Удовольствие, приди! Том 1

Глава 3

Воздух в баре «Последний Глоток» казался густым, как сироп из грехов и отчаяния, пропитанный запахом пережаренного мяса и селедочного самогона, который, складывалось впечатление, мог растворить не только печень, но и остатки здравого смысла. Василий, теперь уже с рогами, больше напоминающими сломанные вешалки, и Борис, чья пушистая шерсть слегка дымилась после повторного падения в подземную комнату, переглянулись. Перед ними на столе лежал контракт Асмодея, испещренный рунами, которые шевелились, словно живые, и время от времени пытались укусить за пальцы.

— Ну что, Вась, — прошептал Борис, потирая лапой подбородок, — будем подписывать или придумаем что-то похитрее?

Василий медленно провел когтем по пергаменту, оставляя царапину, которая тут же затянулась, как рана на демоне после хорошей пьянки.

— Одно дело — подписать его контракт, другое — заставить его подписать наш, — ответил он, прикидывая, как бы сыграть на демонической самоуверенности.

Борис, не теряя времени, прыгнул на стойку, схватил салфетку (которая, судя по пятнам, успела побывать и в чьем-то напитке, и, возможно, в чьей-то крови) и начал царапать по ней когтем. Получившийся текст больше напоминал каракули пьяного паука, но суть была ясна: «Асмодей обязуется выдать аванс в размере 100 грешных душ, миску деликатесов для кота и не превращать подписантов в мебель до конца недели».

— Готово, — объявил пушистый, гордо тыча лапой в свое творение.

Асмодей, наблюдавший за этим с выражением лица человека, который случайно наступил на живого морского ежа, медленно поднял бровь.

— Это… что?

— Наш контракт, — важно пояснил Василий, размахивая салфеткой так, что с нее посыпались крошки. — Подпишешь — тогда и мы твой подпишем.

Демон склонился над салфеткой, его третий глаз сузился, пытаясь разобрать написанное, но безуспешно. Буквы плясали, сливались и местами просто исчезали, будто стыдясь собственной нелепости.

— Вы серьезно? — прошипел он. — Это даже не язык! Это… это хуже, чем почерк падшего ангела после десяти кругов ада!

— А ты попробуй прочитать вслух, — поддел его Борис, делая вид, что чистит лапу. — Может, так поймешь.

Асмодей закатил глаза (все три сразу) и сгреб салфетку в кулак, но тут Василий кашлянул и добавил:

— Ну, если боишься…

— Я?! Боюсь?! — голос демона взлетел на октаву, а где-то в углу зала лопнула бутылка с кровью грешников. — Да я за свою карьеру перехитрил столько душ, что если сложить их в кучу, получится гора выше твоего самомнения!

— Тогда в чем проблема? — Василий развел руками, изображая невинность, которой у него не было даже в прошлой жизни.

Асмодей замер, потом резко выдохнул пламя из ноздрей (что, видимо, было демоническим аналогом нервного смешка) и тыкнул пальцем в салфетку.

— Ладно! Но если это ловушка — я сделаю из вас не просто стулья, а унитазы!

Он подписался с таким размахом, что салфетка вспыхнула синим пламенем, но, к удивлению всех, не сгорела — видимо, магия контракта защитила ее.

— Теперь ваша очередь, — прошипел он, протягивая им свой пергамент.

Василий и Борис сделали вид, что внимательно изучают текст, хотя на самом деле просто искали самое красивое место для подписи. В конце концов, Василий мазнул когтем, а Борис оставил отпечаток лапы (слегка испачканный в селедочном жире).

— Отлично! — Асмодей потер руки, и в воздухе вспыхнули огненные буквы: «Аванс выдан». Из ниоткуда появился небольшой мешок, набитый чем-то шевелящимся, и миска, наполненная чем-то, что пахло одновременно райским нектаром и кошачьими консервами премиум-класса.

— Удачи на новом рабочем месте, — сладко проговорил демон, но в его глазах мелькнуло что-то зловещее.

— Спасибо, шеф! — Василий схватил мешок, Борис вцепился зубами в миску, и они поспешно ретировались, оставив Асмодея в приятном послевкусии после найма новых работников.

...

Прошло около десяти минут, прежде чем демон решил проверить, как его недавно вступившие в должность подчиненные осваиваются. Он поднялся наверх, в основной зал, ожидая увидеть Василия, моющего полы демонической шваброй, или Бориса, раздающего чертенятам проклятые закуски.

Но бар был пуст.

