Ткач Кошмаров. Книга 6

Глава 17

Резко, почти судорожно развернувшись в воздухе, рванул к новой, заранее намеченной в памяти цели. Сепа беззвучно и мгновенно последовала за мной, ее сияющая стометровая форма легко рассекая воздух.

Следующая известная мне по старым разведданным военная база с запасами нулевого оружия принадлежала Диоклету. Ад, длившийся уже не первый час, собирался перейти на следующий круг.

На подлете к базе Диоклета я уже чувствовал себя абсолютно выжатым лимоном. Контуры плыли и двоились, внутреннее сияние мерцало неровно и прерывисто, а в самом ядре стоял непрекращающийся навязчивый гул, словно от перегруженного до предела силового трансформатора.

Но продолжать было нужно, иного выбора уже не оставалось.

База Диоклета оказалась на порядок лучше укрепленной, чем дассианская. Десятки стационарных силовых установок проецировали замкнутые поля притяжения, которые сковывали движение, как вязкая смола, а пушки ПВО сумели отреагировать на меня даже несмотря на маскировку.

Но меня уже ничто не могло остановить. Я действовал на чистом автомате, на остатках воли: создавал временный барьер из нитей, прикрывающий спину от самых яростных атак, пока мои основные энергетические щупальца вгрызались в многослойные защитные купола хранилищ.

Усиленный Потоком сплав с треском и скрежетом поддался, обнажая ряды темных, инертных цилиндров. Почти сотня. Целый стратегический арсенал.

— Он снова за свое! Он пытается украсть бомбы! — проревел Сенк.

Их комбинированная атака обрушилась на меня в тот самый момент, когда я уже начал опутывать первые бомбы паутиной нитей. Волна сконцентрированной, пожирающей свет тьмы Сенка впилась мне в бок, пробив защиту, вырвав целый сгусток сияющей материи и заставив мою форму болезненно дрогнуть и помутнеть.

Одновременно с этим десятки невидимых, но ощутимых лезвий сжатого воздуха Элиры пронзили ослабевший барьер с другой стороны, оставив на моем плече множество длинных порезов, из которой сочились искры рассеянной энергии.

Я физически не успевал парировать все, занятый изъятием бомб, плюс невероятная усталость. Скорость падала, способность выдерживать атаки сводилась к критическому минимуму.

Я был как избитый боксер на канатах, принимающий удар за ударом, и с каждым новым точным попаданием структура моего Аватара катастрофически теряла стабильность, становясь все более призрачной, прозрачной и хрупкой.

Остановиться? Сдаться? Нет. Мы прошли слишком мучительный путь, чтобы отступать сейчас, когда цель была так близка.

— Сепа, — голос мой, даже мысленный, прозвучал хрипло и прерывисто, — поглощай. Следующую.

Она без малейших колебаний схватила своими сияющими жвалами очередной цилиндр. Я мысленно приготовился к уже привычному, но от того не менее ужасному кошмару — внутреннему взрыву, мучительному разрыву на осколки, долгому и болезненному собиранию. Но то, что произошло дальше, заставило меня внутренне замереть.

Бомба сдетонировала внутри нее. Знакомая ослепительная белизна на миг затопила ее изнутри, заставив все тело просвечивать, как раскаленный изнутри фонарь из матового стекла.

Но не последовало ни катастрофического разрыва, ни веера разлетающихся во все стороны светящихся осколков. Ее панцирь, испещренный раскаленными до бела узорами, выдержал. Он сдержал весь чудовищный импульс, не дав ему вырваться наружу, сжав его в тисках собственной возросшей плотности.

Энергия взрыва, не найдя выхода, с яростью забушевала внутри ее замкнутой формы, перемалываемая, усмиряемая и впитываемая ее укрепленной сутью.

И боль… Боль через нашу связь возросла в геометрической прогрессии. Если раньше это было ощущение разрывания на отдельные куски, то теперь — всесокрушающее давление, сжатие в тисках чудовищной силы, которые вот-вот должны были раздавить саму сердцевину моего существа.

Адский пресс, превращающий чистую, нефильтрованную агонию в топливо для эволюции. Через нашу связь хлынула такая концентрированная волна мучений, что у меня полностью потемнело в глазах, потерялась связь с окружающим пространством.

