Удовольствие, приди! Том 1

Глава 21

Коридор, который, казалось, должен был когда-нибудь закончиться, упорно не заканчивался.

Стены, украшенные гобеленами сомнительного содержания, представляли собой настоящую энциклопедию демонического хулиганства. На одном полотнище пышнотелая суккуб в позе лотоса демонстрировала асаны, которые не значились ни в одном йога-трактате — разве что в запретном разделе «Камасутры для особо гибких». Рядом висел гобелен с трогательной сценой: юный бесёнок, прикрываясь хвостом, краснел, читая любовную записку, в то время как его рогатая бабушка с укоризной качала головой — судя по всему, недовольная не содержанием послания, а разве что орфографическими ошибками.

Особого внимания заслуживала композиция «Охота на единорога», где вместо традиционных копий и луков демоницы использовали… несколько иные методы поимки мифического зверя. Василий на секунду задержал взгляд на сцене, где розовогривый скакун с глуповатой улыбкой позволял надеть на себя уздечку из кружев, и поспешно перевёл глаза на следующий экспонат.

— А это что за…?

— О, классика! — оживился Борис — Суд Париса, демоническая версия. Только вместо яблока раздора тут…

— Я понял, я понял! — поспешно перебил Василий, наблюдая как три фигуры на гобелене ожесточённо боролись за какой-то фаллический предмет.

— Ну ты хотя бы обрати внимание на детализацию! — не унимался кот, тыкая лапой в вытканные золотом узоры — Видишь, как искусно передана фактура рогов у судьи? И перья на…

— Мне кажется, мы должны сосредоточиться на поисках выхода, — твёрдо заявил Василий.

Еще один гобелен приковывал взгляд неестественной живостью изображения. На нем Люцилла восседала на ложе из сплетенных тел, но в отличие от своего тронного зала — эти тела явно наслаждались происходящим. Ее серебристые волосы обвивали фигуры придворных, как змеи, то лаская, то слегка душа. В одной руке она держала бокал с вином, цветом напоминающим загустевшую кровь, в другой — свиток с поэмой, чьи строчки буквально плавали в воздухе, обвиваясь вокруг ее запястий.

— О, это же Бал в Версале! — фыркнул Борис, — Только вместо Людовика XIV — наша дорогая хозяйка. Обрати внимание на детали.

Василий нехотя рассмотрел, что «придворные» на гобелене — это запечатленные в момент экстаза души, чьи лица отражали странную смесь блаженства и муки. А в углу картины маленький демон-художник с мольбертом старательно зарисовывал сцену, периодически облизывая кисть с явным удовольствием.

— Это… автопортрет? — догадался Василий.

— Ну конечно! — Борис мурлыкнул, — Люцилла, наверное, обожает, когда ее изображают. Особенно вот так… детально.

Действительно, ткань мастерски передавала перламутровый блеск ее кожи, а золотые нити создавали иллюзию, что ее глаза вот-вот оживут и удержат взгляд смотрящего. Но самое пугающее — это выражение ее лица: мягкая улыбка, полная нежности, но с тенью такой глубинной, первобытной жестокости, что становилось ясно — эта демоница может разорвать тебя на части, цитируя при этом сонеты Петрарки.

Василий поспешил отвести взгляд, но было поздно — образ уже въелся в сознание. Теперь он точно знал: если Люцилла и устраивает «романтические ужины», то главным блюдом там явно будет не жаркое.

— Откуда у тебя вдруг появились такие глубокие познания в искусстве? — решил отвлечься от гобеленов Василий.

— Искусство — это просто, Василий. Вот смотри: если картина вызывает вопросы — это "глубокомысленно". Если хочется сжечь её и забыть — "провокационно". А если демоница изображена в неестественной позе с тремя бесёнками на голове — это "аллегория".

— Тогда тебе стоит с такой же легкостью найти выход, — заявил Василий, потирая поясницу (последствия недавнего боя с князем давали о себе знать), — или я действительно начну ломать стены.

— Ты это уже говорил.

— И я не шутил.

— Ага, только вот в твоём нынешнем состоянии ты и от подушки отбиться не сможешь, — зевнул кот, умывая лапой усы.

— Спасибо, что напомнил, — буркнул Василий, сжимая кулаки. Он не мог вспомнить, как сражался, но чувствовал, что раньше был способен на многое.

В этот момент пол под ними внезапно разошёлся с театральным скрипом, будто ждал идеальной реплики для своего появления.

— А вот и первая ловушка! — обрадовался Борис, падая в темноту. — Наконец-то что-то интересное!

Они приземлились на что-то мягкое. Очень мягкое.

— Это… подушки? — Василий осмотрелся, выплевывая перо.

