Траурный эндшпиль

Глава шестая. Вереницы убийц

/12 мая 2022 года, г. Санкт-Петербург, станция «Крестовский остров»/

Замираю на месте и даю знак Шув.

— Т-с-с… — приложил я палец ко рту.

На поверхности было как-то шумно: кто-то стрелял одиночными, а ещё несколько раз прострекотал пулемёт.

— Это могут быть наши? — тихо спросила супер.

— Не должны, — покачал я головой. — Похоже, опять «попаданцы».

— Может, выйдем где-то ещё? — предложила Шув. — У этих есть огнестрел…

— Надо проверить, кого это к нам закинуло, — вздохнул я, опуская маску на лицо. — Осторожно ступай, тихой поступью.

Медленно поднимаемся по ступеням эскалатора на поверхность, а интенсивность стрельбы снаружи только нарастает.

Приближаюсь к фойе и сразу вижу большую группу людей, сидящих плотной кучей в центре, а вокруг них ходили какие-то солдаты в форме толи красноармейцев, то ли кого-то ещё.

— Стой! Кто идёт⁈ — увидел меня солдат с Мосинкой.

— Опусти винтовку, — сказал я ему. — Стрелять по мне не только бесполезно, но ещё и вредно для твоего здоровья. Кто такие будете?

— А ну стой! — примчался офицер с Наганом. — Оружие на землю!

Гражданские, одетые в архаичную одежду, откуда-то из 20−30-х годов, начали паниковать. Раздался выстрел в воздух.

— Всем успокоиться! — скомандовал офицер. — Ты кто такой⁈ Что это за место⁈

— Кто я такой? — ткнул я в свою грудь. — Дмитрий Верещагин. И это всё, что нужно знать обо мне, на данный момент. А вот ты кто такой? Представься.

— Штабс-капитан Шулебский! — представился офицер.

Это, как я понимаю, аналог капитана в Русской императорской армии. (1) Значит, беляки к нам нагрянули… Это всё осложняет. И, да, вижу, что красных звёзд нет, присутствуют погоны с четырьмя капитанскими звёздами и красной полосой, ну и чёрные усищи у него какие-то уж больно дореволюционные.

— В это будет очень сложно поверить, но вы оказались в другом мире, — привычно завёл я разъяснительную шарманку. — Сейчас двенадцатое мая две тысячи двадцать второго года и вам всем очень не повезло, что вы здесь оказались. Как я понимаю, вы уже столкнулись с нашими высококультурными горожанами — мы называем их зомби, а кто-то называет мертвецами или даже жмуриками. Они по умолчанию недружелюбны, поэтому вы правильно сделали, что открыли по ним огонь…

— Откуда ты вылез⁈ — выкрикнул офицер. — Что за бред сейчас несёшь⁈

— То место, откуда я вылез — это подземное метро, — сообщил я. — А о бреде — я уже сказал, что поверить будет сложно, но придётся, если хотите выжить в наших крайне жестоких к новичкам реалиях.

— Это какая-то провокация! — заявил штабс-капитан Шулебский. — Ты что, хочешь, чтобы я тебя расстрелял⁈

— Если попробуешь, тебе очень не понравится результат, — предупредил я его, опуская на лицо маску.

Но наша беседа была прервана рёвом, донёсшимся с улицы.

— Это чаржер, — сообщила Шув. — Лучше убрать его, пока он не ворвался внутрь.

— Глаголешь истину, беспутница, — согласился я. — Уйди с дороги, офицер…

Штабс-капитан попытался навести на меня свой Наган, но его остановил какой-то солдат с красным погоном, имеющим три поперечные полоски золотого цвета.

— Ваше благородие, по нему видно, что он что-то знает, — шепнул этот солдат. — Повремени, бога ради…

Мы же вышли на улицу, мимо двух десятков солдат, держащих оружие наготове, где увидели здоровенного раму, спешащего к нам на четырёх костях.

Это, как я понимаю, дальнейшее развитие классического рамы — морда его покрыта костяным наростом, закрывающим переднюю её часть, вдоль всей груди тоже толстый костяной нарост, а мышечной массы стало гораздо больше. Гора мёртвого мяса уже не может ходить на своих двоих, поэтому двигается на всех четырёх конечностях, что получается у неё довольно быстро…

— Как будем валить? — спросила Шув, вынимая из ножен свои гросс-мессеры. — В башку стрелять бесполезно, поэтому надо брать в ножи.

