Ткач Кошмаров. Книга 6

Глава 7

Я не стал ждать ее ответа или разрешения. Мне было критически необходимо абсолютное уединение, чтобы разложить по полочкам в голове все услышанное, связать в единую стройную систему и вплести эти новые, прочные нити в текущую ткань моего понимания вселенной.

Война, политика, смерти принцев — все это было лишь шумным, несущественным фоном. Настоящее, единственно важное сражение за понимание и силу происходило сейчас у меня в сознании, и на него мне были нужны все без остатка ресурсы.

Я покинул дворец так же бесшумно и незримо, как и появился в нем, скользя мимо замерших в почтительных позах стражей и суетливых придворных, не удостоив их ни взглядом, ни малейшим всплеском энергии.

Дорога до загородного поместья, заняла не больше пары минут.

После того как я несколько лет назад в спешке отправил отца и остальных в тот аварийный бункер, клан Регул, недолго думая и не встречая сопротивления, конфисковал поместье за «предательство интересов клана» и передал его одному из своих лояльных вассалов в награду за службу.

Но когда я вернулся в большую игру, уже под официальным крылом Юлианны, Кронпринцесса без лишних слов и вопросов организовала дорогой, но стремительный выкуп поместья обратно у клана, заплатив из своих личных средств сумму, втрое превышающую его рыночную стоимость.

Теперь это место юридически принадлежало не Регулам, а мне, Лейрану иль Аранеа. Официально здесь проживал я, мой отец Раган, Найла, братья-близнецы Дзинта и Гинта, выполнявшие роль слуг и охраны, а также Дарган с его матерью, нашедшие здесь убежище после всех перенесенных потрясений. Небольшая, но моя личная, тщательно охраняемая крепость.

Я прошел через ухоженный сад и вошел в дом через массивную дубовую дверь. В прихожей пахло воском для полов и слабым, но устойчивым ароматом травяного чая, доносившимся из гостиной.

Я заглянул в полуоткрытую дверь кабинета отца. Раган сидел в своем старом, потертом кожаном кресле у камина, в котором, несмотря на теплое летнее время года, тлели несколько поленьев, отбрасывая тревожные блики на стены.

По сравнению со временем Ассамблеи он выглядел постаревшим на целое десятилетие. Глубокие морщины на его когда-то суровом и властном лице стали еще глубже, а могучие плечи ссутулились под невидимой тяжестью.

К огромному сожалению, от Рагана иф Регула в нем осталось очень немногое.

Убийство жены; подковерные интриги клана, направленные на меня; борьба с Теневым Сообществом, сейчас казавшаяся какими-то детскими играми; молчаливое давление главной ветви, которая, хотя и пользовалась моими услугами, никогда не одобряла ни меня, ни моих методов; смерть почти всех детей и их семей в ужасном терракте; окончательное падение статуса и, фактически, предательство клана, которому он отдал всю жизнь и, наконец, три с лишним года в тесном, сыром подземном бункере, в постоянном беспокойстве, в ожидании ареста или казни.

Возможно, если бы он не отдал мне свой Ледник, личная сила не позволила бы ему так расклеиться. Но лишившись того, что делало его главой ветви Иф, Раган уже не смог выстоять перед тем, что произошло потом. Тем более что ему уже было за восемьдесят и Поток больше не омолаживал его тело.

Рядом, в таком же кресле, сидела Найла, мягко держа отца за руку. Она тоже заметно постарела, хотя, в отличие от отца, до сих пор выглядела живой и бодрой. Вот только, хотя я и был ей очень благодарен за помощь когда-то в прошлом, пришел я все-таки не к ней.

Когда я его окликнул, Раган поднял на меня тяжелый взгляд, едва заметно кивнул.

— Сын. Доложили, что ты вернулся. Все в порядке на фронте?

— Все стабильно, — ответил я, останавливаясь в дверном проеме, не решаясь войти дальше и нарушить хрупкое уединение этой пары. — Кампания завершена успешно. Варкания за нами. Границы укреплены, противник перешел к глухой обороне.

— Хорошо, — он снова коротко кивнул, словно получил доклад о состоянии полей, а не о судьбе тысяч людей, и медленно перевел взгляд обратно на тлеющие угли в камине.

Я постоял еще мгновение, понимая, что никаких других слов — ни радости от моего возвращения, ни вопросов о подробностях, ни упреков за прошлое или настоящее, между нами больше не будет и не может быть. Только это гнетущее, всепоглощающее молчание и тяжесть безвозвратно прожитых и отнятых у него лет.