Я замер на месте, не в силах пошевелиться, судорожно пытаясь хоть как-то отгородиться, выстроить внутренний барьер от этого шквала, чтобы не потерять сознание здесь и сейчас, что было бы равносильно смерти.

Эта секунда прострации, этого ментального паралича, дорого мне стоила.

— Попался, тварь! — пронзительно крикнул Шаонар, и его атака, кроваво-багровый сгусток искаженной, ядовитой энергии, вонзился мне прямо в центр того, что служило мне грудью.

Мое тело с силой отбросило назад, как тряпичную куклу. Сияющая материя, из которой я состоял, вспыхнула ослепительно-ярко и тут же погасла, как перегоревшая лампочка.

Я чувствовал, как теряю связь с энергетическими конечностями, как вся форма начинает неудержимо и хаотично расползаться, теряя когерентность. Еще один такой прямой удар, даже менее мощный, — и все кончится.

А Сепа, тем временем, поглотив весь взрыв без единой внешней потери, резко и заметно изменилась. Ее тело, не разрываясь, а как бы набухнув изнутри поглощенной мощью, вытянулось со ста до ста пятидесяти метров. И это несмотря на то, что каждая пядь ее тела стала кратно более энергоемкой.

Чудовищная мощь нулевых бомб, которую она теперь впитывала, минуя стадию разрушения, работала с ужасающей, пугающей эффективностью. И вся эта мощь покупалась ценой ее невыразимых, немых страданий.

Следующие три дня слились в один непрерывный, лишенный сна и отдыха кошмар. Время потеряло всякий объективный смысл, измеряясь лишь интервалами между оглушительными взрывами, яростными атаками преследователей и моими собственными мучительными попытками удержать расползающуюся форму.

Мы метались по выжженным пустошам и скалистым плато, оставляя за собой шлейф фопустошения от взрывов бомб и ослепительных, беззвучных вспышек, выжигающих сетчатку.

Процесс эволюции Сепы стал безжалостной и циклической рутиной. Она больше не разрывалась на части, поглощая очередную бомбу. Теперь внутренний взрыв, заключенный в усилившемся до невероятных пределов теле, вызывал «лишь» гигантскую внутреннюю деформацию.

Ее сияющая форма вспучивалась, искажалась, как раскаленный докрасна металл под давлением гидравлического пресса, а линии узора на панцире начинали бешено пульсировать, сдерживая, уплотняя и перенаправляя слепую ярость высвобожденного Потока.

И после каждого такого поглощения ей требовалось все больше времени, чтобы «переварить», ассимилировать чудовищный объем энергии и вернуться в условно стабильное, управляемое состояние.

Минуты растягивались в долгие, мучительные часы, в течение которых я был вынужден отбиваться от троицы преследователей, с каждым разом все ближе к краю.

Мое собственное энергетическое тело находилось на самой грани полного коллапса. Постоянные, изматывающие атаки Сенка, Элиры и Шаонара, которые лишь наращивали ярость и координацию, делали свое дело. А отголоски адских взрывов внутри Сепы, проходящие по нашей и без того напряженной связи, добивали последние остатки структурной стабильности.

На самом деле, я бы давно уже распался на чистую энергию, если бы не один вынужденный «трюк». Когда я понимал, что вот-вот распадусь, я активировал заблокированную связь с Ананси.

Из того потаенного убежища, где покоилось его мутировавшее, погруженное в летаргию физическое тело, по открывшемуся каналу устремлялся поток силы. Это была не энергия Потока, а сама жизненная субстанция моего физического носителя, преобразованная в чистую мощь.

Она проникала в меня, как густой, быстро застывающий цемент, скрепляя трещащую по всем швам конструкцию моего Аватара. И я снова обретал четкость очертаний, плотность и ощущение контроля.

Но за эту передышку приходилось платить страшную, невосполнимую цену. Я чувствовал, как каждый раз через открытый канал связи в тело Ананси обратным током переливались сгустки энергетических искажений, остатки чужеродной боли и нестабильной энергии от бесчисленных взрывов.