— Узри же, почему я лучше, чем ты, — усмехнулся я и побежал навстречу раме.

Сократив дистанцию до минимальной, я позволил раме замахнуться его здоровенным кулачищем, после чего прошёл под руку и палашом перерубил ему подмышку.

Резким рывком ухожу из-под туловища рамы и следующим движением протыкаю тыльную часть его правого колена, после чего отступаю на пару шагов и жду реакции этой твари.

Да, они не чувствуют боли, а может и чувствуют, но очень хорошо это скрывают, так как отрывание конечностей и кусков плоти не вызывает в них каких-либо острых эмоций, но руки и ноги им тоже нужны. Вот и раскачанный рама не мог больше орудовать правой рукой и опираться на правую ногу, поэтому рухнул на правый бок, после чего получил где-то десять сантиметров стали в затылок.

Прирост могущества был средней силы, что очень приятно.

— Вот так мы решаем проблемы, — улыбнулся я Шув, снимая маску. — Идём обратно к белякам.

Вернулись к входу на станцию метро и сразу начали наблюдать охреневшие лица императорских солдат и офицеров.

Тут, судя по погонам, есть сержантский состав, представленный в виде пяти единиц, а также офицерский состав, представленный в виде трёх единиц, причём один из них аж генерал.

— Что это за чудище? — спросил штабс-капитан Шулебский.

— Мы называем их рамами, — ответил я. — Но вы можете называть, как хотите. Хоть питерскими крепышами.

— Это Петроград? — вступил в разговор генерал с вычурными погонами, имеющими по две малые звезды.

— С кем имею честь? — спросил я.

— Генерал-майор Артамонов Николай Николаевич, — представился генерал.

Ростом он где-то метр восемьдесят, худой, возрастом не более пятидесяти лет, лицо холёное и лощённое, видно, что потомственное благородие, а изысканность его подчёркивается усами на манер Сальвадора Дали. Стрижен коротко, с пробором, волосы прилизаны и вообще, выглядит он так, будто прямиком со светского раута в наши вечно воюющие сами с собой палестины…

— Дмитрий Верещагин, вольный воитель, авантюрист и актёр, — представился я. — Не могу сказать, что рад вас здесь видеть, ведь обстоятельства, но я должен сказать вам пренеприятнейшую новость. Вы попали в очень сложную ситуацию, вам придёт неизбежный конец, ведь это не единственный рама в этом городе, если, конечно…

— «Если, конечно» что? — спросил генерал-майор.

— А вы не молоды для генерал майора? — поинтересовался я вместо ответа.

— Идёт война, — пожал тот плечами, а затем повторил свой вопрос. — «Если, конечно» что?

— Если я не решу, что вам надо обязательно помочь, — улыбнулся я. — Мне известно одно безопасное место, где вас могут принять, но ваше благополучие там будет зависеть от ваших политических взглядов.

— В ваших силах нам помочь? — спросил Артамонов. — И что это значит — «будет зависеть от ваших политических взглядов»?

— В моих, — подтвердил я. — А зависеть будет от того, как вы относитесь к марксистам и готовы ли принять их мировоззрение в качестве основного и единственного. Если нет — вы с ними не уживётесь.

— Что за марксисты? — недоуменно спросил генерал. — Кто это такие?

— Коммунисты? — задал я наводящий вопрос.

— Понятия не имею, о ком вы, — признался генерал.

— А, вот оно как… — изрёк я задумчиво. — Что ж, тогда это будет сюрпризом. Возможно, неприятным.

— Какие есть альтернативы? — спросил генерал.

— Остаться здесь и умереть, ведь район очень небезопасен, — улыбнулся я. — Или же попытать счастья у «Бригады» — сборища любителей изнасилований, жестоких убийств и кровавых забав. Вам у них не понравится.

— Вы можете отвести нас к этим «марксистам»? — спросил генерал.

