Глава 18

За секунду до того, как вторая огненная змея должна была сорваться с места и пронзить то, что осталось от моей формы, пространство над нами всеми содрогнулось.

Голубая, казалось бы, незыблемая бестелесность неба затрещала по невидимым швам, как перегретое и резко охлажденное стекло, и обвалилась внутрь себя, обнажив бездонную, леденящую черноту, лишенную даже звезд.

И из этой раны, из самой глубины космического вакуума и холода, донеслось слово. Один-единственный, но всесокрушающий громовой раскат, который обрушился на нас чистой, сминающей волю силой, физическим давлением на саму душу.

— ДОВОЛЬНО!

Голос был настолько безраздельно могущественным, что мое едва державшееся энергетическое тело затрещало, как скорлупа. Это был не просьба, не предложение. Это был приказ, не терпящий ни малейшего возражения, закон мироздания, объявленный вслух.

Аватар Нова Зер Гана вздрогнул всем своим стометровым пламенеющим телом, как от пощечины. Его ослепительная форма на миг померкла, потускнела.

Он резко, почти судорожно развернулся, отведя руку с готовой к броску змеей, и склонился в низком, формально почтительном, но исполненном сдерживаемой ярости поклоне в сторону зияющего разлома.

Он не произнес ни слова в ответ. Лишь на мгновение его взгляд метнулся в сторону Сенка, и в этом мгновенном скрещении взглядов читался четкий, невысказанный, но понятный приказ закончить начатое. Затем Аватар просто растворился, исчезнув без следа и звука, словно его и не было вовсе.

Сенк, все еще стоявший в почтительном оцепенении, явно поймал этот взгляд. Его лицо, только что сиявшее фанатичным восторгом, исказилось мгновенным пониманием и дикой, решительной целеустремленностью.

Он рванулся ко мне, отталкиваясь от воздуха, его фигура превратилась в размытый, теневой след. Он намеревался добить меня сейчас, пока я был слаб и беспомощен, выполняя последнюю, пусть и неозвученную, волю своего хозяина.

У меня не было времени на размышления. Не было сил на сложные маневры или построение защиты. Оставался один-единственный, отчаянный и тотальный козырь.

Одним спрессованным, финальным импульсом воли я швырнул ему и остальным преследователям навстречу сразу все оставшиеся нулевые бомбы — все два десятка инертных, холодных цилиндров, опутанных моими истончившимися нитями.

Я не целился, не выбирал траекторию. Я создал сплошную стену, непроходимую завесу из тотального уничтожения, растянув их в широкую стену между мной и настигающими меня фигурами.

Одновременно я вновь, с отчаянием тонущего человека, хватающегося за соломинку, рванулся к глубинной связи с Ананси. Я чувствовал, как обратный ток чудовищных мутаций, теперь еще более стремительный и едкий, прожигает то, что осталось от моего физического носителя в убежище.

Остаток жизни, который я только что ценой невероятных усилий и боли продлил, снова резко пошел на убыль, словно песок в часах. Пять месяцев… четыре… Счетчик остановился, едва перевалив за отметку в три.

Я сжег еще два месяца своей и без того сокращенной жизни в этом аду. Но жизненная сила Ананси, как костыль, вновь влилась в мое распадающееся энергетическое тело, вернув ему призрачную, хрупкую стабильность, скрепив самые опасные трещины.

И затем я, не оглядываясь, не думая ни о чем, кроме бегства, рванулся прочь. В спину мне уже доносились первые, сливающиеся в один гул, ослепительные вспышки и нарастающий, рвущий реальность рев того ада, который я собственными руками оставил позади.

Продолжая стремительно лететь по небу, я вновь и вновь посылал сфокусированный импульс в ту пустоту, в то мертвое пространство, где раньше была наша с Сепой связь. Где-то там, в искаженном пространстве, среди остатков чужеродного, всепожирающего пламени, должна была быть она.

Я не чувствовал окончательной гибели — лишь оглушительную, абсолютную тишину, плотную и непроницаемую, как свинцовая стена. Но я ощущал смутный, едва уловимый отголосок, слабый след ее существования, словно тлеющий уголь под толстой горсткой пепла.

«Сепа, — мысленно взывал я, вкладывая в этот беззвучный зов всю оставшуюся волю, пытаясь пробить эту немоту. — Отзовись. Дай знать, что ты здесь!»