Точнее, не совсем. На стойке лежала та самая салфетка, теперь слегка обугленная, а рядом — крошечная записка, нацарапанная на обрывке пергамента:

«Спасибо за аванс! Кстати, пункт 4.3 нашего контракта (тот, который ты не смог прочитать) гласит, что мы имеем право на "творческий отпуск" в случае, если работа "не соответствует ожиданиям". А твоя — не соответствует. С уважением, Василий и Борис. P.S. Кот говорит, что селедочный самогон — отвратительный».

Асмодей застыл. Потом медленно, очень медленно, его лицо начало краснеть, пока не стало цвета лавы.

— МЕНЯ ОБМАНУЛИ… НА СОБСТВЕННОЙ САЛФЕТКЕ?!

Где-то вдалеке, уже за горизонтом, Василий и Борис синхронно чихнули.

— Кто-то вспоминает, — философски заметил кот, доедая кусочек деликатеса.

— Главное — чтобы не догнал, — пробормотал Василий, ускоряя шаг.

А в баре «Последний Глоток» в этот момент раздался звук, напоминающий взрыв ядерной бомбы, но с более демоническим акцентом.

Пустоши Нижних Миров расстилались перед ними, как гигантская, изъеденная язвами равнина — трещины в земле дышали серным паром, а небо, налитое густым багровым светом, казалось, вот-вот треснет по швам, обнажив что-то ещё более жуткое. Василий шёл впереди, его демонические когти впивались в рыхлую почву, оставляя за собой следы, которые тут же начинали дымиться, будто земля не выносила его нового обличья. Борис, устроившись у него на плече, неспеша вылизывал себя, изредка поглядывая на мешок с душами грешников, который болтался у Василия на поясе.

— Если мы свернём у этих скал, похожих на гнилые зубы, то, по идее, должны выйти к её чертогу, — прикидывал Василий, прищуриваясь.

— По идее, — флегматично отозвался кот. — Но в этом месте даже идеи имеют привычку сходить с ума.

Они уже собирались обогнуть очередной выступ, когда Борис вдруг насторожился, его уши резко встали торчком.

— Вась.

— Что?

— Вон там.

Василий повернул голову и замер.

Посреди пустоши, у подножия чёрного камня, лежала девушка.

Её тело было неестественно вытянуто, будто кто-то пытался нарисовать её на пергаменте, а потом смял и выбросил. Длинные, почти белые волосы растрепались по земле, сливаясь с пеплом, а кожа, бледная, как луна в мире без ночи, казалась полупрозрачной — сквозь неё проступали синие прожилки, словно корни ядовитого растения. Губы, потрескавшиеся и бескровные, слегка приоткрылись, будто в немом крике.

— Чёрт… — Василий бросился к ней, забыв на секунду, что сам теперь больше похож на черта, чем на спасителя.

Он опустился на колени, осторожно приподнял её голову. Тело было лёгким, как пустая оболочка, но в груди ещё теплилась слабая искра жизни — он почувствовал её своим новым демоническим чутьём.

— Она жива, — прошептал он.

— Пока что, — заметил Борис, подойдя ближе и обнюхав её руку. — Но ненадолго. Смотри — она иссохла, как мумия. В этом мире долго не протянет.

Василий нахмурился.

— У нас есть еда.

— У меня есть еда, — поправил его кот, прижимая лапу к миске с деликатесами. — И я не собираюсь…

— Борис, — Василий посмотрел на него, и в его глазах, несмотря на демоническую желтизну, мелькнуло что-то человеческое. — Она умирает.

Кот закатил глаза, но отступил в сторону.

— Ладно, ладно… Но знаешь, что будет лучше куска жалкой демонической рыбы?

Он ткнул носом в мешок с душами.

Василий замер.

— Ты предлагаешь скормить ей…

— Душу грешника. Да. — Борис сел, обхватив хвостом лапы. — Это как энергетик для демонов. Если она не совсем труп, это её поднимет.

Василий колебался лишь мгновение. Потом развязал мешок и засунул руку внутрь.

Там было… странно.

Души на ощупь напоминали что-то среднее между живым угрём и куском тёплого желе. Они извивались у него в пальцах, тихо поскуливая, словно щенки, которых несут топить. Он сжал одну покрепче и вытащил.

Душа грешника оказалась маленьким, дрожащим комочком сизого света, который пульсировал в его ладони, как испуганное сердце.

— Прости, — прошептал Василий, хотя не был уверен, кому именно он это говорит — душе, девушке или самому себе.

Он приоткрыл ей рот и вложил душу внутрь.

Сначала ничего не произошло.

Потом её горло содрогнулось — рефлекторный глоток.

И затем…

Её глаза открылись.

Не постепенно, не с проблеском сознания — а резко, сразу, словно кто-то щёлкнул выключателем.

Зрачки, узкие, как у кошки, расширились, вобрав в себя весь окружающий свет, а потом загорелись изнутри — сначала тускло, как тлеющий уголёк, а через мгновение ярче, пока не стали напоминать два крошечных солнца, запертых в глазницах.

