Ткач Кошмаров. Книга 6

Глава 22

Аватар Зер Гана, и до того чудовищный, начал расти. Фигура из пламени вздыбилась, вытянулась, достигнув почти километровой высоты.

Восемь огненных змей сорвались с места. Все, чего они касались — разреженный воздух, частицы пыли, сама структура пространства на такой высоте — рассыпалось, превращалось в мелкий, безжизненный пепел, который мгновенно рассеивался в небытие.

У меня не было и тени шанса противостоять этому в открытом, силовом столкновении. Тем более что-то пробуждающееся, смутное ощущение мировой ауры, которое начало струиться во мне после Крещения, было детским лепетом по сравнению с тем, чем владел Зер Ган.

Единственное, что у меня было, единственное преимущество в этой неравной игре — это объем. Неистовый, чудовищный объем чистейшего Потока, который теперь содержался в Сепе, достигшей пика своей сферы.

Я мысленно рванулся к ней, отбросив все остальное. Сепа, мой Аватар Нова, отозвалась мгновенно. Я погрузил свое новое, снова хрупкое человеческое тело прямо в ее сущность. Сепа обволокла меня, а потом свернулась в живой, пульсирующий кокон.

Ее сияющая, синеватая субстанция, сомкнулась вокруг меня, слой за слоем, образуя идеальную, непроницаемую сферу. Я оказался в самом ее сердце, подобно тому, как Зер Ган пребывал в лбу своего исполина.

Огненные змеи врезались в этот кокон. Мир снаружи взорвался немым, ослепляющим каскадом багровых вспышек. Я не слышал звука — лишь чувствовал глухой, сокрушительный гул, передававшийся через вещество Сепы прямо в мои кости.

Каждое попадание я ощущал как яростное давление. Сепа сопротивлялась. Она поглощала, рассеивала, трансформировала чужеродную энергию в соответствии с полученными мной в момент ее прорыва вдохновениями.

Но с каждой секундой ее тело становилось все более тусклым и хрупким, истончалось. Мощь Зер Гана была не просто больше моей. Она была иной категории.

Однако я держался. Огромный объем Потока, запечатанный в Сепе, позволял ей регенерировать, восстанавливать поврежденные слои, компенсировать испаряющуюся материю за счет внутренних резервов.

Вот только пламя Зер Гана не ослабевало. Не было ни всплесков, ни пауз. Рано или поздно, через минуту или через десять, его испепеляющая пустота найдет последнюю микроскопическую брешь, прожжет финальный слой защиты Сепы и достигнет меня.

Я опустил взгляд. На моей ладони сидел Ананси. Маленький белый паучок. Его тело было хрупким, почти невесомым, простейшей энергетической формой.

В нем не было и следа тех колоссальных запасов силы, что я когда-то в него вложил, что питали мои нити и Буйства. Только крошечный, едва теплящийся сгусток Потока, достаточный для поддержания самой примитивной формы существования.

Но этого примитивного существования было более чем достаточно. Мое нынешнее, свежеобретенное понимание сферы Проявления Жизни — весь путь от Сияющей Колыбели до Аватара Нова, который я только что интуитивно и отчаянно прошел на Сепе — давало мне теоретическую базу.

Я мог попытаться развить Ананси. Прямо здесь. Прямо сейчас. Под сокрушительным огнем, в самом пекле атаки, рассчитанной на стирание реальности.

Проблема была в том, что, если я начну выкачивать энергию из общего резервуара Сепы, чтобы питать стремительный прорыв Ананси через все уровни сферы, ее защитный кокон неизбежно ослабнет. Я поставлю себя на еще более острый край.

Но я с такой же ясностью понимал и другое. Просто обороняясь, я не выживу. Кроме того, мой фирменный стиль боя — та самая бесконечно адаптивная паутина из тысяч нитей, способных на любые Буйства — был в данный момент потерян.

Ананси, вернувшийся в свое зачаточное состояние, больше не служил той идеальной основой, тем реактором и проводником, через который я мог ткать эти нити с максимальной эффективностью.

Я, конечно, мог имитировать их сам, используя собственное мастерство. Годы практики не прошли даром. Но без проводника-паука в качестве сердцевины, без его уникальной природы это были именно что имитации.