Его мутации от этого получали новый, мощный импульс для развития. Я отчетливо, почти физически ощущал, как срок, отмеренный мне, безвозвратно сокращался. За эти три дня от восьми месяцев осталось пять. Я сжег три месяца своей и без того короткой оставшейся жизни ради того, чтобы просто продолжить это самоубийственное безумие.

Однако обратной дороги все равно не было. Остановиться — означало умереть здесь и сейчас, и тогда все предыдущие страдания, вся принесенная боль обесценивались в одно мгновение. Так что, стиснув зубы, я продолжал.

И Сепа неуклонно росла. К концу третьего дня, пройдя через ад новых поглощений, она была уже не просто большой. Она была колоссальной. Почти километр сияющей, невероятно плотной энергетической плоти, висящей в небе.

Она достигла абсолютного пика Зыбучих Песков, и ее чистая физическая мощь была поистине пугающей. Но куда страшнее и значимее был тот чудовищный объем Потока, что был теперь заключен внутри нее.

Он уже значительно превосходил лимиты даже самого могущественного мастера Раскола Земли и теперь начинал приближаться к уровню Сияющей Колыбели — того самого первого уровня сферы Проявления Жизни, что, если задуматься, было поразительной разницей.

Вот только, похоже, продолжать в том же темпе мне было не суждено.

Внезапно всё остальное — оглушительный свист ветра, отдаленный гул последних взрывов, даже всепроникающая, ставшая фоном боль — померкло, отступило, стерлось перед новым, доминирующим ощущением.

Это был грубый, безраздельный, абсолютный напор чистой силы, сконцентрированной прямо на мне. Она давила на мое энергетическое тело как атмосферное давление на дне Марианской впадины, заставляя его трещать по швам просто фактом своего существования.

Я никогда, даже в самые отчаянные моменты противостояния с Сенком, Элирой и Шаонаром, не чувствовал ничего подобного. Их мощь не могла даже близко сравниться с этой бездонной, яростной и безличной мощью, которая сейчас висела над нами, перекраивая саму реальность.

Сенк, чье лицо за последние три дня непрерывной погони исказила маска дикого, почти животного бешенства, смешанного с глубокой усталостью и нарастающим шоком от происходящего, замер.

Его черты расплылись в выражении полнейшего восторга. Он прекратил преследование, резко, почти неестественно остановился в воздухе и склонился в низком, почтительном, подобострастном поклоне, уставившись в небо над нами, словно паломник, узревший божество.

Инстинктивно, повинуясь тому же необъяснимому магнетизму, я последовал его взгляду.

Высоко, там, где синева неба начинала темнеть, парил гигант. Ростом около ста метров, он был словно высечен из живого, пульсирующего чистого пламени.

Но это не был хаотичный, пожирающий все на своем пути пожар. Это была идеальная, скульптурная, анатомически безупречная форма человеческого тела, каждый мускул, каждый сухожильный рельеф которой был выточен из переплетающихся, ослепительно ярких потоков огня.

Вокруг его торса и мощных конечностей извивались, шипя и полыхая, восемь огненных змей с глазами-раскаленными углями. На его голове пылала корона из сгустков белой плазмы, в руке было зажато длинное копье из темно-серого, почти черного огня.

И в этих четких, величественных чертах, в этом надменном изгибе губ и повелительном, всевидящем взгляде я без малейшего труда угадал Зер Гана. Чужака. Кронпринца Холодной Звезды.

И понял, что смотрю на проявление его истинной, ничем не ограниченной силы — на его Аватар Нова.

Он не смотрел на меня. Он смотрел сквозь меня, как на случайное пятно грязи на стекле, которое вот-вот смоет ливнем. Его голос пророкотал, не нуждаясь в воздухе для распространения, он родился прямо в моем сознании, холодный, тяжелый и безжалостно уничтожающий.

— Сдохни, наконец, букашка.

Одна из огненных змей, обвивавших его руку, сорвалась с места, устремившись на меня, оставив за собой лишь дрожащий, искаженный след в ткани реальности, разинув пасть, внутри которой бушевало и клокотало всепоглощающе пламя.

Меня наполняло ощущение неизбежной, неоспоримой смерти. Холодная, тяжелая уверенность, что это финал, осела в сознании.