— Могу, — ответил я. — Но вам придётся слушаться меня беспрекословно, ведь, ещё раз напомню, район очень и очень небезопасен.

— Мне нужно обдумать ваше предложение, — произнёс Артамонов и удалился к своим офицерам.

Забавно. Это он снисходит к моим предложениям… Повезло ему, что я решил не грабить их, на что с лёгкостью пошла бы Шув или ей подобные суперы.

— Чего ты на меня так смотришь? — недоуменно спросила Людмила.

— Ничего, — ответил я и отвернулся к солдатам.

Физиономии у всех рабоче-крестьянские, простые и понятные, нет этого великосветского лоска и презрения ко всем, кто ниже — говорят, что это презрение вырабатывается в первые годы жизни аристократом.

«Россия, которую мы потеряли», — подумал я.

То, что генерал-майор уже определил меня в существа простолюдинские, подлого происхождения, было понятно по его взгляду, изменившемуся сразу, как я с ним заговорил. Видимо, манера речи сильно отличается от той, к которой он привык, когда вращался в своих благородных кругах.

Мне всегда было интересно, кто эти люди, что придумали термины «сиволапый», «смерд», «быдло», «подлый люд» и им подобные? Это ведь не просто оскорбительные слова, а изначально термины, что предназначались для определения низшего сословия.

— И я бы посоветовал поторопиться с решением! — обратился я к генерал-майору. — Стрельба всегда привлекает зомби!

Первые вестники надвигающейся толпы мертвецов уже падали из окон и выходили из дворов. Наблюдения показали, что зомби вообще за любой кипеш, кроме голодовки. Если кто-то из мертвецов, по какой-то причине, вдруг пошёл куда-то, то остальные, дабы не упустить возможной халявы, спешно отправятся за ним. Так и создаются потоки межрайонных мигрантов, которые легко, на таком-то энтузиазме, могут покинуть город.

На канале «Питер познавательный» было два видео, в которых дрон следил за единственным зомби, которого сочли самым любопытным и наглядно продемонстрировали, как именно формируются орды. И это действительно было познавательно.

Я насчитал не меньше сорока солдат, часть из которых вернулась из соседнего здания, где они что-то искали.

— Братец, — обратился я к ближайшему солдату, ищущему что-то в сидоре. — Курево ищешь?

На вид ему лет двадцать, может, двадцать пять, ростом на голову ниже меня и худой какой-то. Из-под фуражки торчит залихватски закрученная копна волос. В экранизации «Тихого Дона», у Григория Мелехова, исполненного Петром Глебовым, была точно такая же копна из-под фуражки. Мода, видимо.

— Вроде оставалась махорка… — ответил тот, выкладывая на пластиковый стул свои пожитки.

— Угощайся, — протянул я ему пачку сигарет.

— А это что такое? — насторожился он.

— Почти как папиросы, но лучше, — ответил я. — Американские…

— Тогда благодарствую, — улыбнулся солдат. — Мериканское, надо ж.

— Тут такого полно, — ответил я ему. — Как звать?

— Никодимом назвали, — представился солдат. — Из Семёновых.

— Дмитрий, — представился я, прикуривая сигарету зажигалкой с пьезоэлементом. — Из Верещагиных.

Никодим смотрел на это с изумлением, но быстро взял себя в руки и старательно навесил на лицо нейтральное выражение.

— Это Петроград, да? — спросил вдруг солдат Семёнов.

— Санкт-Петербург, — поправил я его. — Две тысячи двадцать второй год от Рождества Христова. Далеко вас закинуло, но вы такие не одни.

— Правда, что ль? — удивился солдат, недоуменно разглядывая сигаретный фильтр.

— Ты кури, — поджёг я зажигалку. — А так, да, правда. Прошлого не вернуть, а будущее покрыто густым мраком — просто постарайся смириться, что назад уже не воротишься. Надо устраиваться в новом мире и здесь, если подумать, тоже можно жить. Если повезёт, то даже лучше, чем раньше.

Закурив сигарету, Семёнов начал обдумывать мои слова.

— Я чего подошёл-то? — будто бы спохватился я. — Откуда будете?

