Телохранитель Генсека. Том 6

Глава 4

Я тут же снял трубку и позвонил в ЦК. Капитонов был на месте, и встречу с ним не стал откладывать в долгий ящик. Хотел сразу же направиться на Старую площадь, но меня остановил Марсель:

— Владимир Тимофеевич, тут еще один интересный момент… — Он взял в руки несколько документов. — Мы с Газизом вчера весь день провели в архиве и вот что накопали… Когда Борис Ельцин занимал должность начальника строительного управления, на него подали в суд. Инициатором был управляющий трестом Ситников. Причина — неточности в финансовой отчетности и подозрения в воровстве. Но в суде его оправдали, что стало для всех большой неожиданностью. Обычно за такие «неточности» — с четырьмя нулями после цифры — сажают. Это хищение в особо крупных размерах. Как минимум, десять лет общего режима. И конфискация имущества — в обязательном порядке. Кстати, волчий билет на любую руководящую должность — как следствие. Но что удивительно, Ельцина оправдали, сделав виноватой бухгалтера. Якобы она допустила ошибку в расчетах. Формулировка — просто пальчики оближешь! Цитирую отрывок из приговора… — Марсель кашлянул и четко, выделяя интонацией интересные места, зачитал:

— «В действиях каждого руководителя может или должна быть доля риска. Главное, чтобы эта доля риска была оправданной. В данном случае, в действиях Ельцина риск, как раз, был оправдан. Бориса Николаевича Ельцина полностью оправдать, а все судебные издержки отнести на счет истца. То есть треста». — Марсель загадочно посмотрел на нас.

— Ну не томи, что там дальше, землекоп⁈ — Потребовал Соколов.

— А дальше, когда Борис Ельцин занял должность первого секретаря областного комитета КПСС, он того управляющего трестом стер в порошок. Причем в буквальном смысле. Он его посадил. Фактически за то же самое, что управляющий — Ситников Николай Иванович — инкриминировал Ельцину в его бытность главным инженером. Семь лет строгого режима дали, буквально на пустом месте. И ведь сидит человек.

— Спасибо! Марсель, Газиз, вы мне очень помогли! — поблагодарил ребят и вышел из кабинета.

А Ельцин, оказывается, не так прост. Злобный и мстительный человек. Но — судя по тому, что еще несколько лет назад он прекрасно «откусывался» от обвинений, у него имеется серьезная поддержка. И без КГБ Свердловской области здесь точно не обошлось. Вообще удивительно, в тридцать два года стать начальником домостроительного комбината в Свердловске — это просто стремительный карьерный взлет. Причем на эту должность его назначили сразу после суда. Есть о чем задуматься…

Я стал более четко понимать, с чем мне придется столкнуться. С системой. С тем ее сегментом, где «рука руку моет». Почему-то всплыла в уме поговорка: «Против лома нет приема, если нет другого лома». Что ж, организуем Борису Николаевичу встречный «лом».

На Старую площадь приехал уже с готовым решением.

С Капитоновым столкнулся едва ли не нос к носу — сразу на входе в здание Центрального Комитета.

— Владимир Тимофеевич, дорогой мой, здравствуйте! — радушно поприветствовал меня Иван Васильевич. — Пройдемте в мой кабинет. А мне вот уже передали, что вы мной заинтересовались. Надеюсь, не по своей службе?

Он говорил вроде бы в шутку, но в голове его, пока поднимались на второй этаж по лестнице и шли по длинному коридору, звучал внутренний монолог: «Чего ж он ко мне-то пришел?.. И ведь как поднялся, как поднялся… Никто ведь его за человека не считал… Стоял себе за спиной у Брежнева, как тень. Обычный охранник. А теперь его генералы боятся… Ко мне-то какие претензии могут быть?.. Зачем я нужен?.. Или… тогда что-то сделал не то? До сих пор не могу вспомнить те пару месяцев. И на охоте тогда Медведев очень меня поддержал. Он намекал на что-то. Что я тогда сделал не так?.. И ведь должен ему, не помню, правда, за что. Но точно знаю, что должен»…

— Так чем вызван ваш интерес к моей скромной персоне? — повторил он вопрос, когда мы удобно устроились в креслах возле чайного столика в его кабинете. Секретарша принесла чай и тут же вышла.