— Мне нужно отдохнуть, — сказал я наконец, разворачиваясь, чтобы уйти. — Меня не беспокоить. Ни по каким вопросам.

Я прошел по темному коридору к своей комнате. Дверь была заперта. Я провел указательным пальцем по старому механическому замку, послав в него тончайший импульс энергии, и глухой щелчок прозвучал оглушительно громко в давящей тишине спящего дома.

Войдя внутрь, я закрыл дверь за собой и накинул на нее простое, но эффективное Буйство, отсекающее любые внешние звуки, запахи и энергетические колебания.

Усилием воли снял с себя костюм, который на самом деле состоял из нитей энергии, подошел к кровати и лег на спину, раскинув руки. Я сосредоточился и легким применением Буйства отнял у шерстяного одеяла и льняной наволочки часть их тепловой энергии, охладив их до приятной, свежей прохлады, напоминающей утренний ветерок. Закутался, закрыл глаза.

Это не было необходимостью. Это был ритуал, сознательный акцент на ощущениях, которые когда-то были такими естественными и важными.

За последние годы, с каждым новым опасным столкновением, сложной стратегической задачей или просто дискомфортной ситуацией, я начал все больше ценить эти редкие моменты полного, абсолютного бездействия.

Возможность просто лежать, не думая ни о тактике, ни о врагах, ни о следующем шаге в многомерной игре. Отключать свою гиперактивную аналитическую часть разума и просто существовать, пассивно фиксируя нейтральные физические ощущения и наблюдая за бессвязным потоком мыслей, не пытаясь их упорядочить.

Я мог бы, при желании, заставить свое сознание погрузиться в подобие сна, но в этом не было ни малейшего смысла. Такой «сон» не снял бы никакой усталости, которой у меня попросту не было, а лишь лишил бы меня возможности осознанно наслаждаться этим уникальным состоянием бодрствующего покоя, этой медитативной паузой в вечной гонке.

Так я пролежал несколько часов, безмолвно и неподвижно, как изваяние, позволяя мыслям и образам течь свободно, не цепляясь за них и не давая им оценки. Время потеряло свою власть, растянувшись в эластичную, бесконечную ленту.

Наконец, я почувствовал — не физическую, а чисто ментальную, интеллектуальную насыщенность, словно мой разум вдохнул полной грудью после долгой задержки. Отдых был завершен.

Я плавно поднялся с кровати, и на мне моментально, без малейшего усилия, материализовалась привычная форма энергетической «одежды» — удобная и функциональная. Я прошел в смежную с спальней комнату, которую использовал как свой личный кабинет и лабораторию.

Сел в знакомое кожаное кресло, почувствовав под собой его продавленную упругость, взял в руки обычную, ничем не пропитанную записную книжку из грубой бумаги и ручку.

И я начал писать. Методично, с предельной концентрацией, пункт за пунктом, я излагал на хрупких желтеющих страницах все, что услышал и почерпнул от Юлианны.

Я не просто механически записывал информацию, я ее систематизировал, раскладывал по полочкам собственного понимания, соединял эти новые, драгоценные знания с той огромной, но хаотичной базой, что выстроил за последние десять лет рискованных экспериментов над собой.

Это был не просто сухой отчет или конспект. Это был глубокий синтез, медленное и уверенное рождение новой, более полной и точной картины мира Потока, его скрытых законов и истинной природы, которая начинала проступать сквозь туман моих прежних заблуждений.

Несколько дней я провел в полном, почти абсолютном уединении, не выходя из кабинета. Стопка исписанных листов на столе росла, страницы записной книжки заполнялись сложными энергетическими схемами, математическими формулами, описывающими взаимодействие энергий, и стрелками, обозначающими тонкие взаимосвязи между казалось бы разрозненными концепциями.

Я пропускал каждую крупицу знаний, полученных от Юлианны, через призму собственного опыта, ища скрытые закономерности и фундаментальные принципы, которые стояли за ее объяснениями.

И постепенно, словно густой туман, рассеивающийся перед лучами утреннего солнца, общая картина начала проясняться, обретая жесткие, неумолимые контуры. К сожалению, выводы были неутешительными.

Все, абсолютно все в моем нынешнем состоянии было завязано на основном теле. На том самом гигантском, покрытом хитином арахниде, в которое когда-то мутировала моя человеческая оболочка и которое сейчас было занято примитивным, но мощным сознанием Ананси.

