.

Серафима вздохнула ещё глубже (а это было серьёзное достижение для падшего ангела) и нерешительно подняла руку:

— А… у меня вообще есть эта… «валюта»?

Асмодей закатил глаза так сильно, что они на мгновение показали ему его же собственный мозг, и снисходительно протянул:

— Дорогая, ты буквально ходячий «премиум-аккаунт». Ты могла бы черпать силу из разочарования, гнева на Бога, тоски по потерянному раю… Но нет, ты предпочитаешь сидеть и вздыхать, как школьница, забывшая дома списать домашку.

Василий медленно опустил голову на парту с таким стуком, будто в неё вбили гвоздь.

— Я… всё равно ничего не понял.

Малина провела языком по клыкам, а её указка внезапно превратилась в раскалённый докрасна прут.

— Ничего страшного, — прошипела она, и в её глазах вспыхнули искры. — Практика будет…очень наглядной.

В этот момент Борис перевернулся на спину, обнажив пузо — универсальный знак «я не при делах, но мне комфортно», Серафима инстинктивно прикрыла лицо руками, вспомнив, что значит «интенсивная практика» в Аду, Асмодей достал откуда-то блокнот с надписью «Конспекты пыток» и начал листать с довольным видом, Василий просто застонал, потому что его голова теперь светилась в такт пульсации Закона Гнева.

За окном завыл ветер, принося запах серы и далёкие крики грешников, которые, как оказалось, учились ещё хуже, чем они.

— Начнём? — сладко спросила Малина, и пламя на её указке вспыхнуло ярче.

Василий поднял голову и увидел, что «доска» теперь покрылась надписями «Примеры наказаний за нерадивость» с очень… наглядными иллюстрациями.

— …а можно я просто взорвусь? — тихо спросил он.

— Нет, — хором ответили Асмодей и Малина, а Борис, снова погрузившийся в сон, мотнул головой, будто поддерживая их.

Урок продолжился.

Асмодей постучал обугленной указкой по доске, оставляя дымящиеся следы.

— Итак, подведём итоги, — он кхмкнул, неловко покраснев. — Феномен Василия в том, что его душа научилась всасывать Законы, как губка, прямо из окружающего пространства. Именно поэтому он смог… э-э-э…

— Перетрахать Люциллу в её же тронном зале, — сухо закончила Малина, поправляя очки, которые тут же покрылись трещинами от её сарказма. — И теперь, чтобы его не разорвало на греховные атомы, у нас два варианта:

Найти его оригинальное тело, что займёт столько времени, что Ад успеет замёрзнуть.

Привязать его душу к ещё одной живой душе.

— Сделайте уже что-нибудь, — простонал Василий, сжимая голову, в которую теперь можно было засунуть пальцы на полтора сантиметра.

Малина склонилась над ним, изучая его состояние с видом учёного, рассматривающего особенно любопытный экземпляр плесени.

— Твоя душа и так привязана к Борису, это компенсирует притяжение Чистилища…

— Но? — хрипло спросил он, изо всех сил стараясь не превратиться в полупрозрачное желе.

— Но после прохождения через смерть Чистилище начало тянуть тебя с силой двух голодных бесов на распродаже душ.

В этот момент Серафима вдруг вскочила, хлопнув крыльями так, что Бориса сдуло с парты прямиком в стену.

— Я поняла! — воскликнула она с энтузиазмом, который обычно предвещал либо гениальное решение, либо катастрофический провал.

— Вот и славно, — Малина махнула рукой, словно разрешая подопытному кролику самому выбрать способ приготовления.

Не успел Василий спросить: «Что ты поняла?», как Серафима схватила его за руку и потащила прочь с энергией демона-грузчика.

— Постой! — Асмодей нахмурился. — Ты хотя бы поняла, что нужно…

— Она пока еще ни разу не облажалась, — перебила Малина. — Доверься.

Асмодей открыл рот, но тут из коридора донеслось:

Громкое «А-а-а-а!» Василия

Звук падающего тела

Подозрительное «Чмок»

…и тишина.

— …Надеюсь, она не сделала чего-то идиотского, — пробормотал Асмодей, прислушиваясь.

— Гораздо более идиотского, чем твои обычные планы? — Малина приподняла бровь.

Где-то вдали зазвучали адские фанфары или просто крики грешников. В Аде разница невелика.

Тем временем в дальней комнате…

Серафима швырнула тело Василия на кровать с такой силой, что деревянный каркас треснул. Её крылья распахнулись, отрезая их от внешнего мира тенью, густой, как чернила.