— Меня интересует ваш подопечный, — ответил Капитонову прямо, — Борис Николаевич Ельцин.

Иван Васильевич шумно выдохнул, на его кругленьком лице тут же нарисовалось такое облегчение, что я едва заметно усмехнулся. Капитонов стал очень медленно разливать чай по чашкам, старался дать себе время обдумать ответ. Я его не торопил, его мысли были для меня открытой книгой, и слова, по большому счету, не имели значения.

Капитонов думал: «Упавшего толкни, иначе полетишь вслед за ним. Утянет за собой, ох и утянет. Но Боря… кто бы мог подумать? У него же все на зарплате — и КГБ, и МВД, и суды. Мне вот неплохо привозит… Но Медведев если прицепился к кому, так пока глотку не перегрызет — не отвяжется»…

«Интересная у меня репутация в партийных кругах», — подумал я, но вслух сказал совсем другое:

— Иван Васильевич, у меня к вам просьба…

«Ну не претензия, и то хорошо», — тут же пронеслось в мозгу у Капитонова.

— Все, что угодно, Владимир Тимофеевич, все что угодно! — торопливо произнес Капитонов и подумал: «Ельцина, похоже, ожидают большие сложности. И глупец тот, кто встанет на пути у ставленника Брежнева. Я точно не встану».

— Позвоните в Свердловск, предупредите Ельцина, что намечается большая проверка. Про меня можете рассказать. Но о том, что мы с вами сейчас разговариваем — ни слова. Иван Васильевич, я очень надеюсь на вашу помощь. — я встал, пожал Капитонову руку и вышел.

Даже не сомневался, что Капитошка не просто выполнит мою просьбу, но и от себя нагонит столько страхов, что к нашему приезду и Свердловский обком, и Управление КГБ по Свердловской области будут стоять на ушах.

В КГБ, как и в любой другой силовой структуре, есть начальник — председатель Комитета Госбезопасности. Сейчас это место занимает Удилов. Есть его замы, которые курируют определенные направления. И так далее…

Но кроме официальных каналов, есть еще и неформальные. То есть кто-то с кем-то учился, кто-то кому-то зять-сват-брат, кто-то кому-то должен… И эти неформальные каналы куда действеннее, они куда быстрее работают, чем все официальные, вместе взятые. Сарафанное радио, если сказать по простому.

И сейчас, после звонка Капитонова, я в этом просто уверен, поднимут вопрос по моей командировке в Свердловскую область на самом высоком уровне.

Но… я не ожидал, что новость вернется в Москву так быстро. Только приехал на Лубянку, как тут же вызвали к Удилову.

— Владимир Тимофеевич, в который раз поражаюсь вашей интуиции, — вместо приветствия произнес Удилов. Я прошел к длинному столу, сел поближе к председателю Комитета, подумав, что в своем маленьком стерильном кабинете он смотрелся куда органичнее, чем в этом — с унаследованными после Цвигуна коврами и бархатными портьерами.

— У вас есть то, что простые люди называют «чуйка». Слово не очень красивое, — Вадим Николаевич скривился, — но удивительно точное.

— Вам уже доложили о командировке в Свердловск, Вадим Николаевич? — я усмехнулся.

— Доложили. Причем из Свердловска и доложили. Допускаете утечку информации? Позвольте поинтересоваться, с какой целью? — Удилов вопросительно приподнял одну бровь.

— Почему допускаю? — вопросом на вопрос ответил я.

