Размеры существа были чудовищны, превосходя самые безумные предположения. Оно было значительно больше самого «Непоколебимого Света», его сигарообразный силуэт в моем восприятии выглядел словно подводная гора.
Длинное, обтекаемое тело, покрытое шрамами и наростами, плавники, похожие на кожистые крылья подводного демона, и разверстая пасть, достаточно широкая, чтобы проглотить целиком слона, как пилюлю.
Но самое ужасное, леденящее душу, было не в его размерах. Его плоть активно разлагалась. Огромные клочья кожи и мышечной ткани свисали с массивных ребер, обнажая местами почерневшие от времени и морской соли кости. От него, даже через фильтр моего восприятия, веяло невыразимым смрадом гнили и древней смерти, физическим и метафизическим одновременно.
И при этом — абсолютная, всепоглощающая, бездонная пустота. В его теле не было ни искры Потока. Ни малейшего движения, ни кванта энергии.
Впрочем, так только казалось. Потому что я знал, что это за тварь.
Это был не просто Замерший. Это был Нулевой Замерший. Древний кошмар, ходячая легенда, в котором Поток не просто остановился, а умер, обратившись внутрь себя, сросшись с плотью и став чем-то иным, чуждым и враждебным самой жизни.
Монстр, чье тело по всем законам давно должно было рассыпаться в прах, но невероятная, извращенная жизнеспособность, оставшаяся в наследство от слившегося с материей Потока, заставляла его существовать, расти и охотиться, даже пока оно гнило заживо. Справиться с таким мог, по идее, только мастер уровня Раскола Земли.
— Нулевой Замерший, — коротко, отрывисто бросил я, и мои слова повисли в ледяном ночном воздухе, словно похоронный звон. — Акула. Древняя.
Вокруг меня послышались подавленные вскрики ужаса, кто-то из делегатов судорожно отшатнулся к леерному ограждению. Барион резко побледнел, но его рука с железной хваткой сжала рукоять парадного меча, костяшки пальцев побелели.
— Здесь? Сейчас? На нейтральных путях? Это не случайность, Лейран, — прошипел он, и его взгляд, полный холодной ярости и понимания, встретился с моим. — Это засада.
— Согласен, — кивнул я, продолжая сканировать океанские глубины в поисках невидимого кукловода, того, кто направлял эту слепую силу.
Кто-то натравил на нас этого древнего ужаса. Кто-то, кто знал наш точный маршрут и хотел сорвать переговоры, утопив главную делегацию Яркой Звезды в открытом, безжалостном море. Но размышлять о заговорах было некогда.
Гигантская, гниющая тень резко, с чудовищной для своих размеров скоростью, ускорилась. Она шла прямо на нас, как живая торпеда, рассекая воду, не оставляя сомнений в своих намерениях.
Ее слепая, лишенная разума, но абсолютно чистая ярость была направлена на единственный крупный источник жизни и движения в этой пустоте — на яркий, гудящий энергией корпус нашего корабля.
Инстинкт приказывал мне действовать немедленно. Десятки смертоносных, отточенных как бритва нитей, каждая из которых была способна прошить корабельную броню и рассечь плоть любого существа, уже сформировались, готовые пронзить восходящего из бездны монстра в его самые уязвимые точки.
Но я сжал их в кулак, заставил рассыпаться в небытие еще до того, как они окончательно обрели форму. Правила. Прямое вмешательство мастера моего уровня в конфликт низших миров было строжайше запрещено.
Такие как Сенк могли нарушать правила, потому что им было плевать на последствия и на Тихую Звезду. Но если из-за моего вмешательства для Тихой Звезды, например, усугубят условия вхождения в высший мир, а то и откажут мне в исцелении, откатить все назад уже не получится.
В тот же миг, словно отвечая на вызов, две фигуры взметнулись с носовой части корабля, оставляя за собой шлейфы сконцентрированного, яростного Потока. Великие Старейшины Альриша и Спика, телохранители делегации.
Их ауры, грубые, мощные, но еще не отточенные до блеска, как и подобает недавно, ценой невероятных усилий пробившимся на уровень Раскола Земли, вспыхнули в ночи, как два факела.
Они парили в воздухе, подобно разгневанным богам древности, и почти синхронным взмахом рук воздвигли перед левым бортом массивный, многослойный, переливающийся всеми цветами радуги энергетический барьер, похожий на стену из жидкого стекла.
