Телохранитель Генсека. Том 6

Глава 24

Вечером не стал ждать конца рабочего дня. Поехал к Леониду Ильичу на Старую площадь. Застал его уже собирающимся домой.

— Володечка, это хорошо, что ты подъехал раньше, по дороге побеседуем, — Брежнев искренне был рад меня видеть. — Отпусти водителя, мои потом тебя домой отвезут. Поедешь вместе с нами. Как в старые добрые времена, да? — он улыбнулся.

— Хорошо, Леонид Ильич, пойду водителю сообщу, — кивнул я.

Спустившись на стоянку, застал Николая спящим. Уснул буквально за те десять минут, что меня не было. Постучал по стеклу раз, другой, не помогло. Открыл дверцу.

— Не спи, замерзнешь! — сказал я негромко, но и этого хватило — Николай вздрогнул, подскочил и, смутившись, начал оправдываться:

— Товарищ полковник, простите, задремал…

— Ладно, расслабься. На сегодня свободен. Езжай домой и выспись. И чтобы никаких свиданий сегодня. Ты завтра должен быть бодр и собран, — я достал из кармана блокнот, написал адрес и, вырвав лист, отдал его Николаю. — Завтра прямо с утра едешь в Серпухов, заберешь мою семью. Будете выезжать из Серпухова, доложи. Я буду ждать твоего звонка. И чтобы не лихачил мне!

— Да что я, мальчишка что ли, не первый год за рулем, — насупился лейтенант Коля.

— Я предупредил, — уже собирался отойти от машины, но остановился. — Моя шестера в гараже?

— Да, Владимир Тимофеевич, — лейтенант Коля порылся в бардачке и, выудив оттуда ключи, передал мне. — Простите, все забываю вернуть, — виновато произнес он.

Сунув ключи в карман, я направился к кортежу Брежнева. Поздоровался с парнями из охраны, но поговорить не успел — показался Леонид Ильич, за которым маячил Михаил Солдатов и еще двое телохранителей — из новых, я их не знал. Генерал Рябенко шел немного впереди.

В Заречье я ехал, как в старые добрые времена, на откидном сиденье рядом с Генсеком. Напротив Рябенко. Солдатов сидел впереди, рядом с водителем.

Пока ехали, Брежнев перебрасывался с Рябенко замечаниями по прошедшему на днях пленуму ЦК КПСС.

— Люди меняются. Впервые спорили на пленуме, — заметил Леонид Ильич. — Раньше как было? Что бы я не предложил, все на ура принимали. И льстили, мол, как вы мудро решили. Порой противно становилось.

— А о чем спорили? — поинтересовался Рябенко. — Я не вникал в разговоры. Старею, что ли?

— Да ладно тебе, Саша, какая нам старость? — Леонид Ильич вздохнул. — Нам с тобой в старости отказано. Как, впрочем, и в пенсии. Не наше это — в огороде возиться и внуков нянчить. Хотя я бы не отказался.

Он замолчал, подумав: «Всему есть предел. И моей жизни тоже»…

Разговор в салоне затих, но мне очень не понравился настрой Леонида Ильича.

— Так о чем спорили-то? — нарушил молчание Рябенко.

— О созыве внеочередной партконференции. Союзные республики тут просто единым фронтом встали, мол не время. Хорошо, Щербицкий с Кунаевым поддержали… — Леонид Ильич отвернулся к окну и какое-то время смотрел на мелькающие за окном деревья. — Но Кунаев потом подошел ко мне, после пленума. Что, говорит, Казахстан будешь упразднять?

— Ничего себе! — воскликнул Рябенко. — С чего он так решил?

— Вот и я удивился.

— А Кунаев что? — Рябенко даже всплеснул руками, как-то совсем не по-генеральски.

— А Кунаев сказал, что ему помощники карту принесли, где вся страна на штаты разделена, как в Америке, примерно. Пятьдесят один штат, — Брежнев нахмурился, брови щеткой встали над глазами. — И вроде бы обоснование под эту карту подведено серьезное. Мол, одна страна — один закон, одно правительство. Без учета национальных особенностей. Не знаю, кто такую провокацию запустил, но что провокация — это точно.

— И что ты Кунаеву ответил? — Александр Яковлевич был сейчас похож на собаку, взявшую след.

Я читал его мысли. «Что-то готовится. Надо усилить меры безопасности. Что-то расслабились мы последнее время. А после таких заявлений точно нужно ждать новых покушений на Генсека», — думал он.