— Потому что у вас, Владимир Тимофеевич, мышь мимо не проскочит без вашего распоряжения. И если в Свердловске знают, что вы к ним едете, то вам это зачем-то надо. Так у меня прямой вопрос: зачем? — и Удилов, выровняв перед собой линию карандашей — видимо, машинально, внимательно посмотрел на меня.

— Вообще-то были сигналы с мест, Цвигун распорядился. Но вы правы, основная причина — Свердловск-19, — я уклонился от вопроса, переключив внимание Удилова на другую тему. Оказалось попал в точку.

— Вот я и говорю — интуиция. Буквально сегодня согласовывали с военными учения на объекте Свердловск-19. Так же пройдут учения на Белоярской АЭС. Цель — проверка системы безопасности и системы оповещения. Завтра утром можете отправиться спецбортом с военными. Но уверен, что ваш интерес к Свердловску-19 возник не на пустом месте.

— Хотелось бы надеяться, что мои подозрения так и останутся подозрениями. — ответил Удилову и, пожав ему руку, вышел.

Мне самому не нравилась ни эта командировка, ни предстоящие учения. Что-то с ними не так. Был просто уверен в этом. Интуиция… Удилов не зря напомнил о ней. Сейчас в душе будто закрутился тугой узел — как тогда, в семьдесят седьмом, перед предотвращенным пожаром в гостинице Россия…

Но — сегодня вечером концерт, а все дела завтра. Стоило только об этом подумать, как в кабинет заглянул Марсель:

— Владимир Тимофеевич, возьмите трубку. Генерал Рябенко по внутреннему…

— Володя, тут небольшая просьба к тебе. Эти негры приезжают, а надеть им нечего. Леонид Ильич беспокоится — замерзнут, все-таки теплолюбивые люди. Им бы одежку какую потеплее привезти в Шереметьево. Уже распорядились, ты просто забери в ГУМе, там заведующая ждет тебя. И встреть негров, до гостиницы проводишь. Им в России номера забронировали. На двадцать третьем этаже, с видом на Красную площадь. Леонид Ильич что-то сильно за них переживает. Даже удивляюсь.

Закончив разговор с Рябенко, позвонил домой. Светлана, услышав новость, затараторила в трубку:

— Володечка, Володечка, Володечка! Я тебя люблю!!!

— Свет, встретимся на входе в концертный зал «Россия». Я буду ждать тебя там, домой заехать не успеваю, — я закончил разговор и тут же позвонил в дежурку. Кобылин был там. Распорядился, чтобы он подготовил машину.

В ГУМе все прошло быстро, заведующая вручила мне большой баул и попросила расписаться накладной.

Когда приехали в Шереметьево, я сразу же оказался в рядах встречающих, возвышался над кокошниками и бантами на целую голову. На автобусе нас подвезли прямо к самолету. Все как положено — хлеб, соль. И я с шубами в руках.

В теплой дубленке и норковой шапке-формовке я смотрелся, скорее всего, дико — среди толпы девушек со слезящимися на ветру глазами, мерзнущими в своих легких сарафанах. Такое чувство, будто я зритель в этом театре абсурда.

Девушки выстроились в живой коридор. В руках расшитые рушники, на них караваи и солонки. Подумалось: куда столько? Одного каравая хватило бы с лихвой. Почему-то сейчас этот ритуал мне показался чем-то сродни ритуалу изгнания злых духов: «Мы вас накормим, напоим, только ради всего святого пойте быстро и улетайте».

Дверь самолета открылась, девушки изобразили на покрасневших лицах улыбки, но их мысли были совсем не радостными: «…наконец-то… руки отваливаются… замерзла — сил нет…»…

Первым появился продюсер — типичный немец, рыжий, с сухим лицом. Он был в куртке-аляске, видимо, уже знакомый с российским климатом. Март — не совсем зима, но для непривычных к морозу людей и этого будет много. За ним вышел солист — чернокожий высокий мужчина в ослепительно белом кашемировом пальто. Порыв ветра распахнул полы, под пальто — белые брюки и тонкая рубашка с кружевным жабо. Солист тут же заскочил назад, в самолет.