Их эффективность, сложность переплетений, скорость формирования и общая мощь упали бы в разы, если не на порядок. Против Истребления Смерти Зер Гана, этого было катастрофически мало.

И было еще одно понимание. Своим решением — принять дар Юлианны, встать под поток Крещения мира и получить свое человеческое тело обратно — я взял на себя колоссальную ответственность. Не только за собственное исцеление. Но и за то, что произойдет потом.

За тот вызов, который я теперь, пусть неявно, но бросал таким, как Зер Ган. Спрятаться в кокон и надеяться на чудо или истощение противника — это было бы не просто трусостью. Это было бы предательством по отношению к себе самому, к тем редким шансам, что мне выпадали, и к тем, кто, как Юлианна, вложил в этот шанс что-то свое.

Так что, чувствуя глубокий и протяженный гул, означавший, что очередной слой кокона Сепы только что испарился под сфокусированным лучом багровой пустоты, я начал процесс.

Я выделил первый, управляемый поток энергии из общего резервуара Сепы, направил его внутрь, к маленькой, теплой белой точке в своей груди. Энергия коснулась Ананси.

Она обволокла, создала вокруг его хрупкого восьминогого тела первый, невидимый глазу, но четко ощущаемый контур Сияющей Колыбели — внешнего хранилища Потока, которое должно было стать фундаментом и топливом для всего последующего стремительного роста.

Процесс шел с вынужденной быстротой, подстегиваемый отчаянием и бешенным давлением извне. Почти мгновенно, со звуком, похожим на хруст ломающегося хрусталя, эта оболочка сжалась, кристаллизовалась, превратившись в Первичное Ядро. Твердое, стабильное, сверкающее внутренним холодным огнем, оно теперь было сердцем формирующегося существа.

Тут же, под непрерывным, подавляющим давлением поступающей из Сепы силы, из идеальной поверхности Ядра что-то проклюнулось. Тонкий, зелено-золотистый побег, хрупкий и живой, потянулся вверх.

Росток Фантазии. Сам факт его появления означал, что процесс идет, что Ананси теоретически способен стать полноценным Аватаром. Но именно здесь, на этой, казалось бы, прогрессивной стадии, я неожиданно наткнулся на стену.

Росток был, но он был пустым. Инертным. Просто побегом, лишенным смысла.

С Сепой все происходило иначе. Когда она достигла этой стадии, мой разум сам собой наполнился целыми потоками идей, озарений, готовыми концептуальными блоками, касающимися эффективного накопления, хранения и умножения Потока.

Это были не заимствованные знания, а мои собственные, рожденные в симбиозе ее новой сущности и моего глубочайшего, выстраданного понимания энергетических процессов. Техникой, легшей в основу ее Ростка, стала именно эта всеобъемлющая, фундаментальная концепция накопления и консервации силы.

Но тогда выбор именно этих техник произошел естественным образом, как-то сам собой, благодаря моментальному наитию или чему-то похожему.

Теперь же передо мной висел Росток Ананси. Он мог механически расти дальше, питаясь силой, отнятой у гибнущей Сепы. Он мог даже формально вступить в следующую стадию — Древа Истока.

Но без своей «идеи», без уникальной, фундаментальной техники Потока, в которую будет вложена частица моей души, он останется пустой, безжизненной оболочкой. Неполноценным Аватаром.

Да, он будет обладать грубой силой, запасенной энергией. Но он лишится самой сути — того качественного скачка в понимании, той «специализации», которая делает Аватара Нова уникальным и многократно усиливает возможности его хозяина в выбранном аспекте.

Без этого я не получу новых вдохновений, не совершу прорыва в собственном мастерстве. Моя боевая сила, даже с двумя теоретически мощными Аватарами, окажется ущербной.

Я чувствовал, как под очередным сфокусированным ударом багровой пустоты защитный кокон Сепы истончился настолько, что внутрь начал просачиваться обжигающий жар.

Времени не было. Совсем. Мне нужна была техника.

Мысли метались в голове с бешеной скоростью, натыкаясь на тупики. Технология проводников? Нет. Это было великое изобретение, но не принцип, который мог бы стать душой нового существа.