Её губы, ещё секунду назад сухие и потрескавшиеся, вдруг налились цветом — густым, почти кровавым алым. Они дрогнули, приоткрылись…

И она застонала.

Но это не был стон боли.

Это был звук, от которого у Василия по спине побежали мурашки — низкий, глубокий, почти животный.

Её пальцы впились в его запястье с такой силой, что даже его демоническая кожа не выдержала — под ногтями выступила тёмная, густая кровь.

— Ох… — её голос был хриплым, словно она не говорила сто лет. — Что… это… было?

Василий попытался отстраниться, но она не отпускала.

— Душа грешника, — честно ответил он.

Её глаза загорелись ещё ярче.

— Дайте ещё.

— Что?

— Ещё! — она приподнялась, и теперь её лицо оказалось в сантиметре от его. Дыхание — горячее, сладкое, с привкусом чего-то запретного — обожгло его кожу. — Пожалуйста.

Борис фыркнул.

— Ну вот, Вась. Ты её разбудил. Теперь она тебя доест.

Но Василий уже не слушал.

Потому что девушка прижалась к нему всем телом, её губы скользнули по его шее, а пальцы впились в плечи так, что даже его демоническая выносливость дала трещину.

— Ещё одну… — прошептала она прямо ему в ухо. — И я сделаю для тебя… всё.

И в этот момент Василий понял две вещи.

Первое — они только что накормили кого-то, кто явно был не просто случайной путницей.

И второе — он, кажется, совершил ошибку.

Но было уже поздно.

Её зубы вонзились ему в шею.

Василий почувствовал это слишком отчетливо.

Сначала — лишь сладковатый укус в шею, почти приятный, как укол адреналина перед падением. Потом — волна тепла, разливающаяся от места, где её зубы впились в его плоть. Но затем...

Затем пришло осознание.

Она не просто кусала его.

Она высасывала.

Не кровь — его демоническую силу.

Ту самую, которую он с таким трудом отобрал у Малины. Ту, что пульсировала в его жилах, делая его больше, чем просто трупом с рогами.

— Стой... — попытался он вырваться, но тело не слушалось.

Мышцы ослабли, будто кто-то выдернул пробку из его внутренней энергии. Колени подкосились, и он рухнул на песок, а девушка, не отпуская хватки, теперь давила на него сверху своей грудью.

— Ммм... — она издала звук, похожий на урчание довольной кошки, если бы кошка была размером с пуму и пила через соломинку чью-то душу. — Какой... насыщенный...

Василий попытался оттолкнуть её, но руки, обычно способные согнуть железный прут, теперь дрожали, как у пьяницы на третьи сутки запоя.

— Борис... — хрипло позвал он. — Помоги...

Кот, сидящий в двух шагах, лениво доедал последний кусочек деликатеса из миски и лишь приподнял бровь.

— Ну не-е-ет, Вась. Ты сам её накормил — теперь разбирайся.

Но тут случилось нечто странное.

Девушка вдруг оторвалась от его шеи, её глаза, ещё секунду назад мутные от наслаждения, сузились в раздражённые щёлочки.

— Что за... — она провела языком по губам, будто пробуя на вкус что-то неожиданное. — Куда делась сила?

Василий, всё ещё слабый, но уже способный соображать, попытался понять, о чём она.

А потом до него дошло.

Потому что вся энергия, которую она хотела высосать из него, похоже, не исчезла.

Она... перераспределилась.

Конкретно — в одно место.

Место, которое сейчас напряглось до состояния, близкого к промышленному алмазу, и упиралось ей прямо в бедро.

Девушка посмотрела вниз.

Потом на Василия.

Потом снова вниз.

— Ты... серьёзно? — её голос сладко звенел, как пение сирены. — Вся сила ушла туда?

Василий попытался что-то сказать, но выдал лишь невнятное мычание.

— О, да ты просто сокровище, — она закатила глаза, но в них мелькнуло что-то... заинтересованное. — Ну что ж. Раз уж ты так щедро подготовился...

Её пальцы вцепились в пояс его штанов.

— ...Придётся забрать её по-другому.

Раздался треск от рвущейся ткани.

Борис, до этого равнодушно наблюдавший за происходящим, вдруг замер.

— Оу.

Девушка, не теряя времени, стянула с себя последнюю преграду — узкие, чёрные, как сама пустошь, трусики — и одним плавным движением опустилась на Василия.

— Мяяяяяяяяу, — протянул Борис, отодвигаясь на безопасное расстояние.

Василий хотел кричать. Хотел сопротивляться. Хотел хотя бы прикрыться руками.