В ответ — лишь монотонный свист ветра, рассекаемого моим телом, и нарастающее, изматывающее гудение моего собственного перегруженного сознания.

Не имея других вариантов, я просто бежал. Я вкладывал в это движение все силы, превратил полет в единственную цель, в основной смысл своего существования.

Каждый импульс энергии, каждое корректирующее движение крыльев-нитей было подчинено одной простой задаче — увеличить дистанцию между мной и преследователями. Я летел, не выбирая конкретного направления, лишь бы дальше, лишь бы быстрее, по наименее предсказуемой траектории.

И снова и снова, сквозь нарастающую, костную усталость, я буравил эту тишину, посылая новые, отчаянные запросы, новые попытки пробиться сквозь пелену небытия.

— Сепа!

Так продолжалось еще семь долгих суток. Семь дней и ночей бесконечного, изматывающего бега по пустому, безразличному небу. Давление на мою ауру, выматывающее чувство погони, которое висело на мне все это время, частично ослабело.

Сенк, Элира и Шаонар больше не появлялись на горизонте резкими маневрами, не пытались отрезать путь или создать энергетические барьеры. Тот последний, веерный подрыв всех оставшихся нулевых бомб сделал свое дело — они получили серьезные повреждения, и теперь были вынуждены тратить силы на исцеление и восстановление, а не активное нападение.

Догнать меня, который был занят теперь лишь одним — бегством, не отвлекаясь на бой, кражи или другие тактические задачи, они физически не могли.

За эту неделю мы уже не раз обогнули планету по самым причудливым и извилистым маршрутам — от ледяных, безжизненных шапок полюсов до раскаленных пустынь экватора. Преследование окончательно зашло в тактический тупик.

Они не могли меня настигнуть, а я, в своем нынешнем состоянии, не мог от них скрыться, раствориться без следа.

Проблема была в том, что мои травмы, полученные от огненной змеи Зер Гана, даже близко не зажили и постоянно мучили меня. Мое энергетическое тело было похоже на потухающий уголь — темное, растрескавшееся, испещренное черными проплешинами, готовое рассыпаться в пыль от малейшего толчка.

Еще полтора месяца жизни Ананси безвозвратно испарились в этом безумном, изматывающем беге за неделю. Еще одна неделя — и преследовать Сенку станет некого.

Но затем, наконец, в этой кромешной тьме, на самом дне, вдруг возникла она — тонкая, как паутинка, дрожащая, но абсолютно неразрывная нить. Связь.

Она была слабой, едва заметной, но абсолютно четкой и стабильной. Тихий, ровный и устойчивый импульс жизни в той пустоте, где я уже почти смирился с вечным молчанием.

— Сепа, — выдохнул я, и это было уже не отчаянным воплем в пустоту, а тихим приглашением вернуться.

Я призвал ее. Процесс занял не привычное мгновение, как раньше, а несколько долгих, напряженных секунд. Пространство передо мной затрепетало, зазвенело на высокой, почти неслышной ноте, и из сияющей, мерцающей дымки медленно возникла она.

Это была уже не та колоссальная, километровая громада. Передо мной теперь извивалась в воздухе тридцатиметровая сколопендра.

Ее тело стало невероятно тонким и изящным, не толще моей руки, каждый сегмент был выточен с ювелирной, почти неестественной точностью, напоминая звенья фантастической цепи.

Жвалы, напротив, казались массивнее, острее и солиднее на фоне хрупкого на вид туловища. И самое неожиданное — ее цвет. Вместо ослепительно-белого, режущего глаза сияния, она источала холодный, глубокий синеватый свет, словно была вырезана из единого куска древнего полярного льда, подсвеченного изнутри далеким голубым гигантом.

Но все внешние изменения были ничем по сравнению с тем, что я ощущал через восстановленную связь. Плотность энергии в этом тридцатиметровом теле была поистине запредельной, не поддающейся логическому осмыслению.

Она на порядок превосходила даже ту чудовищную концентрацию, что была заключена в нулевых бомбах. Это была не просто чистая мощь — это была квинтэссенция силы, спрессованная, упорядоченная и сконцентрированная до немыслимого, алмазного состояния.

Единый, монолитный Ледник, бывший когда-то ее сердцем, бесследно исчез. Вместо него в каждом отдельном сегменте ее длинного, гибкого тела пылал свой собственный, небольшой, но невероятно стабильный и мощный очаг Потока.

