Телохранитель Генсека. Том 6

Глава 21

Хочешь что-то спрятать — положи на самое видное место. Это истина, причем в последней инстанции. С момента приезда Соколова из Свердловска мои парни помогали криминалистам, отправляя запросы в централизованную картотеку и к смежникам. А все оказалось настолько просто, что отпечатки, по сути, и не понадобились. Хотя сам бы мог догадаться, учитывая помощь Микояна семье Боннэр.

Фотография «Елены Боннэр» находилась в деле «Волчат», как с легкой руки товарища Сталина называли группу «Четвертый рейх». Фото в анфас и профиль, отпечатки пальцев, полная информация. Лариса Вениаминовна Мясникова. Почти неотличимая от настоящей, похожая на Елену, девушка. Они могли бы быть близнецами. Генетика — вещь непредсказуемая, и порой поражаешься, глядя на совершенно чужих друг другу людей, которые никогда не виделись, не встречались, не слышали друг о друге. Но Господь Бог — самый лучший генетик, в чем я еще раз убедился.

Мясникова была старше всех в группе, и ее «Четвертый рейх» интересовал исключительно с материальной стороны. Неплохо перепадало девушке от сыновей высокопоставленных родителей. Она была немного постарше, и с подростками ее познакомил старший брат Микоянов. Она по очереди побывала «подружкой» каждого из них. Но по делу проходила как свидетель, хотя не избежала наказания. «Наказанием» стало лишение брони и отправка на фронт.

— Итак, следует выяснить все про эту Мясникову, — распорядился я.

— Микоянов опросить? — тут же уточнил Карпов.

— Не стоит, можем спугнуть. Лучше постарайтесь найти родственников. И сделайте запрос в Красногорский архив Министерства обороны. Очень интересно, как эта Мясникова оказалась в Ираке, и кто ее туда «организовал».

— Думаете, Микоян был информирован? — с сомнением спросил Даня.

— Давайте просто все выясним, а предполагать — это не наша работа, — я посмотрел на часы. — Сейчас делайте запросы и по домам. Хотя… В Красногорск лучше все-таки съездить, завтра с утра. Карпов, Даниил, займитесь этим. Марсель, Газиз, на вас наблюдение за псевдо-Боннэр. Чтобы ни одна встреча не прошла мимо ваших глаз. Любые попытки передачи чего-либо должны пресекаться. Соколов, на тебе лично Бережков.

Я посмотрел на Кобылина, который с нехорошей ухмылкой хрустнул пальцами и вздохнул.

— Кобылин — допросы Калугина и Ельцина. И, Федор, работайте аккуратно. А сейчас всем отдыхать, завтра с утра отчеты наружки мне на стол.

Приехав домой, порадовался, что ни Лида со своей заботой, ни умная собачка Ася под ногами не путаются. На цыпочках пошел в спальню и рухнул на кровать. В пять утра затрезвонил будильник, но я спал, вымотанный болезнью, делами, заботами и предыдущим днем, полным неожиданностей.

Когда над ухом раздался жуткий грохот, я сначала вскочил на ноги и только потом продрал глаза. Возле кровати стояла Лида и колотила половником по большому эмалированному тазу.

— Лида, ты совсем сдурела что ли⁈ — спросонья перепугавшись, заорал я. — Что ты тут вытворяешь такое⁈

— Олимпиаде Вольдемаровне привет передаю, — ничуть не испугавшись моего ора, проворчала Лида, — а заодно вас бужу. Вам с работы позвонили, срочно-срочно, а я вас добудиться не могу.

В этот миг громко, хотя куда тише Лидочкиного битья по тазу, раздалась трель дверного звонка.

— О, я ж говорила, наша певица пожаловала! — воскликнула Лидочка.

— Я вам тут кофе сварила, вы пейте, просыпайтесь, а я пошла с соседкой ругаться, — и она, взяв половник наперевес, словно копье, понеслась к двери.

— Ну Липа Валдемовна, да я ж… да вы ж… ну понимаем, что вы с неба спустились, но и вы поймите — у нас служба военная, нам песни если петь, то только строевые, — услышал я из коридора.

— Не пойму, к чему вы это говорите? — послышался растерянный голос оперной дивы.