— На смотре стояли, — пожал плечами солдат. — Потом как почернело всё на миг, а затем сразу эти появились, грязные и вонючие которые, стало быть. Хрипят, рычат, нападают на всех… Я на штык одного, как положено, в точку, а он, стерва такая, не хочет умирать. Хорошо, что рядом Петруха был, он его прикладом по башке, а тот помер, стало быть. Эх, Петруха…

Подошёл ранее виденный сержант или кто-то вроде сержанта.

— Не изволите папироской угостить? — спросил он меня, после чего перевёл взгляд Семёнова.

Солдат всё понял и быстро удалился к своим соратникам по армейской пищевой цепочке.

— Старшина Аркадий Пасюра, — представился мой новый собеседник.

Вот этот точно походил на опытного солдата. Форма слегка потёрта, но в образцовом порядке, взгляд такой многоопытный, гладко выбрит, оружие держит по-особому, как может его держать только до мозга костей привыкший к нему человек…

— Угощайся, старшина, — протянул я ему пачку.

Чего нельзя отнять у сигарет — это умения облегчать установление социальных контактов. Вроде как и ничего такого, да? Просто подошёл человек и угостил или угостился сигареткой, а уже веский повод, чтобы завязать беседу. А то неудобно как-то — промолчать в ходе такого акта щедрости…

— Значит, ты здесь живёшь, да? — спросил Пасюра.

— Живу, — подтвердил я.

— А эта — тоже здесь живёт? — взглядом указал старшина на Шув.

— Тоже, — вздохнул я. — Чего хочешь-то?

— Того же, с чем ты подошёл к Семёнову, — пожал плечами Пасюра. — Сведения получить какие-нибудь, узнать, кто чем дышит и удостовериться, что ты генерал-майору липу не подсунул. А то всякое бывает.

— Бывает, — согласился я. — Всякое.

— Говоришь, марксисты какие-то тут есть? — спросил старшина.

— Есть, — подтвердил я. — Тут всякие есть. Но в основном зомби. Большая часть нынешнего населения города теперь составляют они.

— Теперь? — зацепился старшина.

— Полтора месяца назад всё это началось, — поведал я. — До этого жили не тужили, всё было хорошо, а у меня вообще отлично, если подумать, но потом в наш мир откуда-то пришла эта зараза, превратившая мирных людей в зомби. Кстати, если кто-то из вас укушен…

И я опомнился прямо очень вовремя. Среди гражданских началось какое-то копошение, а затем очень высоко и пронзительно закричала какая-то женщина.

Я бросился прямо в толпу и сразу же определил возмутителя спокойствия — среди гражданских лежали раненые солдаты, двое из которых уже усердно грызли вопящую женщину.

Вскидываю автомат и тремя одиночными заканчиваю дело.

Люди, до этого толкавшиеся и панически оравшие, замерли.

— Всем успокоиться! — выкрикнул я. — И вернуться на свои места! Старшина, распорядись убрать тела, чтобы не нервировать гражданских!

— Ты чего это раскомандовался⁈ — возмутился отошедший от шока штабс-капитан Шулебский.

— Лучше заткнись, — попросил я его. — Вы понятия не имеете, куда попали и по каким правилам теперь придётся жить. Хочешь оспорить моё лидерство — давай решим всё здесь и сейчас, шашка на меч, один на один.

Но Шулебский оказался не из тех отчаянных головорезов, которых совершенно не смутит картина расправы над убер-рамой.

— Ещё укушенные есть? — спросил я у старшины.

— Вон тот, что лежит, — указал он на третьего раненого.

Поднимаю АК-103 и делаю одиночный выстрел в голову раненому.

— Ты чего творишь⁈ — выкрикнул старшина.

— Привыкай, — вздохнул я. — Запомните! Кого укусит такая тварь — считай уже умер! Спасти его нельзя — только упокоить окончательно! Зарубите это себе на носу! Милосердие в их отношении подобно самоубийству! Чем раньше вы все это поймёте, тем больше у вас шансов выжить!