Я, Лейран иль Аранеа в своем нынешнем виде, был всего лишь аватаром, энергетическим плодом, выросшим из этого физического тела, как яблоко на яблоне. И пока само дерево остается хилым, больным и слабым, не развивая свою корневую систему и ствол, плод, сколько бы он ни черпал сил из внешних источников — солнечного света или дождя в виде знаний Юлианны, — не сможет стать по-настоящему могущественным и завершенным.

Если мое основное тело, тот самый арахнид, начнет наконец подниматься по классическим, проверенным стадиям Сдвига Тверди — достигнет Зыбучих Песков, а затем и Раскола Земли — его базовая, фундаментальная способность накапливать, генерировать и удерживать Поток возрастет в разы, если не на порядки.

И это напрямую, будто по принципу сообщающихся сосудов, отразится на мне, его аватаре. Объем и плотность энергии, которым я смогу оперировать в своем энергетическом теле, увеличится многократно.

А достижение основным телом стадии Раскола Земли, по моим новым, уточненным расчетам, должно было открыть мне наконец доступ к мировой ауре — той самой высшей, первичной энергии, о которой пока что я мог что-то узнавать лишь из теоретических рассуждений Юлианны.

Более того, у меня был шанс заново получить те самые глубинные озарения и просветления о сути мироздания, которые я упустил, срезав путь при создании аватара из-за отсутствия личной, уникальной техники-катализатора.

Но для этого, еще до того как основное тело достигнет заветного Раскола Земли, мне нужно было срочно исправить свой главный, фундаментальный прокол, допущенный в спешке и отчаянии. Мне нужно было выбрать, освоить, а в идеале — создать абсолютно с нуля свою собственную, уникальную технику Потока, не имеющую аналогов.

Ту самую, что должна была стать пыльцой для опыления Цветка Судьбы и рождением истинного Аватара Нова. Без этой искры индивидуальности весь дальнейший рост был бы неполноценным, ущербным.

И вот здесь вступала в дело главная, неумолимая проблема, нависающая над всем этим грандиозным планом дамокловым мечом. Время. Проклятое, безжалостное время.

Мутации Ананси, которые оказались временно заморожены и приостановлены, пока мы с ним были заключены внутри защитного кокона, теперь, на свободе, возобновились с новой, удвоенной силой, будто наверстывая упущенное.

Даже с учетом того, что я погрузил его в подобие комы, чтобы максимально замедлить мутации, по моим последним подсчетам после пробуждения у меня оставалось не больше года. И из этого года прошло уже четыре месяца.

Всего двести сорок дней, чтобы успеть поднять уровень развития всей Тихой Звезды до требуемого «Чужаками» порога и получить от них в обмен помощь в стабилизации своего состояния.

Все мои личные исследования, все попытки разработать свою уникальную технику, все кропотливое и медленное восхождение основного тела по уровням Сдвига Тверди — на все это просто не оставалось времени. Часы тикали, и каждый «тик» безвозвратно приближал меня к финальной черте.

Я отложил в сторону исписанные листы, покрытые ровными строчками систематизации знаний, полученных от Юлианны. С теорией было покончено, теперь требовался сугубо практический, пошаговый план, выверенный до мелочей.

Я развернул перед собой чистый лист плотной бумаги, взял в руку хорошо заточенный карандаш, ощутив его привычный вес. Пришло время отложить абстрактные размышления и заняться единственной главной задачей — подъемом Тихой Звезды до уровня, который устроит Чужаков.

Условия, поставленные ими, были четкими и на первый, поверхностный взгляд, простыми: миллиард человек, завершивших уровень Полного Штиля, и пятьсот тысяч мастеров, достигших сферы Сдвига Тверди.

Я мысленно пробежался по последней доступной статистике, которую удалось собрать через разветвленную сеть информаторов Юлианны, сверяя цифры с собственными, более грубыми, но оттого не менее точными прикидками.

С первым пунктом проблем почти не было. «Великая Гармония», ставшая достоянием всех и каждого, сработала эффективнее любого вируса. А нестабильность, порожденная Бунтами Потока и ужасы тотальной войны довершили дело.

Люди хватались за практику как за единственную соломинку, способную дать хоть какую-то защиту, шанс выжить им и их семьям в этом хаосе. Даже по самым консервативным официальным подсчетам, которые я подозревал в намеренном занижении, число достигших Полного Штиля перевалило за семьсот миллионов.