— Я ответил, что Конституцию меньше года назад приняли, и в ней четко прописаны права союзных республик. Рассердился. Напомнил, что было всенародное обсуждение, что все было открыто… — Леонид Ильич вздохнул. — Говорю, перечитай, если забыл. Или это тебе так — для галочки бумажка?

— Это же республики в разнос пойдут, и Кавказ, и Средняя Азия, — задумчиво произнес Рябенко. — А откуда информация, выяснили?

— Удилов этим сейчас занимается, — ответил Брежнев. — И ты бы, Володя, подключился.

— Уже, Леонид Ильич, — кивнул я. — Буквально сегодня с утра озадачил своих. Собирают информацию.

— Скажи водителю, чтобы на обычном месте остановился, пройдусь, — попросил Брежнев.

Когда мы вышли из машины, он махнул рукой, останавливая Солдатова:

— Не надо за спиной маячить. Что случись, Володя по старой памяти поможет.

Дорога блестела, умытая недавним дождем. Вечер был тихим, деревья еще голые, но кое-где на обочине уже появились зеленые пятна травы.

— Весна… — Брежнев шел не спеша, прогулочным шагом. — Еще одна весна. Сколько мне их осталось?

— Что-то вы, Леонид Ильич, сегодня слишком пессимистичны, — заметил я.

— Надоели, Володя, интриги. Ты себе даже не представляешь, как надоели. И ведь я-то не интригую, я всегда прямо все говорю, а вокруг меня столько этой дряни.

Леонид Ильич произнес это без эмоций, просто констатируя факт. Я ничего не стал отвечать. Говорить, что он еще ого-го, и все это весеннее настроение, как это делают почти все в его окружении, было бы и двусмысленно, и двулично. Вместо этого я спросил прямо:

— Задолбало все?

— Грубо сказал, но очень точно. — Леонид Ильич посмотрел на меня долгим, испытывающим взглядом. — Я о чем с тобой хотел поговорить… Скоро на днях будет партийное собрание. Тебя выдвинут депутатом на конференцию. Там уже изберут кандидатом в ЦК. Планируем новый состав ЦК избрать. Но это ты с Костей поговоришь, он тебе подробнее расскажет.

Я не сразу сообразил, что Брежнев говорит о Черненко, до того непривычно было слышать, как секретаря ЦК называют уменьшительным именем.

— Планы у нас на тебя большие, так что без нужды не рискуй, — продолжил Леонид Ильич. — И себе замену уже сейчас готовь. Подыщи человека, который как стекло прозрачен, и чтобы дело свое выше жизни ставил. Как ты вот. И подготовь его к работе начальником УСБ.

— Это сделаю, — ответил я, сразу подумав о Карпове. — А к чему мне готовиться?

— Не так быстро. Узнаешь в свое время.

За разговорами незаметно прошли километр и сад у госдачи.

Леонид Ильич, прежде чем подняться к себе, сказал:

— Что-то устал я сегодня. И надо поужинать, и не хочу. Вы без меня поешьте, пойду лягу, — и он, крепко держась за перила, поднялся по лестнице.

Солдатов шел следом, готовый подхватить Генсека в любой момент. Приступы, случавшиеся довольно часто еще каких-то пару лет назад, не повторялись, но привычка страховать Леонида Ильича в любой момент, осталась.

— А что ты хочешь? Не молодеем, — произнес Рябенко с горечью. — Ужинать будешь?

— Спасибо, Александр Яковлевич, я, пожалуй, откажусь.

Приехав домой, отправил Лиду домой. Сегодня хотелось побыть одному. Аська уже освоилась в доме, и сейчас тащила сшитого из старой шубейки зайца на свою лежанку.

Я не стал ужинать, хотя Лида наготовила, как на роту солдат. Просто выпил чая.

Ночью долго не мог уснуть, обдумывая сложившуюся ситуацию. Уничтожение Советского Союза вменяли в вину как иностранным разведкам, так и доморощенным иудам. Обвиняли тех же Горбачева, Ельцина, всевозможных Чубайсов и Гайдаров и иже с ими, не понимая, что они были пешками на шахматной доске того времени.

В далеком (для меня уже очень далеком) две тысячи двадцать пятом году их имена стали нарицательными и проклятья летели в их адрес от простого народа страшные.