Я опустил сейчас тот факт, что даже если знаешь все нюансы современной жизни, шансы на уверенное выживание крайне низки…

— Я остановился на том, что зомби кусали случайных людей и превращали их в себе подобных, — продолжил я разговор со старшиной, будто ничего только что не происходило. — Любой укушенный — потенциальный источник заражения всей группы. В первый день этого никто не знал, поэтому врачи пытались им помочь, полиция пыталась задерживать заражённых…

В общем, я в общих чертах описал старшине то, что происходило в первые дни. Даже привёл примерные цифры, сколько людей погибло и что было в других странах.

— Нам, можно сказать, очень повезло, что у нас страна не самая населённая, — закончил я.

— А я раньше считал, что хуже войны не придумаешь, — вздохнул старшина.

— Ха-ха, ты ещё не всё видел, — засмеялся я грустно. — Но увидишь.

— Дим, мы долго ещё тут проторчим? — подошла Шув. — Я понимаю, что ты весь из себя крутой, но стреляли тут много…

У императорских верноподданных с собой пулемёт Максима, скорее всего, образца 1910 года, который они использовали для нейтрализации вон тех мертвецов, что лежат у подъезда жилого комплекса плотной кучей изрешеченных тел.

Они уже поняли, что лучше стрелять и бить по головам, поэтому все лежащие на асфальте зомби упокоены надёжно и окончательно…

— Сколько потребуется, — ответил я. — Бросать этих людей я не буду.

— Я и не предлагаю тебе бросить их, — тяжело вздохнула Шув. — За кого ты меня принимаешь?

— За бригадницу, — усмехнулся я.

— Я говорю, что надо поторопиться, — произнесла супер.

Но долго ждать ответа от целого генерал-майора Русской императорской армии не пришлось.

— Я согласен, — сообщил Артамонов. — Мы пойдём к твоим марксистам, кем бы они ни были.

— Тогда собирайтесь, — сказал я. — В походную колонну, оружие наготове, слушаться меня, как отца родного. Выходим через пять минут.

Время, чтобы искать транспорт, безвозвратно упущено, да и автобусов в городе не так много, как кажется обывателям, а ещё их порой хрен заведёшь, поэтому идти мы будем пешком. А то ещё футуршок, когнитивный диссонанс у путешественников во времени…

Повезло, что в том направлении, куда мы идём, сразу начинается парковая зона, через которую простирается Батарейная дорога — зомби много там быть не может.

Откуда-то с севера раздался звук реактивного двигателя, что вызвало панику среди гражданских и очень сильно напрягло солдат и офицеров.

— Причин для паники нет! — заявил я. — Это обычный военный самолёт! Не переживайте, всё в полном…

И в этот самый момент где-то в юго-западной части города что-то очень громко взорвалось.

— Это всего лишь авиационная бомба! — заверил я всех присутствующих. — И это отличный знак для нас! Без паники! Всё идёт так, как должно идти!

— Что ты такое говоришь?.. — гневно прошипел испуганный генерал-майор.

— У нас это в порядке вещей, — пожал я плечами. — Вам остаётся лишь принять это, как часть объективной реальности. Иначе вам не выжить.

Я уже привык, что в любое время суток в небесах может появиться очередной незваный гость нашего мира, который ещё не знает, что выполнить поставленную командованием боевую задачу он уже не сможет. Хуже, конечно, когда нас бомбит что-то из альтернативного будущего, но даже от фашистских артиллеристов бывает много проблем.

«Всегда знал, что Питер — это какое-то особенное место», — подумал я, ободряюще кивая генералу. — «За него отчаянно сражаются в сотнях миров…»

— Безумие… — констатировал генерал-майор Артамонов.

— … в котором вы теперь живёте, — дополнил я. — Идём дальше. Тут недалеко, на самом деле.

Прошли парк насквозь — мои ведомые охреневали от видов, ведь в парке есть американские горки, которые выглядят очень футуристично и необычно. Хотя больше их внимания привлекали брошенные коляски, опрокинутые тележки со сгнившим содержимым, а также прочие признаки минувшей цивилизации.

— Обратите внимание! — воскликнул я. — Газпром-арена! Здесь проводились самые знаковые матчи всё никак не желающего окончательно умереть российского футбола! Для тех кто не знает, футбол — это когда десять миллионеров пытаются отнять друг у друга мяч, а за всем этим наблюдают простолюдины, потратившие на это зрелище часть своей скромной зарплаты! Их никто не заставляет, но они упорно идут на матчи и смотрят, смотрят, смотрят!

