Ткач Кошмаров. Книга 6

Глава 20

Парируя очередной сгусток липкой, шипящей тьмы от Сенка взрывной Волной Потока и одновременно уворачиваясь от веера ледяных ветряных клинков, что послала Элира, я сконцентрировался. Я пропустил мощный поток энергии через горло.

Мой голос, низкий, металлический и невероятно отчетливый, пророкотал над грохотом боя, свистом ветра и монотонным шумом дождя. Он разнесся над всем островом и акваторией, звуча так, будто я стою плечом к плечу с каждым из них.

— Слушайте все, кто чувствует предел! Кто чувствует, что проводник полон силы, но не может сделать следующий шаг! — начал я, продолжая отбивать атаки. Мои нити работали в бешеном ритме, создавая вокруг меня постоянно меняющийся защитный кокон. — Вы застряли на пороге. Вы пытаетесь просто закачать в него больше энергии, как в мешок. Это тупик! Ваш проводник — не бездонная бочка! Он — тигель! Сконцентрируйте внешний поток! Не впитывайте его всем телом проводника! Соберите его в одной точке, в самом центре, в сердцевине его существа! Представьте себе воронку! Сожмите ее! Заставьте энергию вращаться и коллапсировать внутрь! Не давайте ей растекаться!

Сенк, наблюдавший за тем, как его многолетний план рушится на глазах, достиг точки кипения. Осознание происходящего выжгло в нем последние остатки рассудка.

Его лицо, прежде искаженное злобой, стало пустым, а затем на нем вспыхнула такая первобытная ярость, что казалось, он вот-вот разорвется изнутри.

Он не закричал. Он издал гортанный, животный рев, в котором не осталось ничего человеческого. Он забыл все свои техники, все сложные приемы, всю свою изощренность.

Его тело стало эпицентром клубящейся, поглощающей свет черной пустоты, смешанной с судорожными, ядовито-фиолетовыми разрядами. Он превратился в живую торпеду, в комок чистой деструктивной воли, и понесся на меня, намеренный протаранить, разорвать, уничтожить, даже если это будет стоить ему жизни.

У меня не было выбора. Уклоняться было нельзя — позади меня сияло гигантское кольцо Сепы, источник всего этого безумия. Я вкопался в воздух, сконцентрировал Поток в правой руке, ощущая, как энергия сгущается до состояния, близкого к твердому телу.

Обвил кулак десятками слоев усиливающих, уплотняющих и стабилизирующих Буйств, создав подобие перчатки из чистой силы. И нанес встречный удар. Не технику, не сложный прием — просто прямое, грубое высвобождение всей мощи, что я мог мобилизовать в этот миг.

Наши силы столкнулись с оглушительным грохотом, который на мгновение подавил все остальные звуки — и гул дождя, и свист атак Элиры и Шаонара. Ослепительная вспышка, белая и беззвучная, прожигла сетчатку. Волна чистой энергии отбросила в стороны нас обоих.

Я ощутил, как моя энергетическая форма затрещала по швам. По ней пошли глубокие, опасные разломы, но я устоял. Даже отброшенный на сотню метров, остался на линии между ним и Сепой.

И даже в этот момент, едва переводя дух, восстанавливая треснувшие участки своего тела и одновременно возводя новый барьер против возобновившихся атак Элиры и Шаонара, я продолжал вещать. Мой голос, все еще усиленный Буйством, звучал властно и безапелляционно, как звон древнего колокола:

— Не бойтесь сопротивления! Ваш проводник инстинктивно будет противиться сжатию, это его естественная природа! Преодолейте это! Создайте внутреннее давление! Представьте, что вы сжимаете алмаз в самых недрах планеты, где камень плавится от одного лишь веса! Сжимайте! Сжимайте, пока не почувствуете ту самую точку, момент кристаллизации, когда хаос вдруг обретает форму!