— А вот к тому, что вам марш бы отсюда, — совсем не стесняясь возраста соседки скомандовала Лидочка и фальшиво запела: «Но ведь надо, ведь надо кому-то и на вахте стоять, и в дозоре»…

У меня от этих звуков зубы свело так, что я просто бегом понесся в ванную их чистить. Пока водил щеткой по зубам, мысленно планировал день. В первую очередь отчеты по Боннэр. Лже-Боннэр, если точнее. Мне было очень интересно, что откопают по этой вот Мясниковой и ее службе в армии. Дальше…

Дальше я додумать не успел Лидочка заколотила в дверь и, распахнув ее, сунула одежду и кружку кофе.

— Вас в Кремль на совещание ждут. К восьми утра. Уже половина, машина внизу стоит, шофер уже иззвонился, — доложила она.

Я одним глотком выпил кофе, оделся и уже через пару минут был в машине. Машину подали из спецгаража, причем за рулем сидел один из водителей Леонида Ильича.

— Вас приказано на Старую площадь доставить, — сообщил водитель.

Я рухнул на заднее сиденье и проворчал:

— Приказано — так доставляй…

На Старой площади собрались те, кто был задействован в расследовании чрезвычайного происшествия на Белоярской АЭС.

Я вошел в кабинет одним из последних, пропустив вперед Удилова. Хотел сесть поближе к дверям, чтобы без помех наблюдать за присутствующими, но с удивлением увидел табличку со своей фамилией рядом с местом Удилова.

На совещании присутствовали только профильные члены Политбюро: министр внутренних дел Цинев, министр обороны Устинов, исполняющий обязанности председателя КГБ Удилов. Еще два человека были скорее легендами, раньше я близко с ними не сталкивался. Это министр энергетики Непорожний Петр Степанович и министр среднего машиностроения Славский Ефим Павлович. Именно они создали по сути всю энергосистему страны. Генеральный прокурор Советского Союза Руденко уже восседал на своем месте. Роман Андреевич почему-то потел, протирая платком лысину.

— Я на Нюрнбергском процессе не волновался, — проворчал он. — Это надо такое сделать — ядерный взрыв в миллионном городе! В столице Урала. Мне в кошмарном сне такое бы не привиделось.

Славский сел напротив него, поправил пиджак. Три звезды героя социалистического труда мелодично звякнули. Он пригладил белый пушок на голове и, глянув на прокурора, сказал:

— Ну, ядерного взрыва, допустим, не было бы, конструкция реактора не та. Но ядерное заражение такое же, как при аварии на комбинате «Маяк», как минимум.

— С учетом розы ветров и направления ветра на момент возможной аварии, — добавил Непорожний, — могло накрыть Тюмень, северные пригороды Свердловска. Пришлось бы отселять как минимум пятьсот тысяч людей только в направлении прогнозируемого радиоактивного следа. И это тоже как минимум.

— А паника? — мне показалось, что Цинев, произнеся это, даже пошевелил ушами. — Вы не учитываете панику, товарищи ученые. Тем более, что наши заокеанские друзья постарались создать соответствующий фон. Я имею ввиду безответственные заявления академика Сахарова. Я до сих пор удивляюсь, Вадим Николаевич, почему вы его не изолировали от общества? И, самое главное, от западных корреспондентов? Ведь совершенно спокойно дает интервью, делает безответственные заявления. А мы с ним цацкаемся!

Леонид Ильич вошел минуты через три после того, как все заняли свои места. За ним семенил Зимянин, наклоняясь к уху Леонида Ильича и что-то шепча.

— Не надо аплодисментов, — махнул рукой Брежнев, когда присутствующие встали и зааплодировали (и я в том числе), — у нас сугубо рабочее совещание. Давайте сразу по существу… Я вижу, вы уже начали обмен мнениями, и мне бы тоже хотелось узнать, почему академик Сахаров не изолирован от общества? Но это позже.

Он уселся во главе стола, Александров-Агентов и генерал Рябенко сели у стены кабинета, впрочем, очень близко к Генсеку.

— Разговор у нас будет не парадный, — продолжил Леонид Ильич. — Мы только что вернулись из поездки в Свердловск… Ну что, город живет, паники нет, комиссия работает. Я думаю, первые выводы комиссии нам доложит товарищ Удилов.

Вадим Николаевич встал, открыл папку и прокашлялся.

— С чего начать, Леонид Ильич? Внутреннее расследование или данные внешней разведки?