Да, огромная яма была устлана десятками пуховых подушек с вышитыми на них угрожающими надписями: «Смерть нежна», «Умри с комфортом» и «Акция: вторая смерть бесплатно».

— А что, похоже на копья? — поинтересовался Борис, утопая в перине и растягиваясь, будто на курорте.

— Похоже, их заменили на ортопедические матрасы, а сверху накидали подушек, — Василий нажал на пружинящую поверхность. — Или… это какая-то извращенная демоническая шутка?

— Как мило, — проворчал кот, переворачиваясь на спину. — Даже умереть не дадут по-настоящему.

— Может, это не ловушка, а гостеприимство?

— Тогда где мини-бар?

— Действительно.

Выбраться оказалось просто — Василий подбросил Бориса вверх, кот ухватился за край ямы, а затем вытянул хозяина с помощью одного из гобеленов, не забыв про комментарий:

— Ладно, теперь я официально твой спаситель. Напоминаю, что мой гонорар — две рыбки в час.

— А если я не знаю, где взять рыбу?

— Тогда отрабатывать будешь почёсываниями за ухом.

Василий вздохнул, но промолчал. В конце концов, если у него и оставалось хоть что-то, кроме потерянной памяти, так это кот с непомерными аппетитами.

Коридор наконец привел их к массивной дубовой двери, украшенной бронзовыми шипами в форме вопящих лиц. Василий уже собирался толкнуть ее плечом, когда дверь сама распахнулась с жутким скрипом, открывая круглую комнату, напоминающую тренировочную арену для особенно кровожадных гладиаторов.

Стены были испещрены глубокими царапинами от когтей и заляпаны чем-то темным, что Василий предпочел не идентифицировать. В центре, на грубо сколоченном пне (видимо, вместо трона), восседал огромный рогатый демон с топором размером с дверь. Его глаза пылали адским огнем, а из ноздрей вырывались клубы серного дыма.

— КТО ПОСМЕЛ НАРУШИТЬ ПОКОЙ СВЯЩЕННОГО… — начал он громоподобным голосом, но вдруг замолк, заметив Бориса.

Кот уставился на демона с невозмутимым видом, будто оценивая его на предмет удобства для лежания. Демон замер, его горящие глаза вдруг наполнились теплым сиянием, а топор с грохотом упал на пол.

— …Котик? — его голос внезапно стал на две октавы выше.

— Мур, — Борис вильнул хвостом, делая вид, что случайно трется о копыто демона.

Через минуту грозный страж уже сидел на полу, умильно чесал Борису за ухом и бормотал:

— А кто у нас самый пушистый? Кто самый мурчательный?

Василий только покачал головой, наблюдая, как некогда грозный демон тычется мордой в кошачий живот.

— Ты просто унижаешь всех демонов одним своим существованием, — заметил он.

— Это не моя вина, что даже среди демонов есть кошатники в душе, — флегматично ответил Борис, переворачиваясь на спину, чтобы демон почесал и там.

В итоге охранник сам проводил их к потайной двери, сунул Борису медальон с гравировкой «Самый лучший демонский друг» и даже махнул вслед платочком, смоченным в чем-то подозрительно похожем на слезы.

Новый коридор привел их к узкому подвесному мосту, перекинутому над зияющей пропастью, откуда доносились душераздирающие стоны. На другом конце виднелась массивная дверь с криво прибитой табличкой «Выход (возможно)».

— О, классика! — Василий шагнул на скрипучие доски.

Тут же из темноты вылетели десятки окровавленных кинжалов, свистя смертоносной мелодией. Борис ловко увернулся от первого лезвия, и они бросились вперед, петляя между летящими клинками, как герои дешевого боевика. Василий поскользнулся на луже чего-то липкого и инстинктивно схватился за один из кинжалов, вонзившихся в перила. Дерево треснуло, мост затрясся и с жутким скрипом рухнул в пропасть.

Но вместо ожидаемого падения они мягко опустились на огромный батут, натянутый внизу. По периметру красовалась неоновая вывеска: «Прыгай веселее! Смерть подождет!»

— Серьезно? — Василий отряхнулся, выныривая из батутного покрытия.

— Может, это тренировочная зона для демонов-новичков? — предположил Борис, подпрыгивая. — Типа, «курс молодого палача».

— Кто знает, Боря... кто знает...

Дверь за батутом привела их в небольшую комнату, целиком выложенную черными зеркалами. В центре стояло одно — огромное, в резной раме, испещренной демоническими рунами. Василий скептически разглядывал надпись:

«Только тот, кто признает свое истинное желание, пройдет дальше».

— Опять эти дешевые демонические психологические тесты, — фыркнул Борис. — Надеюсь, там хотя бы нет навязчивой рекламы.