Сотни самостоятельных, идеально сбалансированных источников, работающих в абсолютной, синергетической гармонии. Раскол Земли. Причем не начальная, а средняя стадия.

Но общий совокупный объем энергии, который теперь заключало в себе это компактное, синеватое тело, в несколько раз превышал стандартные, базовые лимиты для Сияющей Колыбели — первого уровня сферы Проявления Жизни.

Она прошла через ад всепожирающего пламени змеи Зер Гана и ассимилировав ее чужеродную мощь, не просто выжила — она переродилась, совершив немыслимый, головокружительный качественный скачок, который я даже не рассчитывал увидеть.

Причем эта эволюция оказалась полезной не только ей.

Как только я призвал Сепу и ее синеватая, тридцатиметровая форма окончательно стабилизировалась в воздухе, во мне что-то щелкнуло, как будто замок сдвинулся с места.

Я почувствовал, как из самой глубины нашей обновленной, уплотненной связи хлынула ответная энергия. Чистый, отфильтрованный и невероятно сконцентрированный Поток. Мой собственный запас энергии, истощенный до критического дна, начал медленно, но неуклонно возрастать.

Ощущение было, будто в высохшее, растрескавшееся русло реки вернулась живительная влага. Она не заполняла его до краев мгновенно, но касалась самых обожженных, самых поврежденных участков, орошая их.

Я физически чувствовал, как глубокие трещины и ожоги на моем энергетическом теле, те, что угрожали в любой момент полным распадом, начали медленно стягиваться и исцеляться.

Не полностью — слишком уж серьезными и фундаментальными были повреждения. Глубокие шрамы, оставленные атаками Сенка, отголосками внутренних взрывов и пламенем Зер Гана, никуда не делись.

Но их края перестали быть рваными и нестабильными, прекратили расширяться. Непосредственная угроза немедленного уничтожения отступила, перестала давить на сознание. Я больше не висел на волоске над бездной.

Более того, сам объем энергии, доступный мне, как и тот, что я мог теперь пропускать через себя в единицу времени, увеличился. Я мысленно, почти рефлекторно, сгенерировал простейшее Буйство щита — и оно сложилось быстрее, четче, с ощутимо меньшими ментальными затратами, чем даже до начала этой безумной гонки.

Этот прирост был не случайным подарком судьбы. Он исходил непосредственно от Сепы. Ее новая, сверхплотная внутренняя структура, ее сотни миниатюрных, но мощных Ледников, работающих как единый, слаженный организм, стабилизировали и многократно усилили нашу общую основу, что непосредственно сказалось на Аватаре Нова.

И это, наконец, давало мне то, чего мне так отчаянно не хватало все эти долгие дни — реальный, осязаемый шанс оторваться. Я мог лететь быстрее, тратя значительно меньше собственных сил, моя выносливость возросла на порядок благодаря этой постоянной подпитке.

Но сбегать окончательно, растворяться в горизонте, я не собирался.

Вместо этого я продолжил лететь с той же скоростью, что и последние дни, искусственно создавая и поддерживая видимость полного истощения. Моя форма все так же мерцала неровным светом, контуры намеренно плыли — теперь уже по моей воле, тщательно имитируя прежнюю нестабильность.

Я понимал холодным расчетом: если Сенк заметит, что я внезапно воспрял духом и резко ускорился, это может спровоцировать его на отчаянный, непредсказуемый шаг. Он, злой, израненный и загнанный в угол провалом, мог махнуть на все рукой и решить, что лучше устроить тотальный конфликт с применением любых доступных ему средств прямо сейчас, чем позволить мне уйти и восстановить силы.

А мой главный план, та самая грандиозная авантюра, ради которой я прошел через весь этот ад, еще не был готов к финальной реализации. Мне отчаянно нужно было время на завершающие приготовления.

Продолжая держать преследователей на почтительном, но неразрывном хвосте, я все свое внимание сфокусировал на изучении обновленной Сепы. Наша связь после перерождения стала глубже, словно протерли запыленное, мутное стекло, отделявшее наши сознания.

И первое, что я обнаружил, заставило мое почти несуществующее энергетическое сердце учащенно и гулко забиться. Ее способность усваивать, стабилизировать и накапливать Поток была теперь практически безграничной.