Но его тело, преданное собственным демоническим инстинктам, уже решило за него.

Он взмыл в неё, как грешник в объятия рая, которого не заслужил.

Девушка закинула голову назад, её белые волосы рассыпались по спине, а губы сложились в оскал, больше подходящий хищнику, чем человеку.

— Да-а-а... — её голос дрожал, смешиваясь с хриплыми стонами Василия. — Вот так лучше...

Борис, сидя в стороне, методично вылизывал лапу.

— Ну, Вась, — философски заметил он, — как минимум, теперь ты буквально трахаешь проблемы, вместо того чтобы убегать от них.

Василий хотел ответить.

Очень хотел.

Но его рот был занят.

Её губами.

А всё остальное...

Всё остальное было занято кое-чем другим.

Последнее, что успел осознать Василий перед тем, как его демоническая форма начала распадаться, — это то, что он извергался с такой силой, будто в него вселился дух вулкана Кракатау. Девушка взметнулась над ним, ее тело выгнулось в неестественной, но откровенно эстетичной судороге, а из спины — с громким "ш-ш-ш-ш-ш" — развернулись крылья.

Белоснежные.

Ну, бывшие белоснежные.

Потому что теперь, под воздействием чего-то, что Василий в нее влил, они начали темнеть. Сперва — как бумага, подпаленная по краям. Потом — как молоко, в которое капнули чернил. И наконец — как грешная душа, осознавшая, что обратного пути нет.

— О-О-ОХ, ДА-А-А! — ее крик разорвал пустошь, и где-то в ответ завыли голодные тени.

Борис снова прервал свою трапезу.

— Ну, Вась, — медленно произнес он, — поздравляю. Ты только что буквально кончил так мощно, что превратил ангела в падшего.

Василий хотел ответить. Хотел пошутить. Хотел хотя бы материться.

Но его тело уже не слушалось.

Кожа, еще секунду назад синевато-серая и шершавая, начала светлеть, становиться прозрачной, как старый полиэтилен. Пальцы растворились первыми, потом руки, потом — все остальное.

— Бляяяяя… — успел прошептать он, прежде чем его голос превратился в эхо.

И затем — взрыв.

Не огненный, не кровавый. А… светящийся.

Василий разлетелся на миллион искр, которые тут же потянулись вверх, к багровому небу, будто его душу вызывали на ковер к высшим силам.

— БОРИС! — его голос донесся уже откуда-то сверху, словно из радиоприемника с плохим сигналом. — ЛОВИ МЕНЯ В МЕШОК И НАХУЙ БЕГИ К МАЛИНЕ! ОНА ЕДИНСТВЕННАЯ, КТО МОЖЕТ ЭТО ИСПРАВИТЬ!

Кот вздохнул, отшвырнул пустую миску, подхватил мешок (который, к счастью, еще оставался на месте) и ловко подпрыгнул, раскрыв его навстречу потоку света.

Плюх.

Душа Василия оказалась внутри.

Мешок дернулся, затрясся, потом затих.

Борис завязал его покрепче и повесил себе на шею, как амулет.

— Ну и день… — пробормотал он.

Девушка (теперь уже точно падшая) опустилась рядом, ее новые, серые крылья беспокойно шевелились. Она смотрела на кота с выражением, в котором смешались шок, благодарность и легкое недоумение.

— Ты… — начала она.

— Че смотришь? — перебил ее Борис, раздраженно махнув лапой. — Пошли. За помощь нашу отрабатывать будешь.

— …Что?

— Ты теперь падшая, — терпеливо объяснил кот, будто говорил с ребенком. — А это значит, что у тебя долг чести. Или там… долг тьмы. Короче, будешь помогать нам вернуть Васю в норму, а потом — может быть — я разрешу тебе его снова трахнуть.

Девушка открыла рот, чтобы возразить, но Борис уже развернулся и засеменил прочь, по направлению к темным скалам, за которыми, как он помнил, должен был быть чертог Малины.

Она постояла секунду, потом взмахнула крыльями и последовала за ним.

— Как тебя вообще зовут-то? — спросил кот, не оборачиваясь.

— Серафина, — ответила она.

— Серьезно?

— Да, — она закатила глаза. — Родители были очень набожными.

— Ну, Серафина, — Борис прыгнул на ближайший камень и оглядел путь. — Теперь ты наша.

Мешок на его шее слабо дернулся, будто Василий пытался что-то сказать.

Но слова уже не имели значения.

Впереди был Ад.

Долги.

И одна очень разъяренная демоница, которая явно не ожидала, что ее «инвестиция» вернется в виде кота, мешка с душой и падшего ангела с очень специфическими потребностями.

Борис усмехнулся.

— Мяу, блядь.