Мои исследования по энергетическим формациям, те самые узоры, которые я вырезал на Сепе и которые позволили ей поглощать нулевые взрывы? Определенно ближе. Но в сердце он ощущался как нечто созданное, сконструированное для конкретной, утилитарной цели. Как инженерный чертеж, а не как что-то, способное дать Ростку душу.

Тысячи Буйств, в использовании которых я был мастером? Тоже нет. Это были инструменты. Великолепно отточенные, разносторонние, но все равно лишь инструменты в моем арсенале.

Отчаявшись, почти инстинктивно, я вернулся мыслями к самому истоку. Туда, где все началось. Я вспомнил тот первый, отчаянный ритуал в библиотеке, когда едва не умер от того, что Ананси выпал из террариума и укусил меня прямо перед началом ритуала.

И еще раньше — долгие, одинокие часы за книгами, изучение полузапрещенных трактатов, черчение на пергаменте сложных схем и кругов, которые все окружающие посчитали бы бредом.

Тогда мной двигало отчаяние. Жгучее, всепоглощающее, животное желание стать хоть кем-то, перестать быть обузой, вырваться из клетки собственного беспомощного тела.

Но сейчас, отстранившись и глядя на эти воспоминания словно со стороны, я поймал в них иное, второе ощущение. Помимо страха и боли, среди этой гонки за результатом, был… комфорт.

Глубокое, почти медитативное успокоение, которое наступало, когда я погружался в сам процесс исследования. Тихая радость, когда очередной кусочек мозаики знания, выуженный из древнего свитка или рожденный в моей собственной голове, с тихим щелчком вставал на свое место.

Это… ощущалось правильным направлением.

Я продолжил мысленно листать страницы своей жизни дальше, под грохот разрушающегося кокона. Вот я уже стал кем-то — сначала важной, пусть и довольно неопределенной фигурой в клане Регул, потом помощником принцессы, потом тем, кто дал старт новому витку развития практики Потока на Тихой Звезде, а потом человеком, уже напрямую изменившим целую планету.

Что я делал все это время? Формально — искал способ исцелить ноги, а потом — остановить мутации и вернуть себе тело. Но это была лишь цель, конечная точка на карте.

Сам же путь, то, чем я занимался изо дня в день, час за часом, был изучением. Постоянным, ненасытным, жадным познанием нового.

Новых ядов, противоядий и алхимических рецептов у сварливого Нимпуса. Новых техник Потока и их скрытых, неочевидных комбинаций. Новых, подчас шокирующих граней этого мира, увиденных глазами моих отблесков.

И сам процесс — распутывание загадок, сбор разрозненной информации, ее анализ, построение и проверка гипотез — всегда захватывал и завлекал меня с такой силой, что я порой забывал о самой цели. Я просто не замечал этого, потому что это было так же естественно и необходимо для моего существа, как дыхание.

Но тут, под воздействием просочившейся в сознание ауры Ростка Фантазии, я сумел отыскать это в себе.

Я выучил тысячи Буйств не только и не столько чтобы стать сильнее в бою. А потому что мне было невероятно интересно, как они устроены на фундаментальном уровне, как их можно сломать, перевернуть и собрать заново, получив новый эффект.

Я открывал новые техники и принципы работы с проводниками, потому что экспериментировал, играл с энергией и ее формами, как одержимый ребенок с бесконечно сложным конструктором.

Я даже прорвался в сферу Проявления Жизни не каноничным путем, а окольным, благодаря тому, что использовал накопившиеся знания для совершенно нового подхода к практике Потока.

Все это время, помимо голой воли к выживанию и комфорту, меня вперед гнала глубинная, фундаментальная жажда познания. Жажда понять, как устроен мир — от мельчайшей частицы Потока до глобальных политических игрищ — и, поняв, перестроить его под себя, следуя собственному замыслу.

Вот она. Основа. Не конкретная техника, не заклинание, не магическая формула. Сам процесс. Принцип исследования, анализа, открытия и последующего созидания нового.

Решение пришло без колебаний. Мысленный импульс устремился к тому хрупкому зеленому ростку, что тянулся из сияющего Ядра Ананси. Я вложил в него эту идею. Концепцию познания как основу бытия, как источник силы и инструмент трансформации реальности.