Не в переносном, образном смысле, а в самом что ни на есть прямом — я не ощущал в ней никакого внутреннего потолка, никакого структурного предела насыщения. Она была как бездонный сосуд, идеальный аккумулятор, готовый принять в себя целые океаны энергии, не дав ни единой трещины.

Если дать ей время, она смогла бы накопить больше силы, чем было даже в истинных Аватарах Новы. Правда, использование этой силы уже было другим вопросом. У нее, как и у меня, оставались пределы контроля, да и слишком большой поток энерги мог повредить энергетические контуры. Тем не менее, сама возможность была по-настоящему невероятной.

Второе открытие оказалось не менее ошеломляющим. Ее тридцатиметровое, компактное тело было лишь удобной, свернутой формой, чем-то вроде туго сжатой пружины, скрывающей истинные масштабы.

Я не стал призывать ее полную форму, чтобы не пугать Сенка и остальных, но более чем четко понимал: при желании Сепа теперь могла принять полную форму длиной почти в три километра. Огромную, но при этом сохраняющую невероятные тонкость и изящество, словно синий, переливающийся синевой шелковый шнур, причудливо протянутый через полнеба.

К сожалению, ее мучения еще не закончились. Мысленно извинившись перед ней за ту боль, что ей предстояло перенести вновь, я приступил к работе.

Старые узоры были безвозвратно уничтожены взрывом огненной змеи Зер Гана. Мне предстояло выгравировать новые.

Но не просто слепо повторить старые схемы. Я видел внутреннюю структуру ее нового тела, сотни ее мини-Ледников, и новый узор должен был не просто стабилизировать энергию, а синхронизировать их, создать единую, невероятно сложную и эффективную энергетическую матрицу.

Мои энергетические нити, тонкие и острые, как скальпели, снова коснулись ее сияющего синеватого панциря. И снова по нашей глубокой связи прокатилась знакомая волна боли — острой, жгучей, но теперь, после всего пережитого совместного ада, кажущейся почти привычной, частью рабочего процесса.

Я создавал сложнейшую, многоуровневую вязь, узор в узоре, паутину каналов, покрывающую каждый отдельный сегмент ее трехкилометрового тела. Это была ювелирная, титаническая работа, требующая абсолютной концентрации. Каждая линия должна была лечь идеально, каждый изгиб и поворот — точно соответствовать внутренним потокам энергии, циркулирующим внутри нее.

И все это время, без перерыва, я продолжал убегать. Я летел, благодаря возможности синхронизации разрывая свое сознание на две части: одна была полностью сосредоточена на тончайшей, филигранной работе над матрицей, другая — постоянно отслеживала позиции и маневры Сенка, Элиры и Шаонара.

Я начал намеренно позволять их атакам доставать меня, не уворачивался до конца. Отклонялся чуть медленнее, чем мог бы, принимал скользящие удары, которые вырывали из моего и без того поврежденного тела новые клочья энергии.

Я заставлял свою форму мерцать еще сильнее, искусственно создавая и поддерживая убедительную видимость того, что вот-вот окончательно истощусь и рухну. Вскоре я увидел, как в их глазах, несмотря на дистанцию, загорелась новая надежда, как они прибавляли скорости, чувствуя близость долгожданной победы.

Эта тщательно поддерживаемая иллюзия была им необходима, чтобы не потерять энтузиазм погони и не пойти на какие-либо отчаянные, непредсказуемые меры.

Четыре дня. Целых четыре бесконечных дня и ночи ушло на эту титаническую, изматывающую работу. Четыре дня постоянного, изнурительного балансирования на лезвии бритвы между предельной концентрацией и изощренным притворством, между созиданием и причиняемой болью, между надеждой и истощением. От моей жизни осталось всего дней десять. Больше откладывать я не мог.

И вот, наконец, последняя, завершающая линия была выжжена и соединена с общей схемой. Сложная, переливающаяся холодным синим светом паутина узоров покрыла все тело Сепы от кончиков жвал до самого хвоста. Энергетическая матрица была готова.

Я перевел дух, ощущая лишь глухой резонанс завершения через нашу связь, и резко, почти агрессивно развернулся в воздухе, кардинально меняя курс. Теперь я летел не куда глаза глядят, не по случайной траектории. Я взял четкий, выверенный курс прямо на Кагуручири. Остров, с которого все началось.

Загрузка...