Я поднялся по трапу, занес шубы в салон самолета. Дамы стояли в струящихся блестящих нарядах, которые на таком холоде выглядели верхом безумства. Шубы приняли с благодарностью: белая норка, в пол, с капюшонами — они смотрелись невероятно в контрасте с цветом кожи участников группы.

Абсурд достиг кульминации, когда артисты спустились с трапа. Им тут же вручили караваи, украшенные сверху завитушками из теста и ветками рябины.

Я спустился следом за артистами и слегка опешил, увидев Мастерса.

— Оу, личный охранник мистера Брежнева! Господин Медведев, господин Медведев, я иметь к вам целый ряд вопрос-оф!

Я кивнул ребятам в штатском, и Мастерса тут же оттеснили в сторону. Подъехали автомобили. Группа полным составом загрузилась в салоны, причем облегчение испытали как приехавшие артисты, так и девушки из ансамбля народной песни и пляски. Я поехал следом за кортежем, благо, Кобылин подогнал нашу «Волгу» к самолету.

В гостинице «Россия» поднялся на двадцать третий этаж.

— Все в порядке? — спросил у сотрудника в штатском.

— Да, — ответил он. — Охрану обеспечили, люкс проверили, все чисто.

— Будьте осторожны, могут быть провокации, — предупредил его, почему-то вспомнив Мастерса.

Этот ушлый журналюга всегда появляется перед большими неприятностями. Интересно, что привело его в Москву сейчас?

Проверив охрану, успокоился. Кажется, предусмотрели все. Хотя, форс-мажор никто не отменял. Но сотрудники опытные, справятся с любой нестандартной ситуацией.

Я посмотрел на часы — все-таки не успеваю заехать домой, переодеться. Хотя, смысл ехать? Концерт пройдет здесь же, в концертном зале гостиницы.

Спустился на лифте в фойе, вышел к машине.

— Федор, есть желание концерт послушать? — спросил Кобылина.

— Абсолютно никакого. Я вообще не люблю западных исполнителей — натуральный балаган, — сказал Кобылин и подумал: «Лимитед, твою мать!»…

Я внимательно смотрел на старшего лейтенанта. За то время, что он меня возит, не было даже намека на его знание будущего. Не хватало еще одного Вани Полторацкого с его комплексом героя. Совпадение? Скорее всего. Но на всякий случай задал вопрос:

— Федор, вы английский хорошо знаете?

— Как родной, — ответил Кобылин. — Шесть лет в Великобритании работал, при посольстве Советского Союза. В аккурат до встречи с этим козлом — Калугиным. Он наезжал временами, куратор гребаный. Развалил все, чего нам удалось достичь. И на нас же все свои косяки свалил. Когда меня отозвали в СССР, встретились еще раз. Тогда я ему и припечатал от всей души. До сих пор аукается. Боже… какая красавица!.. — и водитель кивнул в сторону тоненькой женщины в синем пальтишке и черных сапогах-чулках на платформе. Она была без головного убора пышные локоны лежали на плечах. В волосах мерцали снежинки.

— Это моя жена, — сказал я и вышел из машины. Восторг Кобылина неприятно царапнул, не думал, что я способен на ревность.

— Светлана, почему без шапки? — сразу увлек ее к входу в концертный зал. На ступенях перед входом уже собралась внушительная толпа. — И обувь надела легкую. Ну не сезон для таких! Есть же нормальные ЦЕБОвские сапоги, зимние, высокие. В этих все равно что босиком.

— Володя, не ворчи! Еще моя бабушка говорила: «Форс мороза не боится!», — ответила Света и рассмеялась. — Не порти вечер своим ворчанием.

Показал удостоверение и мы с супругой прошли в зал. Я не стал заходить в правительственную ложу. Ждали в коридоре, у входа.