В ту же микросекунду мой разум захлестнул поток. Но не такой, как с Сепой — не упорядоченные, почти инженерные схемы эффективного накопления и распределения энергии. Этот поток был плотнее, интенсивнее, богаче оттенками.

Он был хаотичным, бурлящим калейдоскопом вдохновений и озарений, касающихся самого процесса исследования нового. Как вскрывать суть любых явлений, разбирая их на фундаментальные принципы. Как находить скрытые закономерности в кажущемся беспорядке и шуме информации. Как из разрозненных, на первый взгляд несвязанных данных, складывать целостную, работающую картину, а из этой картины — выводить новые, действующие законы и правила.

После этого щелчка понимания процесс развития Ананси пошел без малейших заминок. Росток Фантазии, получивший свою идею, мгновенно укоренился в моем теле. Он пустил корни, и из меня выросло новое Древо Истока. Не такое гигантское и массивное, как у Сепы, но невероятно изящное, с тонкими, причудливо переплетающимися ветвями.

На одной из его верхних, самых тонких ветвей тут же набухла и раскрылась почка. Из нее за несколько мгновений вырос и распустился Цветок Судьбы. Его лепестки были прозрачными, как чистейший горный хрусталь, и внутри них, переливаясь и пульсируя, танцевали целые микроскопические галактики идей, схем и формул.

Когда он расцвел полностью, меня накрыла новая волна вдохновений. Она была еще более странной и всеобъемлющей, чем первая. Теперь озарения касались практического применения открытого знания, того, как мгновенно превращать абстрактное понимание в конкретные, работающие инструменты и техники.

А затем, выполнив свою роль, Цветок Судьбы увял. Его хрустальные лепестки осыпались, и из его сердца родился новый Ананси. Не гигантский мутировавший монстр, не исполинская сияющая сколопендра.

Он был компактным, размером не больше моей головы вместе с растопыренными в стороны тонкими, изящными лапками. Его тело сияло глубоким, почти чернильным индиго, а по нему, словно замысловатые узоры на микросхеме или древние магические руны, тянулись сияющие бело-голубые прожилки.

Весь этот стремительный прорыв, конечно, потребовал энергии. Но не в том чудовищном, всепоглощающем объеме, как для Сепы, чья суть изначально была заточена под накопление и хранение.

Вплоть до стадии Ростка Фантазии аппетит Ананси был даже вполне умеренным. Однако, начиная с момента укоренения Древа Истока и особенно с формированием Цветка Судьбы, его потребности резко возросли.

А снаружи не прекращался яростный натиск. Зер Ган, чей Аватар выл в беззвучной пустоте от бессильной ярости, обрушивал на нас концентрированную мощь своей сферы Истребления Смерти.

Он чувствовал, как защита слабеет, как его пламя наконец-то начинает добираться до цели, и удваивал, утраивал усилия.

Сначала это был лишь нарастающий, сухой жар, как от открытой дверцы раскаленной доменной печи. Затем в истончившемся коконе появились первые настоящие дыры — крошечные, точечные, но через них хлынули сгустки пламени, которые принялись выжигать воздух вокруг меня.

А я не мог отвлечься. Вся моя воля была прикована к процессу формирования второго Аватара.

Ощущение было таким, будто меня погрузили в расплавленный металл. Сначала загорелась кожа. Страшная, всепоглощающая боль пронзила каждую клетку, каждый нерв.

Я чувствовал, как плоть на руках, на груди, на лице пузырится, краснеет, затем чернеет и обугливается, издавая тихий, противный треск. Волосы на голове, лице и теле вспыхнули ярким, коротким факелом и исчезли, оставив после себя лишь стойкий, тошнотворный запах паленого рога.

Самый немыслимый ужас наступил, когда жар добрался до глаз. Давление и температура стали невыносимыми — я почувствовал, как что-то густое, вязкое и обжигающе горячее потекло по моим щекам, а затем раздался тихий, влажный хлопок изнутри черепа, и мир погрузился в абсолютную, режущую болью темноту.

Глаза не выдержали. Они просто лопнули и вытекли.

Но даже сквозь эту адскую, примитивную агонию, сквозь запах собственной горелой плоти и слепоту, я не отпустил финальную концентрацию. Последний, решающий импульс воли был передан.

Ананси, новый Аватар Нова, основанный на принципе познания и анализа, родился окончательно и взобрался мне на плечо.