Это сработало. Я чувствовал это по тому, как менялась энергетическая картина внизу. Скорость, с которой в проводниках зарождались новые, стабильные Ледники, снова рванула вверх.

Волна коллективного озарения, прорыва, катившаяся по тысячам умов, была почти осязаемой. Они нащупывали верный путь, преодолевали ментальный барьер.

Ауры внизу затвердевали одна за другой, как вспыхивающие в ночи звезды. Я вел внутренний счет, отслеживая каждый новый устойчивый источник силы. Сто двадцать тысяч… сто пятьдесят… сто восемьдесят… Двести…

Когда количество только что сформированных Сдвигов Тверди достигло отметки в двести тысяч, пространство над Кагуручири содрогнулось снова. Но на этот раз это была не ударная волна.

Огненный Аватар Нова Зер Гана возник в своей подавляющей мощи. Но на этот раз в центре его пламенеющего лба, как в раме из чистого огня, стояла фигура самого кронпринца, его истинное тело. Его лицо, обычно холодное и надменное, было искажено такой безупречной, леденящей яростью, что казалось, он мог испепелить меня одним взглядом.

Однако его глаза, пылающие, как угли, были прикованы не ко мне, а к Сепе и к тому животворящему ливню, что она непрерывно изливала на остров. Он поднял руку, и все восемь огненных змей замерли в воздухе, готовые к броску, чтобы раз и навсегда положить конец этому акту неповиновения.

Но удар так и не состоялся. Прямо напротив него, из облака порхающих сияющих бабочек и сгустившихся, бархатистых теней, возник другой Аватар. Женственный, изящный, но и от него веяло той же бездонной, древней силой.

Его я тоже без труда узнал. Розовая Бабочка. В центре ее хрустального лба, словно драгоценный камень в изысканной оправе, стояла Юлианна. Ее лицо было спокойным, почти отрешенным, но взгляд, устремленный на Зер Гана, был твердым, как отполированная сталь.

Зер Ган замер. Его пламенеющий Аватар дрогнул, исказился от сдерживаемой ярости. Но змей он отозвал. Далше он мог только смотреть. Смотреть, как количество Сдвигов Тверди внизу стремительно, неумолимо ползет к двумстам десяти, двумстам двадцати, двумстам тридцати тысячам…

И когда это количество достигло двухсот тридцати пяти тысяч с хвостиком, мир изменился.

Сначала это была едва заметная вибрация, исходившая из самых глубин. Не звук, а скорее ощущение — легкое дрожание в костях, словное от далекого, но мощного механизма, запущенного где-то в недрах планеты.

Волны под кораблями, до этого ровные и тяжелые от дождя Потока, вдруг пошли мелкой, частой рябью, заставив корпуса мелко и нервно покачиваться. На берегу с каменных обрывков посыпались в воду отдельные камушки и струйки песка.

Затем дрожь усилилась, перейдя из разряда ощущений в объективную действительность. Палубы кораблей заходили ходуном, с мачт полетели обломки такелажа. На острове закачались, накреняясь, самые высокие деревья, с их ветвей хлынули вниз потоки воды и листьев.

Гул, низкий и всепроникающий, поднялся отовсюду — из земли, из воды, из самого воздуха. Он давил на уши, сжимал виски, заставлял вибрировать грудную клетку. Звук нашего боя, оглушительный еще секунду назад, растворился, поглощенный этим нарастающим, геологическим стоном.

А потом пришла очередь неба. Оно не раскрылось, как тогда для Зер Гана. Над нами, от горизонта до горизонта, синева полотна пошла тончайшими, черными трещинами.

Они начали расползаться с невероятной скоростью, сливаясь, переплетаясь, и через мгновение все небо выглядело как перегретое стекло, готовое рассыпаться. И оно рассыпалось.

С оглушительным, беззвучным хрустом, который отозвался болью в самом нутре, небесный свод обвалился внутрь себя. Не было вспышки, не было взрыва — куски синевы и солнечного света просто исчезли, поглощенные наступающей из-за них пустотой.