Минут через тридцать, мы поднялись на западный скоростной диаметр, где началась самая опасная часть — узкое пространство, на которое свободно заходят зомби и даже Аид не знает, сколько их там сейчас. Мы с Шув прикончили пару десятков по пути сюда, но они появляются тут регулярно, будто это какая-то особо важная кормовая база для зомби.

— Отсюда можно пронаблюдать лишь незначительную часть красоты этого великого города! — вещал я с интонациями заправского гида. — Те странные коробочки замысловатой формы — это жилые дома. Да-да, там жили люди и у нас в порядке вещей, когда здания строят высотой в двадцать, а то и тридцать этажей! Открою вам секрет — у нас есть даже «Лахта-центр», восемьдесят семь этажей и четыреста шестьдесят два метра! Высочайшее здание Санкт… прошу прощения, Петрограда! С ума сойти можно, не думаете?

Дошли почти до самого конца мостовой части западного скоростного диаметра и я увидел неприятное, но вполне ожидаемое зрелище.

— А сейчас вы можете увидеть, как зомби, упавшие в Малую Неву, уносятся течением, — сообщил я своей невольной экскурсионной группе. — Увы, но часть из них, всё же, прибивается к берегу, чтобы чинить препятствия даже тем живым, что как-то умудрились укрыться на острове. Вот такие вот дела, да…

В конце скоростного диаметра был установлен блокпост Коммуны.

— Это кто такие, Верещагин? — спросил начальник блокпоста, Иван Николаевич Гончарский, полковник МВД в отставке.

Вроде как, он ушёл в отставку ещё в конце 90-х и должен быть дедом, но так получилось, что теперь он у нас супер. Способен телекинезом манипулировать четырьмя неодушевлёнными объектами массой до десяти килограмм и на дистанцию до ста метров. Редкий потенциал сверхспособности — он способен метать во врагов гранаты, снаряды, мины, копья, дротики и так далее, поэтому его одного достаточно, чтобы надёжно перекрыть скоростной диаметр, но с ним ещё десять бойцов.

Насколько я знаю, он присоединился к нам дней пять назад, но познакомился я с ним только сегодня, когда шёл на Крестовский остров.

Я тут большую часть людей, постоянно обитающих в Коммуне, ни разу не видел, потому что бабуля развела бурную деятельность и все постоянно куда-то уходят, что-то делают, а потом оказывается, что стену надо срочно расширять, чтобы зомби вновь не заняли освобождённую территорию…

— Нашёл тут неподалёку, — ответил я. — В любом случае, надо доставить в Коммуну и опросить. Может, кто-то захочет остаться…

— А оружие? — спросил Гончарский.

— У нас тут апокалипсис, — развёл я руками. — Сам бы оружия ни за что не отдал и других принуждать не стану. Тем более, у них винтовки Мосина и один пулемёт Максима. Да и не ожидаю я от них проблем, в ближайшее время.

— Ладно, — кивнул полковник в отставке, выдержав короткую паузу на раздумья. — Но под твою ответственность.

— Как и всегда, — усмехнулся я.

— Проходите, — разрешил командир блокпоста.

Коммуна ждёт дерьма со всех сторон, даже сверху и снизу, поэтому там, где это возможно, стоят вот такие блокпосты, усиленные лояльными суперами.

— Ёперный театр… — изрёк вдруг Гончарский, посмотрев куда-то в сторону Малой Невы.

Я перевёл взгляд в том же направлении и обомлел.

— Обалдеть, — поддержал я реакцию полковника. — А вот это интересно!

По течению медленно и величественно дрейфовал фрегат-ресторан, который кто-то отшвартовал и пустил в вольное плавание.

Примечания:

1 — Штабс-капитан — Верещагин ошибается, потому что штабс-капитан был ниже капитана и занимал положение между поручиком и капитаном. И он введён в заблуждение наличием четырёх звёзд на погоне и одной полосой, что в точности копирует привычный для него капитанский погон. В Русской императорской армии капитан не имел на погоне никаких звёзд, а мог похвастаться только одной продольной полоской.