Но стоило им приблизиться, как зеркало затянулось дымкой, а затем в нем проступили образы. Василий с недоумением рассматривал свое отражение — он стоял на складе, заваленном банками с надписью «Лакомство для повелителей тьмы».

— Что за бред?! — возмутился он. — Я вообще-то адвокат!

В его голове прозвучал спокойный голос:

— Истинное желание не связано с имиджем.

Тем временем Борис с интересом разглядывал свое отражение — он восседал на троне из тысяч демонов, которые чесали ему живот и хором мурлыкали гимны, в то время как один особенно рьяный бесенок подавал ему виноград, как античному императору.

— Ну, это более-менее правдоподобно, — заметил Василий.

Внезапно зеркало треснуло с громким звоном, пропуская их дальше.

— Почему оно сломалось? — удивился Борис.

— Наверное, не выдержало твоего самомнения, — вздохнул Василий, шагая в образовавшийся проход.

— Или просто осознало, что мои желания слишком велики для этой вселенной, — важно заключил кот, следуя за ним.

Последняя дверь распахнулась перед ними, открывая величественный готический зал с витражами, на которых вместо святых были изображены грешники в весьма компрометирующих позах. Высокие своды украшали живые (или не очень) люстры из сплетенных тел, а в центре зала, подвешенная на цепях, болталась сама Люцилла. Ее серебристые волосы беспорядочно свисали, а роскошное платье выглядело так, будто через него проехался отряд особенно буйных беснят.

— Ну вот, — вздохнул Борис, осматривая сцену. — И кто теперь будет достраивать замок? Эти строители вечно бросают работу на этапе «повесить хозяйку на цепи».

В этот момент из тени вышел Лапулус — высокий, худой дворецкий с лицом, напоминавшим недовольную мумию, которую только что разбудили среди ночи. Его истрёпанный фрак когда-то, видимо, был черным, но теперь больше походил на цвет разочарования.

— Потрясающе, — произнес он, разглядывая их сквозь монокль, который тут же выпал у него из глазницы. — Вы прошли все ловушки и остались живы. Как?

— А они что, действительно угрожали нашей жизни? — удивился Василий, смахивая с плеча перо от одной из "смертельных" подушек.

Лапулус замер, его высохшие губы подрагивали.

— …Вы шутите?

— Ну, давай посчитаем, — начал выпускать когти Борис. — Яма с ортопедическими подушками… демон-охранник, который оказался фанатом котиков… батут вместо смертельной пропасти… зеркало, которое сломалось от обаяния…

Дворецкий побледнел.

— О нет.

— О да, — кивнул Василий. — Кто-то явно напортачил с настройками этих чертовски "смертельных" ловушек. Случаем, не подрядчик?

Лапулус схватился за голову так сильно, что чуть не оторвал себе ухо.

— Я убью этого идиота! Нет, сначала заставлю переделать все ловушки! Нет, сначала заморю голодом! Нет…

А в это время Люцилла, всё ещё висящая на цепях, слабо пошевелила пальцами ног.

— Эй, а может, сначала её снимете? — предложил Борис, указывая хвостом на демоницу.

— О, точно! — Лапулус хлопнул себя по лбу, отчего поднялось небольшое облачко пыли. — Я совсем забыл!

Затем он вдруг выпрямился, эффектно распахнул свой фрак и принял позу, которая, видимо, должна была выглядеть зловещей, но больше напоминала статую «Дворецкий с радикулитом».

— Да, вы раскрыли мою ужасную тайну! — провозгласил он, неестественно закатывая глаза. — Я предал свою госпожу и пленил её, чтобы самому стать новым Владыкой Скорби! Му-ха-ха-ха! — Его смех больше походил на приступ астмы.

Василий и Борис переглянулись.

— Ты это видел? — шёпотом спросил Борис.

— Видел, — кивнул Василий. — Он даже бровью повёл для драматичности. Только переиграл.

— Прямо как в тех дешёвых спектаклях, где злодей смеётся «Му-ха-ха» и потирает руки, но забывает, что в руках у него бутерброд с колбасой.

Лапулус нахмурился.

— Я… э-э… слышу вас!

— Ой, простите, — Василий сделал наигранно испуганное лицо. — Мы просто в ужасе от твоего… э-э… коварного плана. Особенно от той части, где ты заковал свою госпожу в цепи.

— Да, прямо мурашки по спине, — добавил Борис, демонстративно почесав за ухом. — А может, ты сначала её снимешь, а потом продолжишь свой злодейский монолог? А то она уже начала раскачиваться, как маятник. Гипнотизирует.

Лапулус зарычал (или попытался — получилось скорее как у обиженного мопса).

— ХВАТИТ! — он резко выпрямился, отчего что-то хрустнуло у него в спине. — Раз уж вы здесь, мне придётся вас устранить! Чтобы никто не узнал правды!