Зал на две с лишним тысячи мест был полностью забит. Леонид Ильич с Галиной приехали минут за пять до начала концерта. Отметил, что Галя очень хорошо выглядит. Она постройнела, скинув почти треть своего веса, посвежела. Одета со вкусом, прическа, макияж — все в меру. Впрочем, со вкусом у Гали всегда был полный порядок.

С ними был Миша Солдатов, остальные телохранители остались за дверями ложи. Я подтолкнул Свету вперед.

— Володя… ты что⁈ — она посмотрела на меня круглыми глазами, в которых плескался страх. — Там же сам Брежнев!

— Пошли, — я сжал ее локоток и завел в ложу.

— А, Володя! С супругой? И как такую красавицу зовут? — спросил Брежнев.

— Светлана, — ответил я вместо онемевшей жены. Она не могла справиться с волнением.

«Не мог предупредить, что придется с Леонидом Ильичом знакомиться — я бы не пошла, сослалась на болезнь», — подумала супруга. Я знал, что Света застенчива, но не думал, что настолько. Усадил ее возле Галины Брежневой. И сам устроился рядом.

Наконец, смолкли аплодисменты, которыми приветствовали Генерального секретаря, потух свет, начался концерт.

Сдержанная реакция зрителей несколько шокировала участников группы. Попытки расшевелить зал проваливались одна за другой. Люди сидели с непроницаемыми лицами и вряд ли кто-то объяснил артистам, что вскакивать с мест, кричать, подпевать или, например, танцевать у сцены в Советском Союзе не принято. «Целевая аудитория» группы «Boney M» теснилась на задних рядах, и самые громкие аплодисменты доносились именно оттуда.

Светлана не столько слушала, сколько любовалась шоу.

— Володя, какие у них наряды! Как на Новый год на елке, — прошептала она, склонив голову.

Я улыбнулся, подумав: «Наивная ты моя…» — и приобнял жену за плечи. Она строго глянула и осторожно сняла мою руку.

— Неудобно, — прошептала едва слышно.

— Багама, багама мама… — запели заключительную песню.

— Вот еще бы понимать, что они поют. Я то английский с пятого на десятое знаю, — посетовал Леонид Ильич.

Не знаю, какой бес меня подтолкнул, какой черт дернул, но слова вырвались у меня прежде, чем я успел подумать:

— Багамы, мама — это горы, это пальмы и бананы. Багамы, мама, обезьяны кенгуру, гиппопотамы. Я на Багамах побывала позапрошлый год, веселый там живет народ. Кругом такое — не расскажешь вслух, такое аж захватывает дух…

— Забавная песня, — прокомментировал Леонид Ильич. — Это перевод?

— Нет, я с английским языком тоже не дружу. Так, слышал видимо где-то стишок, на эту музыку бы идеально легло.

— Точно, — улыбнулась Галина и напела:

— … обезьяны, кенгуру, гиппопотамы…

— А все-таки Зыкина лучше поет, — заметил Леонид Ильич, — и песни у нее правильные, душевные. Но негритя-ааа-анки… красивые! Ох, и хорошие негритянки! — и выражение лица у Генсека был в этот момент было таким, что невольно подумалось: «Кажется, я понимаю, почему Виктория Петровна предпочла концерт Зыкиной».

После концерта не ждал никаких сюрпризов, но когда мы вышли со Светой на морозный мартовский воздух, сразу наткнулся на Джона Мастерса, который караулил меня с диктофоном в руках.

— Мистер Медведеф, скажите, с чем связана ваша поездка на Урал?

Я отодвинул его плечом, ничего не ответив, прошел мимо. Усадил Свету в машину сел рядом и захлопнул дверцу у самого носа прилипчивого журналиста. Хорошее настроение улетучилось.

Новости разносятся быстро, но не до такой же степени? Однако я правильно сделал, что попросил Капитонова позвонить в Свердловск. Иначе бы вряд ли выяснил, что у Мастерса есть информатор в Комитете.