Мир погрузился в абсолютную, густую, беззвездную тьму. Это была не ночь. Ночь имеет оттенки, имеет глубину, имеет далекие огни. Здесь не было ничего. Лишь черный, бархатный, осязаемый мрак, натянутый со всех сторон, поглотивший даже очертания кораблей и острова внизу.

И в этой внезапной, всепоглощающей тишине и мгле, наступившей после катаклизма, прозвучал Голос. Тот самый.

Он не имел направления. Он гремел прямо в сознании, заполняя собой все — каждую мысль, каждую клетку, сам воздух, которым я больше не дышал. Он был тихим, как шепот, и оглушительно громким, как падение материков.

— ПЛАНЕТА ТИХАЯ ЗВЕЗДА ВЫПОЛНИЛА УСЛОВИЯ. НАСЕЛЕНИЕ ДОСТИГЛО НЕОБХОДИМОГО ПОРОГА ПРАКТИКИ. ОТНЫНЕ ВАШ МИР ВСТУПАЕТ В ЭШЕЛОН ВЫСШИХ.

Слова повисли в абсолютной тьме, врезавшись в ум каждого живого существа на планете. Никто не кричал. Не дышал. Казалось, сама жизнь замерла в ожидании.

Пауза длилась вечность.

— ДА СНИЗОЙДЕТ КРЕЩЕНИЕ МИРА.

Абсолютная тьма и тишина, последовавшие за словами о Крещении, были нарушены не Голосом. Зер Ган, все еще стоящий в челе своего пламенеющего Аватара, говорил сквозь стиснутые зубы. Его голос, обычно полный надменной уверенности, теперь был низким, сдавленным и острым, как обломок льда.

— Ничего еще не кончено, Юлианна. Ты думаешь, это что-то изменит? В конечном счете, когда пыль уляжется, победителем останусь я.

Юлианна, чей Аватар парил в бархатной пустоте, никак не отреагировала на его слова. Она даже не повернула голову в его сторону, не удостоила его взглядом.

Вместо этого ее Аватар плавно поднял голову, обратив лицо к беззвездному, абсолютно черному небу. Ее голос, чистый и четкий, прозвучал в всеобщей тишине, разрезая мрак с той же силой, что и Голос, но с иным, человеческим тембром.

— Я отказываюсь от своей доли Крещения, — объявила она, и слова повисли в пустоте, ясные и неоспоримые. — И передаю ее Лейрану иль Аранеа.

Мгновение ничего не происходило. Казалось, сама пустота затаила дыхание. Затем Голос, наполнявший реальность, отозвался. Его тон был лишен какого-либо выражения, но сама пауза перед ответом была красноречивее любых эмоций.

— ТЫ ПОНИМАЕШЬ ПОСЛЕДСТВИЯ ТАКОГО РЕШЕНИЯ? ТЫ ОТКАЗЫВАЕШЬСЯ ОТ ВОЗНАГРАЖДЕНИЯ, ПОЛОЖЕННОГО ТЕБЕ ПО ПРАВУ КУРАТОРА. ОТ ДОЛИ В ЭНЕРГИИ, ПРЕОБРАЗУЮЩЕЙ МИР. ОТ ПОЛОЖЕНИЯ И СИЛЫ, КОТОРЫЕ ОТКРОЮТСЯ ПЕРЕД ТОБОЙ. И ТЫ ОТДАЕШЬ ЭТО СУЩЕСТВУ, КОТОРОЕ ТВОЙ ЖЕ КЛАН, СЛЕДУЯ УСТАНОВЛЕННЫМ ПРОЦЕДУРАМ, ВСКОРЕ ОБЪЯВИТ ПРЕДАТЕЛЕМ И ИЗГОЕМ.

— Я понимаю, — ответила Юлианна, и в ее голосе не дрогнула ни одна нота. Не было ни сомнений, ни сожаления.