В этот же момент акула врезалась в него.
Звук был абсолютно оглушительным — не крик, не рев, а именно глухой, сокрушающий кости и разум удар, как если бы две континентальные плиты столкнулись лбами. Корабль содрогнулся всем своим многотысячетонным корпусом, от носа до кормы.
Палуба ушла из-под ног, запрыгала, как лист на ветру. Металл скрежетал и стонал, извиваясь под нами. Меня отбросило к холодному леерному ограждению, но я удержался, впившись энергетическими «пальцами» в сталь.
Не всем так повезло. Несколько делегатов и матросов, не успевших за что-то ухватиться, с отчаянными, обрывающимися криками полетели за борт, в черную, ждущую свою добычу воду.
Тонкие нити выстрелили из моего тела, как щупальца, обвивая падающих и резко, но точно отбрасывая их назад, на безопасную, центральную часть палубы. Рядом со мной Барион и другие сильные мастера ловили других.
Корабль, кряхтя и поскрипывая, с трудом выровнялся. Но анализ, проведенный мной в долю секунды столкновения, нарисовал безрадостную, тревожную картину.
Защитный барьер старейшин трещал по швам. Буквально. В месте удара зияла густая паутина энергетических трещин, которые оба старейшины отчаянно, с напряженными от усилия лицами, латали.
Акула же, лишь отброшенная на сотню метров, уже разворачивалась в воде для новой, еще более яростной атаки. Ее гниющее, полуразложившееся тело почти не пострадало. Пустота, которую оно представляло собой, поглощала и рассеивала чистую энергию удара с чудовищной эффективностью.
Эти двое, Альриша и Спика, могли держать оборону. Но они не смогли быть убить это нечто.
Наблюдать со стороны, пока эти двое старейшин из последних сил сдерживали титана, значило подписать смертный приговор всему кораблю и сотням людей на борту. Прямое использование моей силы уровня Проявления Жизни было мне категорически запрещено, но… у меня еще был проводник.
Я не стал тратить драгоценные секунды на эффектные жесты или предупреждения. Из моей груди, словно разворачиваясь из несуществующей точки пространства, вырвался сноп ослепительного, почти болезненного для глаза белого света. Он не рассеялся, а сгустился, вытянулся, обрел стремительную форму и абсолютную плотность.
Над палубой, затмевая своим исполинским размером даже самые высокие мачты, зависла Сепа. Три сотни метров сияющей, переливающейся, как расплавленный жемчуг, энергии, воплощенной в форме гигантской сколопендры.
Ее сегментированное тело извивалось в ночном воздухе, излучая мощь, каждая из ее бесчисленных ног, острых и точных, заканчивалась острейшим клинком чистейшего, сконденсированного Потока. Белоснежный, яростный свет, исходящий от нее, отбрасывал резкие, почти черные тени на потрясенные, обескровленные лица делегатов.
Кто-то вскрикнул, заглушая рев океана, кто-то судорожно отпрянул. Барион же замер на месте с широко раскрытыми глазами, его рука бессознательно разжала хватку на мече.
— Великий Поток… Это… что это? — прошептал кто-то позади, его голос дрожал от благоговейного ужаса.
Сепа не была Аватаром Нова. Ее эволюционный путь оставался «классическим», путем проводника, но за четыре года моей глубокой медитации в коконе, питаемая моей собственной, фундаментально перестроенной сущностью, она достигла пика стадии Острова Пепла.
А учитывая те чудовищные, почти бездонные объемы энергии, которые она могла теперь черпать непосредственно из меня, ее реальная боевая мощь была сопоставима с пиком начальной стадии Раскола Земли.
В воздухе старейшины Альриша и Спика на мгновение застыли, шокированные и ошеломленные внезапным появлением нового игрока такой немыслимой силы. Их взгляды на секунду встретились с моим, в них читался немой вопрос, смешанный с облегчением.
Но времени на объяснения не было. Каждая миллисекунда была на счету.
Нулевая акула, тем временем, завершила разворот и уже неслась на нас во второй раз, ее движение порождало на воде настоящую бурю. Ее гниющая, усеянная обломками клыков пасть разверзлась еще шире, готовая смять в лепешку и корабль, и трещащий барьер, и всех нас.
— Координируем атаки! Бьем вместе! — проревел, наконец опомнившись, старейшина Альриша.