— О нет, только не это, — вздохнул Василий. — Ладно, Борис, давай удирать.

— А почему бы тебе не использовать свои способности? — зашипел кот.

— КАКИЕ СПОСОБНОСТИ?!

В этот момент в голове Василия что-то дрогнуло. Вспышка. Золотые часы… Руны… Пространство, подчиняющееся его воле…

— А-а-а-аргх! — он схватился за голову, споткнулся о собственную ногу и…

ХРУСТ.

Лапулус, не успев затормозить, врезался в него на полном ходу, и что-то твёрдое и тёплое осталось у него в руках.

Наступила мёртвая тишина. Даже Люцилла перестала раскачиваться.

Борис замер, его хвост взъерошился.

Лапулус медленно посмотрел вниз.

В его руках была… рука Василия. Настоящая. Ещё дёргающаяся.

— Ой.

Все разом повернулись к противоположной стене, где Василий, теперь уже без одной конечности, мирно торчал в камнях, без сознания, но, кажется, всё ещё дыша. Его оставшаяся рука судорожно подёргивалась, будто пытаясь что-то написать в воздухе.

— Ну… — Борис почесал нос. — Поздравляю, ты только что установил новый рекорд по скорости увольнения.

Лапулус осторожно потрогал руку, затем посмотрел на Бориса.

— Она… она отрастёт, да?

— О, конечно, — кивнул кот. — Примерно через… ммм… никогда.

Лапулус побледнел так, что его кожа приобрела оттенок выцветшего пергамента. Дрожащими руками он осторожно потрогал оторванную конечность, будто надеясь, что это окажется розыгрышем.

В этот момент цепи, удерживающие Люциллу, натянулись как струны, а затем лопнули с звуком рвущейся ткани мироздания. Все взгляды резко поднялись вверх, где демоница уже парила в воздухе, её серебристые волосы колыхались, будто живые, образуя нимб из жидкого металла.

— Лапулус… — её голос звучал тише шелеста крыльев мотылька, но от этого становился только страшнее. Каждое слово обжигало, как капля расплавленного свинца. — Ты… ОТОРВАЛ ЕМУ РУКУ?!

— Госпожа, я клянусь родовым склепом! — его голос сорвался на визгливую ноту. — Это был несчастный случай! Он сам бросился под меня!

— НЕСЧАСТНЫЙ СЛУЧАЙ?! — её смех прозвучал, как звон разбивающихся зеркал.

Борис грациозно отпрыгнул в безопасный угол, прихватив по пути оторванную руку.

— Знаешь, Лапулус, — прошептал он, пока Люцилла медленно опускалась, словно падающий лист. — Я бы на твоём месте уже бежал. Причём не в сторону выхода, а прямо сквозь стены. Желательно в несколько измерений сразу.

Дворецкий метнул взгляд на разъярённую владычицу, затем на торчащего из стены Василия и в его глазах вспыхнуло озарение отчаявшегося.

— …Я увольняюсь! — он швырнул на пол свой монокль (который, к удивлению, не разбился) и бросился к ближайшему витражу, покрытому изображением грешников.

Люцилла даже не шелохнулась, наблюдая, как её бывший дворецкий врезается в стекло и… проваливается сквозь него. Она лишь вздохнула и жестом заставила тени аккуратно извлечь Василия из стены. Его тело безвольно повисло в воздухе, а рука… рука всё ещё сжималась в кулак, будто даже в бессознательном состоянии он готов был драться.

— И как теперь его чинить… — демоница провела пальцами по культе, заставляя плоть временно перестать кровоточить. Её брови сдвинулись в редком выражении растерянности.

Борис подсунул ей оторванную конечность:

— А в старых демонических гримуарах не пишут, что, например, можно пришить золотыми нитями при лунном свете. Или… — он задумался, — на крайний случай, залатать скотчем? У вас же магический наверняка есть?

Люцилла посмотрела на кота так, будто пересматривала своё решение не превращать его в коврик для ног.

— …Иногда я забываю, почему решила терпеть тебя, — пробормотала она, создавая из тьмы подобие носилок для Василия.

...

Перед Василием возник… он сам. Но не нынешний, растерянный и однорукий, а тот, что помнил. Версия из прошлого — с тем же саркастичным прищуром, но с глазами, в которых читалась усталость десяти тысяч лет. Его двойник носил плащ, сотканный из теней, а на руке мерцал странный артефакт — не то часы, не то компас.

— Проснись, — сказал двойник голосом, который звучал как эхо в пустом соборе. — Ты же знаешь, как это делается.

Его рука (целая, невредимая) протянулась вперёд, и пространство вокруг затрепетало, как страницы книги на ветру…