Ее Аватар, Розовая Бабочка, плавно взмахнул изящной рукой. Пространство рядом с ним исказилось, и в воздухе возникла небольшая, по крайней мере по сравнению со стометровой фигурой, сфера.

Она была черной, но не такой, как окружающая нас тьма. Это была глянцевая, искрящаяся чернота, такая же, как крылья витающих в воздухе вокруг Аватара бабочек.

Сквозь поверхность сферы я мгновенно ощутил его. Знакомое, искаженное мутациями, изуродованное, но несомненно родное присутствие. Ананси. Она каким-то образом, используя силу, недоступную мне, извлекла его из того укрытия, что я считал абсолютно секретным, и доставила сюда, в эпицентр всего.

Затем Юлианна, наконец, повернула голову. Ее взгляд, исходящий из хрустального лба Аватара, встретился с моим. В нем не было ни торжества, ни ожидания благодарности.

— Ты отказался от моего покровительства, — сказала она, и ее голос, всегда такой расчетливый и насмешливый, впервые зазвучал иначе. В нем проскользнула не просто решимость, а что-то более теплое, сложное и неуловимое — признание долга, может быть, или нежелание быть обязанной. — Ты назвал это изменой, чтобы своей жертвой оградить меня от наказания за твои действия. Чтобы я могла остаться чистой перед лицом правил, которые сама же и должна была блюсти. — Она сделала крошечную паузу. — Так вот. Теперь и я готова расстаться со своим шансом, со своей наградой. Чтобы у тебя появился шанс на жизнь.

Я не до конца понимал механику «Крещения» и уж тем более не знал, какую именно «долю» она намеревалась мне передать. Это были понятия из лексикона высшего мира, чуждые и абстрактные.

Но общий посыл, стоящий за ее словами, был кристально ясен. Она отказывалась от чего-то колоссально ценного, от своего законного вознаграждения, от положения, которое, как я смутно догадывался, было целью всей ее жизни.

И все это — ради того, чтобы дать мне шанс. Отказаться сейчас, проявить ложное благородство или упрямство, значило бы не просто совершить глупость. Это стало бы жестоким оскорблением, плевком в душу, который навсегда перечеркнул бы все, что было между нами.

Так что я просто кивнул. Один раз, медленно и тяжело. В этом скупом жесте не было пафоса, но в нем была вся моя признательность, все понимание и безоговорочное принятие ее дара. Слова были бы здесь лишними и неуместными.

Я отпустил Сепу. Трехкилометровое сияющее кольцо, все еще извергавшее в мир остатки энергии, дрогнуло, его четкие контуры поплыли. Оно рассыпалось на мириады сияющих частиц, которые устремились к сфере с Ананси.

После этого настал черед моего энергетического тела. Я перестал удерживать его форму, позволил связям, скреплявшим его, разорваться. Знакомая, могущественная оболочка, которую я так долго поддерживал, начала расплываться, терять очертания, превращаясь в бесформенное, тускнеющее облако света.

Затем и оно рассеялось, поглощенное окружающей тьмой, почти сразу восстановившись внутри физического тела.

Юлианна, будто дождавшись этого момента, в тот же миг рассеяла черную сферу. И мир, или то, что от него осталось, увидел то, что скрывалось внутри.

Арахнид. Но не тот грозный, отлаженный боевой организм, что во время Ассамблеи. За последние две недели мутации, подпитываемые нашей вынужденной связью во время бегства, сделали свое черное дело.

Он вырос до чудовищных размеров, почти двадцати метров в длину, но теперь его тело, покрытое бугристыми, пульсирующими наростами и темными, сочащимися язвами, выглядело не мощным, а чудовищно больным.

Хитиновые пластины местами отслаивались, обнажая воспаленную, багровую плоть, некоторые конечности были искривлены и беспомощно подрагивали в воздухе, а из разверстых ран сочилась мутная жидкость, издавая сладковато-гнилостный запах. От него веяло не силой, а медленным, мучительным распадом, агонией живого существа.