Его голос, хриплый от напряжения, с трудом прорвался сквозь нарастающий гул приближающегося монстра.
Сепа отреагировала первой, ее действия были молниеносны и не требовали моих явных команд. Не дожидаясь согласования, она ринулась навстречу акуле. Ее гигантское, гибкое тело двигалось с устрашающей, почти инопланетной грацией, разрезая воздух с шипящим звуком.
Двое старейшин сместились по флангам, их ауры вспыхнули с новой силой, готовясь нанести сокрушительный совместный удар в момент столкновения.
Три фигуры, окутанные сгустками невероятной мощи, сошлись с плывущим катастрофой левиафаном в смертельном танце.
Старейшина Спика, окутанный своим «Одеянием Девы» — техникой, превращающей его в подобие сияющего архангела, — был воплощением точности и изящества. Плотность Потока вокруг него была такова, что вода буквально вскипала и испарялась, едва приближаясь на метр к его телу, создавая вокруг него постоянное, шипящее облако пара.
Он двигался с немыслимой скоростью, описывая в воздухе сложные траектории, его удары, больше похожие на распускащиеся цветы Потока, обрушивались на бока акулы, вырывая куски гниющей плоти и черной, как ночь, кости.
Каждый его удар был направлен в основание плавников, в жаберные щели — он, как хирург, искал анатомические уязвимые места в этом кошмарном теле.
— Держи ее с левого фланга! Не дай ей развернуться! — его голос, пронзительный и четкий, резал воздух, координируя атаки.
Старейшина Альриша, покрытый заметно более брутальной техникой «Рыбья Чешуя», напоминал доисторического морского дракона, сошедшего с устаревших карт. Его аура была менее изящной, но невероятно грубой и плотной, как стена из адаманта.
Он не уворачивался, а принимал атаки на себя, его чешуйчатый панцирь из Потока с оглушительным грохотом принимал на себя чудовищные удары хвоста левиафана, от которых вода вокруг вздымалась фонтанами высотой с корабль.
Он работал как живой таран, сближаясь с акулой в лобовых, безрассудных атаках и нанося мощнейшие, сокрушительные удары по ее голове, пытаясь оглушить или проломить череп.
А между ними, как белая, карающая молния, металась Сепа. Ее трехсотметровое тело, состоящее из чистой, неразбавленной энергии, не знало сопротивления воды или воздуха.
Она обвивалась вокруг акулы, словно гигантский удав, ее бесчисленные ноги-лезвия с глухим чавкающим звуком впивались в разлагающуюся плоть, не столько раня, сколько удерживая монстра на месте, сковывая его чудовищную мощь.
Ее мощные, сияющие жвала, способные перекусить стальную балку, как сухарь, смыкались на плавниках и хвосте, вырывая из них огромные, вонючие клочья. Она была дикой, необузданной, первозданной силой, идеальным тактическим дополнением к отточенному, но ограниченному человеческим телом мастерству старейшин.
Но акула была ходячим, вернее, плавучим кошмаром, воплощенным в плоти. Она не чувствовала боли, не знала страха, не ведала усталости.
Ее чудовищные удары хвостом, каждый из которых мог расколоть скалы, сотрясали воздух над океаном. А волны, поднимаемые ее телом, были столь мощны, что «Непоколебимый Свет» бросало из стороны в сторону, как щепку, и с палубы доносились крики ужаса.
Ее пасть, пустая и черная, как портал в небытие, раз за разом с громким щелчком пыталась схватить кого-нибудь из нападающих, и каждый раз ее встречали совместным, координированным ударом, от которого расходились круги по воде.
Ее гниющее тело, лишенное Потока, поглощало огромную часть энергии атак, рассеивая ее в ничто, словно черная дыра. Казалось, можно оторвать от нее половину плоти, обнажить скелет, и она все равно будет продолжать бой с той же слепой, неумолимой яростью, движимая лишь инстинктом уничтожения.
Это было сражение на истощение, битва нервов и выдержки. Сила, скорость и координация троих против нечувствительного к урону, неумолимого двигателя разрушения.
Переломный момент наступил внезапно и был куплен ценой преднамеренной жертвы. Сепа всем своим телом впилась в основание хвоста акулы, обернув его несколько раз.