А тот, кто дирижировал процессом, покоился на Новодевичьем кладбище, на центральной аллее возле колумбария. Спокойно лежал под великолепным надгробным камнем с его портретом, высеченным в мраморе. Никаких пышных фраз, никаких эпитафий, просто имя: Вольский Аркадий Иванович. И ни один человек не поминал плохим словом того, на чьей совести миллионы жизней советских людей…

Стратег, какого еще поискать надо. И в то же время гениальный тактик. Он срежиссировал все, до последней мелочи. Причем сам, лично участвовал в событиях, когда стало возможно высунуться из своей «безвестности» без риска оказаться в первых рядах.

У Майкла Горби он был первым советником, разруливал все самые сложные ситуации, на которые у тщеславного говоруна с пятном на лысине не хватало ума.

И тут же готовил ему замену — Бориса Николаевича. Держал марионетку-Ельцина в рамках трезвости до тех пор, пока не вывел РСФСР из состава Советского Союза. При нем Вольский тоже был советником.

Я повернулся, стараясь удобнее улечься, но прекратил попытки после очередного поворота с боку на бок. Встал, прошел на кухню и открыл окно. Свежий весенний ветер остудил лицо.

Пошарил на навесном шкафу. Есть! Пачка сигарет, которую когда-то положил туда и забыл. Закурил. Стоя у окна выпускал дым, рассматривая сизые разводы и вспоминал. Что у нас дальше по Вольскому?..

После провала попытки ГКЧП спасти Союз, Вольский вошел в состав комитета по оперативному управлению народным хозяйством СССР. И тут понеслось…

Именно он убирал «красных директоров» заводов. Причем сделал это настолько тонко, даже виртуозно, что многие и не поняли, что произошло на самом деле.

Созданный им Научно-промышленный союз СССР провозгласил благую цель: «Развитие наукоемких производств» — и это в то время, когда речь шла уже не о развитии, а о спасении воспроизводственного комплекса страны.

Он и «спасал». Раздавал направо и налево патенты. Он находил инвесторов, которые благодаря хитроумным юридическим и финансовым схемам просто банкротили предприятия и передавали «правильным» собственникам.

А его изобретение — «Российский союз промышленников и предпринимателей»? Он просто гениально объединил «красных директоров» с «мальчиками в розовых штанишках» — так называли молодых предпринимателей, которые очень быстро стали олигархами. Надо ли говорить, кто кого «скушал»?

Внезапно захотелось есть… Я открыл холодильник, соорудил себе бутерброд с сыром и поставил на плиту турку. Кофейный аромат поплыл по кухне.

Если бы я раньше вспомнил о Вольском… Если бы!

Вольский был рядом, когда спивался Ельцин и менял при нем премьеров, как перчатки. Перебирал тех, кого называли «киндер-сюрпризами», как того же Вову Рыжкова или Кириенко. Пока не нашел подходящего…

Он дирижировал, упиваясь властью — той настоящей, невидимой, которая не нуждается в декорациях из шума толпы и блеска денег.

Именно он, как фокусник, разыграл карту Виктора Черномырдина, поставив того в сложный момент на управление страной. Когда все могло пойти вразнос, этот шаг оказался решающим, он позволил остаться на плаву обескровленной стране.

Именно Вольский отодвинул Березовского, Гусинского и Ходорковского и «сделал» новых российских миллиардеров…

Откуда-то из-за холодильника раздалось поскуливание. Я отодвинул «Зил» и обнаружил за ним застрявшую со своим плюшевым зайцем Аську.

— Иди сюда, глупая собака, — взял ее на руки, потрепанная игрушка повисла у щенка в зубах.

Уложил собаку на подстилку. Аська подгребла поближе игрушку, уткнулась в нее носом и заснула.

Зашипел кофе, проливаясь на плиту. Отставил турку в сторону, посмотрел на бутерброд. Аппетит вдруг снова пропал. Вернулся в спальню, но сон по-прежнему не шел. Я думал о том, кто реально возомнил себя «серым кардиналом», и чья деятельность стоила жизни многим людям…

Вольский не прятался. Но и на виду он бывал только в случаях больших бед. Таких, как Чернобыль… Учитывая, что едва не случилось с его подачи на Белоярской АЭС, я сейчас просто поражался тому цинизму, с которым он руководил ликвидацией последствий Чернобыльской аварии. Причем не столько помогал, сколько мешал, затягивая принятие важных решений, продвигая бессмысленные и никому не нужные, как, например, призыв из запаса резервистов.