А сколько еще тех, кто практиковал тайно, не светился в королевских реестрах или клановых списках? Миллиардная отметка будет взята легко и естественно, скорее всего куда раньше, чем истекут мои восемь месяцев. Рост был экспоненциальным, и эта кривая не собиралась выравниваться.

Но вот второе условие…

Здесь картина резко менялась, окрашиваясь в тревожные, почти безнадежные тона. Пятьсот тысяч Сдвигов Тверди.

Я прекрасно помнил, что во время Ассамблеи Потока все население планеты едва ли могло похвастаться сотней тысяч таких мастеров. И это был результат медленного накопления. Мастера Сдвига Тверди жили долго, по сто лет и более, а относительный мир последних десятилетий позволил им спокойно копиться, как редкие сокровища в закромах кланов.

За четыре года, прошедших с Ассамблеи, общее число Сдвигов Тверди выросло лишь до двухсот пятидесяти тысяч. Двести пятьдесят. Лишь половина от требуемого.

И этот, казалось бы, впечатляющий рост уже замедлялся, упираясь в непреодолимые демографические и временные ограничения, которые не могла обойти даже самая совершенная практика. Причем тут война не только не помогала, она была главным тормозом, безжалостным жерновом, уничтожавшим тот самый человеческий капитал, который был так отчаянно нужен для выполнения условий.

Создать еще двести пятьдесят тысяч за восемь месяцев? Это было на грани фантастики. Даже с «Великой Гармонией» достижение Сдвига Тверди требовало не только времени, но и врожденного таланта, и внушительных ресурсов. А условия сейчас были далеки от идеальных, мягко говоря.

Я снова взял карандаш и с силой провел им по бумаге, подчеркивая роковое число — «250 000». Даже если бы война прекратилась сию секунду, это ничего бы не изменило.

Откинулся на спинку кресла, сжимая виски пальцами. Эта нерешаемая задача не выходила из головы уже неделями, превратившись в навязчивую идею, отравляющую каждый момент покоя.

Я мысленно перебирал все возможные и невозможные варианты, словно перекладывая раскаленные угли в надежде найти хоть один холодный — ускоренные тренировочные методики, фармакологическое стимулирование, даже возвращение к рискованным, полузапретным экспериментам с Кровавыми Нитями.

Но все они упирались в непреложный, неумолимый закон времени и сложности качественного прорыва. Создать армию Полных Штилей было относительно легко — дай отчаявшимся людям надежду и простую, работающую методику.

Но чтобы поднять их до Сдвига Тверди… это требовало не просто накопления энергии, а настоящей трансформации сознания и духа, того самого качественного скачка, на который были способны далеко не все, даже с «Великой Гармонией» в руках.

И вот, пока я в очередной раз прокручивал в голове эту безнадежную карусель, один-единственный обрывок из последней лекции Юлианны о фундаментальной природе Аватаров Нова вдруг всплыл в памяти с кристальной ясностью.

Не сама техника их создания, не сложные формулы, а нечто более глубокое — базовый, фундаментальный принцип. Она говорила, что Аватар — это не просто помощник или оружие, не внешний инструмент. Это часть тебя, твоя собственная сила, вынесенная вовне, но при этом остающаяся неразрывно связанной с источником единой, живой нитью.

И тогда в голове будто щелкнул выключатель, осветив темный угол комнаты, где годами пылился забытый ключ. Мысль ударила с такой обжигающей простотой и очевидностью, что я на мгновение застыл, уставившись в узор на обоях, не видя его.

Аватар Нова — это вершина развития, квинтэссенция связи мага с его силой, а проводник… проводник, по сути, его урезанная, примитивная версия, сформированная на более ранней, грубой стадии.

Если проводник не является отдельным, независимым существом, а представляет собой всего лишь часть силы мага, его персональный Поток, обретший форму и подобие автономии, но все еще остающийся частью целого…

Тогда вопрос напрашивался сам собой, грубый и прямой, перечеркивающий все прежние ограничения.

Я резко встал, отбросив ручку. Она подпрыгнула на столе, покатилась по полированной поверхности и упала на ковер. Мне было все равно. Мне нужен был ответ. Не завтра, не через час — сию же секунду.

Мне нужно было к Юлианне. Сейчас же, не теряя ни мгновения.