— Ты… что задумала? — Василий хрипло выдохнул, пытаясь приподняться на локтях, но его руки проваливались в матрас, словно сквозь дым.

— То, что должно было случиться ещё в Пустоши, — её голос звучал твёрдо, но в нём дрожали отголоски чего-то древнего — может, стыда, может, решимости.

Она наклонилась, и в её глазах вспыхнул свет — не адский, не человеческий, а тот самый, что когда-то освещал бесконечные залы Рая.

— Ты спас меня тогда. Теперь моя очередь.

Прежде чем он успел моргнуть, её губы коснулись его лба.

Василий ахнул, его тело выгнулось, кожа на мгновение вспыхнула, как пергамент, поднесённый к огню. Где-то в груди что-то щёлкнуло — будто замок, который наконец-то открылся.

Серафима медленно спускалась вниз, оставляя поцелуи, как путевые метки на ключице, месте, где когда-то билось сердце, груди, где теперь пульсировала мутировавшая душа и животе.

Когда она достигла бёдер, её крылья дёрнулись — несмотря на распад, его тело откликалось, как живое. Тёплое. Нуждающееся.

— Ты… — она смущённо отвела взгляд от его возбуждения, — даже сейчас…

Но прикоснуться к нему она не могла. Пальцы проходили сквозь плоть ниже живота, как сквозь туман, оставляя лишь мурашки на своей собственной коже.

Вспышка памяти: Пустошь, её собственная тающая форма, и Василий, впихивающий в неё душу грешника, словно кусок раскалённого угля в снег.

— Так… — прошептала она.

Одним движением она достала из складок платья душу — маленький, пульсирующий шар, завёрнутый в обрывки молитв.

— Открой рот, — приказала она, и он повиновался, ещё не понимая.

Душа скользнула внутрь, и тело Василия вдруг стало плотным, твёрдым, настоящим. Он вскрикнул — не от боли, а от неожиданности, что всё ещё может что-то чувствовать.

— Лучше? — спросила Серафима, уже зная ответ.

Он кивнул, глаза прояснились.

Этого хватило.

Быстро, слишком быстро для ангела, она скинула трусики — чёрные, кружевные, абсурдно элегантные среди этого хаоса — и оседлала его, не дав опомниться.

— Мы… мы же должны… — он попытался запротестовать, но её палец легонько прижал его губы.

— Молчи.

Она начала двигаться — медленно, будто боялась раздавить, но с каждым движением увереннее. Её бёдра прижимались к нему, кожа к коже, дыхание смешивалось, становясь одним.

— Ты такой… тёплый…

— Держись за меня… вот так…

— Чувствуешь? Это я… только я…

Василий застонал, его пальцы впились в её бёдра, оставляя синяки, которые тут же исчезали. Боль отступала, уступая место чему-то простому, почти человеческому.

Где-то за спиной Серафимы её крылья трепетали, расправляясь всё шире, пока не коснулись стен. Они медленно чернели по краям, словно серый картон, подожжённый с углов.

Она наклонилась, прижавшись грудью к его груди, и прошептала прямо в губы:

— Теперь ты мой. Как я — твоя.

И в этот момент что-то щёлкнуло уже в ней самой — будто замок, который она сама не заметила, наконец сломался.

Где-то в коридоре Малина вдруг закашлялась и демонстративно закричала:

— Эй, вы там хоть предохраняйтесь! А то мало ли что у него сейчас вместо спермы!

Но они уже не слышали.

Когда волна наслаждения накрыла их, Серафима прижалась губами к его груди — туда, где должно было биться сердце.

Её крылья сомкнулись вокруг них, создавая кокон из перьев, которые теперь на кончиках почернели, будто обугленные.

— Ох, бля… — Василий схватился за голову, и его голос расслоился на два: человеческий хрип и демонический рёв.

И тогда —

— его душа рассыпалась.

Не как песок.

Не как пепел.

А как древний пергамент, который наконец прочитали до конца.

Серафима застыла, её руки всё ещё сжимали пустое пространство над кроватью, где секунду назад было тело. Её крылья медленно опали, беспомощно шлёпнувшись на простыни.

— …Что?

Тишина.

Не просто отсутствие звука — а всепоглощающая, густая, как вата в ушах утопленника.

Где-то в коридоре скрипнула дверь.

Потом — шаги.

Медленные.

Знающие.

Серафима не обернулась. Она знала, кто это.

За её спиной раздался голос Малины:

— Ну что, ангелочек… Похоже косячить ты умеешь не хуже нас.

И где-то в пустоте между мирами зазвучал смех Асмодея — звонкий, как падающие монеты, и холодный, как пустые сундуки.