Или Карабах, который полыхнул с его «легкой руки». Там он просто регулировал процесс, чтобы конфликт находился в той стадии, которая была необходима — не перерос в большую войну с непредсказуемыми последствиями и в то же время не затух окончательно.

То же самое было в Чечне. Чеченскую кампанию Вольский фактически подвел к Хасавюртовским соглашениям, а потом отошел в сторону. Фактически всю грязную работу, которую провел он, повесили на генерала Лебедя. Ну — у Лебедя «харизма большая», и не то стерпела…

Ходили слухи, что он надиктовал мемуары, в которых изложил всю подноготную развала Союза. Но думаю, что именно такой книги все-таки не было. Что-то выходило — протокольные речи, заявления, приветствия, несколько поверхностных интервью, в которых все-таки проскальзывала небольшая информация о манипуляциях, не удерживался от похвальбы. Все это было собрано в сборник, который сразу же стал библиографической редкостью. По крайней мере там, в моей прошлой жизни, я не смог ни купить его в бумаге, ни прочесть в интернете.

«Я никогда никому не позволил себя переиграть», — единственное изречение Вольского, попавшее в прессу.

И началось все в семидесятые годы, в кабинете Юрия Владимировича Андропова, и именно с разработки проекта ликвидации построения СССР по национальному признаку. Что, собственно, сейчас Вольский и запустил по различным каналам и о чем сильно переживают руководители республик. Но… почему именно сейчас?..

Конечно, Леонид Ильич не понимает, откуда «растут ноги» у этих слухов…

Вольский. Что ж, посмотрим, как будут развиваться события. Я, в его тщательно выстроенных планах и разработанных стратегиях, своего рода «черный ящик».

В математике понятие черный ящик — это некий объект, который на любое внешнее воздействие реагирует определенным образом. Основная задача — определить алгоритмы его работы. Не удивлюсь, если Вольский начнет «прощупывать» меня, чтобы определить эти «алгоритмы».

И вот здесь, пожалуй, начинается самое интересное. Я уверен, что он считает меня просто удачливым карьеристом, который ухватил удачу за хвост и оказался в нужное время в нужном месте.

Андропов готовился к серьезной власти. Его «остановила» глупая вражда с Щелоковым и месть его супруги за смерть мужа. И Вольский продолжил без него, никому не отчитываясь, ведя уже свою игру.

И уверен, что он не чувствует опасности, поскольку выйти на него нет никакой возможности. Вряд ли Ельцин, Калугин или та же Боннэр знают своего кукловода…

Незаметно для себя я все-таки заснул. Снился почему-то Брежнев, выступавший на броневике вместо Ленина, и Каплан, которая стреляла в Леонида Ильича.

Утром проснулся разбитым, с тяжелой головой и нехорошими предчувствиями. Посмотрел на часы. Восемь. Проспал!

Пулей вылетел из постели, оделся. Едва не наступил на щенка. Покормил умную собачку Асю, залил в себя кружку холодного, сваренного ночью кофе и вылетел на лестничную площадку.

Приехав на Лубянку, вошел в кабинет и взгляд упал на парней, которые передавали из рук в руки конверт.

— Что это у вас? — поинтересовался я, снимая верхнюю одежду.

— Вам почту принесли, и это вот выпало из пачки газет, — Карпов подал мне письмо с московским штемпелем. — Сбросили на Главпочтамте.

Я вскрыл конверт, достал сложенный вчетверо лист бумаги и развернул. На нем вырезанными из журналов буквами, расположенными в веселеньком беспорядке, складывалась надпись: «ПОСЛЕДНЕЕ ПРЕДУПРЕЖДЕНИЕ».

— Кто у нас Конан Дойля обчитался? — поинтересовался Кобылин, заглянув через мое плечо.

— Самому интересно, — я пожал плечами.

Зазвонил телефон. Даня снял трубку и передал мне:

— Это вас, Владимир Тимофеевич. Ваш водитель, Николай…

— Слушаю, Коля? — сказал спокойно, но в груди завязался тугой узел.

— Владимир Тимофеевич, я приехал за вашей семьей, но их не было. Оказывается, что они уже уехали… — с некоторым беспокойством сообщил лейтенант Коля.

— Марка, номер машины? Что запомнили? — быстро начал я задавать вопросы.

— Номер правительственный. Сказали, что из гаража особого назначения прислали — по вашему указанию…