— Арестован председатель УКГБ по Свердловской области генерал Корнилов, который санкционировал учения, не согласовав с центральным аппаратом. Результатом его действий едва не стала полномасштабная авария на АЭС. Далее, вчера при попытке дать взятку начальнику управления собственной безопасности был задержан первый секретарь Свердловского обкома Ельцин Борис Николаевич. Сейчас он находится в изоляторе временного задержания и дает признательные показания. С ним работают опытные следователи.

— И во многом признался? — Леонид Ильич нахмурился. — Надеюсь, допросы ведутся в рамках закона?

— С ним работают наши следователи и следователи прокуратуры, так что все нормы соблюдаются. — Удилов пододвинул к себе блокнот и что-то черкнул.

Руденко подал реплику:

— Мы делегировали для работы с Ельциным самых опытных следователей. Кроме того, генеральной прокуратурой возбуждено уголовное дело о даче взятки должностному лицу при выполнении служебных обязанностей.

— Я так понимаю, что по завершению всех расследований мы еще раз соберемся и подведем все итоги. — произнес Леонид Ильич, хмурясь. — А пока какие меры предприняты в отношении по, так сказать, идеологической линии?

Зимянин встал, прокашлялся.

— Анализ публикаций в западной прессе, — начал он, — показывает, что накал обвинений в западной прессе значительно снизился… да практически сошел на нет. Я уже раздал участникам заседания сводку — можете ознакомиться. — за столом зашуршали материалами. — Тем более, фигуры Сахарова и Боннэр, — продолжил Зимянин, — особенно их поведение… то, что было показано по Центральному телевидению, вызвало просто шквал негодования как среди нашего населения, так и в западной прессе.

— Да, молодцы телевизионщики, красиво сняли, — кивнул Брежнев. — Но, продолжайте, Михаил Васильевич.

— Точно так же своевременное информирование населения дало большой положительный эффект. Информация доводится до людей, ничего не скрывается, более того, и тут я хочу посоветоваться с нашими чекистами, — он посмотрел на меня и Удилова и улыбнулся, — хотим подготовить фильм о похождениях мистера Мастерса в нашей стране. Как вы на это посмотрите?

— Давайте немного подождем, — сурово ответил Удилов. — С мистером Мастерсом нам предстоит еще много работы.

— Далее, — продолжил Зимянин, — поступила информация, что под руководством небезызвестного вам всем Збигнева Бжезинского создан некий центр по работе с нашей страной. Причем туда вошли специалисты как из ЦРУ, так и из остального разведывательного сообщества США.

— Нам это известно, — кивнул Удилов. — По нашим каналам поступает аналогичная информация. Я думаю, международный отдел, который вы курируете, товарищ Зимянин, занимается только общеизвестной информации, но никак не занимается работой с теми политическими силами, которые симпатизируют нашей стране.

— У вас немного устаревшая информация, — Зимянин посмотрел на Удилова с какой-то подленькой хитрецой в глазах. — Дело в том, что Пономарев Борис Николаевич сейчас сконцентрировался на научной и преподавательской работе. В Академии наук у него очень большая нагрузка и он написал заявление об уходе с поста заведующего международным отделом ЦК. А новый заведующий, Леонид Митрофанович Замятин, как раз активизировал работу с нашими друзьями за рубежом.

Тут Зимянин помолчал секунду-другую и добавил:

— Конечно, в тесном сотрудничестве с Первым главным управлением КГБ.

Удилов шпильку в свой адрес пропустил и внешне никак не отреагировал. Но я в третий раз за все время знакомства с ним уловил его мысли: «По лезвию ходишь, посмотрим как дальше балансировать будешь». Зимянину я точно не завидовал.

— Хорошо, я вас понял. Только не ссорьтесь, — Леонид Ильич поднял вверх открытую ладонь, останавливая диалог. — У меня вопрос к вам, товарищи Непорожний и Славский. Безопасность. Кто отвечает за безопасность станций? Кто вообще отвечает за станции? А то у меня создалось впечатление, что у семи нянек дитя без глазу.

Непорожний встал, откашлялся, и сообщил не слишком-то внятно:

— Я считал, считаю, и всегда буду считать… и хочу добавить, что наше Министерство отвечает за подачу электроэнергии потребителям и за генерацию на тепло-гидроэлектростанциях. Но это постольку поскольку. Основное для нас — это генерация и чистота и поддержание баланса энергосистемы.