Зер Ган, наблюдавший за этой сценой, громко рассмеялся. Его смех был резким, ядовитым и полным неподдельного торжества.

— И это твой спаситель? Твоя «темная лошадка», на которую ты сделала такую безумную ставку? — он презрительно указал пальцем на мое новое, уродливое тело. — Посмотри на него, Юлианна! Вглядись хорошенько! Это — разлагающаяся туша! Его растерзают в первые же дни после вознесения, как падаль! Твоя жертва смехотворна и абсолютно напрасна! Другого шанса прорваться в сферу Истребления Смерти у тебя, возможно, больше не будет! И ты променяла это… на это недоразумение?

Юлианна медленно повернула к нему голову. На ее лице, обрамленном сиянием Аватара, не было ни тени сомнения, ни вспышки гнева. Лишь ледяное, безразличное спокойствие.

— Я всегда метила куда выше, чем просто Истребление Смерти, Зер Ган, — ее голос был тихим, но каждое слово падало, как отточенная сталь. — И мне ни капли не жаль сделать ставку именно на него.

Мысль о существовании чего-то за гранью Проявления Жизни — сферы, о которой Юлианна даже не обмолвилась за все наши лекции — на миг заморозила мое сознание.

Истребление Смерти? Само звучание этих слов казалось абсурдным, вырванным из древнего эпоса. Но пытаться анализировать это сейчас было бы верхом идиотизма.

Потому что в следующий миг с черного, беззвездного неба на меня обрушилась сила. Не поток, не луч — это был падающий океан. Целый мир чистой, нефильтрованной мощи.

Она кардинально отличалась от всего, что я знал. Это была иная субстанция — абсолютная в своей мощи, но при этом невероятно пластичная и послушная. Она не обжигала клетки и не давила на сознание.

Она омыла тело Ананси. Я чувствовал, как под ее прикосновением бугристые, пульсирующие наросты на хитине размягчались и таяли, как воск под пламенем. Темные, сочащиеся язвы светлели, их края стягивались, обнажая новую, здоровую ткань. Отслоившиеся пластины срастались с глухим щелчком, а искривленные конечности выпрямлялись, кости и сухожилия вставали на место с тихим, влажным хрустом.

Чудовищная мутация отступила.

Но почти сразу же, сквозь радость осознания, я осознал глобальную проблему. Энергия лилась на меня столпом — «колодцем» диаметром в триста метров. И она не задерживалась.

Она омывала тело, исцеляла его, но та ее часть, которую я не успевал мгновенно усвоить, пропустить через себя и вплести в каждую клетку, просто утекала. Она проходила мимо, не задерживаясь и не причиняя вреда, но и не принося пользы.

Я был как иссохший путник, пытающийся утолить жажду из ревущего водопада, зачерпывающий жалкие пригоршни, в то время как мимо него с грохотом проносились целые тонны драгоценной влаги.

Инстинктивно я повернул массивную, только что зажившую голову арахнида, сканируя пространство. Мой взгляд скользнул по Розовой Бабочке, а затем притянулся к Аватару Зер Гана.

Его столп, неожиданно, был меньше моего, от силы метров двести. И внутри него он более не был стометровым гигантом. Его пламенеющая форма раздулась, вытянулась, он раскинулся в черной пустоте, сознательно увеличивая площадь контакта, чтобы поглотить, впитать, удержать как можно больше этой животворящей силы.

И в этот момент я поймал взгляд самого Зер Гана. Он все так же парил в центре лба своего исполинского Аватара, как капитан на мостике корабля. Его глаза, холодные и безразличные, встретились с моими.

В них читался гнев и зависть за то, что мое Крещение было больше, но этого было не слишком много. Куда больше было чистого, неразбавленного, ледяного презрения.

Мысль о том, чтобы уступить Зер Гану после того, как Юлианна отдала мне свое место в этом столпе света, была невыносима.

И я знал, как его обойти.