Давление ауры истинного Аватара Нова сплющивало мое сознание, как гидравлический пресс. А огненная змея, несущаяся ко мне с непостижимой скоростью, была просто финальным, видимым аккордом, подтверждением того, что я уже чувствовал каждой частицей своего распадающегося энергетического существа.

Вот только даже перед лицом этого божественного гнева я не собирался сдаваться. Если уж умирать, то с борьбой, до последнего вздоха, до полного распада самой воли.

В последнем, отчаянном, безумном порыве, выжав из себя всю концентрированную волю, что еще теплилась в разуме, содрогающемся от непередаваемой мощи, я просипел приказ, обращенный вглубь нашей с Сепой связи:

— Сепа… проглоти!

Тысячеметровая сколопендра, массивная, сияющая и пронизанная узорами, отозвалась мгновенно. Она рванула наперерез траектории огненной змеи, ее гигантская пасть разверзлась, и прежде чем та успела сократить оставшиеся метры до меня, она поглотила ее целиком, сомкнув жвала вокруг сгустка чистого пламени. Пламя исчезло внутри ее светящегося тела, как в бездонном колодце.

Наступила тишина. Две, может три, секунды абсолютной, звенящей пустоты, нарушаемой лишь шипением рассеивающейся энергии. Казалось, время замерло в ожидании.

Затем внутри Сепы что-то рвануло с такой силой, что даже воздух вокруг нее содрогнулся.

Это не был знакомый взрыв нулевой бомбы. Это было нечто худшее, принципиально иное. Ее тело не разорвало на сияющие осколки — его вывернуло наизнанку тысячью клочьев живого, яростного, осознанного пламени.

Она вспыхнула, как гигантский факел, ее сияющая плоть почернела, обуглилась и рассыпалась, поглощаемая всепожирающим огнем, который не гас, а лишь набирал силу, пожирая саму ее энергетическую субстанцию, словно это был не Поток, а сухая древесина.

Через нашу связь хлынула агония, перед которой померкла вся предыдущая, накопленная за дни боль. Это было не просто уничтожение. Это было ощущение, будто саму матрицу моего существа сжигали заживо, растягивая процесс на вечность, молекула за молекулой.

Одновременно с этим, по тому же самому каналу связи, пламя перекинулось на меня. Огонь пробежал по энергетическим нервным путям моего тела, и я загорелся изнутри, как бумажный фонарь.

Мысли спутались, распались на отдельные, не связанные обрывки. Сознание превратилось в хаотичный вихрь из чистой боли и всепоглощающего огня. Я почти перестал быть Лейраном, почти полностью растворился в этом персональном аду.

Почти.

Каким-то чудом, на самом дне пропасти, зацепившись за последний, крошечный обломок воли, я нашел в себе силы. Собрав то, что осталось от моей расплывающейся формы, я ударил сам себя в грудь сконцентрированным импульсом направленного саморазрушения.

Удар, призванный не убить окончательно, а создать контролируемый разрыв. Дестабилизировать энергетическую форму еще сильнее, до критического состояния, таким образом разомкнув петлю.

Связь с Сепой резко ослабла, стала тоньше, приглушенней. Этого хватило.

Давление агонии спало с моего сознания, как ослабшая удавка, и я судорожно, мысленно вздохнул, впервые за эти вечные секунды. Пламя внутри меня также погасло, оставив после себя дымящиеся, оплавленные и почерневшие участки того, что когда-то было моей энергетической плотью.

Я не умер. Я устоял. Моя форма мерцала, как умирающая лампочка, а мир плыл и двоился передо мной. Но я был жив. В каком-то жалком, полуразрушенном виде, но жив.

Я поднял голову, чувствуя, как каждое движение отзывается волной боли и нестабильности. Высоко в небе Аватар Нова Зер Гана смотрел на меня. На его лике из живого пламени не было ни удивления, ни злости — лишь холодное, безразличное ожидание, как у человека, наблюдающего за тлением тлеющей щепки.

Одна из семи оставшихся огненных змей, обвивавших его торс, оторвалась от тела и замерла в воздухе, ее угольные глаза прицельно нацелились на меня. Она была готова к броску.