Брежнев вздохнул:

— Опять эта ведомственность… Петр Степанович у нас едва тут Хиросима с Нагасакой в Свердловске не случились. Давайте, вы еще раз с Ефимом Павловичем обсудите все, и на следующее совещание доложите готовые решения.

Цинев во время этого разговора заинтересованно прислушивался, но мысли его шли совершенно в другом направлении: «Ну вот, слава богу, ко мне вопросов нет, вроде как сработал без замечаний. А что там не сработать было? Усиленные патрули в Свердловске и по области — один звонок. И дальше никаких особых эксцессов не зарегистрировано».

— Спасибо, товарищи, я думаю, через неделю мы соберемся еще раз, — произнес Леонид Ильич. — И думаю, наши чекисты дадут нам более полную информацию, особенно по Бжезинскому. И по академику Сахарову решите уже вопрос, — и он строго посмотрел на Удилова.

Когда вышли из кабинета, Вадим Николаевич кивнул мне:

— Вместе поедем, Владимир Тимофеевич, пошептаться нужно.

Я только пожал плечами, не возражая.

Мы вышли, причем каждый из присутствующих на совещании понимал, что Леонид Ильич просто показал, что в курсе ситуации — не более. Никаких выводов, решений, мер на этом совещании не было выработано. Просто Генсек держит руку на пульсе.

За Удиловым я прошел к его «Чайке» и сел рядом, на заднее сиденье. Вадим Николаевич нажал кнопку, поднимая звуконепроницаемую перегородку между салоном и водителем.

— Итак, что у нас по Боннэр? — сразу взял быка за рога Удилов. — Ваши ребята, Владимир Тимофеевич, провели просто фантастическую работу. Хотел бы от вас лично услышать о результатах поподробнее.

— Пока подробностей мало… Результаты самые общие. Боннэр в 1959-м уехала с советской экспедицией в Ирак. Начальником экспедиции она стала с подачи Микояна Анастаса Ивановича. А приехала оттуда уже не Боннэр, а Мясникова Лариса Евгеньевна. Похожая на Боннэр как две капли воды. Но проходила по делу «Четвертого рейха».

— То есть просто подменили девушку, которая пользовалась покровительством Председателя Президиума Верховного Совета — на момент шестьдесят второго года… — задумчиво произнес Удилов. — Сейчас он просто пенсионер союзного значения. И под нашим чутким наблюдением.

— Но связи-то никто не отменял? — заметил я. — И зачем-то он Боннэр сделал главой экспедиции?

— Я вас услышал, Владимир Тимофеевич, — Удилов кивнул. — Я посмотрю, какие у него были контакты, вплоть до телефонных звонков. Но вы не скидывайте со счетов, что он серьезно болен. Но, вопрос не в нем. Что будем делать с Сахаровым?

— А ничего, — как-то даже бесшабашно ответил я.

— В каком смысле, Владимир Тимофеевич? — переспросил Удилов.

— В самом прямом, Вадим Николаевич, в самом, что ни на есть буквальном. Предложите ему покинуть страну. Причем со снятием статуса секретоносителя.

Я умолк, глядя на задумавшегося Удилова.

— То есть, вы хотите сказать, Владимир Тимофеевич, что у вас есть серьезный компромат на псевдо-Боннер? — спросил он.

— Ну, если вам недостаточно того, что она «псевдо», то да, есть. И ее заключение в места не столь отдаленные… Например, в Мордовию, лет этак на десять, привяжут Сахарова как на цепь. Он будет сидеть рядом с женой и носить передачки, — я хмыкнул.

— Слишком цинично, — заметил Удилов.

— Цинично со стороны псевдо-Боннэр использовать Сахарова. А у Сахарова не любовь к ней, а болезненная привязанность. Это сродни наркотической зависимости.

Я посмотрел на Удилова. Он сидел с непроницаемым лицом, которое могло бы дать фору самому Железному Феликсу.

— Вы можете предложить Сахарову любую страну на выбор. Но он все равно останется со своей «хозяйкой».

— Я понимаю, о чем вы, — кивнул Удилов. — Как только появится новая информация и результаты по этой Боннэр-Мясниковой, докладывайте немедленно.

Я кивнул, пока еще не зная, что докладывать Удилову побегу буквально через двадцать минут. После того, как выслушаю отчет моих парней о подвигах лже-Боннэр во время Великой Отечественной войны.