И его глазами я увидел, как Юлианна, видя моё состояние, сделала резкое, порывистое движение вперед, намереваясь проскользнуть в пространство между мной и багровым исполином Зер Гана, поставить свой барьер из света и тьмы.

Я остановил её, сформировав подобие голосовых связок из нитей.

— Стой.

Она замерла на месте, повернув ко мне лицо. В её глазах читалась не просто ярость за происходящее, но и что-то более сложное — отчаянная досада и, возможно, страх. Страх не за себя, а за крах всего, во что она вложилась.

— Ты не можешь. Я всё ещё предатель твоей фракции. Официально. Ты уже отдала мне свой поток Крещения мира, свой шанс. Если ты теперь ещё и рискнёшь ради меня жизнью, вступив в прямой, открытый конфликт с ним, тебе точно придет конец. С Зер Ганом я разберусь сам.

Зер Ган громко рассмеялся.

— Сам? — его голос, исходивший из лба Аватара, источал яд. — Ты, букашка? Посмотри на себя. Ты уже почти мёртв! Ты слеп, обуглен, и держишься только на жалких остатках энергии своего первого Аватара, который я сейчас добью. Как, скажи мне, в таком состоянии ты собираешься мне противостоять? Жалкой болтовнёй и надеждой на чудо?

Я не стал тратить силы на ответ. Вместо этого Ананси, сидевший у меня на обнажённом, обгоревшем плече, дрогнул. Его тело испустило мягкое сияние. Из него выстрелили несколько десятков тончайших нитей.

Эти нити изогнулись в воздухе, сложившись вокруг моего изуродованного тела в вытянутый вертикальный овал, похожий на рамку зеркала или портал. И начали вращаться. Не с бешеной скоростью, а плавно, ритмично, описывая совершенный круг.

Сначала ими было считано состояние каждой клетки моего тела. Не просто общая картина ожогов, а точная трёхмерная карта повреждений. Всё это было зафиксировано, проанализировано и сравнено с эталонной схемой.

Потом началась работа. Мёртвые, обугленные ткани расщеплялись и затем собирались заново, укладываясь в нужном порядке, формируя новые, живые клетки кожи, мышечные волокна, стенки капилляров.

Мышцы нарастили утраченные волокна, обретая прежний объём и силу. Кожа сомкнулась над ними — розовая, новая, без малейшего намёка на шрамы или рубцы, идеально гладкая.

На голове, из восстановленной кожи, как из почвы под ускоренной съёмкой, проросли волосы. Тёмные, густые, точно такие же, как были прежде, они легли на плечи.

Из пустых, спалённых орбит вытянулись новые зрительные нервы. Из расщеплённого биоматериала окружающих тканей заново собрались хрусталики, сетчатка, радужная оболочка, белок, веки.

И тьма передо мной рассеялась. Сначала появились размытые пятна света и тени, затем эти пятна обрели формы — силуэт багрового исполина, сияющий контур Розовой Бабочки. Наконец, фокус резко встал на место.

Моё тело было полностью здоровым, будто только что рождённым, полным сил.

Затем нити, закончив свою работу, разделились на тысячи ещё более тонких, невидимых невооружённым глазом волосков, которые стремительно заплелись вокруг меня, словно ткацкий станок.

Они сплетали прочную, как шёлковый бронежилет, лёгкую, дышащую, устойчивую к экстремальным температурам и энергетическим воздействиям ткань, сложившуюся в просторную, длинную мантию глубокого синего цвета, как самое тёмное ночное небо, с тонкой, изящной отделкой и сложными, мерцающими белым светом узорами по подолу, рукавам и вороту.

Я поднял руку, потрогав ткань мантии. Под пальцами она ощущалась как шёлк, но с едва уловимым тёплым излучением. Потом я медленно поднял голову и повернулся, чтобы вновь встретиться взглядом с Зер Ганом.

На его лице, искажённом всего секунду назад гримасой торжества, теперь застыло чистое, немое недоумение. Оно длилось миг, а затем начало сменяться нарастающей, багровой от ярости волной. Его пламенеющий Аватар затрепетал от напряжения.

— Прости, что заставил ждать, — сказал я. — Теперь, как видишь, я готов.