Ее жвалы, сияющие, словно состояли из белого неона, сомкнулись на позвоночнике чудовища с таким давлением, что раздался оглушительный хруст ломающейся кости и рвущихся сухожилий.
В тот же миг хвост акулы, ее главное оружие, дернулся в последнем, яростном рывке. Сепа приняла этот удар на себя — я почувствовал, как несколько ее энергетических сегментов в месте хватки треснули и погасли, рассеявшись в воздухе. Это была тактическая жертва, но она сработала — чудовище было обездвижено.
В этот миг старейшина Спика, словно сияющий метеор, сорвался с своей траектории и врезался в левый глаз монстра. Его «Одеяние Девы» сконцентрировалось в одно-единственное острие, тонкое как игла, которое пронзило пустую глазницу и углубилось в черепную коробку с шипящим звуком прожигаемой плоти.
Одновременно старейшина Альриша, собрав всю мощь в правом кулаке, нанес сокрушительный, прямой удар в висок акулы с противоположной стороны. Удар был настолько сильным, что костяная пластина размером с щит вмялась внутрь с оглушительным хрустом.
Чудовище замерло, его тело содрогнулось в последней, неуправляемой судороге, и затем огромная, полуразложившаяся туша начала медленно, почти величественно, оседать, перестав сопротивляться.
— Получи, тварь! — проревел старейшина Альриша, все еще находясь в боевом раже.
Но в свой последний миг акула успела ответить. Ее тело встрепенулось, верхняя челюсть с огромной мощью рухнула вниз. Один из гниющих клыков, размером с корабельное весло, с чудовищной силой прошел по левой руке старейшины Альриши.
Раздался влажный, отвратительный хруст ломающейся кости и рвущихся мышц. Рука повисла на нескольких клочьях мышечной ткани и сухожилий, едва не оторванная в плече. Старейшина с подавленным, хриплым стоном отлетел назад, его «Рыбья Чешуя» мгновенно погасла, не в силах компенсировать такое шоковое и разрушительное повреждение.
Я мгновенно отозвал Сепу. Ее сияющая, но поврежденная форма растворилась в воздухе, вернувшись ко мне в виде сгустка нестабильной энергии, требующей восстановления.
Затем, не произнося ни слова, я шагнул к краю палубы и протянул руку. Из моих пальцев выстрелили десятки энергетических нитей.
Они обвили окровавленное, раздробленное плечо старейшины Альриши, не касаясь плоти напрямую, а создавая вокруг раны сложный, стабилизирующий каркас, который с силой стянул разорванные ткани, мгновенно заблокировал артериальное кровотечение и полностью иммобилизовал конечность.
Это не было исцелением — это была временная, неотложная мера, высокоточный лубок, чтобы старейшина не истек кровью за считанные минуты и не потерял руку окончательно до прибытия настоящих целителей.
— Держитесь, — произнес я ровно, чувствуя через нити, как его собственный Поток борется с накатывающим шоком и волной боли. — Этого хватит, чтобы добраться до Кагуручири. Там окажут настоящую помощь.
Он, тяжело дыша, кивнул, его лицо было пепельно-серым, но взгляд оставался ясным и собранным. Он сжал зубы, и, поддерживая поврежденную руку здоровой, неловко направился в сторону корабельного лазарета, шатаясь от слабости.
— Спасибо, Аранеа, — коротко бросил старейшина Спика, все еще паря в воздухе и наблюдая за тонущим телом. Его собственное «Одеяние» померкло, выдавая истощение.
Тем временем экипаж, руководимый принцем Барионом, уже спустил на воду несколько мощных стальных тросов с зацепами. Несколько мастеров уровня Вулкана нырнули к огромной, медленно тонущей туше акулы и вонзили крюки в остатки плавников и ребер, чтобы можно было медленно подтянуть ее к корпусу «Непоколебимого Света» для буксировки.
Тело Нулевого Замершего было стратегически ценным трофеем, слишком ценным, чтобы его терять. Например, именно исследования такой инертной, лишенной Потока плоти несколько десятилетий назад позволили ученым создать бомбы нулевого Потока. Возможно, свежий, пусть и изувеченный образец, позволит создать что-то более полезное.
Корабль, получивший незначительные повреждения от сотрясений и летящих обломков, с глухим гулом вновь набрал ход. Мы продолжили путь к островам Кагуручири, оставив позади лишь медленно рассеивающееся кровавое пятно на воде.